Хадасса рассказала о том, как Адам и Ева жили в Едемском саду, как Бог дал им свободу выбора, и о том, как они согрешили, поверив сатане, а не Богу. Она рассказала, как Бог изгнал их из сада. Рассказала о Моисее, о законе, о том, как каждый день с утра до вечера люди приносили жертвы всесожжения, чтобы покрывать грехи. И все же эти жертвы не могли полностью очистить от греха. Это мог сделать только Бог, послав Своего единственного Сына, чтобы Он умер как очищающая жертва за все человечество. Именно благодаря Иисусу человек получил возможность снова быть с Богом посредством живущего в человеке Святого Духа.
- "Ибо… Бог… отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную", - процитировала она. - Но все равно многие люди по-прежнему живут, отделившись от Бога.
- И именно такое состояние и является первопричиной болезни? - спросил Александр, заинтересовавшись услышанным.
Хадасса покачала головой.
- Ты, Александр, видишь только физическую сторону жизни. Болезнь может прийти, когда человек отказывается жить в согласии с Божьей волей. Как, например, в случае с Севериной. Господь предупреждал нас о последствиях блуда. Он предупреждал нас о том, к чему приводит распущенность. Он предупреждал нас о многом, и те, кто совершает эти грехи, сами отвечают за их последствия. Вероятно, многие болезни действительно являются следствием непослушания.
- И если бы Северина была послушна законам твоего Бога, она снова была бы здоровой. Так?
Хадасса закрыла глаза. Господи, зачем Ты оставил меня в живых, если у меня ничего не получается со всем тем, что Ты мне даешь? Почему я не могу найти таких слов, чтобы он меня понял?
- Хадасса?
На глаза девушки навернулись слезы разочарования. Она заговорила очень медленно, как будто обращалась к маленькому ребенку.
- Закон был дан человеку для того, чтобы он осознал свою греховность и повернулся от зла к Господу. Ты видишь человека как физическое существо и пытаешься найти решения только в физическом мире, но человек еще и духовное существо, созданное по образу Божьему. Как ты можешь в полной мере узнать, кто ты и что ты собой представляешь, если ты не знаешь, Кто есть Бог? - Хадасса замолчала и увидела, как Александр снова нахмурился.
Прежде чем продолжить, она в волнении закусила губу.
- Наши отношения с Богом действительно влияют на состояние нашего организма. Но они влияют на наши эмоции, наше сознание, наше самочувствие. Они влияют на сам наш дух. - Хадасса сжала в руках деревянный кубок. - Я убеждена, что истинное исцеление может наступить только тогда, когда человек обращается к Самому Богу.
Александр молчал, задумавшись. Он отломил еще хлеба и окунул его в вино, думая над тем, что сказала Хадасса. Его сердце забилось чаще, как это было с ним всегда, когда ему на ум приходила новая идея. Он быстро съел хлеб, допил вино и отставил кубок в сторону. Встав, он стряхнул с ладоней хлебные крошки и расчистил место на рабочем столе. Смешав сажу с водой, он приготовил чернила для письма. Взяв кусок чистого свитка, он сел, развернул его и придавил углы, чтобы свиток не свернулся вновь.
- Скажи мне некоторые из этих законов, - сказал он, написав в качестве заголовка слова "По благодати Божьей".
Неужели он так ничего и не услышал, Господи? Совсем ничего?
- Спасение приходит не через закон.
- Меня не интересует спасение. Меня интересует лечение больных.
- Боже! Ну почему Ты оставил меня здесь? Почему Ты не взял меня домой? - Это был плач, полный искренних мук и разочарования, и Александру стало не по себе. Хадасса плакала, обхватив голову руками, и он понимал, что в этом была его вина. Что теперь сделает с ним ее Бог?
Он встал со стула и склонился перед ней.
- Прошу тебя, не насылай на меня гнев своего Бога, а сначала выслушай меня. - Он взял ее руки и приложил их к своему лбу.
Хадасса отдернула руки и оттолкнула его.
- Не преклоняйся передо мной! Разве я Бог, чтобы ты склонялся передо мной?
Удивленный, Александр отпрянул от нее.
- Но твой Бог отделил тебя. Он слышит тебя, - сказал он, вставая и снова садясь на стул. - Как ты уже говорила, вовсе не я спас тебе жизнь. И я никогда не смогу объяснить, как ты осталась жива. Твои раны гноились, Хадасса. По всем законам природы и науки, которые мне известны, ты должна была умереть. Но ты сейчас здесь.
- Израненная и искалеченная…
- Но живая. Почему твой Бог спас именно тебя, а не других людей?
- Я не знаю, - безрадостно произнесла она. Покачав головой, она добавила: - Я не знаю, зачем Он вообще сохранил мне жизнь. - Хадасса думала, что знает, в чем Божья воля в ее жизни: умереть на арене. Но, судя по всему, у Бога были совсем другие планы.
- Наверное, Он спас тебя, чтобы ты смогла наставить меня на Его путь.
Хадасса подняла глаза и посмотрела на Александра.
- Но как это сделать, если ты не слышишь того, что я говорю?
- Я слышу.
- Тогда скажи мне, в чем польза тела, если душа мертва?
- А как можно восстановить душу, если тело пребывает в болезни? Как может человек покаяться, не понимая, какой он совершил грех? - Голова Александра была забита мыслями, которые нельзя было постичь с первого раза.
Хадасса нахмурилась, вспомнив, как ее отец рассказывал об Иосии, царе Иудеи, чьи слуги нашли книгу закона и прочитали ее ему. Выслушав, Иосия разодрал свои одежды, осознав, что и он сам, и его народ согрешили против Бога. Покаяние пришло через знание. Но при ней не было письменной Торы. При ней не было письменных воспоминаний апостолов. При ней была только ее память.
- С нынешнего дня ты больше не помощница, Хадасса, - сказал Александр, откладывая перо в сторону. - Мы теперь будем работать вместе.
Хадасса встревожилась:
- Но у меня нет медицинской подготовки.
- Возможно, у тебя нет такой подготовки, как у меня, но все же ты подготовлена лучше, чем ты сама думаешь. Я обладаю познаниями физической природы человека, а твой Бог дал тебе понимание духовной жизни. По-моему, логично, что мы должны работать вместе, чтобы лечить больных, чьи жалобы гораздо сложнее, чем обычный порез, который можно сразу обработать.
Хадасса от неожиданности не могла произнести ни слова.
- Ты согласна?
Она чувствовала, что за этой работой скрывается что-то более глубокое, чем она или Александр могли предполагать. От Бога шло это предложение или от лукавого?
- Не знаю, - робко произнесла Хадасса, - мне нужно помолиться…
- Хорошо, - удовлетворенно сказал Александр, - я как раз хочу, чтобы ты так и поступила. Узнай у своего Бога и скажи мне потом…
- Нет! - торопливо сказала она, встревоженная его словами. - Ты так говоришь, будто я какой-то посредник, как те, что служат в храме Артемиды.
- Тогда я принесу твоему Богу жертву.
- Единственная жертва, которую Бог от тебя примет, - это ты.
Александр слегка отодвинулся и довольно долго молчал. Потом он криво улыбнулся.
- Боюсь, Хадасса, что я не смогу пойти на такое самопожертвование. Я не хочу встречаться со львами.
Она тихо засмеялась.
- Я и сама от них не в восторге.
Они посмеялись, после чего Александр снова посерьезнел.
- И все же ты была готова отдать жизнь за свою веру.
- Но мой путь с Богом начался не с арены.
Александр внимательно посмотрел на нее.
- А с чего?
Ее охватили теплота и нежность, и ей снова захотелось плакать. Ей нравился этот человек. Его желание знать и понимать как можно больше было продиктовано искренним стремлением помогать людям. Наверное, именно в этом и состояла Божья воля, чтобы она передала ему все то, что сама знала о Господе. Вероятно, в том законе, который Бог дал израильскому народу через Моисея, были какие-то ответы. Иисус сказал, что пришел исполнить закон, а не нарушить его.
Она протянула Александру руку. Он взял ее руку, крепко сжав ее ладонь. Хадасса поднялась со своей постели и опустилась на колени. Взяв Александра за вторую руку, она потянула его вниз, чтобы он тоже опустился на колени - так они стояли лицом к лицу, взявшись за руки.
- Начнем отсюда.
Повторяя за ней, Александр склонил голову, сосредоточившись на каждом ее слове.
Он все запишет потом.
6
Евдема вошла в триклиний и передала Юлии небольшой свиток, на котором была восковая печать. Юлия взяла его и жестом показала рабыне, что та может идти, при этом ее лицо заметно побледнело. Прим, сидящий напротив Юлии, сардонически улыбнулся, когда она быстро спрятала свиток в складках своей туники, сшитой из китайского шелка.
- Что это ты там прячешь, Юлия?
- Ничего я не прячу.
- А почему ты не хочешь прочитать это письмо?
- Не хочу и все, - раздраженно ответила Юлия, не глядя на него. Она завернулась в свой малиновый шелк и стала нервно теребить золотой браслет на запястье. Прим заметил, что она нервничает под его пристальным взглядом. Он насмешливо скривил губы, продолжая пристально разглядывать ее. Она же пребывала в напряженном молчании, делая вид, что совершенно не обращает на него внимания. На фоне ярких красок ее одежды особенно резко выделялись бледность ее лица и темные круги под глазами от бессонных ночей. Юлия, которая когда-то горела страстью и жизнью, теперь была болезненно-бледной, почти желтой. Дрожащими руками она налила себе еще вина и растерянно посмотрела тусклым взглядом на свой золотой кубок.
Спустя минуту она взглянула на Прима. - Что ты на меня уставился?
- Я? - улыбка Прима становилась уже откровенно издевательской. - Я всего лишь смотрю, как удивительно хорошо ты выглядишь сегодня.
Юлия отвернулась, прекрасно понимая, что это была всего лишь пустая и злобная лесть.
- Как это мило с твоей стороны, - произнесла она иронично и в то же время горько.
Прим взял с подноса очередной деликатес.
- Бедная Юлия. Ты все еще пытаешься примириться с Марком?
Юлия высокомерно вздернула подбородок.
- Я не собираюсь ни с кем мириться. Мне не нужно ни перед кем извиняться за свои поступки.
- Тогда зачем ты продолжаешь посылать ему письма? - Прим с наслаждением отправил в рот выбранный им кусок.
- Я никому и ничего не посылаю!
- Ха. Ты умоляешь Марка о прощении с того самого дня, как он ушел от тебя во время зрелищ. И с тех пор он отсылает обратно все твои послания, - с этими словами Прим махнул рукой в сторону складок туники Юлии, где она прятала свиток, - как вот это, даже не распечатывая их.
Юлия пристально посмотрела на него.
- А откуда тебе известно, что за послания я посылаю и кому именно?
Тихо засмеявшись, Прим выбрал среди изысканных деликатесов, разложенных на подносе, кусок говядины.
- Мне всегда было безумно интересно наблюдать за теми, кто меня окружает. - Усевшись поудобнее, он добавил: - Особенно за тобой, моя милая.
- Тебе Евдема сказала, что я пишу ему?
- Ей и говорить ничего не нужно было. Мне и без того все прекрасно видно. Вчера вечером ты была так пьяна и плаксива. А когда ты плаксива, то уходишь пораньше в свои покои и пишешь своему братцу. Все это уже можно безошибочно предсказать, Юлия. Настолько безошибочно, что даже скучно становится. Ты же прекрасно знаешь, что он никогда не простит тебя, как ни старайся. Я вижу, что его ненависть к тебе не угасает, моя дорогая, и на то, как ты до сих пор просишь у него прощения, становится просто жалко смотреть.
Несколько секунд Юлия молчала, пытаясь подавить в себе эмоции.
- В нем нет никакой ненависти. Он просто сам так думает.
- О Юлия, можешь не сомневаться ни на минуту. Он тебя ненавидит.
Слова Прима терзали ее, и на глазах у нее появились слезы, которые она так долго сдерживала.
- Я презираю тебя, - произнесла она, вложив в эти слова все свои чувства, которые испытывала к этому человеку.
Прим знал, что эти слова были не более чем жалкой попыткой дать ему отпор, и открыто засмеялся.
- Да, я знаю, моя дорогая, но только не забывай, что я теперь единственный, кто у тебя остался, разве не так? Калаба тебя бросила, уплыв в Рим со своей миленькой маленькой Сапфирой. Твои друзья тебя избегают, потому что ты больна. На прошлой неделе тебе пришло только одно приглашение, и я с глубоким сожалением сообщаю тебе, что, когда ты послала Кретанею отказ, он даже обрадовался. Так что, дорогуша, кому теперь, как не мне, составить тебе компанию? - Он пощелкал языком. - Бедная Юлия. Все-то тебя оставили. Какая жалость…
- Стало быть, я всегда могу рассчитывать на твое понимание, Прим, не так ли? Кстати, кто-нибудь из твоих людей напал на след твоего любимого Прометея? - Юлия наклонила голову и прикоснулась кончиками пальцев к подбородку, иронично изображая серьезную задумчивость. - И как ты думаешь, почему тебе все труднее и труднее находить себе любовников? - Тут она всплеснула руками и расширила глаза, делая вид, что ее осенила гениальная догадка. - Слушай, а может быть, это оттого, что ты становишься все тучнее?
Лицо Прима помрачнело.
- Наших с тобой бед можно было бы избежать, если бы ты послушала Калабу и убила свою иудейку раньше.
Юлия взяла свой кубок и швырнула его в Прима, едва не попав в голову. Глубоко вздохнув от досады, она стала осыпать его оскорбительными словами, потом привстала с дивана, не отрывая от Прима своего яростного взгляда.
- Я могла бы избежать своих бед, если бы никогда не имела никаких дел с тобой!
Прим вытер с лица винные капли, его глаза сверкали.
- Можешь меня обвинять в чем угодно, пожалуйста, но только все знают, что этот выбор сделала ты. - Он мрачно усмехнулся. - И теперь тебе придется с этим жить. Или умереть…
- Какая же ты мразь!
- А ты глупая свинья!
- Нужно было мне прислушаться к Марку, - сказала Юлия, подавляя в себе новый приступ рыданий. - Он-то всегда знал, кто ты такой.
Прим едва заметно усмехнулся, видя, как ему снова ловко удалось довести ее до истерики.
- Он знал, это верно. Но ведь и ты знала это, Юлия. Ты пришла сюда с широко открытыми глазами, думая, что все будет так, как ты того хочешь. И какое-то время так все и было, не правда ли, моя милая? Все в точности так, как ты того хотела. Деньги, положение, Атрет, Калаба… и я.
Ей хотелось уничтожить его, навсегда стереть эту самодовольную усмешку с его лица. Но Прим был единственным, кто у нее остался, и она понимала это. Она прищурила глаза.
- Наверное, теперь мне придется пересмотреть свои планы.
- Ой, дорогая. Еще одна твоя ужасная угроза. Я просто весь дрожу от страха.
- Когда-нибудь ты поймешь, что мои угрозы не были такими уж пустыми.
Прим знал, насколько она больна, - настолько, что он не был уверен, выздоровеет ли она вообще. Он тоже прищурил глаза, испытав в глубине души гнев, который согревал ему душу.
- Только к тому времени ты промотаешь все свои деньги, и ничего у тебя не выйдет, - сказал он, стараясь выглядеть как можно спокойнее. - Ты никогда не задумывалась над тем, почему я вообще терплю тебя? Ты думаешь, это потому, что я тебя люблю?
Он увидел в ее глазах страх и испытал удовлетворение. Он знал, что больше всего Юлия боится остаться одна. И она останется одна, когда придет время. Он обязательно отомстит ей за все обиды, за все то пренебрежение с ее стороны, от которого он так страдал. Он отомстит ей за потерю Прометея.
А пока он делал вид, что жалеет ее, заставляя ее чувствовать себя уязвимой. Он поднял руку.
- Извини за то, что я тебе наговорил, - произнес он с притворным сожалением, удовлетворенный в глубине души тем, что ему удалось сделать так, как он и задумал. - Почему мы все время ссоримся, дорогая? Ведь это ни к чему не приводит. Тебе надо стать взрослее, Юлия. Смирись с тем, что у тебя есть. Ты пьешь из того же колодца, что и я, и ты его сделала настолько глубоким, что назад уже пути нет. Я единственный друг, который у тебя остался.
- Если только ты тоже простишь меня, - сказала она приторно-ласково и отвернулась.
- Как тебе будет угодно, моя дорогая. Думаю, свои новости я приберегу до следующего раза, - успокоившись, сказал Прим, усмехнувшись про себя. - Кое-что, что я услышал вчера вечером в гостях у Фульвия. О Марке…
Юлия повернулась к нему и внимательно на него взглянула, прищурив глаза.
- А почему бы тебе не сказать это сейчас?
- Забудь об этом, - сказал Прим, махнув рукой. Пусть она теперь не находит себе покоя. Пусть она теперь и дальше не спит ночами. Пусть она теперь надеется. - Расскажу как-нибудь в другой раз, когда ты будешь поспокойнее.
- Какую грязную сплетню ты услышал на этот раз, Прим?
- Сплетню? О твоем брате? Он становится каким-то ненормальным во всех отношениях. Никаких тебе женщин. Никаких тебе мужчин. - Прим высокомерно усмехнулся, увидев, как снова завладел ее вниманием. - Бедный Марк. Полностью утратил интерес к жизни. Работает, ходит в бани, потом домой. И так каждый день. Сейчас главной его страстью стала ненависть к тебе, и у него это прекрасно получается, правда? Каким серьезным стало в нем это чувство. Каким неизлечимым.
Лицо у Юлии окаменело, и было видно, какие муки она испытывала от этих слов. Она знала, что Приму доставляет радость наносить ей такие мелкие уколы. Единственный способ защититься от них состоял в том, чтобы делать вид, будто она к его словам совершенно равнодушна, но ей приходилось прилагать для этого неимоверные усилия, и ее сердце бешено колотилось.
Юлия ненавидела Прима настолько, что во рту появился металлический привкус. С каким бы наслаждением она вонзила нож ему и толстое брюхо и слушала его предсмертный хрип. Она бы непременно убила его, если бы это не означало и ее собственную смерть.
Но, может быть, теперь и не стоило на это оглядываться? В конце концов, ради чего она вообще живет? Зачем она вообще появилась на свет?
Ее губы скривились в горькой улыбке.
- Ты ведь на самом деле ничего не слышал. Ровным счетом ничего. Просто ты ненавидишь Марка, потому что он по сравнению с тобой, да и вообще с кем бы то ни было, настоящий мужчина. Им восхищаются. Его уважают. А что про тебя скажешь? Обычное мелкое насекомое, которое наживается на лжи и сплетнях о тех, кто лучше тебя.
Прим снова сверкнул глазами.
- А разве я не хранил все твои секреты, дорогая моя Юлия? - тихо сказал он. - О том, как из-за тебя умер твой первый муж, как ты убила второго. А как там твои дети? Может быть, они по-прежнему плачут там, на скалах? А скольких еще детей ты погубила, до того как отвергла семя Атрета? - Видя, как ее лицо стало еще бледнее, он улыбнулся. - Я ведь никому еще об этом не рассказал. - Он приложил пальцы к губам и послал ей воздушный поцелуй.
Ее всю трясло. Как он узнал обо всем этом? Никто не знал о том, что она отравила второго мужа… Никто, разумеется, кроме Калабы. Калаба, ее лучшая подруга. Больше никто не мог ему рассказать.
Прим перевалился на своем диване, придвинувшись к подносу с яствами.
- Я услышал кое-что такое, что заставило меня задуматься. Вопрос лишь в том, стоит ли мне делиться этими новостями с тобой, самая неблагодарная из женщин.