Это было третьей глупостью. Я пересмотрел свое мнение уже в дороге. Несмотря на перевязку на скорую руку, кровь не хотела униматься, но возвращаться было поздно. От кровопотери начала кружиться голова. Опираясь на стену, я добрался до третьего этажа только для того, чтобы убедиться, что брата нет в его покоях. Парад идиотизма продолжался, потому что я зачем-то потащился наверх. И только войдя в свою комнату, вспомнил, что еще двенадцать лет назад перетащил всю эту хирургически-медицинскую мелочь в лабораторию, где был наложен сохраняющий от губительного действия времени контур.
Так что неожиданный приступ квартерианского сострадания со стороны Франчески пришелся весьма кстати.
Потом мы на удивление мило болтали, и я наконец понял, зачем вообще увез ее из Рино. Смешно, но мне просто хорошо с Франческой. Вот нравится с ней общаться. Она всегда так живо реагирует: восхищается, переживает, сочувствует. У девчонки отличное чувство юмора – куда она его прячет? И просто с ней интересно. Могу повторить подобное про очень небольшое число женщин. Да и мужчин тоже, если уж на то пошло.
Ладно, Черная с сексом, раз уж я ей так противен. Это задевает, но переживу, найти плотские утехи совсем не сложно. А вот найти человека или фэйри, с которым будешь на единой волне, – куда более нетривиальная задача.
Итак, все было мило и замечательно. Ровно до того момента, пока сеньориту опять не укусила очередная муха.
Женщины… они обожают создавать драмы на ровном месте.
Ну ладно – ушла и ушла. Я не сильно возражал. Как раз осталось время до прихода Джаниса посидеть над позаимствованной у культистов скрижалью.
Я разбирался с ней уже неделю, и все шло к тому, что без брата мне не справиться.
Сам принцип действия заклинания я еще расколол, но к чему оно – так и не понял. Скрижаль была частью чего-то большего. Чем-то похоже на звезду Хаоса, что я деактивировал в Цере.
Никогда в жизни не работал серьезно с подобными вещами. Слишком сложно и непредсказуемо. Слишком велика вероятность ошибки. Месяцами сидеть с кропотливыми расчетами, выстраивать цепочки смыслов, проверять вектора силы, следить, чтобы все идеально сходилось к нужному результату без всяких неприятных последствий в виде отдачи? Нет, я могу. Но зачем?
Я – парень простой. Не люблю подобные игры разума и многотомные теоретические выкладки.
Надо было сразу позвать Джаниса. Гонор, чтоб его. Гонор и желание обставить умника на его же поле.
– Откуда ты это взял? – спросил он, нахмурившись, после того, как поработал над моей раной, и я показал ему скрижаль.
– Долго рассказывать.
– Я никуда не тороплюсь.
Я пожал плечами и выложил все подробности своей разеннской авантюры и гейса, данного Марцию Севрасу.
– И ты молчал? – потрясенно выдавил брат, когда я закончил.
– Как-то к слову не пришлось.
– Вопрос с культистами затрагивает всех Стражей.
– Да ладно! Это мой гейс и мои проблемы, если что. Ты сам-то веришь, что Эйприл или Мартин все бросят и побегут охотиться на последователей Черной? А Фергус? Он еще и свечку им подержит.
– Не преувеличивай, – брат оставался мрачным. – Погоди, мне надо подумать.
Он думал до утра, после завтрака пристал с сотней вопросов. Что было в Цере? Какова формула гейса? Что я успел узнать? Что собираюсь дальше делать?
Больше всего меня утомили расспросы про руны, которые были вписаны в звезду хаоса, и использованные для деактивации ключи.
– Хоть пытай – не помню. Прошло почти три месяца.
– Постарайся вспомнить, – его голос звучал умоляюще.
Я честно попробовал, но ни гриска не смог.
– Разве это так важно?
Достаточно было взглянуть на лицо Джаниса, чтобы понять – еще как важно.
– Ну ладно, – вздохнул он. – Что собираешься делать дальше?
– Повторить операцию с зеркалом. Надо вытащить Тильду. Она и так по моей милости провела там лишнюю неделю.
– Сегодня?
– Сегодня не получится, над ней будут измываться алхимики в лаборатории. Планировал завтра.
Брат посмотрел на меня с подозрением:
– Элвин, признайся честно: сколько раз ты запирал свою тень в зеркале?
– Ну…
– Честно!
– Три раза, – неохотно признался я.
– Это значит, в следующий раз у тебя будет… – он прикрыл глаза, проводя какие-то свои расчеты. – Максимум три часа.
– Знаю.
Это было какое-то фатальное невезение. Во второй раз в резиденции Ордена оказалась куча, просто куча народа. Толпились в коридорах, бегали из лаборатории в лабораторию. Где вся эта орда была несколькими днями раньше?
Вытащить тройку пленников при стольких свидетелях не стоило и пытаться. Я постарался провести время с пользой – пообщался с культистами, запомнил всех, кого смог, в лицо и по именам.
В третий раз клетка Тильды была пуста. Обнаружив это, я пережил несколько очень неприятных мгновений. Настолько неприятных, что рискнул спросить о фэйри у коротышки-монгрела в соседней клетке.
Пришлось признаться, что облик мейстера – всего лишь иллюзия, но дело того стоило. Монгрел, которого звали Ринглус, оказался неплохим парнем. Он успокоил меня, сказав, что Тильду просто увели в лабораторию.
У нас было не так много времени на болтовню, но я успел выяснить примерное расписание, по которому культисты устраивали издевательства над пленниками. Так что, если все пойдет по плану, завтрашняя вылазка обещала стать удачной.
Вспомнить бы еще, когда в моей жизни хоть что-то шло по плану.
– Почему не войти туда с боем?
– О боги! Джанис, не ты ли мне на днях читал лекцию на тему изящных решений и нелинейных схем?
Это было тем же утром, как он приехал, за завтраком. Долгий и бессмысленный спор по поводу моих действий в Рино.
Он вздохнул:
– У меня и в мыслях не было поучать. Ты взрослый и сам за себя отвечаешь.
– Спасибо и на этом.
– Но я по-прежнему считаю, что ты сглупил. Можно было добиться желаемого, не привлекая лишнего внимания к Стражам. И без убийства тридцати тысяч человек.
– Вот и пытаюсь действовать малой кровью.
– Иногда грубая сила бывает оправдана.
– Не тот случай, – с сожалением признал я. – Не забывай, что это – подвалы. Причем опоры укреплены магией – я проверял. Пиковый выброс магии вне лабораторий повредит контур заклинания, больница просто обрушится. Никакого приобщения к запретному знанию.
– Если я правильно понял формулу гейса, запретного знания от тебя и не требуется. Уничтожь резиденцию – и он будет снят.
– Тю, братец. Даже если забыть про фэйри, а я забывать про них не намерен, это не план, а туфта. Где твое любопытство? Неужели не интересно, что за конструкцию собирают хаосопоклонники и зачем им фэйри в клетках?
Джанис снова уставился на пластину.
– Интересно, – медленно сказал он. – Но так рисковать… Ты понимаешь, чего можешь лишиться?
Я пожал плечами:
– Жить вообще опасно – можно случайно помереть. Я хочу выяснить, зачем культисты варят это рагу. И взглянуть в глаза лорду-командору.
Он молчал, что-то прикидывая про себя. Потом кивнул:
– Хорошо. Что именно ты успел узнать?
– Не так много. Проклятье, я не могу задавать им вопросы, на меня и так косятся. Понятия не имею, как Гарутти вел себя при жизни, но похоже, у нас мало общего. Сейчас я знаю по именам и в лицо бо́льшую часть культистов. Из тех, кто регулярно бывает в резиденции. Это маги, Джанис. Даже те, кто занимается исключительно теорией, как Каррингтон. И я никогда не видел ничего подобного, впору от зависти сдохнуть – такое оснащение, такая работа. Откуда людям вообще известно про эмпирический метод Августы?
Он помялся:
– Похоже, это моя вина.
– Твоя?
– Да. Когда я работал над единой теорией магического поля, у меня было несколько учеников. Из особо одаренных человеческих магов.
Если бы он признался, что держал гарем с сотней наложниц-фэйри, я бы и то меньше удивился.
– Зачем?
– Некоторые эксперименты требовали помощников. Работать в команде проще.
– Час от часу не легче! Значит, это кто-то из твоих питомцев? Решил порадовать папочку? И ты еще меня упрекаешь в безответственности?
Я зря ерничал. Ни один из писаных или неписаных законов нашего сообщества не запрещает набирать учеников среди людей. Просто так никто не делает. Слишком обидно вкладывать усилия, чтобы через пару десятков лет хоронить того, кого помнишь еще мальчишкой.
Обидно и больно.
"Никаких привязанностей к людям" – здоровый девиз нормального Стража. Не влюбляться. Не дружить. Не заводить близких отношений. Только деловые. Люди слабы и смертны, и с этим ничего невозможно сделать.
Ши и фэйри – единственный разумный выбор для бессмертного. Пусть каждый из нас когда-то был человеком, ключевое слово здесь "был".
Потому большинство Стражей и живет на Изнанке. А те, кто остался на человеческой стороне реальности, как Мартин, держат людей за порогом души, никого не пуская слишком близко.
Мы все обжигались на этом. И многие – не один раз.
Джанис покачал головой:
– Прошло почти восемьдесят лет. Это ученики учеников. Знание разошлось по миру, Элвин. И, знаешь, я рад этому.
– Рад тому, что творят эти ублюдки?
– Речь не об Ордене. Знание – инструмент, который можно использовать для добрых и дурных дел. Жаль, что оно попало им в руки, и жаль, что они сумели им распорядиться. Но сам факт, что люди пытаются постичь и изменить мир… это дает надежду.
– На что?
В этот раз он молчал очень долго. Потом все-таки сказал:
– Ты мне не поверишь.
Вот терпеть не могу, когда он начинает так выступать.
– А ты попробуй рассказать, и увидим.
Еще одна долгая, театральная пауза. Видят боги, как меня раздражает, когда Джанис прибегает к своим фокусам!
Я зевнул и уже собирался предложить идти заняться каждому своими делами, когда брат выдавил:
– Мир умирает.
Я скептически улыбнулся.
– С чего бы ему заниматься такой ерундой?
– Не веришь? Как хочешь, дело твое. Но я много лет изучаю вопрос и могу сказать точно: все к этому идет. Среди людей больше не рождается великих магов. Не создаются изобретения и артефакты, не строятся дворцы. Вспомни, ты же увлекался историей: раньше мир развивался, менялся. Сейчас мы застыли на одном месте, как муха в янтаре. Да что за примерами далеко ходить! Даже такая непостоянная вещь, как мода в одежде, ходит по кругу.
– И правда, трагедия. Мы все умрем без новых фасонов. Можно начинать паниковать?
– Я же говорил, что ты мне не поверишь.
– Ну, спору нет – мысль любопытная, хоть и не нова. Сколько себя помню, кликуши вопят, что грядет конец света, а свет и ныне там? – я откинулся в кресле, ухмыляясь. – Ты подобрал неудачные аргументы. Попробуй еще раз.
По-хорошему стоило прекратить этот разговор. То, что я насквозь вижу все штучки Джаниса по привлечению внимания, еще не значит, что они совсем на меня не действуют.
Он всегда носился со странными идеями и немного безумными теориями. Пожалуй, на этот раз я не свернул разговор лишь по одной причине.
Все его концепции рано или поздно оказывались близки к истине.
Отвратительная привычка быть всегда правым! Брат мог ошибаться в нюансах и даже отдельных допущениях, но идеи, с которыми он приходил, никогда не были совсем высосанной из пальца чушью.
Не хочется думать, что он и сейчас может оказаться прав.
Не хочется, но придется.
– Хорошо, – согласился он. – Если веками почти не меняющаяся мода для тебя не аргумент, то как насчет оружия? Моделей кораблей? Состояния медицины?
Здесь он попал в цель. Я достаточно интересовался историей, чтобы признать: в его наблюдениях было нечто, заставляющее задуматься. Зерно истины, чтоб его. Из которого проклюнулся неслабый такой росток сомнений.
Не то чтобы в мире все совсем не менялось. Менялось, но как-то… незначительно, что ли. В мелочах.
Если верить летописям, раньше было иначе.
– Продолжай.
– Другой пример – политика, – он кивнул на гобелен с картой. – Сам знаешь, на что сейчас похожи великие империи прошлого. Одни измельчали, другие еле держатся, а от третьих и вовсе осталась лишь пара упоминаний в рукописях.
– Это жизнь. Империи ничем не отличаются от людей, так же проживают молодость, зрелость, старость и смерть.
– Тогда где молодые волчата, готовые растерзать стариков? Кто придет на смену разеннскому волку? Толпы голозадых варваров?
Я удивился. Не припомню, чтобы Джанис когда-либо вещал с такой страстью. Он всегда словно плавает в прохладном спокойствии, поглядывая на все с легкой отстраненностью.
– Не подозревал в тебе преклонения перед имперским величием.
– Я говорю о тенденции! Мир умирает, а ты не желаешь видеть дальше юбки княгини Исы. К слову, Элвин, тебе стоит ее бросить. Ты вообще слишком много носишься со своими женщинами. Они тебя погубят.
– А тебе стоит заткнуться и не лезть в мои дела, – прошипел я, мгновенно наливаясь бешенством.
Он и вправду заткнулся. Потом выдохнул и развел руками:
– Прости, виноват. Не имел никакого права поучать тебя или говорить эти слова.
Что еще поразительно в Джанисе – его умение извиняться. Совершенно спокойно, рассудительно, не впадая в покаяние и самоуничижение, не спихивая вину на других.
– Ладно, проехали.
Мне тоже не стоило так реагировать. Но Иса… это Иса. Больная тема.
– Давай дальше. Мы остановились на приятной новости, что все умрут.
– Империи, мода – просто примеры. Возьми любую сферу жизни – искусство, быт, знания. Не создается НИЧЕГО нового.
– Хорошо, убедил. И какие выводы мы должны из этого сделать?
– Мир гибнет, Элвин. По моим прикидкам, это началось после гибели богов. Их смерть пошатнула равновесие.
Я вздохнул. Закат богов. Я помню…
Накануне мы приняли Оммаж. Позади были мучительные месяцы, полные боли, унижений и безумия. Память сохранила их кусками, обрывками.
Тень вскрывает все худшее в человеке. Самые темные, самые гадкие подвалы души. Как нарывы, полные гноя. Вскрывает, чтобы выпустить наружу.
Вседозволенность и власть, что ставят на грань безумия.
Искус.
Кучка брошенных, обиженных детей, наделенных пьянящим, почти безграничным могуществом. На моих глазах ровесники сходили с ума в битве со своими желаниями, превращались в уродливых и злобных монстров – куда там Изабелле Вимано.
Это всегда было личным выбором.
Никто не вмешивался. Никто не заставлял нас делать то, что мы делали с собой и другими. Достаточно было убрать запреты. Остальное мы устроили сами. Те, кто смогли остановиться, стали Стражами. Прочих пожрал Хаос.
Вот потому я и смеюсь над квартерианскими заветами. Врожденный нравственный закон, отличающий людей от животных и фэйри, – не более чем миф. Опыт неумолим: каждый человек в душе мразь. Каждый – врата Черной. Дети – ничуть не меньше, чем взрослые. Быть может, даже больше. Жадные, хищные зверята.
Я выжил не потому, что такой хороший и благородный. Просто умный. Сумел понять, что происходит. Сумел сделать выводы. Сумел не перейти черту.
Но я знаю себе цену. Она невысока, и утешает лишь то, что цена любого иного человека не выше. Никто из нас не остался чистеньким. Каждый искупался в нечистотах собственной души, чтобы познать меру собственной мерзости. Каждый был виноват перед каждым. Встав на колени, чтобы принести клятву, мы простили друг друга молча.
Никогда не обсуждал это с братьями и сестрами. Никто из Стражей не любит вспоминать кошмар, предшествовавший Оммажу. Нас осталось двенадцать. Двенадцать выживших. Вместе с присягой верности мы получили новые имена и разрешение от сюзеренов использовать свою силу. "На благо мира", – сказали боги, уходя на последнюю битву.
Джанису и Юноне было десять лет. Августе девять. Мне и Мартину по восемь, а остальным и того меньше…
Плохо помню своих сюзеренов, но одно знаю точно: боги не добры и не милостивы, как любят твердить служители храма. Они, как и сам наш мир, – жестоки, практичны и не склонны терзаться сантиментами.
– И что ты предлагаешь сделать?
Он пожал плечами:
– Исследовать. Понять законы, по которым развивается мироздание. Изменить их, если возможно. Я занимаюсь этим последние годы и рад, что люди тоже очнулись от спячки. Знаешь, я верю в людей. Куда больше, чем в фэйри. Фэйри – стабильность, а у нас в последнее время и так слишком много стабильности.
– Я что-то не пойму: это ты так намекаешь оставить культистов в покое? Мол, занимаются важными вещами, мир спасают?
– Ну что ты! Я верю в людей, но я не идеалист. Разумеется, они ищут свою выгоду, и оставлять их в покое нельзя. Надо разобраться, с чем именно работает Орден. И потом принимать решение, – его глаза жадно блеснули. – Но их слишком много. Тебе не справиться в одиночку.
Наконец-то стало ясно, к чему все это. Не удивлюсь, если вся страшилка про гибель мира рассказана ради финального захода.
Что совершенно не означает, что она, страшилка то есть, лжива. Но и что истинна, не означает.
Вот за это я и люблю Джаниса. С ним интересно. Всегда дает пищу к размышлениям.
– Предлагаешь братскую помощь? Как трогательно. И с чего бы такая благотворительность?
Кто-то назовет меня циником, я предпочитаю слово "реалист". А еще я не жадный, но терпеть не могу, когда меня используют втемную.
Он не стал изображать непонимание и петь о чистосердечных намерениях. И на том спасибо.
– Это, – брат щелкнул ногтем по скрижали, – часть большого структурного заклинания. Что-то связанное с преобразованием магической энергии. Я бы с огромным удовольствием ознакомился с ним целиком. Как и с прочими разработками.
– И запустил бы свои жадные ручонки в чужие лаборатории, надо полагать?
Он обезоруживающе улыбнулся:
– Ты меня насквозь видишь.
Надо было решаться. Умник и в самом деле мог быть полезен. Очень полезен. Но, принимая его помощь, стоит помнить про осторожность. Брат по-своему азартен и всегда был достойным соперником. Он умеет прибрать к рукам все взятки.
Наша любимая игра: "Кто кого обставит".
Черная бы с ресурсами культистов. Меня интересовала информация. Если Джанис ею завладеет, будет делиться по капле, только тем, что сочтет "полезным и безопасным".
И это еще про меня говорят, что я считаю себя самым умным?
– Спасибо, подумаю.
Он наверняка был разочарован, но не показал.
Я встал:
– Время, дорогой братец.
– Погоди! Я хотел сказать по поводу Франчески.
И этот туда же! Что за подозрительный интерес к моей собственности?
– Девочка скучает, Элвин.
– Знаю. Ничем не могу помочь ей сейчас. Занят.
Я иногда предвкушал, как познакомлю Франческу с моим миром. Покажу рассвет на Изнанке Рондомиона – полнеба в сиреневом и розовом флере, Бауэр Бридж, зимнюю ярмарку фэйри. Она полюбит север, уверен. Его невозможно не любить.
Все будет. Но позже. Сейчас и правда нет времени.
И, может, когда я закончу с культистами, она наконец перестанет на меня злиться.
– Тебе не кажется, что это немного эгоистично?
– А тебе не кажется, что это немного не твое дело? – в тон ему ответил я.