- Конечно, ваше величество, - ответила изумленная Розамунда. Предназначенное ей правилами место было в конце процессии - вместе с другими камеристками, но не могла же она возразить королеве. Она встала рядом с королевой, и они прошествовали из спальни через гостевой зал.
- Ты танцевала с этим неизвестным лордом Мисрулом прошлым вечером, не так ли?!
- Да, ваше величество. - Утром Розамунду подняли рано, чтобы об этом же мог ее спросить лорд Бергли. Добавить ей было нечего, и она боялась, как бы они не подумали, что она знает больше.
- Как полагаешь, кто он?!
- Не знаю, ваше величество. - То же она ответила лорду Бергли. Единственный ответ, который у нее имелся. - Он был в маске, а я при дворе недавно, мне трудно определить кого-то по тому, как он кривляется.
- Возможно, он и не придворный вовсе, - вздохнула королева. - Если увидишь что-нибудь еще, скажи мне сразу же.
- Непременно, ваше величество.
- Кстати, я уверена, ты знаешь вновь прибывшую ко двору миссис Сесилию Саттон.
- Ее семья живет недалеко от моей, ваше величество. Я ее знаю. Но немного.
- Она подала нам прошение, одно из дюжины, которым надо уделить внимание в эти праздники. Быть может, ты поговоришь с ней об этом и расскажешь мне о ее намерениях.
- Непременно, если ваше величество желает. - Она понятия не имела, какое прошение могла подать королеве Сесилия. Но если она поможет королеве, возможно, та в свою очередь поможет ей и Ричарду. Если этого она еще хочет…
У Розамунды не выходило из головы, как она минувшей ночью целовалась с Энтоном Густавсеном. Не только целовалась, а обвилась голыми ногами вокруг его бедер, чувствовала его губы на своей груди, чувствовала безрассудную готовность на все. Она хотела Энтона, хотела безумно, без всяких условий. Хотела его и сейчас.
Она не спала всю ночь, только притворялась, вслушиваясь в шепот других фрейлин. Но думать не могла ни о чем, только о нем, его поцелуях, его руках, ласкающих ее обнаженное тело. Думала обо всем, что она хотела, чтобы он сделал с нею, - об озорном, стыдном, восхитительном, о чем раньше она даже мечтать, не смела. От Ричарда она этого не хотела, что ее и тревожило. Она прибыла сюда, чтобы служить королеве, чтобы оправдаться перед своей семьей, а не для того, чтобы запутаться в больших неприятностях. Нет, она должна быть очень и очень осторожной. Щеки ее опять раскраснелись, и она проклинала свою бледную кожу. Она была самая настоящая изменница. Конечно, очень нехорошо так страстно думать о темноволосом шведе, о том, кого она только что встретила, если она поклялась перебороть своих родителей относительно Ричарда. Может, это романтические интриги двора настроили так ее мысли и чувства, повернули ее против самой себя, отвратили от планов на будущее с Ричардом. Конечно же, они! Надо поговорить с Сесилией, послушать, что нового дома.
Розамунда вошла в церковь, села на лавку за высокой спинкой королевского стула вместе с другими фрейлинами. Даже в церкви все шептались, обмениваясь слухами. Но при появлении королевы смолкли. Розамунда сложила руки на молитвеннике, лежащем на коленях, и сосредоточилась на росписи высоко над алтарем в восточной части собора. Но серый день приглушил кровавые и голубые сцены Распятия и Воскресения и не способствовал погружению в себя и отвлечению от земного. К тому же в шее и затылке закололо, будто кто-то пристально смотрел на нее. Она потерла шею, исподтишка посматривая через плечо: со своего места на галерее ей улыбался Энтон. Розамунда чуть не улыбнулась в ответ, но тут же твердо сжала губы и вернулась к своему молитвеннику. Она была так занята своими чувствами и мыслями об их поцелуях, о том, что это значит, что ей захотелось знать, что думает он. Был ли он так же взволнован тем, что произошло между ними? Или для него это - приятное времяпрепровождение, одно из многих? Она вспомнила всех леди, которые волочились за Энтоном, и испугалась, что превращается в одну из них.
Была еще причина держаться от него как можно дальше. Если бы она могла! Она снова стрельнула глазами на галерею, он все так же не спускал с нее глаз. Его черная бровь изогнулась дугой, как бы вопросительно. Но у нее не было ответа ни для него, ни для себя. Она снова повернулась и посмотрела на мистера Бакинриджа, одного из королевских священников, который сейчас взошел на кафедру.
- В этот благословенный день Рождества, - начал тот, - мы всегда должны размышлять о щедрых дарах Господних на грядущий год…
Дюжина сильных мужчин внесли в Грейтхолл рождественское полено для сочельника. Энтон с лордом Лэнгли нашли-таки подходящее, как подумала Розамунда, аплодируя им вместе с другими. Длинная и толстая, как потолочная балка, дубовая колода была украшена ветками и гирляндами, привязанными лентами. Ее положат в большой камин, где она будет гореть весь праздник до Двенадцатой ночи.
Розамунда смеялась, наблюдая, как колоду, показывая, проносят по всему залу. Она вспомнила Рождество в их замке: отец со своими людьми уходили, чтобы вернуться гордыми и принести самое большое, самое толстое рождественское полено из их леса. Мать, смеясь, протестовала, потому что оно было таким огромным, что даже не проходило через дверь, а все домашние пели, как светятся еще угольки от прошлогоднего Рождества.
Розамунду вдруг охватила холодная волна тоски по дому, печаль оттого, что она не, в своей семье, чтобы вместе радоваться празднику. Она почувствовала себя совсем одинокой посреди шумной толпы, плывущей по воле волн. Розамунда отошла ото всех, пока они возились с колодой, и потихоньку выскользнула в дверь, в коридор, где было чуть спокойнее. Здесь не было никого, кто мог бы видеть, как она побежала в ту галерею, которая выходит на реку. И никто не видел слез в ее глазах. Она их смахивала, торопясь по узкой лестнице. Глупо было плакать, чувствовать отсутствие того, чего в действительности не было. Когда-то ей казалось, что родители искренне заботятся о ней и ее счастье. Она завидовала их долгой совместной жизни, их довольству домом и представляла, что у нее будет так же. Нет, с Ричардом так же не будет.
Она остановилась у высокого окна, легла на узкий подоконник и посмотрела на реку. В галерее в этот день никого не было, все собрались в Грейтхолле. Длинная узкая галерея тянулась вдоль Темзы, и из нее открывался прекрасный вид на реку, на лодки и баржи, которые постоянно проплывали мимо. Но сейчас большая река замерзла, превратившись в серебряно-голубое полотно, искрящееся под слабым зимним солнцем. Посередине оставался только узенький ручеек с ледяной шугой. Но скоро и он замерзнет достаточно крепко, чтобы можно было ходить или ехать на коне, и, конечно же, достаточно крепко, чтобы кататься на коньках. Розамунде хотелось знать, на что это похоже, когда скользишь, будто по стеклу, вращаешься в холодном воздухе, а руки крепко держатся за руки Энтона. Она знала, что силы в его худощавом гибком теле достаточно, чтобы везти ее по льду. Он знает лед, но сможет ли он удержать ее от падений?
- Розамунда? - услышала она его голос, будто он вышел из ее видений. - Что-то случилось?! - тревожно спросил он.
Она обернулась и увидела его в конце галереи. Он был в прекрасном черном бархате с голубым отблеском, отороченном оловянно-серым атласом, на фоне которого выделялись его черные кудри.
- Нет. В зале очень жарко, и мне захотелось подышать свежим воздухом.
- Разумно. - Он медленно подошел к ней ближе. Его движения, сильные, грациозные, как у кота, напомнили ей о ее ледяных грезах. - Нам надо набраться дыхания для танцев.
Розамунда рассмеялась:
- Вам оно понадобится. Вольта потребует сил… Он улыбнулся, тоже облокотился на подоконник рядом с нею.
- Думаете, я не пригоден для него?
Она глубоко и прерывисто вздохнула, вспомнив силу его рук, когда он взял ее за талию и поднял так, что она смогла обвить ногами его бедра.
- Думаю, что у вас есть прекрасный шанс преуспеть.
- Только шанс? Невысоко вы оцениваете мою сноровку.
"Напротив, - подумала Розамунда, - сноровка-то как раз большого калибра!"
- Уверена, что к Двенадцатой ночи вы будете танцевать. Но когда мы сможем покататься на Темзе?
Он выглянул из окна, его черные глаза сузились, когда он внимательно посмотрел на реку:
- Скоро, думаю. Но я не хотел бы торопиться, чтобы не подвергаться опасности. Нельзя, потому что вы раньше не катались.
Слишком торопиться. Розамунда вспомнила, что говорил ей отец о Ричарде. Ты плохо его знаешь, чтобы понять свои собственные намерения. Он тебе не подходит, и он не единственный для тебя.
В глубине души она чувствовала, что Энтон не как Ричард, не поверхностный. Он как река подо льдом, у которой все течения скрыты, но сулят избавление и удивительную красоту, какой она еще не видела. Это-то и делало его очень опасным.
- Вы выглядите грустной, Розамунда, - произнес Энтон, возвращая свой пристальный взгляд на нее. - Нездоровится?
Она покачала головой:
- Нет, я не больна. Просто подумала о моей семье, о доме. На Рождество там весело.
- У вас первое Рождество вдали от них?
- Нет. Когда я была совсем маленькой, мои родители уезжали ко двору. Мой отец служил отцу королевы и ее брату. Но последние несколько лет мы всегда были вместе. Мой папа очень гордился своей рождественской колодой, а мама просила помочь ей украсить венками и гирляндами весь дом. - Розамунда замолчала, вновь охваченная тоской по дому. - Но этой ночью меня там не будет.
Энтон придвинулся к ней, коснувшись плечом ее плеча. Розамунда зажмурилась, боясь увидеть в его глазах понимание, сочувствие.
- Тяжело чувствовать себя оторванной от дома, где бы ни был ваш дом.
- Да, - согласилась она, - но, боюсь, ваш дом намного дальше, чем мой. Вы можете посчитать меня смешной, что я скучаю по дому, когда живу здесь, при дворе, окруженная своими соотечественниками и праздностью.
- А я по Швеции не тоскую. Если бы у меня была такая же семья, как у вас, тогда бы я по ней скучал.
- По такой семье, как у меня?!
- Ясно, что вы их любите, и они любят вас. Мне всегда хотелось узнать, как себя чувствуешь в таком доме, в месте, которому ты принадлежишь душой, а не просто имеешь в собственности; в таком месте, где есть любимые традиции, общие надежды, уютные дни. - Он улыбнулся ей.
Розамунда с изумлением посмотрела на него. Он так точно описал ее собственные тайные надежды, мечты, которые, как она чувствовала, неосуществимы в таком неопределенном мире, как их.
- Все это звучит на самом деле замечательно. Но думаю, это несбыточная мечта!
- Вот как? А я думал, что ваша Англия - земля мечты… и такая семья, как ваша.
- А как же ваша семья? Он сжал губы:
- Моя семья умерла. Но моя мама… она оставила мне рассказы о своей родине, о, как вы сказали, несбыточных мечтах.
Розамунду вдруг охватило любопытство. А какая у него была семья, какой дом, какое прошлое?! Откуда он взялся? И еще, какие у него мечты? Ей захотелось узнать о нем больше, все узнать.
- Какие истории рассказывала вам мама?
Но момент напряженной откровенности прошел, исчез, как исчезают редкие хлопья снега, упав на землю. Он беззаботно улыбнулся ей.
- Слишком много, чтобы об этом говорить сейчас, - сказал он. - Или у нас не по горло дел, когда я должен на Двенадцатую ночь танцевать вольта?
Розамунда почувствовала, что сейчас он больше не приоткроет своей души и лучше ей своей тоже не открывать.
- Правильно. Давайте начнем наш урок.
- Как прикажете, миледи. Я весь в вашей власти.
Розамунда засмеялась. Она сомневалась, что над ним может кто-то властвовать, несмотря на то, что здесь он находится по заданию своего короля. Но в течение часа она будет ему подыгрывать. Она взяла его за руку и повела на середину галереи. Как только его пальцы сомкнулись на ее пальчиках, ей пришлось твердо напомнить себе, что они здесь, чтобы учиться танцевать, - выиграть или пусть проиграть пари. А не для того, чтобы прятаться за портьерой и целоваться. Не для того, чтобы все глубже и глубже погружаться в блаженную забывчивость страсти; не для того, чтобы наплевать на весь двор, королеву, долг перед семьей, осторожное балансирование в этой жизни на Уайтхолле. Она хотела его, но это было невозможно. Ни здесь, ни сейчас…
- Так, - строго сказала она больше себе, чем ему, - начнем с основного - гальярды. Представьте себе такой музыкальный такт: раз-два, раз-два-три. Левой, правой и прыжок. Приземляетесь на одну ногу, держа другую перед собой. Вот так.
Она показала, и он повторил, закончив движение энергичным прыжком.
- Очень хорошо, - засмеялась Розамунда. - Вы уверены, что не умеете танцевать?!
- Уверен! Просто вы - прекрасный учитель, леди Розамунда.
- Сейчас мы приступаем к сложным па. За два музыкальных такта принимаем основную позицию, - Розамунда глубоко вздохнула, стараясь сосредоточиться на следующих шагах.
Ее родители считали вольта дурным итальянским танцем и разрешили разучивать его, лишь, когда мистер Джеффри настоял, объяснив, что при дворе он необходим, поскольку любимый танец королевы! Но мистер Джеффри был старым чопорным и придирчивым, склонным к нелепому раздражению, когда она разочаровывала его своей медлительностью. Она чувствовала, что танец вольта с Энтоном - совсем другое дело.
- Теперь отпустите мою руку и смотрите на меня вот так, - сказала она, стараясь быть строже.
- И что мне теперь делать?! - спросил он, улыбаясь ей с высоты своего роста, потому что они стояли близко-близко.
Розамунда напряженно сглотнула:
- Вы? Вы кладете одну руку мне на талию, вот так. - Она взяла его руку и уложила на изгиб своего жесткого атласного корсажа. - А другая рука идет мне за спину, повыше…
- Повыше чего?
- Сюда. - Она положила его руку над своими ягодицами, и все ее тело сразу напряглось и казалось таким хрупким, что сразу же сломается, как только он подастся к ней, и они двинутся.
- А вы что делаете?
Что, что? Стою и смотрю, как дура! Розамунда не могла вспомнить, что она должна делать.
- Я кладу руку вам на плечо. Теперь вы смотрите на меня, а я смотрю в сторону. На первом шаге мы поворачиваемся, начинаем одновременно и с одной ноги. Раз-два…
Но Энтон шагнул раньше; его нога запуталась в ее юбке, и она потеряла равновесие, чуть не упав па пол.
- О! - Розамунда схватилась за его плечо.
Он со своим чувством равновесия, натренированным на льду, стоял твердо, поэтому быстро поймал ее и выровнял, прежде чем она свалила бы обоих на пол.
- Видите? Потому я и не танцую, - хрипло пробормотал он, не отрывая глаз от ее полуоткрытых губ. Он держал ее над собой и совсем не торопился ставить на пол. - Все время получаются вот такие казусы.
Розамунда покачала головой:
- Быстро сдаетесь, мистер Густавсен.
- Я? Я никогда не сдаюсь. Никогда, если это для меня важно!
- Тогда начнем сначала, - прошептала она пересохшим ртом.
Он кивнул, медленно поставил ее на пол, и они снова приняли позу.
- После этого шага, который мы делаем вместе, на следующем шаге мы прыжком поворачиваемся и становимся на другую ногу. Поняли?
Они и шаги сделали, и прыгнули без происшествий. Энтон заулыбался:
- Похоже, танцы и впрямь не такое уж сложное дело.
- Не будьте таким самоуверенным, мистер Густавсен, - предостерегла она, - сейчас начинается самое трудное.
- Я готов, мадам репетитор.
- На второй такт после прыжка идет длинным шаг прямо над полом, а я приседаю, чтобы подпрыгнуть.
- А я что должен делать?
- А вы поднимаете меня, когда я подпрыгну. Вдруг он крепко взял ее за талию и взметнул в воздух, как перышко. Розамунда засмеялась от удивления:
- Да, так, так! А теперь поворот.
Он закружил ее под их общий легкомысленный хохот. Окна галереи завертелись перед нею.
- Не так быстро, - крикнула она, - мы же сшибем всех других танцующих.
Он медленно поставил ее на пол, крепко прижимая к себе.
- А как же надо кружиться, как положено?
- Надо делать три четверти оборота на каждый такт. Когда толпа крикнет "вольта", мы все повторяем и принимаем исходное па.
- Это не так весело, - хохотал Энтон, снова закружив ее в воздухе, - наш вариант много лучше.
Розамунда беспомощно смеялась, пока у нее не заболели бока, а из глаз не потекли слезы. Она не помнила, чтобы когда-нибудь так смеялась или чувствовала себя так, как с Энтоном Густавсеном, такой беспечной.
- Да, наш вариант веселее, - крикнула она, - но я не думаю, что с ним мы выиграем пари.
Он замедлился, поставил ее на ноги, но галерея все еще кружилась вокруг нее. Она вцепилась в его плечи, чувствуя, что от смеха больно в груди и трудно дышать. Несомненно, точно так чувствовали себя те, другие фрейлины, которые из-за своих любовных дел впали, в немилость у королевы и их жизнь оказалась разрушенной. Это же так заразительно и так волнующе!
- Почему же такое ощущение, что мы уже выиграли пари, - прошептал он ей в волосы.
Розамунда изумленно взглянула на него, напуганная его словами. Он и сам испугался: на какое-то мгновение с него как бы слетела придворная маска, и она увидела в его глазах удивление и нескрываемое желание под стать ее собственному, а потом короткую вспышку одиночества, приглушенную их общим смехом. И тут же все исчезло, защитное забрало снова опустилось на его лицо, он отступил от нее и коротко поклонился.
Они вновь разъединились, будто замороженная Темза пролегла между ними или что-то холоднее после яркого солнца их общего хохота.
- Простите меня, леди Розамунда, - холодновато, произнес он, отчего его акцент прозвучал сильнее. - У меня неотложная встреча, а я о ней забыл. Возможно, мы продолжим урок завтра.
- После королевской охоты, - кивнула Розамунда.
Он поклонился и ушел, оставив ее одну посреди пустой галереи. Розамунда не знала, что делать: вокруг воцарилась тишина, и воздух сразу похолодел.
Все перевернулось с тех пор, как она прибыла ко двору. Она сама себя не узнавала и не знала, как сделать так, чтобы все было по-старому. Казалось, она заразилась духом флирта и романов, пропитавшим воздух Уайтхолла, - опасностью и любовными страстями, замешанными в одном отравляющем напитке.
Розамунда вышла из галереи и направилась вниз по лестнице к большому залу. Ей нужно было общество людей, чтобы как-то отвлечься. Но и в наполненном людьми зале, где в огромном камине уже дымила рождественская колода, она не нашла отдохновения от своих тревожных мыслей: у камина стоял Энтон, и он был не один! Петиция Девере, графиня Эссекс, стояла рядом с ним; они склонили головы друг к другу, тихо беседуя: ее рука покоилась у него на рукаве. Темно-рыжие волосы придворной красавицы, украшенные прекрасным жемчугом, отсвечивали огнем камина.
"А-а, вот какая у него неотложная встреча!" - подумала Розамунда, чувствуя, как в горле нарастает горький удушливый горячий ком небывалого раздражения. Она вдруг страстно захотела быть королевой, чтобы запустить своей туфлей в его голову, слишком красивую, приводящую в неистовство! Она из-за него страдает, а ему всего-то надо были увидеться с одной из своих любовниц!
Сначала Ричард исчез, не написал ей ничего, а теперь этот…
- У-у, будь они прокляты! - пробормотала она.