- А куда… он исчезнет? - спросил я, решив подыграть ей в этой дурацкой игре. - Такие ребята ведь просто не исчезают. Придумай получше.
- Конечно, - сказала она. - Представь, что есть… сейф, - почему-то я сразу отчетливо представил себе облезлый железный ящик, который видел двадцать с лишним лет назад в кабинете заведующего отделом техники безопасности одного НИИ, где я когда-то работал. - Где ключ, я не знаю, но это поправимо. Представь… - она задумалась.
- Ну? И что там, в сейфе?
- Там? Наличных - штук триста "зеленых". Камешков - на два раза по триста, и…
- И вороненый наган - парабеллум? - усмехнулся я.
- Да, не-е-т, - поморщилась Рыжая. - И документы.
- Ну, хорошо, звучит заманчиво. Но как с Ковбоем, родная? Мы его что, убьем? - я глянул на нее, хотел подмигнуть, но… Не знаю, почему, мне вдруг расхотелось продолжать эту дурацкую игру. - Нет, моя донна, криминальный роман мы с тобой не сочиним. Это - профессия, и надо владеть профессиональными навыками. Знать законы жанра, моя донна, - я налил ей и себе коньяку, - а не то такая херня выйдет, что…
- Мы его не убьем, - перебила она меня. - Зачем самим мараться. Просто… Мы пошлем эти документики по одному адресочку - я знаю адресочек - и все сделают другие… Что так смотришь? Не твой жанр? Ну, да-а-а, - она пьяно хихикнула и вдруг изменилась. Вдруг в ней прорезалось что-то… настоящее, что-то болевшее - ты же не по этим делам… Но тебе не это не в кайф. Тебе вообще, за что-то взяться - не в кайф! Ответственность взять на себя… Главой семьи, хозяином - быть не в кайф, - она подмигнула мне, - Ты, ведь, правда, дружок, по натуре, только… - она вздохнула и уставилась на скатерть, - это ведь в двадцать - хорошо… Ты наверно счастлив был, когда тебе в двадцать какая-нибудь шлюшка шептала, что вот этот у нее - для бабок, за того - замуж рассчитывает выскочить, а ты - просто так! А?.. Но на пятом десятке - в кайф?!. Не-ет, ты ведь сам знаешь, - она покачала пальцем из стороны в сторону, - у тебя, конечно, жена, дочка, но… ты ведь так и не ста-а-л г-лавой семьи и все такое, ты… Только видимость создал - я-то знаю! Зна-а-а-ю!..
Я протрезвел. Она, конечно, здорово готовила… И поила, как надо, и вообще, но… Сейчас она залезла не туда. Если она полезет еще дальше, вечер будет испорчен. Она испортит его мне, а я -
(Их нельзя обижать… Нельзя обижать просто так… Но если сами нападают, то…)
в долгу не останусь.
- Думаешь, у тебя жизнь, б-лядь, - она пьяно икнула и подмигнула мне, - случайно так сложилась? Неуд-дачно, А ты подстегни удачу, рискни, а? Поиграй в эту игру со мной… Но ты не игры боишься, не эт-той игры, ты - того, что п-потом будет, боишься… Со мной повязанным быть, б-лизким… Заб-ботиться обо мне… А?
Я молчал. Пока.
- Д-дура? - она вдруг вздрогнула и тряхнула головой. - Почему - дура?
- Что - почему? - не понял я.
- Почему ты сказал, дура? - она обиженно уставилась на меня. - Что мне, спьяну помечтать нельзя?
- Я ничего не говорил - я думал. И тебе стоит думать, прежде чем говорить… А мечты у вас, ваша светлость, - я расслабился и фыркнул (что, в самом деле, распаляться на пьяную бабу). - От моего любимого автора нос воротишь, а сама такую клюкву… Сейфы, документы, адресочки, - я подмигнул ей, но…
Она смотрела мимо меня, я обернулся за ее взглядом, и увидел, что они с Котом уставились друг на друга. Я тоже посмотрел в глаза Коту, заглянул в его расширившиеся зрачки, в которых отражались язычки пламени свечек, заглянул как-то в глубь этих черных вертикальных ромбиков, быстро превращающихся в круги, и комната качнулась влево, потом - вправо, а потом все стало как-то расплываться, заволакиваться какой-то колыхающейся пленкой… нет, толщей воды, и лишь вдалеке виднелись черные круги кошачьих зрачком с плавающими в них красными точками - отблесками… да, наверное, свечей, но не желтыми, а красными…
Я зажмурился и тряхнул головой. Все встало на место. Кот лениво щурился на догорающие оплывшие свечки и легонько когтил диван. Ай, да коньяк… А выпил-то всего пару рюмок! Рыжая, поди, и впрямь здорово надралась… Я повернулся к ней и увидел…
Из ее сильно накрашенных глаз катились слезы, оставляя на щеках черные мокрые полоски от размытой туши с ресниц.
- Рыжик… - сказал я. - Ты что?…
- Я… Мне так ее не хватает, - тихо выговорила она. - Я… Я соврала тебе… Я когда приехала, уже… не застала ее. Она родила, и он пристроил всех котят - я их видела, ездила смотреть… А она потом умерла - он так сказал… И домработница наша тогдашняя подтвердила… Что-то с родами было не так, что-то там… осталось. И когда я приехала - еще не знала, только вошла… Эта квартира, - она провела по лицу ладонями, размазав тушь по щекам. - Она была, как склеп… Она и сейчас, до сих пор такая… Холодная!.. - и уронив руки на стол, так что звякнули рюмки и вилки, Рыжая некрасиво, по-бабьи разревелась.
Вот тебе и оргия, уныло подумал я.
15
Оргия, и впрямь, сорвалась. Рыжая долго ревела, никак не могла успокоиться, я неловко утешал ее (утешитель из меня - никудышный), и жалел, что привез сюда Кота. Как только она достала переноску, и я понял, что у нее жила кошка, мне нужно было сообразить, что ей будет… Не по себе.
Но все равно, я не мог ожидать такого всплеска - ведь прошло уже… Когда, она говорила, она ездила? Ну, как минимум, года два-три назад… Правда, она здорово выпила, и вообще сегодня с утра была какая-то нервная. Да, и кто их поймет, верно, Кот?
Продолжая обнимать ее, я глянул на Кота. Он сидел на диване и с любопытством смотрел на эту сцену. Ни жалости, ни сочувствия я в его глазах не увидел, да и не мог увидеть - их там не было и быть не могло. Интерес - да, но интерес ли к слезам и всхлипываниям Рыжей, или к моему странному и непривычному для него (для меня - тем более) одеянию, или вообще к чему-то другому - сказать трудно.
* * *
… Помню, я как-то заболел гриппом. Я вообще погано переношу температуру, тридцать восемь для меня - смертельный номер, а тут она взлетела под сорок и сутки ничем не сбивалась. Я буквально доходил, а Кот все сутки пролежал со мной на кровати, развалясь в ногах, и навалившись спиной на колени. Мне было невыносимо любое прикосновение к телу, одеяло давило, как свинцовое, подушка скребла затылок, как наждачной бумагой, но тяжесть Кота, привалившегося спиной к ноге, не только не мучила, но даже приносила какое-то слабое облегчение… Это многим знакомо - когда у человека что-то болит, они умеют лечь на это место, и если не снять, то хоть чуть-чуть ослабить боль, и…
Никто не удивляется - конечно, это же не НЛО, чего там необычного, атом неисчерпаем, экстрасенсы под контролем, вода от телевизора заряжается…
Но и тогда, лежа возле меня, доходящего от температуры, и поглядывая изредка на мою раскаленную от жара физиономию с мутными, заплывшими щелочками глаз, он не выражал взглядом никакого сочувствия, никакой жалости. Собака на его месте сходила бы с ума от жалости и тревоги, скулила бы, может, ничего бы не ела (для нее Бог - не может умереть, не может болеть, а если такое происходит, то для нее рушится вся система, качается все то, на чем стоит ее жизнь), но Кот - другое создание. Помогать… Помогать своим присутствием, самим фактом своего существования - это да, а жалость… Не по адресу. Не его жанр.
* * *
… В конце концов, Рыжая успокоилась, сходила в ванну, умылась, смыла косметику, скинув туфли, забралась на диван, и мы втроем (Кот раскинулся поперек дивана и привалился спиной к ее босым ногам) стали смотреть дурацкий аттракцион Позднера с актером в маске, изображающим какого-то крутого рэкетира. Я разок пробежался по программам, но кроме сериалов и прилизанной плеши журналиста-теннисиста смотреть было нечего. Лучше уж Позднер…
Досмотрев рэкетира и выслушав умную заключительную речь Позднера (такую умную, что никто в студии, как всегда, ничего не понял), мы убрали со стола, свалили грязную посуду в посудомоечную машину, вяло разделись (у нее, правда, под платьем не было белья), вяло позанимались (да, простит меня тот строгий Поэт) любовью и заснули. Кот устроился у нас в ногах, и каждый раз, когда кто-то из нас шевелился, недовольно уркал.
Среди ночи я разок проснулся, сходил отлить (пить надо меньше, как сказала бы моя половина и… была бы права), а когда позевывая вернулся в спальню…
Мы не закрывали жалюзи, и в спальне было почти светло - в небе висела почти полная луна и заливала комнату тусклым ровным светом. Желтоватым и холодным. Кот не спал - лежал на животе и смотрел на Рыжую. Как-то внимательно смотрел, словно присматривался к чему-то, а в каждом глазу плавало отражение круглого желтоватого диска - почти поной луны. Я проследил за его взглядом и уставился на плечо и грудь Рыжей, лежавшей на боку и дышащей ровно… правда, иногда тихонько вздрагивающей. Красивая грудь - не как у девчонки, конечно, с еле заметной голубой прожилкой, но и не висящая, не старая, очень женственная, очень женская (интересно, а какой ей еще быть, мудила) - и поза такая… домашняя. Интересно, чего он на нее уставился, а?
- Эй, развратник, - еле слышно прошептал я, - чего ты уставился?..
Кот дернул ухом, но не повернул головы и не отвел глаз от… Я вдруг увидел, что он быстро поворачивает голову туда-сюда - чуть-чуть, на сантиметрик, если не меньше - и опять глянул на Рыжую. По ее плечу и груди пробегали тусклые красноватые блики, отблески какого-то света, но свет из окна лился желтоватый, откуда же они? Может, от еле светящегося маленького огонька индикатора на выключателе торшера? Нет, выключатель - у самого пола, и оттуда до кровати не могут дотянуться никакие отблески, тем более от такой крохотной, еле светящейся точечки…
Если бы не Кот, я решил бы, что это у меня в глазах мелькает от темноты - после яркого света в ванной глаза могли не сразу привыкнуть к тусклому лунному свечению… Но Кот тоже явно видел эти блики, он следил за ними и…
Я зевнул - на меня вдруг накатила сонливость, хотя секунду назад сна не было ни в одном глазу - и забрался под одеяло, пробормотав Коту:
- Спи, давай, полуночник… И нечего пялиться на голых баб…
Кот ничего не ответил - кто я такой, чтобы он спрашивал у меня разрешения и советов, на что ему пялиться - и я, повернувшись к Рыжей спиной (Господи, как же приятно иногда касаться такой по-домашнему уютной и теплой попы - к черту все эти оргии), провалился в сон.
16
Утром я проснулся с легким похмельем и довольно тяжелым и увесистым… Висящий на кресле смокинг (Nobless oblige!) вынудил меня даже мысленно назвать это не простым нормальным словом, а полумедицинским термином - увесистой эрекцией.
C эрекцией - прекрасно,
(…верховой ездой она занимается, или это - врожденный талант?)
справилась Рыжая, а с похмельем справился я сам с помощью двух рюмок коньяку, выданных мне после завтрака, видимо, за правильное (в смысле эрекции) поведение.
Потом я сел за свой Notebook, осилил с трудом две странички, пока Рыжая убиралась на кухне, и плюнул на трудовую деятельность - как-то не клеилось.
- Эй, Рыжая, - окликнул я ее. - А чего ты сама уборкой занимаешься. Ты же богатенькая - что у вас домомучительницы нет? В смысле - домработницы?
- Да, есть… Танька-поблядушка - приходит два раза в неделю, но… - она выжала тряпку над раковиной, и не сгибая колен, принялась протирать кафельный пол… - Сейчас я ее отшила - зачем она нам?
- Это верно, - пробормотал я, смотря, как она легко нагибается и орудует тряпкой.
- Ты еще будешь работать? - нисколько не задыхаясь, спросила она.
- Не-а. Пущай будет праздник… Имею право?
- Конечно, родной, - Рыжая закончила с полом, сходила в ванну, и вернувшись, предложила:
- Хочешь съездим куда-нибудь?
- Куда? - спросил я.
- Ну… можем - на дачку.
- У вас есть дача?
- Ну, дом загородный, я же говорила тебе… Нет, дача у нас тоже есть, но… Я туда не хочу.
- Хорошая дачка?
- Нормальная… На участке даже кусочек леса есть, но… Туда не хочу.
- Что так?
- А-а, неважно, - она тряхнула гривой. - А дом у нас - классный. Здоровый только слишком, но… Хозяин простор любит.
- Сколько этажей?
- Не считая андерграунда, три.
- А в андерграунде - что?
- Ну… сауна, бассейн маленький, котельная… И гараж. Ах, да, еще спортзал.
Я присвистнул.
- Нет, не поедем. А то я свою печенку от зависти сгрызу.
- Не ври, - рассмеялась она. - Ты не завистливый.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю… Это чувствуется. Ну, так что, поехали - искупаемся, на травке полежим, а?
- Не-а, неохота.
- Ну не будем в дом заходить - сразу на водохранилище поедем. Знаешь, какая там водичка классная! И песочек… Пива возьмем. Туда ехать-то - минут сорок, не больше.
- Истринское?
- Ага.
- Ну, и как мы туда поедем?
- Как это? - она удивленно нахмурилась. - На машине.
- И тачка нас со счетчиком там ждать будет? Рыжик, ты богатая, но ты спя…
- Какая тачка? На моей машине.
- У тебя машина есть? Твоя?
- Я разве не сказала? Ну, извини… Внизу стоит. Мне казалось, когда приехали сюда и мимо нее шли, я сказала.
- Это… Вольвешник девятьсот сороковой? Который поперек…
- Да, нет, - отмахнулась она. - Маленькая. Мерседесик.
Я вспомнил 190-й Мерседес, скромно стоявший, как положено, неподалеку от нагло развернувшейся поперек полос Вольвы.
- Ну… Поедем, если хочешь. Интересно на тебя за рулем посмотреть.
- Я - классная за рулем, - обрадовалась Рыжая. - И Кота возьмем…
- Не надо, - я категорично помотал головой. - Он может убежать…
- А пускай сам решит, - она повернулась к Коту, развалившемуся на диване. - Эй, поедешь с нами? - Кот лениво повернул голову и взглянул на нее. - Не песочек, а? - Кот, не отрывая от нее взгляда, легонько покогтил диван и внезапно широко раскрыл глаза… Даже не раскрыл, а распахнул… и мне почему-то это не понравилось.
Не знаю, почему…
Рыжая задорно щелкнула языком.
- Ну, решай, Котяра… Искупаемся!
Кот встал, спрыгнул с дивана, и подрагивая хвостом, вышел из гостиной в холл. Я выглянул - посмотреть, куда он направился, и увидел, что он вошел в приоткрытую дверь кабинета.
- Скажите, какие гордые, - с ноткой досады в голосе сказала Рыжая.
Я усмехнулся.
- Просто, ты не в масть. Они же купаться не любят. Даже лапы намочить, для них…
- Ох, идиотка я, - Рыжая хлопнула себя ладонью по лбу. - Ну, и ладно, пускай остается. В кабинет пошел?
- Ага… Интересно, почему ему так кабинет приглянулся? А-а, там же шкаф раскрыт - я видел, он уже несколько раз туда залезал и возился с чем-то. Вот когда ты про песочек сказала, он…
Я вспомнил, как раскрылись глаза Кота, и мне опять стало как-то не по себе. Как-то они слишком распахнулись, словно… Сам не знаю. Словно, он удивился чему-то. Не неожиданному - нет, - а чему-то… Преждевременному. О чем он уже знал, но удивился тому, что мы знаем… Вернее, что знает Рыжая.
- Что - он? - нахмурилась Рыжая.
- Да нет… Ничего. Ну что, берем пивка и - вперед?
- Ага. Сейчас оденусь и ключи найду.
Пока она одевалась в спальне, я пошел пообщаться с Котом и сообщить ему, что мы уезжаем ненадолго. Он сидел в кабинете на подоконнике и смотрел на улицу. Окно кабинета выходило не на газон и стоянку перед домом, а на другую строну - я выглянул и увидел за высокой оградой какую-то стройплощадку. Почти пустую. Наваленные тут и там бетонные плиты, деревянные будки, небольшой кран… В общем, почти пустырь, как-то странновато расплывающийся сквозь стекло… Ну да, тройной стеклопакет.
- Мы скоро приедем, - сказал я Коту.
Он повел ухом, но не повернул головы и продолжал пристально смотреть на эту стройплощадку… или куда-то за нее. Я тихонько погладил его и почесал за ухом. Кот ответил любезным мурлыканьем, не отводя взгляда от пустыря. Странно, так пристально он обычно следит у меня из окна за воронами, а тут ничего нет и… Никого нет - виднеющаяся сквозь дымку стекла стройплощадка была совершенно пуста и неподвижна. Ни рабочих, ни птицы, ни ветерка, вообще никакого движения, даже солнца не было, хотя с другой стороны - в трех окнах столовой - оно только что играло бликами и "зайчиками" на жалюзях…
Рыжая окликнула меня из холла, я еще раз сообщил Коту, что мы скоро приедем, и вышел из кабинета. У двери я оглянулся - Кот сидел в той же позе. Я машинально окинул взглядом весь кабинет - одна зеркальная створка шкафа была открыта. Ладно, раз он любит там сидеть, пускай будет открыта. Надо бы поиграть потом с компьютером. Только аккуратненько - запомнить, как все лежало на столе и оставить в том же порядке, хотя…
Что-то на столе уже лежало иначе. Что-то уже сдвинулось, что-то чуть-чуть поменялось, или мне только кажется?