Машин на них все больше, а тротуары, сколько их ни ремонтируют, все равно всегда в ямах, и люки торчат в самых неподходящих местах. Наверное, асфальт крошится от топота множества ног… Она тоже когда-то исходила их все, улица за улицей, переулок за переулком. Конечно, не одна. Иногда они гуляли с Сергулей, но нечасто. Сергуля Москву любил, но терпеть не мог много ходить пешком, и красоты архитектуры его быстро утомляли. Через полчаса он начинал намекать, что самое время найти какой-нибудь укромный уголок, где можно было бы присесть и где их поцелуям не мешали бы укоризненные взгляды прохожих.
Надо сказать, что дело не всегда ограничивалось поцелуями. Лара тихонько хихикнула, вспомнив, как однажды вечером в парке на них набежал милицейский патруль. Она едва успела соскользнуть с колен Сергея и одернуть юбку. Муж – да, точно, они были женаты уже год – неторопливо и уверенно извлек из кармана рубашки паспорт, улыбаясь протянул ментам, те полистали и, откозыряв, отошли. Хорошо, что ему не пришлось вставать: Сергей был в свитере, и никто не заметил, что брюки у него расстегнуты, и, встань он, они просто соскользнули бы… Так что их с Сергеем карта Москвы состояла не только из мест прогулок.
А вот гуляла она много с другим. Звали его Андрей, и он был похож на Блока в молодости: вьющиеся волосы, нервное, худощавое, но несомненно породистое лицо. Это был такой тайный роман, немножко непорядочный, хотя ничего между ни ми не было. Она любила Сергея и хотела за него замуж. Они уже все решили и осенью собирались пожениться. Но обидно было выйти замуж вот так – ведь мама говорила, да и вообще понятно было, что замужняя женщина – она цветов ни от кого не принимает, в кино с другим не пойдет и вообще… А это было так забавно. В конце концов, она всего-то ходила в десятый класс. И Лара точно знала, что Сергей ни о чем не узнает. Не должен узнать. Они созданы друг для друга – это не подлежало сомнению, хотя бы потому, что девушка всегда знала, чего он не потерпит. Сергуля, несмотря на всю кажущуюся мягкость, никогда не согласится делить ее с другим. Ни сейчас, ни потом. А потому ей ужасно хотелось хоть представить себе, как это могло бы быть – с другим. Андрей был студентом мехмата, и было ему уже солидно – сколько же ему тогда было? Да, лет двадцать пять. Познакомились они случайно. Лара шла в гости к знакомой, которая жила не в каком-нибудь нормальном районе типа Строгина или Марьина; нет, девушка обреталась в самом что ни на есть историческом центре нашего славного города. Проклиная все на свете, Лара шла по раздолбанным тротуарам, снег с которых не чистили никогда. Больше всего она боялась оступиться – не так-то просто топать по ледышкам в замшевых сапогах на шпильках. Поэтому девушка смотрела себе под ноги, прозевала нужный переулок и заплутала. Через некоторое время она остановилась, так как перестала понимать, где находится.
Впереди вдруг открылась набережная, а на углу – какой-то невероятный, абсолютно немосковский дом красного кирпича. Лара позабыла, куда шла, и, приоткрыв рот, таращилась на угол дома, который представлял собой совершенно готическую башенку, увенчанную длинным шпилем-шатром. Над ним или, вернее, фоном для него громоздилась еще одна башня – на этот раз основательно четырехугольная. Но и на этом чудеса не кончались. Крыша здания представляла собой нечто совершенно несусветное, словно кто-то, балуясь, сложил лист причудливыми складками и шутки ради увенчал дом многими гранями, соприкасающимися под разными углами. Лара пошла вдоль одной из стен и обнаружила на ней теремок. Самый что ни на есть настоящий теремок – витые столбики, снизу конструкцию подпирают какие-то вполне сказочные чудовища. А потом оказалось, что часть стен расцвечена изразцами. Керамические панно, покрытые городской пылью, больше обещали, чем показывали, но Лара разглядывала их с восторгом и все пыталась представить себе, каково это – жить в таком волшебном доме.
Лара брела, не глядя под ноги и прикидывая, как бы запомнить дорогу, потому что сюда просто необходимо вернуться с фотоаппаратом. Само собой, каблук ее суперсапожек попал в какую-то засаду, когда она влезла в сугроб, и она упала бы, не подхвати ее чьи-то руки. Насмешливый голос над самым ухом произнес:
– Вы не боитесь переломать ноги, девушка?
Он стоял на тротуаре совсем близко. Зеленые глаза смеялись, волнистые волосы трепал ветер.
– Я хочу узнать, как это называется.
– Что это?
– Ну, дом.
– Зачем?
– Интересно.
– Да? – Он удивленно разглядывал любопытную девчонку. Каштановые волосы, смело подстриженные асимметричным каре. Карие с желтыми точками глаза чуть восточного разреза и скулы высоковаты для славянки. Яркий от помады рот… Вульгарно, но она еще мала. А губы хорошего рисунка. Юбка, само собой, выше некуда. С высоты своих двадцати пяти Андрей усмехнулся: молодежь…
– Это так называемый доходный дом Перцовой, построен в начале двадцатого века, – пояснил он снисходительно.
– Ну и чудненько. – Лара попыталась выбраться из сугроба и опять чуть не упала.
Молодой человек ловко обхватил ее за талию и буквально выдернул из снежной ловушки. Поставил на тротуар и, все еще придерживая за талию, спросил:
– А почему такая модно прикинутая девушка интересуется старыми домами?
– Потому что мне нравится! И я вернусь сюда и буду его снимать!
– Вы увлекаетесь фотографией?
– Ну, в общем да. Только я снимаю не все… только то, что мне нравится. Части, понимаете? Чтобы было не как на открытках, а как видишь… Иногда даже получается – так, как чувствуешь! – гордо выпалила Лара, завороженно глядя в зеленые глаза и удивляясь, с чего это ее понесло откровенничать с незнакомым человеком.
– Было бы любопытно взглянуть… Пойдем прямо сейчас?
– Куда?
– За фотоаппаратом! Заодно и покажете, как можно снять то, что чувствуешь.
– Ну уж нет, быстрый какой… Сейчас я иду в гости. А кстати, вы не знаете, где тут Пожарский переулок?
– Идемте, я вас провожу. – Он решительно взял девушку под руку.
Через пару шагов она нахально попросила:
– Расскажите мне еще о нем.
– О ком?
– О доме Перцовой.
– Вы интересуетесь архитектурой?
"Хам какой", – подумала Лара, которой очень не понравилась насмешливость в голосе мужчины.
– А почему, собственно, вас так удивляет, что я могу интересоваться архитектурой и увлекаться фотографией? – резко спросила она. – Или вы судите о количестве и продолжительности извилин по длине юбки?
Он вдруг покраснел, и она поняла, что угадала. Так и начался этот странный роман-дружба. В тот день он рассказал ей о доме-сказке, который вобрал в себя несколько более ранних построек. Майоликовые панно для него создавал художник Малютин по мотивам языческого эпоса. Внутри, по проекту того же художника, стены покрывала резьба по дереву, но что от былого великолепия дошло до наших дней, сказать гид-всезнайка, который представился Андреем, не мог.
Внимание взрослого мужчины льстило десятикласснице. Лара признавала интеллектуальное превосходство Андрея и пользовалась его склонностью к менторству. Он прекрасно знал Москву, и то, что было лишь смутным ощущением привязанности, под влиянием книг и совместных прогулок оформилось у Лары в чувство любви к городу, который она теперь знала довольно хорошо. Андрей приводил ее к себе, в двушку на Кутузовском, доставшуюся ему от бабушки и полную старых вещей. Они готовили что-нибудь незамысловатое, иногда просто чай. Но скатерть была из лионских кружев, а посуда – дореволюционное серебро и фарфор. Андрей с удовольствием играл роль учителя, показывая, как накрывать на стол, рассказывая об искусстве и религии. Он все же заставил Лару показать фотографии и был неприятно поражен зрелостью и страстностью ее работ. Что-то было в этой девочке, которая взирала на него широко открытыми глазами и так жадно слушала его рассказы. Сначала он решил, что она вовсе ребенок, но потом понял, что это не так. Чувственный рот, знающий взгляд и изредка проскакивающий цинизм волновали его больше, чем он хотел себе признаться. Молодой человек только что расстался с женой и к новым серьезным отношением был не готов. А ненастоящий роман с молоденькой студенткой педа (умненькая Лара сказала, что студентка, а не школьница, чтобы не напугать мужика) его забавлял: он водил ее на фильмы Тарковского, читал ей стихи, показывал старую Москву и сам не заметил, как влюбился в это очаровательное большеглазое создание.
Андрей стал сбиваться с тона. Вел себя то как старший брат, то как будто они много лет женаты и страсти уже нет, но осталась нежность. Лара, хоть и была молода и неопытна, женским своим чутьем прекрасно все понимала. Ей было стыдно использовать мужчину, которому она ничего не даст взамен, но что-то мешало прервать этот роман – не роман, эти сложно-странные отношения. "Я должна сказать ему, что у меня есть жених, что я люблю другого", – сто раз повторяла она себе, а сама только смотрела, как все глубже увязает мужчина, как мучается и тревожится, желая ее и боясь напугать вдруг вспыхнувшей страстью. Они встречались почти год и – никто бы не поверил – ни разу не целовались. Но однажды он не выдержал: они собирались на каэспэшный концерт в каком-то подмосковном лесочке и заскочили к нему домой за термосом и еще чем-то. Лара стояла у окна, возбужденная предстоящим приключением, и что-то жизнерадостно лепетала, а потом замолчала, зачарованная видом на Триумфальную арку.
И вдруг он обнял ее сзади. Руки, скользившие по ее плечам, и его явно возбужденная плоть, которую Лара чувствовала, вызвали в ней ответную горячую волну. Что-то напряглось внутри, натянулось. В нарастающем возбуждении она повернулась, позволила себя поцеловать – и вырвалась. Андрей сделал шаг к ней, но совладал с собой и сказал только:
– Прости, я не хотел напугать тебя. Ты не готова, я подожду.
Но дело было не в этом. А в чем? В химии? Что-то было неприятное в этом поцелуе? Она так и не смогла понять, почему вырвалась тогда. Потом, обдумав все хорошенько, решила, что это потому, что любит она Сергея. Андрей – не тот человек, кто мог бы послужить ей для разрядки. Их сближение неминуемо привело бы к новым, глубоким отношениям. А она испугалась. Надо было или рвать отношения, или идти дальше – так продолжаться не могло. Преподаватель мехмата, похожий на молодого Блока, или ее любимый Сергуля. Лара вдруг с беспокойством поняла, что не хочет терять Андрея, что он нужен ей. Но платонические отношения подошли к концу, и она сделала свой выбор. Разрыв этот Лара до сих пор вспоминала с чувством стыда и неловкости. У нее не хватило смелости признаться в том, что она уже ждет ребенка от другого, что через два месяца выходит замуж. Она просто по-детски избегала звонков, не приходила на свидания, поменяла маршрут, которым ездила домой. Однажды Андрей все же поймал ее подле дома.
– Что случилось?
– Ничего. – Пустой взгляд, челюсти мерно двигаются, пережевывая жвачку. Он этого терпеть не мог.
– Ты боишься меня?
– Нет. Но… не приходи больше. И не звони.
Несколько секунд Андрей молча смотрел на нее. Она никогда не видела раньше, чтобы на лице и во взгляде его так менялись выражения. Сначала это было недоумение и растерянность. Их сменили боль и гнев. А потом – презрение. "Должно быть, он решил, что все выдумал про меня, – думала Лара вечером, хлюпая носом и стараясь, чтобы мама не услышала, как она плачет. – Решил, что я лишь кукла, глупая пустышка, не достойная его терпеливого и уважительного отношения". Самое смешное, что она никогда не забывала Андрея. Его, человека, с которым даже ни разу толком не поцеловалась. И иногда ловила себя на том, что хотела бы знать – что он сказал бы об этой книге? Видел ли он этот фильм? И как здорово было бы погулять и поговорить – обо всем. Будь Лара умнее и старше, возможно, она сумела бы сохранить его как друга, но тогда… что говорить…
Вот и Яузские Ворота. Тут ветрено, нужно скорее пересечь открытое пространство и углубиться в тоннель меж домами. Идти легко, улица, словно ручей, бежит с холма вниз, мысли ее тоже текут, словно волна выносит на берег обкатанные стеклышки, – память приносит воспоминания. Для других они – стеклышки, но для нее – это сокровища, блестящие улыбками и слезами ее собственной жизни.
Глава 6
Вот и Лубянка. Господи, что ж так холодно. Или это нервное? Она торопливо пошла к Кузнецкому – там есть несколько милых кафе, где делают чудесный кофе и можно спокойно посидеть и покурить.
Лара перебирала последние годы их с Сергеем совместной жизни. Благополучные, может, чуть скучноватые, когда семейные отношения – это как привычка. "Привычка свыше нам дана, замена счастию она". Но ведь это неправда. Она счастлива с Сергеем. Просто… они так привыкли друг к другу, что им часто даже разговаривать не надо. Они словно сиамские близнецы. Или нет? Так что, может, она что-то проглядела? Лара снова перебирала четки воспоминаний: вот он приходит с работы, день за днем, иногда раньше, иногда позже. Иной раз даже заезжает за ней в школу. Вот он звонит: "Собери мне чемодан, срочно надо лететь, наклевывается большой заказ. Пробью – купим тебе шубу. Вернусь через три дня".
Вот Сергей собирается к родителям на дачу копать картошку. Само собой, ее тоже звали, но Лара за все годы замужества была на даче мужниной родни раз пять, а то и меньше. Кому надо – двести километров в один конец, да еще там вечно куча родственников… Поэтому по давнему соглашению Сергей едет один в пятницу вечером, чтобы в воскресенье к обеду вернуться. Довольная Лара быстренько отправляет Данилу ночевать к бабушке и устраивает девичник с посиделками до утра.
Вот и кофейня. Лара заказывает глинтвейн и чашку эспрессо. Тепло и вкусно. Она выбрала маленький столик у стены – на одного, чтобы никто не подсел. Но то ли нервы напряжены, то ли и правда она спиной ощущает чей-то взгляд. Впрочем, чушь, не спиной, конечно. Мужчина сидит дальше и чуть наискосок за таким же одиноким или эгоистичным столиком. Несколько раз мельком взглянув на него – просто когда осматривалась, – Лара отметила про себя, что мужик интересный: короткий серый плащ, хороший костюм, лицо некрасивое, с резкими чертами, но несомненно привлекательное и мужественное.
Лара чувствует его взгляд и словно смотрит на себя со стороны его глазами – средних лет, с натяжкой можно даже сказать – молодая женщина, светло-каштановые (блондинистый период) волосы, стильная стрижка, минимум косметики, но то, что есть, – к месту. Ухоженные руки с маникюром (что достигалось тоннами крема – надо было просто вбить в себя эту привычку: мыть только в перчатках и после всего – посуда, ковер: не важно – крем, крем, крем).
Должно быть, сосредоточенность придает ей слегка печальный или строгий вид, поэтому он не решается подойти. Если чуть расслабиться или просто открыто взглянуть в его сторону… Нет. Не до того. Хотя, честно говоря, Лара уже все решила.
Вернее, не то чтобы решила, а постепенно обретала внутреннее равновесие. Она не нашла в своих впечатлениях о муже ни одного фальшивого жеста или слова. Ни одного повода для ревности. О, конечно, она ревновала – но больше шуткой, так, супружеское кокетство, которое позволяет мужу понять, что он ценен и любим. Но по-настоящему – нет, эта стерва все выдумала: Сергуля к ней и близко бы не подошел, да еще с таким отвратительным шантажом. Но что сделано, то сделано, и обратного пути нет. В школе она работать не будет. Пока, по крайней мере. И куда теперь деваться? Вот черт, нашла на свою голову проблемы. Но Лара уже улыбалась. Впереди вдруг замаячила неизвестность – словно едешь в отпуск дикарем – некое беспокойство за собственное удобство существует, но все равно настроение праздничное в предвкушении отдыха и приключений. Она расплатилась и вышла на улицу. Куда теперь? В ЦУМ? Или домой? Или к маме съездить?
– Куда вас подвезти?
Лара обернулась. Ага, значит, он все же решил, что стоит попытаться.
Глядя в смешливые карие глаза, она сказала:
– Я замужем и не собираюсь заводить интрижку.
– Ну и чудесно, – легко отозвался мужчина. – Значит, я могу чувствовать себя в полной безопасности.
Лара засмеялась и сказала, что подвезти ее надо к метро "Аэропорт", но ведь это ему вряд ли по дороге, к тому же пробки…
– Я обожаю пробки, – сказал незнакомец, и Лара вдруг поняла, что он старше, чем она решила, – пятьдесят, наверное. Он указал жестом на припаркованную у кафе машину, и Лара обнаружила, что это серебристый "пежо". Сергуля, который всегда был непритязателен, собирался в очередной раз поменять их старые "жигули" на новые, но Ларе ужасно вдруг захотелось иномарку. И последние несколько месяцев она тихонько подводила мужа к этой мысли. И теперь, увидев серебристую ласточку, она неожиданно для себя сказала:
– О! Как раз такую машинку я хочу купить в ближайшее время.
– Прекрасно! – отозвался мужчина, распахивая перед ней дверцу. – Садитесь, и поедем. А вдруг она покажется вам на ходу хуже, чем снаружи? Машину обязательно надо попробовать на ходу.
И Лара села в машину.
Геннадий Петрович оказался милейшим человеком. Именно благодаря ему она теперь дипломированный юрист. Но до диплома было много интересного. Лара явилась домой возбужденная, кинула на стол копченую курицу и объявила:
– Это ужин. После ужина – семейный совет. На первую часть допускается только муж, на вторую – все желающие члены семьи.
– Если члены – это обо мне, то ты мне льстишь… – пробормотал сын.
– Данила! – негодующе рявкнул отец.
– Извини… А нельзя наоборот: на первую – все, а вторую вы можете провести в интимной обстановке, а то меня Лешка ждет к восьми?
– Хорошо. – Лара подумала, что сначала просто скажет, что уволилась, а причины объяснит мужу позже.
Конечно, она не утерпела до конца ужина. Вернее, разговор начал Данила. Поковыряв курицу, он исподлобья взглянул на мать и спросил:
– Мам, а за что ты ее?
– Кого? – Лара, которая до сих пор помнила, с каким трудом худела после родов, ела морскую капусту. Капуста попалась с песочком, черт бы ее побрал.
– Эту новенькую тетку. За что ты ее побила?
Рука Сергея дрогнула, и бутылка пива стукнула о стол.
– Не понял.
Он переводил взгляд с сына на жену.
– Не била я ее! – резко ответила Лара.
– А ребята говорят…
– Ребята, ребята. Сплетники твои ребята. Я… дала ей пощечину. Одну. И все.
– Может, мне кто-нибудь объяснит, о чем, собственно, речь? – Лара видела, что Сергей взволнован: у него напряглись челюсти, и лицо сразу стало замкнуто-непроницаемым.
– Суть конфликта я объясню тебе позже… Но произошло вот что. Я отвесила пощечину… одной тетке-учительнице. И подала заявление об увольнении.
– Но как же ты… Ведь ты столько лет там проработала!
– Переживу! Раз так получилось, что ж теперь… – Плечи Лары на мгновение поникли, но она тут же воспрянула духом. – А потом я в кафе познакомилась с таким классным мужиком, он декан юридического факультета, и у них есть такой курс – второе высшее образование называется. Я бы хотела… Я подумала, что это было бы здорово – поучиться немного, получить новую специальность… – Внезапно Лара почувствовала себя ужасно глупой и несчастной. Дура! "Поучиться". Тоже мне девочка. И опять почва словно уходит из-под ног – там, в школе, она мастер, а все сначала начинать – страшновато… Слезы полились сами, как ни странно, первые за сегодняшний день.
– Ну, мам, ты чего… – Данила растерянно смотрел на мать. А Лара уже рыдала, уткнувшись лицом в ладони.