"Инструмент" у Кота был, конечно, не таким автоматом, Ванькой-Встанькой, как у Хорька, но… Кот как-то удивительно чувствовал, просто знал, что, когда и как мне надо. За секунду, или за какую-то долю секунды до того, как в моем мозгу мелькала, скажем, мысль, погладил бы ты меня по животу, его ладонь накрывала мой пупок, вызывая не только "иголочки" возбуждения, завода, но еще и странноватое ощущение тепла и… Тепла и покоя.
Это его знание в каком-то смысле напоминало точность машины, какого-то устройства… Нет! Я пыталась вызвать в себе такое ощущение, пыталась этим как-то отдалиться, но не получалось - его ласки не были механическими, не были… ну, штампованными, что ли. Я бы почувствовала, если бы… Хотя говорил же какой-то гениальный актер своему дружку рангом пониже, что, дескать, у того в запасе пять-шесть штампов, а у него, у гениального, просто штук сто - вот и вся разница, но… Словом, если Кот и был каким-то устройством, автоматом, то - сделанным, запрограммированным словно лично для меня, под меня.
Я стала все реже и реже встречаться с Хорьком. Все в нем начало раздражать меня - сначала какие-то дурацкие мелочи, вроде давно не стриженных ногтей на ногах и рыжеватых волосков в ушных раковинах (никогда в жизни не обращала внимания на такие…), а потом и даже его краса и гордость, его роскошный Ванька-Встанька.
Впрочем, если бы это распространялось только на Хорька…
То же, или почти то же самое раздражение стало появляться в супружеской койке. Я быстро научилась преодолевать его, понимая, что в эту сторону идти нельзя, что так можно и заиграться, что это уже чревато серьезными… Но легко преодолевая это раздражение и заставляя себя лихо кончать под и над литым упругим телом Ковбоя, я все чаще… Ну да, так было легче! Я все чаще представляла себе другого - прикрывала глаза и в красноватой темноте рядом со мной появлялись, выплывали слегка поседевшие растрепанные патлы лижущего мой сосок Кота, и я чувствовала на себе его руки, и вся раскрывалась для него, и входил в меня он, и темные теплые глаза на его стареющей усатой морде вдруг по воле расшалившегося воображения становились круглыми, желтели, и в них загорались и начинали тускло помаргивать, мерцать какие-то странные желтовато-зеленые огоньки, и… Я кончала так, что мой Ковбой довольно стонал и стискивал меня своими накаченными руками аж до хруста в ребрах. Здорово, если бы только…
Если б только не кончилось тогда, на открытии казино, наше партнерство, если б не… Как бы я ни кончала, как бы ни захлебывалась оргазмами, что с ним, что с Хорьком, а все равно была теперь одна.
Только с Котом - немолодым, женатым, довольно потрепанным, и по нашим меркам, нищим мужиком, - это ощущение… Не пропадало, но хотя бы отступало, отодвигалось и не давило. Только с тем, кто ни при какой погоде не мог дать мне хоть сколько-нибудь защищенности, вообще не мог дать ничего - даже места, где трахаться (мне самой пришлось снять недорогую, запущенную квартирку, а ему говорить, что беру ключи у подружки), - у меня… Ну, что вилять перед собой - я запала на него, залипла, зацепилась. Он вытеснил из моего "графика" Хорька, занял его место, но не просто заменил, а… Превратился во что-то, вроде наркотика - стоило нам не встретиться недельку-другую, и у меня начиналась ломка. Такое странное ощущение пустоты, которая ничем и никем не заполнялась, ни "Абсолютом", ни мужем, ни Хорьком.
Кстати, Хорек…
* * *
В тот самый день, когда я кинула его на даче и улизнула к Коту, Хорек, как животное, что-то почуял. Я тоже почуяла в нем перемену, но мне было настолько наплевать на него, что… Я его недооценила.
Его глазки стали порой очень внимательно рассматривать меня во время наших (теперь все более редких) кувырканий в койке, и недобрый огонек в них зажигался все чаще и чаще. Потом, получив очередной отлуп, он молча повесил трубку, а через недельку…
Он звякнул с утра и поинтересовался моими планами на этот день.
- Ты в них не входишь, - равнодушно ответила я.
- Понял. Но ты все-таки заскочи около двух. Ненадолго.
- Зачем? Я же сказала, у меня на сегодня другие…
- Ты заскочи. Есть разговор.
Я заскочила. Хорек встретил радушно. Предложил выпить - я отказалась. Предложил раздеться - я отговорилась течкой. Он изобразил удивление.
- Когда нам это мешало? Пошли в ванную.
- Не сегодня… Ну, правда, льет, как из ведра.
- Ну, что ж, пойду сварю кофе, а ты, - он лениво потянулся, подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда какой-то конверт, - погляди пока вот это, - он кинул конверт на журнальный столик, - полюбуйся, грамотно сделано.
Он ушел на кухню варить кофе, а я, не вставая с кресла, дотянулась до конверта, вытащила из него несколько фотографий, и… Странная, тупая иголочка кольнула меня где-то возле диафрагмы. Где-то очень-очень глубоко.
Сделано было действительно грамотно - на черно-белую пленку снимал или очень хороший любитель, или профессионал.
Я и Кот идем в обнимку по переулку… Стоим у табачного ларька… Обнимаемся у подъезда того дома, где я сняла квартирку… Выходим из того же подъезда - Кот чуть сзади готовиться шлепнуть меня по заднице… Я сажусь в какую-то тачку, а Кот, наклонясь ко мне, держится за дверцу - провожает после встречи…
Я смотрела на них долго, а когда подняла глаза, увидела на столике две дымящиеся чашки с кофе, а в кресле напротив меня - Хорька.
- Что это значит? - спросила я.
- Я тебя хотел спросить, - пожал он плечами. - Что это значит? Ты залипла на какого-то козла, лет на десять старше меня, ты сняла фатеру, чтобы… И это - при муже и при мне, не говоря уже про братика…
- Да какое тебе дело?!. - рявкнула я, плохо вслушиваясь в его слова - на меня накатила дикая злоба, потому что… Это было мое, Кот был моим, и я ни с кем не желала… Господи, я только сейчас поняла, как я залипла на него… - Это - моя жизнь, и никто не будет…
- Будет, Рыжик, - перебил Хорек. - Еще как будет - твой муженек. Он прекрасно знает про меня. И уж, конечно, про… - Хорек усмехнулся. - И ему все это до фени. Но про этого… - с презрительной гримасой он скосил свои прищуренные глазки на фотографии.
- Ах ты, блядь!.. - я рванулась было с кресла, но Хорек быстро перегнулся через столик и вернул меня в сидячее положение крепкой… пощечиной.
Наверное, я целую минуту просидела в каком-то трансе. Никогда и никто… Никто и никогда в жизни не посмел меня ударить, а за последние пятнадцать лет жизни с Ковбоем - даже подумать об этом…
(… Я одна… У меня нет никакой прикрышки, и даже такая мразь может меня…)
Потом я взяла себя в руки
(… Ладно, тварь… Ты за это заплатишь…)
и довольно спокойно спросила:
- Чего ты хочешь?
- Для начала - тебя, - ухмыльнулся он. - И не в ванной. До течки тебе еще недельки две.
(…ладно, паскуда… За это ты так заплатишь!..)
- Изволь, котик. Какие проблемы.
* * *
- А теперь поговорим о деле, - сказал Хорек, затушив сигарету и набрасывая на себя свой роскошный халат. - Я хочу сделать тебе одно предложение, от которого…
- Я не смогу отказаться? - усмехнулась я.
(… клоун дешевый… Кем ты себя вообразил?.. Шестерка вонючая, ты у меня…)
- Не захочешь. Если, конечно, не дура… Только ты для начала оденься. Дело серьезное.
Я оделась. И дело оказалось серьезное. Дело оказалось такое, что…
Хорек предложил мне покончить с ковбоем. С моим мужем. Вот так - ни больше, ни меньше. Хорек выудил из того же ящика стола, откуда доставал конверт с фотографиями, обычную дискету и сообщил, что на ней - файлы с такими документами… Словом, документы эти - пэ-пэ для Ковбоя, поскольку из них явствует, что Ковбой кинул своего седого партнера, и не случайно, в приступе глупой жадности или жадной глупости, и не один раз, и продолжает это делать, то есть планомерно и со знанием дела копает тому яму, в которую… В которую по замыслу его шестерского высочества, Хорька, должен улечься сам. Вернее не сам, а с любезной помощью его дражайшей супруги, имевшей неосторожность спутаться с каким-то дешевым фраером и подставиться под объектив нанятого Хорьком фотографа…
- А с чего ты решил, что его это ебет? - светски улыбнувшись, спросила я. - Сам говорил, он знает про тебя, так какого же…
- Не валяй со мной дурака, Рыжик, - отмахнулся Хорек. - Он нормальный мужик, нормально относится к твоим шалостям, но с этим козлом, - он ткнул пальцем в раскинутые веером на столике фотки,
(… Ну, погоди, как вы говорите, за козла - ответишь…)
- ты не просто трахаешься. Ты на него запала. Это - совсем другое, и не еби мне мозги, не делай вид, что не сечешь.
- Секу. Но если ты думаешь, что я способна убить человека… Ну, не своими… Но это все равно, что самой сделать…
- Способна. И сделаешь. И не потому что не захочешь семейного скандала, или развода.
- А почему? - равнодушно спросила я, потому что утратила интерес к разговору, потому что Хорек с его дешевым шантажом - просто дурак, если решил, что…
Вдруг тупая игла уже здорово ужалила меня где-то под диафрагмой,
(О, Господи… Хорек не дурак… Кто угодно, но не дурак…)
и я поняла… Поняла - почему…
- Вот именно, - кивнул Хорек. - Поэтому, - он опять ткнул пальцем в фотографии. - Потому что запала на этого, и захочешь, чтобы этот жил. Держи дискету. Денька через три отдашь Седому. Не раньше, но и не позже.
- Что ему сказать… В смысле, где я ее взяла? - помолчав, с трудом выдавила из себя я.
- А он не спросит, - ухмыльнулся Хорек и… подмигнул мне. И подписал себе приговор.
Впрочем, подписал он его, когда вслух сказал… озвучил, чем он меня берет. А когда подмигнул, просто поставил точку. Он не дурак, вернее, уже можно сказать, был не дурак, но он не учел моих пятнадцати прожитых с Ковбоем лет - я кое-чему у него научилась. И усекла одну из главных заповедей: если ты хоть раз поддалась нажиму - шантажу, или еще какому-то, неважно, - если хоть раз прогнулась, тебе конец. Пэ-пэ. Сто процентный. Как говорит моя американская дочка, на сто пудов. А если не прогнулась, то каким бы страшным ни был шантаж, у тебя есть шанс. Пусть малюсенький, ничтожный, но - шанс. Точно, как с теми, кто шел под дулом автомата папаши Ковбоя - позади точно ales, а впереди еще можно поиграть.
Поиграем?
18
- Здорово ты кончаешь, Рыжик, - сказал он, сладко потягиваясь, и вдруг спросил. - Знаешь почему у красных ничего не вышло?
- Почему? - безучастно-вежливо откликнулась я (мне сейчас было столько же дела до красных, сколько бегемоту - до бабочки).
- Вот именно поэтому, - буркнул он.
- Почему - поэтому?..
- Оргазм… - он помолчал, потом повернулся ко мне, и вздохнув, уставился куда-то мимо меня, в стену. - Тебе нет сейчас дела до… Ни до чего. Оргазм, понимаешь?
- Не-а…
- Помнишь у Оруэлла в 84-ом главный идеолог режима… Черт, забыл, как его звали… Ну неважно, словом, он читает лекцию Смиту в Министерстве Любви: мы сделали то-то, сделаем еще то-то, мы контролируем прошлое, значит, контролируем будущее… Ну, и так далее, такая программная речуга, помнишь?
- Ну да… И что?
- И среди прочего он говорит: мы уничтожим оргазм - наши ученые уже работают над этим. Помнишь? Вот это - главное. А наши это упустили, мудозвоны.
Я задумалось. Что-то тут…
- Но они пытались… Эй! - я потерлась носом о его плечо, желая привлечь внимание его уставленных мимо меня в стену каких-то пустых глаз. - Они всегда воевали с сексом, внушали, что секса нет, стирали грань между… - я хихикнула, - между мужчиной и женщиной, словом…
- Словом, как и везде, обделались, - усмехнулся он. - Ты права, они воевали с сексом, но… На идеологическом фронте. Они хотели упразднить оргазм, но… Старались - изо всех сил старались, - сделать это в идейном плане, ну… В идеологии. А это - невозможно. Никакая идея, никакая идеология не перешибет оргазма. Когда ты кончаешь, тебе все - все! - до фени, и… Ты - свободна! Тут надо другим… Наши ученые уже работают над этим… Надо было медицински…
- Бр-р-р! - я зябко передернулась. - Не надо. Хорошо, что… Хорошо, что обделались, или… - Я вздрогнула и уставилась на него. - Ты что, жалеешь, что они не…
- Да нет, - отмахнулся он. - Я просто сейчас с их стороны глянул… Недавно 84-й перелистывал и вдруг пришло в голову - вот где последний штрих, последняя черта… The border. The… - он зевнул. - The percinct.
- Что это тебя вдруг на кошмары потянуло? 84-й и этот… "Король ужасов" его называют - в кабинете сразу две раскрытые книжки валяются. Our best anatomist of horror… Он тебе нравится?
- Нравится, - рассеянно кивнул он. - А ты читала?
- Что-то читала, но на языке, а эти переводы - не-а…
- И напрасно. Хорошие переводы. Этот парень, ну, переводчик в смысле, - он как-то искоса глянул на меня, и… я где-то внутри вздрогнула,
(не может он знать!.. Чего я так испугалась? Черт, не знаю, но… не может он знать, не может!..)
но только внутри, а сверху даже не шелохнулась. - Он неплохо справился, - между тем ровным и каким-то бесцветным голосом продолжал мой Ковбой. - Такой, знаешь, без взлетов и изысков, но и без проколов. Рука набита, надрочена, стиль поймал и - катает себе легко и спокойно. Про таких говорят: старый конь борозды не портит, хотя… Он, по-моему, и не такой уж старый…
В последней фразе мне почудилась вопросительная интонация - слабенькая такая, словно ненавязчивый крючочек, так лениво заброшенный, без особых надежд… Я легонько и как можно равнодушнее пожала плечами.
- С такими легко работать, - лениво продолжал Ковбой. - Легко читается… Можно было бы нанять его для себя - им ведь гроши платят, - пускай себе переводит…
- Для тебя? - я по-настоящему удивилась.
- Ну да. Был б у меня мой личный…
- Личный переводчик? Зачем?.. Ты же знаешь язык, как родной, что за дурацкие…
- Рыжик, чего ты так возбудилась? - усмехнулся он. - Я просто расслабился, ты классно меня трахнула, вот и захотелось поболтать…
- Расслабился? - переспросила я. - А вот расслабляться тебе, может, и не стоит. Тебя хотят здорово подставить.
- Подставить? - с ленивым смешком переспросил он. Я промолчала. Он приподнялся на локте, заглянул мне в глаза и… Понял, что я не шучу. - Ну, в чем дело?
И я рассказала ему, в чем дело, почти дословно передала весь разговор с Хорьком, только без того, что было перед разговором, и без… Кота.
- Ты взяла дискету? - выслушав меня, ровным голосом спросил Ковбой.
- Он не дал, - таким же ровным голосом постаралась ответить я. - Я же сказала ему, что подумаю…
- И он рассчитывал взять тебя на паре перепихонов с ним? - недоверчиво протянул Ковбой. - Ну и муда-ак…
Кажется, он говорил что-то еще, но я не слушала. Не слышала… Я уставилась на стоящую не телевизоре фотографию - Седой с женой и мы с Ковбоем перед красной ленточкой на открытии казино, - и в мозгу у меня звучал голос Хорька, повторявший, как на заезженной пластинке, одну фразу: при муже и при мне, не говоря уже про братика… про братика… Я смотрела на лицо Седого на снимке, мысленно омолаживая его, и… Господи, как же я раньше не видела… Как же я могла не увидеть…
- Он - твой брат, - пробормотала я, поворачиваясь к Ковбою, и увидела в его немигающих, уставленных прямо на меня глазах… Страх.
Мы долго молчали, глядя друг на друга, а потом он отвернулся и хрипло выдавил:
(… Господи, как же он боится… Никогда не слышала такого голоса…)
- Забудь об этом, Рыжик. Это… намного страшнее Хорька… Забудь.
- Ладно, - неуверенно пробормотала я. - Забуду, но почему? Что тут такого…
- Мой брат давно умер, - все так же сдавленно ответил он. - Его убили в… На зоне. Он был даже не похож на… то, что тебе померещилось.
Он снова повернулся ко мне, и в его глазах я увидела настоящую боль и… приговор. Нет, сначала приговор,
(… не Хорьку - с ним и так все ясно… Мне!..)
а потом - боль. Тупую боль, какая бывает при безысходности, при беспомощности, когда не хочешь делать то, что причинит боль, но… Не можешь не сделать.