Я повернулся к девчушке, все еще тыкающей ручонкой в направлении клетки, она задрала ко мне личико, с каким-то странным интересом уставилась на меня, сосредоточенно нахмурила свои чудесненькие светлые брови, сразу став очень комично серьезной, и…
Я перевел глаза на ее мамочку, та еле заметно вздрогнула и каким-то неуловимым движением (не тела - телом она не сдвинулась с места) загородила дочку от меня, а я…
Я глядел уже не на мысленную "картинку", а на живых, реальных людей, маму и дочку, все теми же двумя парами глаз - воспринимал живую реальность все теми же двумя сознаниями… Я видел их и в нормальном, привычном, цветном изображении, и в… другом. Не цветном и не черно-белом, а каком-то красноватом и штриховом - расплывающемся, но одновременно очень четком, не объемном, а двухмерном и… Правильном.
В мозгу, вернее в той части сознания, которая принадлежала только мне, забилась, задергалась паническая мысль: я схожу с ума, это - классическая шизофрения, раздвоение…
И тут же другая, чужая (но тоже моя) часть, как-то вздрогнула и словно нехотя растаяла, исчезла, оставив меня с уже только привычным, моим восприятием реальности. И лишь в последний момент перед ее окончательным исчезновением, уходом, меня кольнуло слабое разочарование, оттого что она уходит, исчезает… И слабое инстинктивное желание метнуться за ней следом и удержать, только… Только я не знал, вернее, моя часть сознания не знала, куда, в какую сторону метнуться. Я не успел уловить, куда исчезло то - выскочило наружу, или наоборот, убралось внутрь, в какое-то потаенное нутро, дальний закоулочек моего собственного мозга…
Краем глаза видя спины дочки с мамой, уходящих от клетки (мамочка один раз оглянулась и кинула на меня быстрый и недобрый взгляд), я уставился на вытянувшего свое роскошное гибкое тело Panthera pardus, уставился в круглые желтые фонари его глаз
(вот чем я несколько секунд смотрел на мир… Вот чем я видел наш мир!..)
и еле слышно пробормотал:
- Так вот, значит, как ты нас видишь…
- Жарко, - сказала Рыжая и взяла меня за руку. - Ох, да ты весь взмок. Пойдем, посидим где-нибудь в тенечке… Хочешь, перекусим чего-нибудь? Пива выпьем?
- Угу, - кивнул я. - Вообще пошли отсюда. Хватит уже этих клеток. Если ты, конечно, насмотрелась, моя донна.
- Ага. Вполне, - сказала Рыжая. - Слушай, у тебя весь лоб мокрый. Ты что, погано жару переносишь? Даже побледнел как-то… Эй! - с ноткой тревоги окликнула меня она и выдернула из вдруг накатившей, какой-то приятной слабости, - Ты в норме?
- В ней, моя донна, - буркнул я, с каким-то непонятным облегчением оторвал, наконец, взгляд от не шелохнувшегося, равнодушно смотрящего куда-то мимо меня леопарда и обнял ее за талию. - Пошли. Я видел где-то здесь столики под тентом. Может, там даже пиво дают.
* * *
Я сидел за компьютером и с тоской смотрел на дисплей, на котором бывший агент бывшей "Штази", еще вчера так рельефно "выпиравший" из легко выстраивающихся друг за другом фраз, тускнел, становился двухмерным, штриховым, словно нарисованным неумелой детской рукой человечком, лишенным объемности, неживым, недостоверным…
Работа не клеилась. Ну, что за… Что-что - пиво не надо было днем лакать, вот что… Я скосил глаза на Рыжую, опять, как вчера, разлегшуюся на диване с Котом у ног и большим, темно-зеленым фолиантом в руках.
- Опять рецепт ищешь? - буркнул я. - Зря стараешься, я и так сожру все, что сбацаешь. Готовишь, ты моя донна, как богиня…
- Не-а, не рецепт, - покачала она головой, не отрываясь от книги. - хотела посмотреть…
- Что-то интересное?
- Ага…
- Почитай вслух, - подавив зевок, попросил я.
- Ты же работаешь.
- Не идет. Нет настроя, и… Ни сидя, ни стоя. Почитай - может, перебьешь фишку.
- Ну, слушай, - сказал Рыжая. - Так… вот, с самого начала, - и слегка монотонно, почти как та экскурсоводша или учительница в Зоопарке (только не гнусаво), она стала читать:
- "… Кошачьи - наиболее специализированные животные из всех хищных, всецело приспособленные к добыванию животной пищи преимущественно путем скрадывания, подкарауливания, реже преследования и к питанию мясом своих жертв. Подобный плотоядный образ жизни наложил глубокий отпечаток на строение тела и многие другие морфологические особенности кошачьих. Наша домашняя кошка может служить типичным представителем семейства. Однако эти виды отличаются большим разнообразием. Достаточно вспомнить, что наряду с мелкими кошками в семейство входят такие огромные звери, как…"
- Эй, - удивленно прервал ее я, - ты что, зоологией решила заняться? С чего это вдруг?
- Просто я вдруг подумала… - она замолчала.
- Ну, - подстегнул я. - Что - подумала?
- Почему их называют семейством кошачьих? - медленно выговорила она.
- Не знаю… А почему - нет?
- Ну, как? Ведь есть такие огромные… Мы же видели сегодня - рыси, пантеры… Тигры, наконец. А все семейство назвали по самым маленьким… Их именем. Почему?
- А черт его знает, - сказал я. - У тебя оригинальный склад ума, моя донна. Никогда бы не задумался… Ну, и что там, - я кивнул на книгу, - про это?
- Ничего не нашла, - покачала она головой, помолчала и повторила чуть тише: - Ничего…
- Ладно, - сказал я, - ищи дальше, может, и найдешь…
- Угу, - кивнула она и снова уткнулась в книгу.
Усилием воли я заставил себя вернуться к дисплею, стер три последние нелепые фразы, похожие на грамотный подстрочник, и попытался вызвать в воображении "картинку" с агентом-убийцей. Сначала вместо агента мелькнула раскрытая звериная пасть
(… большая пасть. Какая-то слишком большая…)
я отогнал ее, "стер", вчитался в английскую фразу, и… Где-то вдали на "картинке" замаячил силуэт агента - сначала нечеткий, расплывчатый, а потом все более рельефный… Пальцы забегали по клавишам, и на экране стал появляться текст - уже не грамотный подстрочник, а некое подобие литературы. Конечно, не "король ужасов", но… Из кувшина можно вылить только то, что было в нем, а творить - не наша забота. Мы ведь - только посредники. Те, кто не может быть писателем и не хочет - читателем… Где-то между… Ни рыба, ни мясо. Ни Богу - свечка, ни…
Пальцы бегали уже довольно быстро, и я не слышал ни тихого мурлыканья Кота, ни шелеста переворачиваемых Рыжей страниц "Жизни животных", ни слабого ровного шума кондиционера…
14
Рыжая что-то сказала. Что именно - я не разобрал, но механически отметил… Что-то странное. Я оторвался от компьютера, потянулся (у меня здорово затекла спина - сколько же я просидел за ним?) и спросил:
- Чего?
- Пойди в кабинет и надень смокинг, - повторила она.
Я хотел что-то сказать, поперхнулся, поднял на нее глаза и… оторопел.
Рыжая стояла у стола со скатертью в руках, одетая в… Черное, очень короткое платье с огромным вырезом, открывающим половину грудей, на шее - цепочка с… кулоном, что ли, или как это называется… Словом, довольно большой прозрачный камень, вспыхнувший ярким голубоватым пламенем, когда она начала медленно поворачиваться.
Она повернулась спиной ко мне. Вырез на спине открывал треть задницы. Черные туфельки на высоченном каблуке… Если она хотела произвести на меня впечатление, ей это удалось. Более чем.
- Ну и ну, - выдохнул я. - В этом… Я же не смогу тебя трахнуть…
- В этом и не надо, - усмехнулась она. - Как тебе?
- Это… фантастика, - пробормотал я. - Эта баба - не для меня… Я просто… не отсюда. Гвоздь не от той стенки…
- Дура-а-а-к, - протянула Рыжая. - А для кого же еще я одевалась? - она была довольна моей реакцией.
- Если внизу… под этим - такое же белье, я точно не сумею…
- Там нет никакого белья, - фыркнула Рыжая.
- Ну, тогда, - я вдруг почувствовал, что у меня в ширинке зашевелился… Чем она меня кормит, что я так?.. Подсыпает что ли какие-то… - Тогда…
- Тогда пойди и надень смокинг. Найдешь в его шкафу. Мы ужинаем при свечах.
- При свечах?… А потом?
- Потом? - она усмехнулась. - Оргия, однако. Что же еще бывает после свечей?
- Тебе с бугра виднее, - буркнул я, встал, выключил компьютер, закрыл его и положил на диван.
- Там рубашку найдешь специальную… С таким стоячим воротничком. И галстук-бабочку.
- Я, Рыжик, не то, что бабочку, а простой галстук завязывать не умею, - ехидно сообщил ей я.
- Ничего, там есть на застежке. Давай, я уже накрываю.
- Извращенка, - пробормотал я и послушно двинулся в кабинет. Спорить было без толку. Если женщина просит…
Кот сидел в кабинете на подоконнике и смотрел на улицу. При моем появлении он повернулся ко мне и стал с интересом смотреть, как я отодвигаю "купейную" зеркальную дверцу шкафа.
М-мда. Такое количество костюмов, я видел только в магазинах. Где ж тут смокинг? И как он вообще выглядит… А, ну да, у него такие сплошные лацканы и… Вот. Так, теперь рубашка со стоячим… Бабочка… Нет, не то. Ага, вот! Что ж, попробуем, только не вздумай смеяться, Кот, даже не вздумай…
Он и не думал смеяться, а с интересом наблюдал, как я влезаю в накрахмаленную рубашку, и чертыхаясь, напяливаю на себя черные штаны с какими-то… лампасиками, что ли, по боковым швам. Так, где у нас туфли… Ага, внизу. Как здорово выдвигается эта хрень… Надо же, и ноги размер одинаковый, стало быть, у Ковбоя не маленькая аристократическая ножка… Ну, что, Кот, как я тебе? Хорош?..
Смокинг сидел неплохо - только был чуть узковат в талии. Но что делать, мы - люди простые, тренажеров у нас нет. Брюки тоже туговаты на заднице, но в целом… Еще бы неделька с Рыжей, смокинг сидел бы на мне, как родной. С ней - не потолстеешь.
Вдруг мне стало немножко жалко, что половина нашего времени уже прошла, что через три денька приедет настоящий хозяин всего этого и… Рыжей, а потом вернется и моя половина. Что делать, вот так, блядь, неудачно жизнь…
Дурак, равнодушным звоночком тренькнул какой-то голосок. Я круто развернулся к Коту, но он опять смотрел на улицу, и хвост у него слегка подергивался - что-то он там увидел, какой-то слабый раздражитель. Может, вороны…
- Дураки не бывают в смокингах, - наставительно, но не очень уверенно сказал я Коту. - Ты взгляни на хозяина - в таком шике, может, больше и не увидишь!
Но Кот не обернулся, только хвост стал мерно качаться из стороны в сторону. Или он был не согласен со мной, или там, правда, что-то раздражало его.
- Ну, не хочешь - как хочешь. Ты - хамить, и я - хамить, - заявил я, и твердо ступая каблуками, как на параде, отправился в столовую.
На столе действительно горели две витые свечи в тяжелых бронзовых подсвечниках. Стол был накрыт на две персоны - с какими-то соусниками, блюдами под стеклянными крышками, тяжелыми хрустальными бокалами, рюмками на длинных ножках, спецножами и спецвилками, тремя разными тарелками перед каждым из двух мест, бутылкой красного вина, бутылкой белого, графином с чем-то прозрачным, графином с чем-то коричневым…
Я как-то… Словом, я опять, как в тогда, в самый первый раз войдя в ее фатеру, почувствовал себя неуютно, неловко как-то - гвоздь не от той стенки. Мне бы водочки… Я глянул на Рыжую и… Вся неловкость пропала.
Рыжая уже сидела за столом и несмотря на свое черное платье и прозрачный камень на шее, в котором то и дело полыхали голубоватые отсветы от пламени свечек, выглядела очень… домашней.
- Садись, - сказала она, - и попробуй вот этот салат. Потом будет рыба - с белым вином, а потом мясо - с красным.
- Мне бы водочки, - пробормотал я, садясь.
- В процессе, - сказала она и кивнула на графин с прозрачной жидкостью, а себе налила из другого - с коричневой.
* * *
- Слушай, - спросил я, налегая на салат, - а ты совсем не работаешь?
- Беру иногда на дом, когда скучно… Давай, положу рыбу.
- Ага, положи… А что берешь? Постой, ты ведь знаешь язык… Уж не переводики ли, моя донна?
Она выпила, сразу налила себе еще и кивнула.
- Ну, так, технические - я же не маэстро.
- На технических сейчас проще бабки делать, - сказал я, налегая на рыбу. - И больше выходит. Намного. Мне бы подкинула.
Она снова выпила и снова налила.
- Пожалуйста. Сколько хочешь.
- Что ж ты никогда не говорила? Я - в поте лица бьюсь, как папа Карло…
- Ты никогда не спрашивал, - пожала она плечами и выпила.
- Ты ничего не ешь - только пьешь. Хочешь надраться?
Она пожала плечами.
- Мне нравится, когда ты ешь. Выпей водки перед мясом.
- Неохота, - сказал я и налил себе вина; белого. - Вздрогнули, ваша светлость?
- Ага, - она выпила, сняла стеклянную крышку с блюда и положила себе кусок мяса с какой-то приправой. Пахло оно потрясающе. Я тоже потянулся к блюду и поддел своей вилкой большой кусок. - Только я - не светлость. Я - простых кровей. Это хозяин у нас - голубых.
- Правда?
- Ага… Вкусное мясо?
- Обалденное, - честно признался я, налил себе водки и выпил. - Так, значит, он из чистопородных… И что, играет в эти игры? - я прищурился и уставился на огонек свечи. - В ихний… дворянский клуб ходит?
- Не-а, - она покачала головой. - Он терпеть не может всех этих… Всегда злится, стоит кому-то заговорить… Даже песенок всех этих не выносит - ну, знаешь…
- Белой акации - цветы эмиграции, - кивнул я. - Поручик Голицын, плесните вина… Он прав, - я налил себе вина. - Давай за него, донна. Чем дальше, тем он больше мне нравится… Тебе опять, из графина?
- Ага, - кивнула она. - Давай… Так ты что же… За красных, что ли?
- Да не за красных я, - мы выпили, и увидев, что она ждет продолжения, попытался объяснить. - Как я могу быть за… холеру, за чуму! Но когда стране грозит чума, когда в каком-то месте уже вспыхивают первые очаги этой чумы… Тогда власть - если это власть - не должна орать: Доло-о-ой чуму! Все на борьбу!.. Власть не должна устраивать цирк и суд с присяжными. Власть - если это власть - должна… Огородить это место кордонами, чтобы мышь не проскочила, и выжечь эту чуму каленым железом! Тогда она - власть. А все остальное - потом. А если она этого не сделает…
- Если она это сделает, - перебила Рыжая, она сама… Они сами будут убийцами… Они будут убивать ни в чем не повинных людей - кто там будет разбирать, кто заразился, а кто - не успел? Это… Это - жуткая логика. Тебя… Их самих тогда надо судить!..
- Да, - кивнул я. - Конечно. Эту власть потом надо судить. И наверно ее будут судить. И это - правильно. Но это - потом! И это вовсе не отменяет другого. Эта власть спасет всю страну! Она возьмет на себя эту… этот грех, если хочешь, она погубит сколько-то невинных людей, но чума не сожрет всех! И власть затем и нужна, за то она и получает все свои привилегии, всю свою роскошь, чтобы в такие моменты взять на себя этот грех и расплатиться за него - потом. А если она этого не делает, то это не власть, а говно. Значит, она умеет только пить и жрать на халяву. И расплачиваются за это - другие. Те, кто просто умеют и хотят работать, кто пашет землю и растит хлеб - их жрет чума, торчащая в них самих. И про них, моя донна, - я подмигнул ей, - никто потом красивых песенок не сочиняет и гвоздички по сцене не раскладывает. "Мы возьмем этот город…" Чего ж не взяли?..
- Но не они же все это делали, - не очень уверенно сказала Рыжая. - Не они же уничтожали… свой народ.
- А кто?
- Ну… Чума эта, как ты ее называешь…
- Угу. Как я ее называю. Но что толку винить чуму в том, что она - чума? Она на то и есть чума, чтобы это делать! Что толку винить кошку в том, что она мяукает и убивает мышей и птичек? И чума убивает. Это ее назначение… А власть - должна не дать ей этого делать. Это - ее назначение. А если просрали все поручики с корнетами, стало быть, говнюки они, а не… А-а, - я махнул рукой, - хрен с ними. Давай выпьем?
- Давай, - кивнула Рыжая. - Черт с ними, с поручиками! Может, ты и прав, хотя… Очень жестоко выходит… Как-то холодно жестоко. В тебе, как будто, разные… Ладно, давай за нас.
- За нас, моя донна, - согласился я, и мы выпили.
В столовую вошел Кот, оглядел нас внимательным взглядом, попил воды из своей миски, потом прыгнул на диван, улегся, вытянув передние лапы и уставился на пламя свечки. Он лежал спокойно, вроде бы даже задремал, только время от времени глаза приоткрывались чуть шире, показывался зрачок и желтовато-красный отсвет пламени свечи вокруг него, а потом они снова прикрывались, превращаясь в узкие щелочки.
- Тебе, правда, переводики подкинуть? - спросила Рыжая, вертя в руке рюмку и глядя сквозь нее на свечку.
- Правда.
- Денежек хочешь? - она посмотрела сквозь рюмку на меня, и я увидел, что она уже явно не трезва. Не совсем пьяная, но… и не трезвая.
- Хочу, - кивнул я, доедая мясо.
- А больших денежек - хочешь?
- Хочу.
- А здесь жить хочешь? - она поставила рюмку на стол, и склонив голову, хитровато прищурилась на меня.
- В каком качестве?
- В качестве? - нахмурилась она. - А-а, ну, в качестве хозяина, конечно.
- Не больше, чем в джунглях, - буркнул я.
- Почему-у? Ах, да, ты у нас - ни рыба, ни мясо… Но видишь, я тебе приготовила и рыбу, и мясо. И всегда бы готовила… А? - она потянулась к графину.
Я перехватил графин, налил ей и себе и пригубил. Коньяк. Не "Мартель", но - не хуже. Я выпил всю рюмку, и в животе сразу сделалось очень тепло, такой мягкий тепловой удар… Мягкий, но - удар.
- А Ковбоя куда денем? - спросил я лениво.
- Ковбоя? - нахмурилась она, выпив; я увидел, что она - сильно не трезва. - А-а… - она засмеялась и опять уставилась на пламя свечки сквозь рюмку. - Ну, представь, что он… исчез.
- А ты, моя донна, осталась при всех его деньжищах? Крутой вариант…
- Нет, - покачала она головой. - Всех его деньжищ мне никто не оставит, если… я жить захочу. Останется, - она прищурилась на рюмку, - квартира, конечно, дача… Не та дача, а большой дом… На ту он мне дарственную сделал, но она… как бы общая - типа общака. Партнерчики его, конечно, дадут кусочек - отступного, но небольшой… Так, штук сто, на бедность.
Я присвистнул. Хороша у нее бедность… Я поднял глаза и встретил ее немигающий взгляд. Пьяноватый, но… Жесткий. Похожий на
(толща воды… спокойная… юркие рыбки… пираньи…)
взгляд Ковбоя на фотографии в спальне.