* * *
Напрасно Тёма мечтал о новой встрече с Ритой. Она так больше и не состоялась. То ли молоденькая жена ученого опомнилась и устыдилась, то ли из-за боязни, что ее связь с несовершеннолетним мальчишкой откроется, и произойдет скандал, но она вела себя так, словно между ними ничего не было. В ответ на его призывные взгляды лишь хмурилась и отводила глаза. Ничего не оставалось делать, как примириться, тем более что ближе к весне пришлось приналечь на учебу.
- Все, сыночек! Теперь ты сможешь ходить в школу, - решительно заявила Анна Михеевна. - Надеюсь, тебя не оставят на второй год.
Новый электрик, тоже из раненых, получив инвалидность, женился на местной девушке, и у Тёмы появилось много свободного времени. Он взялся за учебники, но мать настаивала на посещении школы.
- Мне удалось упросить директора принять тебя в седьмой с третьей четверти, - с довольным видом сообщила она. - Помогли твои похвальные грамоты.
- Но ведь до экзаменов уже рукой подать. Зачем же мне каждый вечер туда таскаться? - протестовал Тёма. - Я сумею пройти все самостоятельно.
- А если не сможешь? - беспокоилась Анна Михеевна - Посещая школу, легче наверстать упущенное! - И с надеждой добавила: - Может, тебе удастся бросить работу. Если отец, как обещает, будет присылать посылки.
Действительно, в последнем письме Сергей Ильич сообщил, что назначение его начальником госпиталя состоялось. Проблем с питанием у него там не будет, и он сможет регулярно присылать им положенный ему продуктовый паек. А когда немцев отгонят от Москвы, обязательно вызовет их к себе.
- Думаю, что подгоню учебу и не бросая работы, - заверил мать Тёма. - Это если наш электрик никуда не денется. Папин паек нам пригодится, - резонно добавил он, - но рассчитывать на него не стоит: всякое может быть.
Сергей Ильич сдержал свое слово. Через две недели от него пришла первая посылка, которая в той голодной обстановке, когда они уже отвыкли от хороших продуктов, была фантастически хороша. Чего в ней только не было! И мука, и крупа, и сахар, и макароны, и даже бутылка постного масла. Но особую радость вызвали банки с консервами "второго фронта". Так стали называть продовольственную помощь западных союзников: свиную тушенку, бекон и яичный порошок.
Во вложенном в посылку письме Сергей Ильич сообщал, что его госпиталь базируется недалеко от Москвы в бывшем санатории летчиков "Марфино". К сожалению, прилегающая территория все еще не очищена от мин, и немцы очень близко. Одно время им удалось даже захватить Лобню, и госпиталь был отрезан от Москвы. Но отогнали на Запад.
У Лели завелся роман с сыном начальника их госпиталя Тарановского. Игорю шел уже двадцатый год. Это был крупный упитанный блондин с правильными чертами лица, с виду настоящий богатырь, но был освобожден от армии по состоянию здоровья. Как выяснилось, у него на руке не заживал свищ, требующий постоянного лечения. Злые языки твердили, что начальник госпиталя специально "расковырял" сыну руку, чтобы спасти от фронта.
Игорь учился в Уфе, в медицинском, на дневном, а Леля там же числилась студенткой заочного отделения. До ее приезда Игорь "грешил" с медсестрами госпиталя, хотя постоянной связи не заводил. Но с появлением Лели сразу переключился на нее и упорно за ней ухаживал. Видно, и ей он очень нравился, их стали видеть вместе в парке, а зимой они катались вдвоем на конных санках начальника госпиталя.
Анна Михеевна переживала молча, не вмешиваясь и ожидая дальнейшего развития событий, но Тёма не мог безучастно наблюдать, как сестра любезничает с сынком начальника госпиталя, которого не без основания считал дезертиром. Марк же был не просто женихом Лели, но его другом и настоящим героем. С юной горячностью Тёма расценивал поведение сестры как предательство. В нем все кипело от возмущения и готово было вырваться наружу; проблема неожиданно разрешилась сама собой. Без предупреждения, как снег на голову, к ним заявился сам Марк!
* * *
Тёма сидел за столом у окна и прилежно корпел над учебниками, когда дверь в комнату распахнулась и вместе с холодным ветром в нее ворвался Марк Горкин. Он похудел, но от этого казался еще более мужественным и сильным. Не говоря ни слова, он схватил Тёму в охапку и стиснул в объятиях.
- Ты что, с неба свалился? - Тёма таращился на невесть откуда взявшегося жениха.
- Дали неделю отпуска. За боевые заслуги, - гордо объяснил Марк, сияя белозубой улыбкой. - Нас перебросили в Москву на отдых. Скоро опять пошлют за линию фронта, а пока, - добавил весело, - дали возможность повидать своих близких.
- Наверное, нелегко было нас найти? - посочувствовал Тёма. - По номеру госпиталя, что ли?
- Ну да! Леля нашим так и записала: "Уфа. Госпиталь 4018". Остальное, как говорится, было делом техники.
Он снял с плеч вещмешок и, выкладывая на стол свой "сухой паек", рассказал:
- Прилетел в Москву с руководством отряда. А как отдохнем, нас пошлют на Украину в помощь тамошним партизанам. Хоть и упрашивала меня мама побыть с ними подольше, но мне до смерти захотелось повидать Лелю.
- Правильно, Марик! - одобрительно кивнул Тёма. - Сам знаешь, Леля серьезная девчонка. Работает, учится, маме помогает, - постарался подхвалить сестру, неожиданно добавил: - Но нельзя женщин надолго оставлять одних!
- Ты о чем это? - насторожился Марк. - А ну, говори как на духу! У нее кто-то здесь есть?
"Ну и балда! - мысленно обругал себя Тёма. - Черт меня дернул за язык", - а вслух, чтобы выиграть время, спросил:
- А ты Лелю-то видел? Что она тебе сказала?
- С Лелей мы еще не виделись - она сейчас уколы раненым делает, и меня Анна Михеевна сразу сюда послала, - ответил ему Марк и потребовал: - Ты давай не увиливай! Сказал "а", то говори и "б".
- Что я могу тебе сказать? - насупившись, ответил Тёма, поняв, что скрывать правду нельзя. - Ухлестывает тут за ней один хлыщ. Из тех, кто в тылу за вашими спинами отсиживается. Сын начальника госпиталя.
- Ну и как? У них это серьезно? - расстроенно спросил Марк. - Говори, не бойся! Я скандалить не буду. Просто хочу знать правду.
- Я и сказал тебе правду, - честно ответил Тёма. - А больше ничего не знаю. Хотел у нее спросить, а тут ты явился. Теперь сам и спрашивай!
Больше поговорить им не удалось, потому что в комнату ворвалась Леля и с радостным воплем повисла у Марка на шее. Он подмигнул Тёме, и тот понимающе ретировался, оставив их наедине. Наверное они во всем разобрались вполне благополучно, потому что, когда через полчаса Тёма вернулся, жених и невеста сидели, обнявшись, на кровати, и их счастливые лица свидетельствовали, что между ними царит мир и согласие.
Но Тёма все же был сбит с толку. У него в голове не укладывалось, почему такой принципиальный человек, как Марик, с легкостью простил явную измену своей невесты, принимавшей ухаживания другого мужчины, пока он воевал в тылу врага, рискуя жизнь. "Вот я бы этого не простил! - думал Тёма с юношеским максимализмом. - Сказал бы: ну и милуйся со своим дезертиром! А я найду себе ту, которая будет мне верна".
Эти невеселые размышления заставили его другими глазами посмотреть и на объект своих мечтаний - Риту. "Клянется матери, что любит мужа, а сама ему изменяет, - впервые подумал с осуждением. - Разве так можно? Врет, конечно. Вот если бы не замужем была - другое дело. Гуляй сколько хочешь! Неужели все женщины - обманщицы?"
И чем больше Тёма об этом думал, тем тверже приходил к убеждению, что женщины по своей природе слабы и изменчивы. Без них нельзя обойтись, но и доверять полностью нельзя. "Вот и Лыков, и Петельников, наверное, думают, что им жены верны, а они завели любовников. Правда, Дора Семеновна милуся только с Гошей, а вот Рита была со мной, а сейчас уже связалась с раненым бойцом". Он еще испытывал ревность, но соседка упала в его глазах и желания у него больше не вызывала.
* * *
Весна прошла незаметно для Тёмы, он целыми днями напряженно занимался, готовясь экстерном сдать за семилетку и получить свидетельство о неполном среднем образовании. В школу ходить было далеко, и много времени терялось на дорогу. К тому же в классе новый материал проходили слишком медленно из-за слабых учеников, а Тёма все быстро схватывал и ему надо было наверстывать отставание. Дела у него шли неплохо, а настроения и бодрости прибавляло то, что хваленый вермахт наконец-то потерпел жестокое поражение под Москвой, и Гитлер оставил попытки взять столицу.
Сергей Ильич писал редко, обычно письма приходили с посылками. Из официальных сводок и рассказов прибывающих в госпиталь тяжелораненых было известно, что немцы несли большие потери. Очевидно осознав бесполезность дальнейших попыток прорваться к Москве, Гитлер задумал нанести решающий удар на юге, захватив Сталинград и отрезав столицу от Заволжья. Туда он направил все свои силы и, хотя враг еще находился совсем близко, бомбардировки прекратились и жить в городе стало безопаснее.
Эвакуированные москвичи стали рваться домой. Однако получить разрешение вернуться в прифронтовой город было очень трудно. Требовалось, чтобы из Москвы пришел вызов на всех членов семьи. Сергей Ильич в письмах обещал быстро оформить его и прислать, но по непонятным причинам медлил. Семья осаждала его письмами, умоляя поскорее забрать к себе. Не жалея красок, расписывали тесноту и убогость своего бытия, и все же он не спешил.
Наступило лето. Тёма порадовал мать и сестру, успешно сдав экстерном экзамены за семилетку. В своих коротких письмах Сергей Ильич довольно сухо просил их еще немного потерпеть и повременить с возвращением, так как для этого, дескать, нет "необходимых условий".
Анна Михеевна по ночам плакала, и вскоре Тёма, случайно подслушав ее разговор с Лелей, понял, какие "условия" мешают отцу забрать к себе семью. Он в сенях вытирал ноги о половичок и, поняв, о чем они говорят, остановился у приоткрытой двери, не спеша заходить в комнату.
- Напрасно ты так расстраиваешься, мама, - говорила Леля. - Этот раненый лейтенант лишь высказал свои предположения и передал слухи. Он же после ампутации ноги не поднимался с постели и сам видеть ничего не мог! А когда немного поправился, его сразу отправили к нам.
- То, что он говорит, - правда, доченька, - голос Анны Михеевны дрожал. - Разве по его письмам не видно, что он не хочет, чтобы мы туда сейчас приехали? Тут может быть только одна причина - молодая докторша, о которой говорил твой лейтенант! Твой отец - живой человек и еще не старый. Трудно так долго быть одному. Вот и не совладал с собой, увлекся молоденькой врачихой. - Добавила с горечью: - Потерял голову!
- Так что же ты, мама, собираешься делать?
- Сама не знаю, доченька, - устало сказала Анна Михеевна. - Мне тяжело, но я его не очень осуждаю. Конечно, этому надо положить конец. Он снова погубит себя из-за своей слабости! Один раз он уже пострадал.
- Ты имеешь в виду исключение из партии? - догадалась Леля.
- Конечно. Твой отец очень переживал из-за этого. Мечтал вновь получить партбилет, и опять - то же самое, - горько усмехнулась Анна Михеевна. - Кто же его примет, если бросит семью ради "фронтовой подруги"?
- Вот и напиши папе об этом. Вправь ему мозги! - горячо потребовала Леля. - Пусть одумается, пока не поздно!
Анне Михеевне не понравилась ее горячность.
- Хоть ты уже и взрослая, не следует вмешиваться в наши отношения и тем более учить отца. Но в одном ты, пожалуй, права, - добавила уже мягче. - Мне нужно ему написать и поставить вопрос ребром. Пусть выбирает! Мириться с этим и делать вид, что ничего не знаю, не буду!
Очевидно, мать поступила именно так, и ее решение оказалось правильным. Выбор отца оказался в их пользу: он быстро создал "необходимые условия" и вскоре от него пришел долгожданный вызов. Радости не было предела!
Глава 10
С верой в победу
Вид прифронтовой Москвы их поразил. Это был совсем не тот город, который они покидали, отправляясь в эвакуацию. Столицу трудно было узнать, настолько она обезлюдела. Сергей Ильич сам встретить их не смог. Как потом выяснилось, к нему в госпиталь нагрянуло начальство, и он прислал на вокзал своего экспедитора, который помог им добраться до квартиры на Покровке. Пообещав заехать часа через три, чтобы отвезти их в Марфино, тот отбыл, и Анна Михеевна занялась уборкой.
В квартире из всех жильцов осталась лишь старушка Дуняша, которая казалась еще более ветхой, но была на удивление бодра, и очень им обрадовалась:
- Вот и хорошо, что приехали! Ведь я одна тута. Старого Нил Федотыча и то забрали в солдаты. Хотя чего ему - здоров как бык. Наша прохиндейка Васса со своим театром откочевала, - словоохотливо сообщила она. - А меня, Аннушка, видно Бог хранит, - истово перекрестилась, - за то, что я в него верую!
Пока мать усердно наводила чистоту в запущенных комнатах, Леля и Тёма решили прогуляться. Они двинулись по Покровке в сторону Политехнического музея. Трамваи по их улице, видно, не ходили: пока шли к памятнику героям Плевны, ни один мимо них не проехал. Навстречу шли редкие прохожие. В магазинах товаров было мало, да и покупателей - единицы.
Театральный проезд и Охотный ряд, заполненные в мирное время потоками пешеходов и транспорта, были пустынны, словно в городе объявили воздушную тревогу и все попрятались в убежища. В общем, впечатление от этого безлюдья навевало тоску, и Леля предложила:
- Давай-ка спустимся в метро и посмотрим: может, там народ прячется? Заодно и прокатимся. У меня ноги гудят с непривычки.
Тёма молча кивнул, и они поднялись на площадь Дзержинского (знаменитую Лубянку). В метро тоже было мало народу. Поезда ходили пустыми и поэтому очень редко.
- Зря я тебя послушался. Лучше бы шли пешком, - ворчал Тёма, боясь, что они опоздают. - Наверное, машина уже ждет и мама нервничает.
Но его опасения были напрасны. Экспедитор где-то задерживался, а у Анны Михеевны возникла проблема с бабушкой Верой, которая категорически отказалась ехать в Марфино.
- Я горожанка и привыкла к удобствам, - убеждала дочку Вера Осиповна. - Хватит с меня Лутовинова! Я больше не вынесу сельской жизни. Дайте мне умереть спокойно!
- Но ты не сможешь жить здесь одна. Кто будет ухаживать, если разболеешься? Да и по магазинам ходить тебе тяжело.
- Напрасно ты считаешь меня такой беспомощной! Я еще вполне могу о себе позаботиться, - стояла на своем бабушка Вера. - И потом, разве я остаюсь одна? А Дуняшу ты не считаешь?
Этот аргумент поколебал позиции Анны Михеевны.
- Ну, если соседка согласна в случае чего тебе помочь - тогда другое дело. Ты что, уже успела с ней договориться?
- Конечно! Поэтому и решила остаться, - подтвердила предусмотрительная бабушка. - Дуняша даже довольна. Говорит, что вдвоем жить веселее.
Она помолчала и выдала свой сокровенный замысел:
- Надеюсь, когда Инночка узнает, что я живу здесь одна, то поскорее ко мне приедет. Пора ей бросить этих своих иностранцев и устроить свою личную жизнь!
Младшая дочь была любимицей, и бабушка Вера частенько проливала слезы, страдая от того, что они разлучены.
- Ну ладно, пусть будет по-твоему, - неохотно согласилась Анна Михеевна, понимая своим добрым сердцем, к чему стремится ее мать, и все же немного ревнуя. - Я оставлю продукты и лекарства, и, конечно, мы все будем регулярно тебя навещать. Но если придется туго, то пеняй на себя!