Проклятье, в мире очень немного существ, которых я… ну не то чтобы боюсь, а, скажем, по-настоящему опасаюсь. И князь Церы занимает одно из лидирующих мест в этом коротком списке.
– Я помню тебя, – сказал он. – Ты – фаворит Исы. И ты изуродовал ее брата на дуэли чести двенадцать лет назад. Ты работаешь через пассы.
С этими словами он избавил меня от кляпа.
– Ну, прямо так уж и "изуродовал", – тут же возразил я. – Просто немножко попортил красавчику личико. И я не фаворит. Не имею отношения ко двору княгини.
Неплохая попытка, если он хотел меня оскорбить. Быть известным в обществе исключительно тем, что делишь постель с женщиной, пусть даже княгиней, – унизительно. Тем более что мы расстались с Исой. Как раз двенадцать лет назад. И моя дуэль со Стормуром сыграла в этом не последнюю роль.
Князь молчал, вглядываясь в мое лицо своими круглыми, как у совы, глазами. Неприятный тип. Никогда он мне не нравился.
– Кстати, спасибо, что избавили от кляпа. Не могли бы вы теперь сделать что-то подобное в отношении веревок? Еще немного, и мои руки даже отрубать не потребуется – сами отвалятся. Как-то иначе представлял себе легендарное разеннское гостеприимство.
Он все так же молчал, а я подумал, что слишком много болтаю потому, что нервничаю. Плохо. Ясное дело: ситуация, когда сидишь беспомощнее слепого котенка, нервирует, но это не повод молоть языком. Стоит мне начать развязно шутить в своей любимой манере, все закончится скверно.
Одну грандиозную глупость я уже успел сделать. Признался, что не связан с Северным двором фэйри, и тем самым разом вывел себя из-под предполагаемой протекции княгини. Теперь у князя Церы нет даже такого эфемерного соображения "против", если он возжелает оказать маленькую услугу Стормуру и отправить ему врага, перевязанного подарочной ленточкой.
Что мне устроит братец Исы в этом случае, лучше не думать.
Но я не жалел. Прятаться за женской юбкой – позорно. А прятаться за юбкой Исы еще и глупо. Мы с Севрусом оба отлично знали, что княгиня не пойдет на жертвы ради любовника.
Она – из тех, кто берет, а не дает.
– Гостеприимство не для вора, – резко ответил князь.
– Предпочитаю термин "кладоискатель", – ответил я, мгновенно оценивая новую информацию. Был только один человек, который мог доложить князю о моих изысканиях в гробнице. Точнее, не человек…
– Рад, что Рэндольф пришел в себя. Я по-настоящему волновался за этого парня. Надеюсь, он не опустил никаких значимых подробностей в своем рассказе? Скажем, про нашу договоренность. Я честно выполнил свою часть сделки.
Отличная новость. И не только потому, что я переживал за жертву моих экспериментов с рунистикой. Честный рассказ фэйри о событиях в гробнице разом превращал меня из подозрительного типа едва ли не в героя.
– Цера – мой домен. И все, что в нем хранится, принадлежит мне. Таков Закон.
Я кивнул с самым непринужденным видом. Словно мы вели светскую беседу на званом вечере:
– Не спорю.
– Мой клинок обещал тебе то, что ему не принадлежало.
– Да, некрасиво получилась. Но услуга уже оказана, и за нее была обещана оплата. Что говорит Закон о подобных прецедентах?
Он не ответил, из чего я сделал вид, что ситуацию можно трактовать как минимум двояко.
– В любом случае я не заслужил столь… – я выразительно дернул плечами, – теплого приема. Мои действия не принесли вреда ни домену, ни его обитателям. Напротив, избавили вас от большой проблемы. Так что давайте я пообещаю не распускать руки, а вы за это меня развяжете. Честное слово, буду паинькой.
Он хмурился. Я чувствовал: наша неприязнь взаимна. Не будь Севрус таким законником, в ход могло бы пойти раскаленное железо и клещи.
– Ты пришел, чтобы обокрасть меня.
– Ммм… признаю, так и есть. Но я этого не сделал. Напомните, ваше высочество, что там в параграфе о намерениях?
Эти разделы свода законов я и так помнил отлично. Намерение ничего не стоит. Важны только дела.
– Ты сломал мой клинок, – наконец выдал он. И я понял: это – главное обвинение в мой адрес.
– Вы про Рэндольфа? Насколько я понял, его удалось починить.
Севрус прошелся вдоль камеры. Что-то в его движениях выдавало скрытую нервозность. От необходимости постоянно выворачивать голову и скашивать глаза, чтобы удержать князя в поле зрения, у меня начала болеть шея.
– Как ты это сделал?
– Сделал что? Убрал колесо Хаоса? Ловкость рук, немного крови и магии.
Он прихватил стоявший в углу стул и опустился рядом. Снова посверлил меня тяжелым взглядом. Я надеялся, что по моему лицу не видно, насколько мне неуютно от его близкого присутствия. Стоило изрядных усилий не смотреть на подрагивающую кожистую складку века посреди лба.
– Как ты снял с моего клинка Неоплатный долг?
– Что?! Погоди… а это вообще – возможно?
– Рэндольф леан Фианнамайл больше не мой должник, – сообщил князь, продолжая меня гипнотизировать. – Я потратил много сил и времени, чтобы отковать этот клинок по своей руке. Кто возместит мне потерю?
– Как насчет того, чтобы спросить с культистов?
Сказанное Севрусом не лезло не в какие представления о существующем устройстве мира. Пусть мне и никогда не нравилась система взаимных обязательств, составляющая основу основ общества фэйри, я не могу не признать – она работает, и работает исправно. Я и сам не раз давал или принимал зароки на мелкие и средние услуги. С Большим или тем паче Великим долгом не связывался, но механизм работы подобных клятв совершенно такой же.
А вот к пакости под названием "Неоплатный долг" я бы не хотел приближаться даже на расстояние полета стрелы. Прежде всего потому, что любой другой долг можно выплатить, а эти узы – навсегда.
Неоплатный долг – довольно циничная штука. Его дают только в случае, если фэйри считает, что ему спасли не просто жизнь, но нечто большее. Зарок превращает давшего в фактического раба и полную собственность того, кто владеет зароком.
Я мысленно поздравил прыткого мечника с большой удачей. Быть вещью князя Церы должно быть тем еще удовольствием. Сразу стало понятным равнодушие, с которым фэйри пропускал мимо ушей все мои подколки. После школы Севруса такие шутки должны были казаться ему чем-то вроде дружеского похлопывания.
Жаль, что я не записал последовательность рун. Очень уж интересная форма отдачи у этого заклинания. Покопаться бы в нем как следует…
Голос князя отвлек от неуместных мечтаний:
– Зарок снял ты, и я спрашиваю с тебя. Ты должен занять его место.
Секунду я молчал, переваривая его слова. Потом ухмыльнулся.
– Да это настоящая честь, ваше высочество. Но понимаете ли… у меня очень важная миссия.
Он нахмурился:
– Какая миссия?
– Слоняться со скучающим видом и всех раздражать. Так что вынужден отказаться. Предчувствую, что буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Севрус потемнел лицом:
– Так и есть. И она не будет долгой.
– Тогда можно предсмертное желание? Хочу ужин и женщину.
– Заткнись.
И правда, стоило остановиться, но меня несло.
– Не могу. Должен следовать своей миссии, – протянул я тоном, который сестрица Джулия в детстве называла "бесячным". Сейчас она использует куда более крепкие эпитеты. – Так что насчет желания? Гриски с ужином, согласен только на женщину, но пусть она будет блондинкой.
Уже понимая, что окончательно запорол переговоры, я ухмыльнулся ему в лицо и добавил:
– Просто к слову: Братство будет мстить.
В последнем я не был уверен. То есть – я бы отомстил за любого из своих братьев или сестер, да так, чтобы фэйри потом еще сотню лет содрогались, пересказывая друг другу подробности. Так, чтобы навсегда запомнили – Стражей трогать нельзя. Себе дороже. Но единственное правило, которому подчиняются Стражи, – никаких правил. Мы свободны от любых обязательств, кроме тех, что берем на себя сами.
Пожелает ли кто из моих названых родственников отомстить за меня? Хотелось верить, что да.
– Я не буду убивать тебя, Страж. Есть другие методы.
Кожистая складка на его лбу съежилась и раскрылась, выпуская на свет выпуклую чернильно-черную полусферу, неуловимо похожую на глаз тарантула-переростка. Я сглотнул, ощущая предательскую сухость в горле. Матовая тьма приглашала заглянуть в нее глубже…
Причина, по которой я боялся… да, гриски меня подери, именно боялся князя Церы. Способность расчленять души. Не важно, что он сможет отобрать в нашем поединке воля на волю – мечты и страхи, память о скучном дне, прожитом пару сотен лет назад, или нелюбовь к ризотто. Я все в себе одинаково ценю и ни с чем не намерен расставаться.
Не важно даже, насколько сильно я смогу покалечить его в ответ.
– Погоди! Это глупо. Может, договоримся?
Ответом во тьме зажегся синий огонек. Тьма надвинулась, мир сделал сальто, и я понял, что это не полусфера, но яма. Бесконечно глубокая пропасть, полная жидкого обсидиана. Она раскрывалась, распахивалась медленно, но неотвратимо, и я падал вниз, на самое дно, навстречу ощерившемуся шипами голубого света нечто.
Кажется, я кричал.
Это было страшно. Страшно от невозможности сделать хоть что-то, как в дурном, вязком сне, когда остается только наблюдать свой полный беспомощной жути полет.
А на дне ожидало чудовище. Гекатонхейр. Предначальный великан, сторукий, стоглазый, с ножами, щипцами, крючьями, иглами, кнутами и шипами. Справа и слева вставали осклизлые стены его обиталища, синим светом истекали куски льда в жаровне, а великан правил на оселке ланцет, готовясь извлечь из моей души что-то значимое.
Здесь я тоже был привязан. И мог только растерянно наблюдать за его работой. Совсем как несколько веков назад, когда жрец зачитывал слова ритуала Отречения, а семилетний мальчишка у алтаря с ужасом ощущал, как у ног ложится трещина, навсегда разделяя жизнь на "до" и "после"…
В трещине, разверзшейся в пропасть, прятались жадные по чужую душу бесплотные твари, но тогда я этого еще не знал. Просто чувствовал – происходит что-то очень-очень скверное. Непоправимое.
Но я выиграл тот бой!
И я давно не ребенок.
Всё вокруг – сон, морок, сумма наших с Севрусом представлений о реальности. Мои руки не связаны. У меня и рук-то здесь нет.
Путы внутри, не извне.
Я воззвал к своей силе, и она откликнулась. Навстречу сторукому монстру за моей спиной поднялась багряная стена в прожилках шафрана и охры. Вспыхнули и стали ничем веревки. Иллюзия вокруг дрожала, обугливалась и скручивалась, воздух разлетался белыми хлопьями пепла. Я встал, ощущая, как губы кривит злая усмешка. Жидкое пламя окутало меня подобно плащу. Огонь стекал по рукам, разбивался о землю обжигающими каплями.
Противник зашипел подобно змее, ощетинился сотней мечей, секир и пик и пошел в атаку.
"Фас!" – скомандовал я.
И отпустил свое пламя.
Текли и плавились стены под напором огнедышащего ветра. Я потянулся, расправляя плечи, выбросил из каждого пальца по жгучему гибкому хлысту. Одиннадцать яростных янтарных змей с шипением прошлись кругом, сметая со стен пыточные орудия.
Пространство вокруг содрогалось от нашей общей боли. Пущенный противником дротик пробил мне плечо, но я только рассмеялся и снова ударил, целя в вивисектора.
Мир пошел трещинами, осыпался выцветшей фреской.
Я моргнул, помотал головой и убедился, что по-прежнему привязан в реальности. Болела и ныла каждая мышца. Из носа текло по губам и подбородку, капая на рубашку алыми пятнами. Облизнувшись, я почувствовал во рту соленый вкус собственной крови.
Князь тяжело дышал, откинувшись на спинку стула. Фэйри выглядел изможденным. Он как будто разом постарел, на щеках густо запали тени, веко третьего глаза жмурилось в спазме, напоминая уродливый шрам.
– Даже не думай, – хотел сказать это громко и уверенно, но сил хватило только на шепот. – Первую тварь, имевшую виды на мою душу, я убил, когда мне было семь.
Он кивнул, по-прежнему тяжело дыша. Долгое время мы молчали, восстанавливая силы. Потом князь уставился на что-то за моей спиной. Даже привстал. Я предположил, что к нашим играм присоединился кто-то еще.
– Сиятельный князь, я прошу слова!
Я узнал этот голос и не смог удержаться:
– Привет, Рэндольф, приятель. Рад, что тебе лучше. Извини, встал бы поприветствовать, но немного занят.
– Говори, – приказал Севрус.
Фэйри сделал еще несколько шагов и опустился на одно колено у ног князя.
– Узы Неоплатного долга может снять только судьба.
Судя по лицу правителя Церы, тому не слишком-то по вкусу пришлись подобные откровения.
– Это все?
– Я пришел просить за вашего пленника.
– О боги, дружище! Это так трогательно, что я почти прослезился.
Ладно, без шуток – я был удивлен. И действительно тронут, пусть так и не понял мотива этого поступка. Мы не друзья, у него нет передо мной долгов или обязательств. И я отнюдь не старался быть милым во время нашего недолгого общения.
Фэйри не взглянул в мою сторону, только сердито дернул ухом. Точь-в-точь как конь, когда отгоняет надоедливую муху.
– Быть вашим клинком – не мое предназначение. В этом нет ничьей вины. Даже тех, кто творил обряды во славу Черной.
– Он использовал мой клинок без дозволения. Он должен мне.
– Я знал, что не принадлежу себе. Но я дал свою кровь. И дал бы ее снова, чтобы защитить мир.
Марций Севрус задумался.
Я тоже задумался. Больше над тем, как мне повезло, что я не фэйри. Уж лучше маяться в отсутствии предназначения, чем быть предназначенным стать чьей-то вещью.
– Что ты предлагаешь? – спросил князь.
– Пока я был без сознания, я видел сон, – медленно сказал фэйри. – Мое предназначение придет за мной, но это случится не скоро. Я останусь вашим клинком, пока не встречу его.
Хорошо, что я сдержался и не стал влезать со своим мнением. В конце концов, это их высокие отношения, которые мне никогда не понять.
– А Страж? – медленно спросил Севрус.
– Предлагаю отпустить Стража восвояси. Где бы ни были эти самые "свояси". Раз уж мы все равно выяснили, что все это – проделки злой судьбы и я здесь совершенно ни при чем.
Рэндольф нахмурился:
– Он должен вам. Пусть даст зарок на долг.
– В рамках разумного, – тут же вставил я. – Ты правильно сказал, моя вина не так велика. Я не обязан знать, кто чья собственность.
– Большой долг.
– Малый.
– Ты смеешься надо мной?
– Нет, я торгуюсь. Хорошо, Средний. Это мое последнее слово. Или могу обязаться сделать что-то конкретное. Я вообще предпочитаю определенность абстрактным обещаниям.
Князь Церы неожиданно усмехнулся:
– Хорошо. Будет тебе определенность. Страж Элвин, я хочу, чтобы ты нашел и покарал тех, кто пытался призвать Хаос в гробнице Ипполита. И я хочу, чтобы каждый из них узнал перед гибелью, что смерть – кара за нарушение закона в моем домене.
Удивительно, но его предложение мне даже понравилось. Во-первых, я как Страж всегда ощущал, что стоять на пути Хаоса – что-то вроде моего долга, пусть даже у культистов с предначальной стихией столько же общего, сколько у яблока с навозом, которым удобряли яблоню. А во-вторых, доводить любое начатое дело до конца – хороший тон. Раз уж я начал зачистку ритуала, мне и заканчивать.
Были еще разные "в-третьих" вроде профессионального любопытства к архитектуре и отдаче рунического заклятия, но и первых двух причин вполне достаточно.
– По рукам. Точнее, будет по рукам, как только мне их освободят.
Вот тут эти двое продемонстрировали, что такое "полное взаимопонимание". Князю достаточно было шевельнуть бровью, как Рэндольф вскочил с колена и оказался у меня за спиной. Меч вспорол веревки, и я потянулся, разминая затекшие плечи и пальцы.
– И кстати, я все еще хочу свою оплату за то, что прибрался в гробнице.
– Ну ты наглец.
– Может, и наглец. Но нельзя отрицать, что я сделал эту работу. И сделал ее неплохо.
Князь Церы вздохнул. Он выглядел утомленным. Неудивительно. Я тоже после нашего поединка воля на волю чувствовал себя так, словно меня разрубили на части, а потом кое-как сложили и сшили.
– Хорошо, забирай. Рэндольф отдаст тебе твои вещи. Ты ждешь приглашения быть моим гостем?
– Нет. Но чуть позже мне потребуется все, что вы успели нарыть по поводу культистов и гробницы.
Фэйри переглянулись, и я заметил на лице правителя Церы смущение. Редкое зрелище.
– Ну… – начал он.
И замолчал.
– Эй, какого гриска?! Вы же не хотите сказать, что вообще не занимались этим делом?
– Занимались, – сказал Рэндольф. – Но почти ничего не нашли. Следы ведут на человеческую сторону мира.
– Удачно, что для меня это не проблема.
Глава 8. Пляска Змея и Паучихи
Intermedius
Уго
Фьюта замерла перед кустарником. Уго перехватил ложе балестры, сложил губы "дудочкой" и присвистнул. Гончая с лаем метнулась вперед, поднимая дичь. Тяжело хлопая крыльями, из кустарника взлетели три фазана, блеснуло на солнце пестрое оперение, воздух наполнился встревоженным птичьим квохтаньем.
Вскинув балестру, охотник поймал в прицел ближайшую птицу и спустил рычаг. Выстрел вышел удачным – с жалобным криком подбитый фазан рухнул в кустарник. Остальные, отлетев чуть в сторону, опустились на землю, предпочитая спасаться бегством.
Уго потянулся к мешочку с глиняными шариками на поясе, без лишней спешки оттянул тетиву и вложил новый снаряд. Ушли так ушли. Суетиться нет смысла. Охота только началась, гончая еще не раз выследит и поднимет птицу.
Из кустов вынырнула квадратная брылястая морда. Умница Фьюта сама, не дожидаясь приказа, разыскала и приволокла оглушенную птицу. Гончая несла добычу аккуратно, как учили – лишь прижимая зубами, но не прокусывая. Кто утверждает, что бладхаунд не подходит для охоты на птицу, тот не видел Фьюту в деле. Уго не променял бы свою любимицу и на свору легавых.
Охотник аккуратно высвободил тушку из пасти. Фазан еще дышал, переливались красным и золотым перьями на солнце. Королевская дичь.
Он вцепился в тельце, ощущая под мягким покровом перьев теплую, полную жизни плоть, и почувствовал, как сбилось дыхание. Ощущение чужой беспомощности странно возбуждало.
Как всегда.
Мягко, почти нежно Уго взял добычу за голову и свернул фазану шею. Возбуждение усилилось.
В следующий раз надо будет сделать это медленнее. Или сначала сломать птице лапы?
Посвященная говорила, что у него хорошие данные, чтобы принять в себя дар Хозяйки, но их надо развивать. Развитие включало в себя и такие вещи… вещи, после которых Уго чувствовал себя на подъеме. От них было приятно и стыдно. И чем стыднее, тем приятнее.