Слова благодарности словно застревали у меня в горле, и приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы выжать их из себя. Но, несмотря на холодный прием, оказанный мир дядей Эбенезером, мне бы не хотелось, чтобы меня назвали неблагодарной. В конце концов, в Глен-Клэр мне предложили кров.
- Здесь для тебя ничего нет, - сказал он, прикрыв глаза. Он кивнул в сторону Эллен. - Она уже сказала тебе? Я пропиваю весь доход, какой приносит поместье. - Он отсалютовал бутылкой.
- Поблизости контрабандисты, - поторопилась перевести Эллен. - Катриона встретила их на дороге.
Нахмурившись, дядя Эбенезер снова опустил бутылку:
- Я знаю.
Эллен принялась рассеянно крошить хлеб:
- За ними гнались двое таможенников. Завтра они обещали нас навестить.
Дядя Эбенезер бросил на нее презрительный взгляд:
- В таком случае ты уж постарайся, отвлеки их. Нам здесь ни к чему чужаки, которые суют нос в наши дела.
Эллен болезненно вспыхнула, но промолчала. Дядя Эбенезер хлебнул еще виски.
- Ну. Катриона Бэлфур, сознавайся: надеялась, что здесь тебя ждут богатство и роскошь?
Я посмотрела на Эллен, но она явно избегала моего взгляда: Ее лицо выглядело измученным и холодным.
- Признаюсь, сэр, - сказала я, - когда я услышала о своей зажиточной родне, я подумала, что вы можете мне помочь. - Я повысила голос. - Но я - не попрошайка. Мне не нужно ничего, что дают неохотно. Я всегда могу вернуться в Эплкросс и зарабатывать себе на жизнь.
Эллен изумленно посмотрела на меня:
- Работать?
- Ага, - грубо сказал дядя Эбенезер, - вот чем тебе полагалось бы заниматься, девчонка, если бы твоя мать не забила твою голову разными глупыми аристократическими замашками и не воспитала тебя ни на что не годной! - Он потянулся за хлебом, отломил кусок и сунул его в рот. - Посмотрим, - сказал он. - Нам здесь лишние рты ни к чему!
Я встала. В тот миг я была так зла, что была готова вернуться в Эплкросс хоть пешком. Затем я поймала взгляд Эллен. Она умоляюще смотрела на меня, и я вспомнила, как долго она мечтала о родственной душе.
- Я покажу тебе твою комнату, - быстро сказала она, хватая свечу. - Извини нас, папа.
Дядя Эбенезер фыркнул:
- Комнату! Чулан для метел, полный крыс, - вот место для дочери Дэви.
Мы вышли, а он остался доедать сыр в темноте.
- Мне так жаль, - шептала Эллен, ведя меня по коридору к подножию лестницы - Папа всегда такой, когда выпьет.
- А когда он трезв? - прошептала я в ответ.
Она улыбнулась, но тут же снова погрустнела:
- Ненамного лучше… Скажи, Катриона, ты ведь не уедешь? Пожалуйста, не уезжай, ведь мы только что познакомились! - Она схватила меня за руку. - Пожалуйста!
Я разрывалась на части. Я уже успела полюбить Эллен, и мне было совершенно ясно, как одинока она была в огромном обветшалом особняке - вдобавок с отцом, который пропивал ее приданое.
- Я подумаю, - пообещала я. - Я не смогу оставаться здесь, если дядя Эбенезер будет против.
Она отпустила мою руку и начала подниматься по лестнице.
- Думаю, все будет в порядке, - сказала она. Ее голос чуточку повеселел. - Так ты говоришь, что могла бы работать?
- Учительницей или компаньонкой, наверное, - ответила я, стараясь не думать о том, что предлагал мне, Нейл Синклар. Мне захотелось расспросить Эллен о Нейле, но я сразу же передумала. Он назвал ее очаровательной, возможно, это была не лучшая идея, так как, может статься, она была о нем того же мнения.
- Учительницей? - спросила Эллен, словно сама эта идея была невероятной. - Как необычно!
Она открыла дверь маленькой спальни на втором этаже. Комнатка была чистой и пустой, не считая стола с кувшином воды и кружкой и огромной кровати под балдахином, которая выглядела так, будто ей было уже по меньшей мере сто лет.
Эллен встревоженно оглянулась.
- Я сама здесь прибиралась, - сказала она. - Белье свежее.
- Выглядит замечательно, - соврала я и, поцеловав ее, пожелала спокойной ночи. - Прости меня, но я немного утомилась.
Несмотря на усталость, заснула я не сразу. Белье и вправду было свежим, но матрас был влажным и комковатым, как овсянка у бедняка. За стенами шуршали мыши, и весь старый дом скрипел и стонал вокруг меня, как тонущий галеон. Судя по всему, в Глен-Клэр было очень неспокойно.
Я вспоминала отца. Интересно, из-за чего он поссорился с дядей Эбенезером? Я думала о тете Маделин. Нейл сказал, что она страдает от нервов, а Эллен сказала, что она больна. И я думала о самой Эллен и о джентльменах, которые, без сомнения, должны были выстраиваться в очередь, чтобы вырвать ее из нищеты. И наконец, я размышляла о Нейле Синкларе и о том, что скажу ему, когда мы увидимся в следующий раз. Контрабандист или фритредер, негодяй или герой - больше он от меня поцелуев не получит. Вот какой обет я себе дала.
Глава шестая,
в которой Глен-Клэр принимает великое множество гостей
Когда я проснулась, лучи солнца падали на дощатый пол, а весь дом гудел от суеты. Я повернулась на бок и почувствовала боль в спине. После ночи, проведенной на неудобном матрасе, у меня затекло все тело.
За дверью послышались шаги. Потом до меня донесся чей-то жалобный, ворчливый голос, слышимый, видимо, через приотворенную дверь.
- Где же Эллен? Я просила вас прислать ее ко мне. Нет, мне не нужны лекарства. В этой комнате слишком холодно. Подоткните мне одеяла. Нет, не так, женщина. Вы задушите меня!
Дверь неожиданно захлопнулась, приглушив голоса.
Я открыла глаза и посмотрела на свое старенькое одеяло. Судя по всему, это и есть тяжело больная тетя Маделин. Я не знала, чем она больна, но с ее легкими, во всяком случае, все было в порядке.
Я спустила босые ноги на пол и взяла нижнюю юбку. За пять минут я успела одеться и причесаться. Распахнув занавески, я выглянула в окно и была немедленно очарована.
Старый дом стоял на мысу между озером Клэр и меньшим озером Торран. Моя комната располагалась с тыльной стороны дома, и окна выходили на заросшую лужайку, по которой прогуливались павлины. За меньшим озером долина расширялась и образовывала широкую чашу, подходя к высоким горам. Одетые в янтарь и багрянец, они возвышались до самого неба. В тот миг я полюбила Глен-Клэр.
Открыв дверь своей спальни, я услышала голос моей тети, то возвышающийся, то затихающий, как перезвон колокольчиков. Ее было слышно даже через две дубовые двери! Несомненно, позже Эллен представит меня ей. Но сейчас я была настроена не лучшим образом и с нетерпением дожидалась завтрака.
Я не рассчитывала на щедрое угощение, но действительность превзошла мои ожидания. Когда я спустилась на кухню, там была Эллен, которая помешивала в кастрюльке на плите овсянку. Свистел чайник.
Увидев меня, Эллен просветлела лицом.
- Я не хотела будить тебя, - сообщила она, - Ведь вчера ты так устала! Ну, - она зачерпнула полную ложку каши, - подставляй тарелку.
Каша была серого цвета и шлепнулась в тарелку одним толстым комком. Я постаралась не показывать своего отвращения и, взяв ложку, поковыряла ею в тарелке, пока Эллен наливала мне в кружку чай.
Каша почти остыла. У меня заурчало в животе. Эллен озабоченно смотрела на меня:
- Ну как?
- Очень вкусно, - пробормотала я, стараясь не подавиться и надеясь скорее запить кашу чаем.
Эллен улыбнулась.
- Мама сегодня не в духе, - сообщила она, усаживаясь на кухонную скамью рядом со мной. - Она простыла, и за ней ухаживает миссис Грант. Но она очень хочет увидеться с тобой, Катриона. Я пообещала ей привести тебя, как только ты поешь.
Я с трудом доела кашу и, помня, что миссис Грант должна была принести этим утром еды из Кинлохью, осмотрелась вокруг в надежде увидеть что-нибудь съедобное.
- Хочешь овсяную лепешку? - спросила Элитен. - Еще у нас есть домашний конфитюр с риски.
Нашелся и кусочек масла, а конфитюр, после того как я сняла сверху плесень, оказался на удивление вкусным. Интересно, подумала я, как миссис Грант удалось умыкнуть у дяди Эбенезера риски и добавить его в конфитюр?
- Вкусно, правда? - спросила Эллен, и я кивнула, так как не хотела разговаривать с набитым ртом. - Мы обедаем в одиннадцать, а ужинаем в четыре часа пополудни, - продолжала она. - Как я уже говорила вчера, мы все делаем рано.
- Мне помыть посуду? - предложила я, направляясь к мойке.
Мои слова привели Эллен в ужас.
- Что, ты! Посуду моет миссис Грант. Нет, нет… Мама ждет, и она может потерять терпение.
Я оставила посуду бедной миссис Грант, которой и так приходилось непросто, и мы поспешили наверх. Тетя заранее казалась мне деспотичной особой, которая управляет всеми, не вставая с постели. Разумеется, Эллен волновалась, потому что ее мать не привыкла долго ждать. Тетя Маделин занимала комнату напротив моей, и, когда дверь распахнулась, мне показалось, что мы вступили в сказочный будуар, в котором время остановилось. Кровать, резной гардероб вишневого дерева, комод для белья, туалетный столик, заставленный различными горшочками и снадобьями… Вся мебель в этой комнате была небольших размеров и очень хрупкая. Кресло-качалку занимала коллекция фарфоровых кукол со славно разрисованными лицами. Шторы, закрывающие комнату от солнечного света, истерлись, яркие краски на них выцвели. И тетя Маделин тоже выцвела. Румянец на ее лице поблек. По крайней мере, стало понятно, от кого Эллен унаследовала свою красоту. В свое время тетя Маделин была писаной красавицей.
В комнате было жарко и душно, потому что, несмотря на середину лета, в камине ярко полыхал огонь. Все окна были закрыты и затянуты сеткой. Тетя Маделин полусидела в кружевных подушках. Когда мы постучались, она повернула к нам свое полное, расстроенное лицо и поманила нас к себе. Она тихонько напевала что-то одной из фарфоровых кукол, которую качала на сгибе локтя. Все вокруг нее поникло, начиная с ночного чепца, покоящегося на ее локонах, и заканчивая опущенными уголками губ. Она не улыбнулась мне.
- Значит, - вместо приветствия начала она, - ты - дочь Дэви Бэлфура. Подойди поближе, дитя, дай мне взглянуть на тебя.
Ее голубые глаза когда-то, несомненно, были такими же яркими, как у Эллен, но сейчас они сильно потускнели. Тем не менее, оглядела она меня очень придирчиво.
- Что ж, - произнесла она спустя некоторое время, - ты - не красавица, это точно. Интересно, почему? Твоя мать была очень хорошенькой.
- Мне говорили, мадам, - сказала я, - что я пошла в отца.
- Это все объясняет, - вздохнула тетя Маделин. Она подергала свою простыню за окаймлявший ее шнурок. - Я слышала, что твой отец был умен. А ты умна, Катриона Бэлфур?
- Хотелось бы в это верить, мадам, - ответила я.
- Достаточно умна, чтобы скрывать это, надеюсь? - спросила тетя Маделин! - Девушке не подобает показывать свой ум. Мужчинам это не нравится.
Я чуть было не сказала, что мужчины, которые будут сторониться меня из-за моего ума, не заслуживают моего внимания, но вовремя сдержалась. Потому что не хотела упасть в глазах своей тети в первый же день нашего знакомства.
- Я слышала об этом, - вежливо согласилась я.
Однажды папа сказал мне, что лучше быть умной дурнушкой, чем глупой красавицей, и я всегда верила ему. Теперь же, видя перед собою Эллен, чьим волосам отблески пламени из камина придавали янтарный оттенок и подчеркивали правильные и красивые черты лица, я подумала, что он говорил так, желая поберечь мое чувство достоинства. Не сказать, что Эллен была глупой, но вы можете себе представить, что ощутила я, к тому же, вспомнив об отце, я почувствовала себя одинокой и несчастной. Вот его родной дом, а он ни разу мне о нем не рассказывал. Я и оказалась здесь только потому, что он умер и оставил меня одну. Вдруг я так разозлилась на отца - за то, что он меня покинул, - что едва не закричала.
Тетя Маделин чуть улыбнулась мне.
- Надеюсь, ты будешь счастлива в Глен-Клэр, - сказала она, хотя, судя по выражению лица, она очень в том сомневалась. - Здесь совершенно нечего делать, никто нас не посещает, но ты можешь иногда приходить ко мне и читать мне вслух.
- Благодарю вас, - ответила я.
Она склонила голову, точно королева, давая понять, что мы можем идти. Когда мы уходили, миссис Грант в очередной раз подбросила поленья в камин. От невыносимого жара по спине у меня побежали капельки пота.
Когда мы спускались по лестнице, я спросила Эллен:
- Из-за чего болеет твоя мама?
Я думала, что тетка заболела, разочаровавшись в жизни и расставшись с надеждами после того, как связала свою судьбу с Эбенезером Бэлфуром. Но, к моему удивлению, Эллен закусила губу и выглядела так, будто сейчас расплачется.
- Это все из-за меня, - сказала она.
Я остановилась и с изумлением воззрилась на нее:
- Почему же?
- Мама была первой красавицей, бриллиантом чистой воды. Они с папой были прекрасной парой. Весь Эдинбург говорил об их союзе, - вздохнула она: - Они много дет мечтали о сыне, но у них не было детей. А потом, когда маме уже было почти сорок лет, она попала в интересное положение. Беременность и роды были тяжелыми, они подорвали ее красоту и здоровье… А я оказалась всего лишь девочкой.
Что ж, история весьма распространенная. Я была права насчет несбывшихся надежд. Долгожданный сын и наследник и нежеланная дочь, чье появление разрушило самое важное, что ценила мать, - ее красоту. Я вспомнила родителей. У них ведь тоже не было сына, но меня они в том не винили. Я вновь ощутила в сердце горячую любовь к ним и скорбь оттого, что я их потеряла. Бедная Эллен! Я посочувствовала ей, так как поняла, что тетя Маделин без конца вспоминала о своей утраченной красоте и надеждах родить сына и во всем винила Эллен, заставив бедняжку подумать, что она во всем виновата.
- Прости меня, - заторопилась я с извинениями. - Но ты ни в чем не виновата. Ты не просила рожать тебя, так же как не выбирала, кем тебе родиться, и уж тем более не хотела подрывать здоровье своей матери. Ответственность за это лежит не на тебе.
Она посмотрела на меня, и ее голубые глаза наполнились слезами, что тоже выглядело очаровательно. Я сразу поняла, что раньше такие мысли не приходили ей в голову.
- Катриона Бэлфур, - выдавила она, - у тебя странная точка зрения на некоторые вещи.
- Извини, - снова сказала я, испугавшись, что задела ее, неосторожно отозвавшись о ее матери. - Я часто говорю не подумав. Я не хотела обидеть тебя.
Она засмеялась:
- Ты меня не обидела. Мне нравится, что ты говоришь без обиняков. Благодаря тебе я многое вижу в ином свете.
Мы спустились в холл, где на старинных каменных плитах плясали солнечные зайчики.
- Наверное, тебе трудно представить, что мой отец когда-то был славным джентльменом? - спросила Эллен.
- Если честно. - призналась я, - трудновато.
- Папа был замечательным человеком, пока виски не погубило его, - сообщила Эллен. - Его ждало большое будущее, но он всегда имел слабость к выпивке, как мне рассказывали…
Интересно, кто мог рассказать ей об этом? Возможно, тетя Маделин - как и о своем разочаровании в жизни. Но разговор о дяде Эбенезере навел меня на еще кое-какие мысли, и я решила расспросить Эллен поподробнее.
- А твоего отца не было среди контрабандистов прошлой ночью? - спросила я.
Она бросила на меня такой испуганный взгляд, как будто даже у стен были уши.
- Ох, тише! Я не знаю…
- Ты знаешь, что во владениях Бэлфуров есть винокурня, - настаивала я. - Иначе и быть не может! Вчера ночью я чувствовала запах дыма.
- Это тянет из трактира вверх по дороге. - Эллен потянула меня за руку. - Выйдем на улицу. Здесь нельзя говорить.
Мы вышли черным ходом и оказались на лугу, заросшем полевыми цветами. Один из павлинов сорвался с места с резким криком. Эллен вздрогнула:
- Бедняжки! Папа их любит.
На солнце было тепло, но от озера задувал свежий ветерок. Спускаясь к берегу, мы плотнее закутались в шали. Вскоре мы увидели лодку, привязанную к дереву.
- Ты умеешь грести? - спросила я, но Эллен покачала головой:
- Настоящие леди не гребут.
- Ты, наверное, и плавать не умеешь? - Я мечтательно посмотрела на озеро, на воде которого танцевали солнечные лучи. - Я научилась плавать в Эплкроссе и умею ловить крабов.
- Правда? - оживилась Эллен. Похоже, она вовсе не порицала меня. - Как замечательно! Мама воспитала меня в согласии с заведенными обычаями, хотя и говорит, что я никогда не попаду в высшее общество и никогда не выйду замуж.
- Не может быть! - сказала я. - Ты такая красавица. Не сомневаюсь, ты обязательно найдешь себе жениха.
Она улыбнулась, вертя в руке пучок травы:
- Спасибо. Но в Глен-Клэр никто не приезжает, да и мы никуда не ездим. Папа не разрешает.
Несмотря на то, что я пыталась быть терпимой, дядя Эбенезер начинал мне сильно не нравиться. Если тетя Маделин управляет домом, не вставая с постели, то мой дядя, несомненно, отравляет жизнь своим домашним, запрещая им куда-либо ездить и принимать гостей, а заодно пропивая деньги, которые можно было потратить на маленькие причуды и капризы.
- Я уверена, - заявила я, - как только молодые люди узнают, что в Глен-Клэр живет такая милая девушка, они тут же протопчут тропинку к твоим дверям.
Эллен засмеялась:
- И папа выйдет к ним с дробовиком и выпроводит их!
Наступило молчание. Далеко в вышине, над утесами, кружил орел, его голову золотило солнце.
- И что же ты делаешь целыми днями, Эллен? - с любопытством спросила я.
Эллен пожала плечами:
- Вышиваю или иногда играю на фортепиано, но маме не нравится звук - она говорит, что у нее начинается мигрень, да и, по правде сказать, инструмент слегка расстроен.
- Ты читаешь?
- В Глен-Клэр не так уж много книг, - сказала Эллен, - Иногда я читаю маме, но большую часть книг папа сжег на костре несколько лет назад.
Я пришла в крайнее удивление. Никаких книг! Я росла в изобилии книг из коллекции моего отца и привыкла интересоваться всем на свете, от астрономии до французского языка. Мне не терпелось познакомиться с новой библиотекой, а вместо этого, видимо, придется прятать свою скромную стопку книг от дяди Эбенезера, чтобы он, чего доброго, не решил бы как-нибудь и ее предать огню.
- Должно быть, - предположила я, хватаясь за последнюю соломинку, - здесь есть немало хороших мест для прогулок?
- Папа не разрешает мне выходить из парка, - замотала головой Эллен. - Он говорит, что в горах опасно.
- Да, наверное, - сказала я, - если контрабандисты разгуливают здесь на свободе. Ты говоришь, виски гонят в трактире… Где он?
Эллен показала на овраг, поросший соснами, который переходил в горный склон.
- Тропинка идет отсюда. Трактир - просто хижина в горах. Мы называем ее "трактиром", потому что там кормят загонщиков, которые перегоняют скот через горы в Кинлохью.
- Кормят и поят, - уточнила я. - Понимаю.
Эллен кивнула:
- Ты ведь никому не скажешь, правда, Катриона?
- Кажется мне, - сказала я сухо, - что все вокруг и так все уже знают.