- Это как же? - насмешливо изобразил он недоумение. - За антисоветчину, что ли?
- Нет… Не знаю. Как угодно, только… Они же издеваются надо мной, ты что не понимаешь?
- Понимаю, - кивнул он. - Понимаю, Рыжик. Сначала вы на своих кухнях поливаете сторожевых псов режима - кровавых монстров и так далее, - а потом прибегаете и просите… Ну, ладно-ладно, я же совсем в другом отделе, другом управлении, и к пятерке никакого отношения… Конечно, - он равнодушно пожал плечами, - попросить, чтобы ему и его корешкам косточки помяли, проще простого, но… Дурацкие игры. И никому не нужные - чего из пушки по воробьям палить.
- Значит, я для тебя во… воробушек?!. - взъярилась я. - И тебе плевать, что на мне уже морды лица нет, и…
- Хватит, Рыжик, - перебил он. - Не заводись. Ты убедилась, что я тогда был прав, и - хватит. Достаточно. Теперь ты просто сделаешь то, что я скажу, и все будет правильно. И не надо ни на кого напускать джунгли. Джунгли… - он неожиданно усмехнулся и подмигнул мне, и я… Вдруг успокоилась. Мне даже на мгновение стало странно - такой холодной уверенность и силой дохнуло от этой усмешки, - как я могла дергаться, если он на моей стороне. - Джунгли, - повторил он, - на мандавошек не напускают.
- Как же мне справиться с этим? - спросила я.
- Да очень просто, - пожал он плечами. - Только не падай сразу в обморок… - он помолчал, глянул мне прямо в глаза и спокойно, словно предлагал мне пойти прогуляться, выговорил: - Оставь дочку ему.
- Ты… ты соображаешь, что ты… - все слова застряли у меня в горле, и я только беспомощно по-бабьи всплеснула руками.
- Соображаю. И ты сообразишь, если немного подумаешь. И выслушаешь меня, - небрежным жестом он оборвал уже готовый вырваться из меня протестующий возглас. - Итак, первое. Твой бывший муж просто треплет тебе нервы за личную обиду и даже не помышляет сделать это в натуре. Ему и присниться не может такой расклад, поэтому он даже не думает, с чем придется столкнуться в случае…
- Ну, хорошо, - перебила я, - хорошо, поиграем в эту игру… Я конечно, его огорошу, у него глаза на лоб полезут и все такое, но… Ведь ставкой здесь, в этой игре - моя дочь, наша дочь, как же мы можем ради…
- Заткнись, Рыжик, - попросил он. - Заткнись и выслушай. Итак, он не думает и просто не понимает, с чем придется….
- Да с чем ему придется?!. - не выдержала я. - Он заберет ее и за месяц настроит против меня так…
- Ничуть не бывало - именно об этом я тебе и толкую. Отвлекись от высоких моральных проблем и прикинь: сколько он зарабатывает?
- Какая разни… - я осеклась и… задумалась. - Ну, мало, конечно, но…
- Без всяких "но". Девчонку нужно кормить и одевать. За девчонкой нужно ухаживать. На девчонку нужно тратить время и деньги. Ты зарабатывала в два с лишним раза больше него и при этом девчонка была вся на тебе. Он часто забирал ее из садика? Часто гулял с ней? Часто читал ей на ночь сказки? А когда она болела, кто сидел с ней днями и ночами, он? Это, Рыжик, хорошо в рязановских фильмах, когда совслужащий двоих деток на себе тянет - папаша-одиночка… А в натуре, - он усмехнулся - в натуре твой муженек даже не совслужащий, а неудавшийся актерик, подрабатывающий в полумассовочках и в лучшем случае "кушать подано". А в свободное время - оно у него все было свободное, - он умел только жрать водку с такими же ничтожествами и хаять проклятый режим. Удобно, конечно, когда режим и впрямь говеный, а на водку жена зарабатывает.
- Хорошо, - помолчав, сказала я, - и вот с таким чудным персонажем ты предлагаешь оставить ребенка? Нашего ребенка? На какую же жизнь ты ее…
- На нормальную. Потому что он, в принципе, нормальный человек. В смысле, не псих и не фанатик. Знаешь, если крысам показать единственный путь в лабиринтике, ведущий к жратве, когда все остальные ходы ведут к… электричеству, только одна из десятка будет бешено рваться к гибели. Так и у людей - на десяток один бешеный. И не волнуйся, это не твой. Твой побежит, куда надо. К тебе побежит, моя рыжая. И примет любые условия, потому что будет зависеть от тебя всеми своими потрохами. Потому что другого выхода у него просто нет. И тогда уже ты сможешь, как ты выражаешься, настраивать девчонку как тебе заблагорассудится, но и без всякого настроя она сама… Детки ведь, знаешь, очень лихо секут, откуда сладким пахнет - такая жизнь, Рыжик, и такие у нее законы. Логично?
- Да… - пробормотала я. - Да, но… Я не могу так сразу, я должна… Должна подумать…
- Валяй, - махнул он рукой. - Но это ведь было только первое - так сказать, очевидное. Что лежало на поверхности и что ты могла бы и сама… Ну, я понимаю, ты сейчас вымотана. Однако, есть и второе. Сейчас выдать, или отдохнешь немножко?
- Стреляй, - махнула я рукой. - Давай уже все сразу.
- Изволь. Через год-полтора твой муженек отсюда слиняет.
- То есть как это - слиняет? - не поняла я. - Куда слиняет?
- В Штаты слиняет, моя рыжая, - охотно пояснил он. - По израильской визе, понятное дело, но к семитам не поедет, так что вариант один.
- Что-о?… - я вытаращила глаза и тупо уставилась на него. - Откуда ты…
- От верблюда. Не задавай дурацких вопросов.
- Так он же… Он же ее с собой заберет… Господи, что ж вы меня мучаете так!.. - крикнула я и снова разревелась.
Ревела я опять долго, а потом мне все стало как-то безразлично. Он налил мне четверть стакана тогда еще редкого в нашем отечестве виски - родина щедро поила своих сторожевых псов и не только березовым соком, чтобы лучше сторожили (его шутки), - и я машинально выпила. В животе потеплело.
- Дослушаешь? - спросил он.
Я кивнула.
- Так вот, он ее, конечно, заберет с собой. И именно поэтому ты и уступишь ему сейчас - ради этого, а вовсе не ради того, чтобы сделать ему сюрпризик и тыкать носом в дерьмо здесь.
- Но ведь там… - начала было я, но он оборвал меня нетерпеливым жестом.
- Там будет то же самое. На первых порах, конечно, эйфория и все такое, и ты вроде как станешь отыгранной фишкой, но это - на первых порах. А потом… - он на секунду задумался. - Потом все будет иначе. Все вернется, - он усмехнулся, - на круги своя. И он будет по-прежнему зависеть от тебя, потому что все в конечном счете упрется в бабки, которые ему не светят ни тут, ни там, а вот у нас…
- Что ты несешь? - почти простонала я. - Какие бабки? Даже с твоими… Ну, возможностями… я увижу ее, дай Бог… Не знаю, когда… Пускай ты выездной, пускай и я с тобой стану выездная, но что я смогу здесь, когда она - там? Что вообще можно сделать отсюда, из этой поганой… - я осеклась. Не то, чтобы я боялась при нем говорить такие вещи, но все-таки… Его папаша занимал такой чин в той самой конторе, где служил его сынок, что… Он был не просто сторожевой пес режима, по сути дела, такие, как он, наверное, и были этим режимом. Что же, мать вашу, происходит, если сынок такого хочет выпихнуть свою дочь в стан идеологического врага и…
- Ну? Что ж ты смокла? Продолжай, - кивнул он. - В этой поганой стране, при этой бездарной и прогнившей власти, в этой ублюдочной системе, не дающей ни вздохнуть ни охнуть - так? Да, именно так. Чего же ты хочешь, Рыжик? Чтобы твоя дочка варилась в этом самом дерьме? Вот тебе шанс выпихнуть ее отсюда - в нормальную жизнь, а ты пускаешь слюни и сопли, и в глазенках у тебя страх… Да-а, - насмешливо и как-то брезгливо протянул он, - ты так долго торчала среди всего этого трепла, вроде твоего муженька и ему подобных, что сама заразилась… Они проклинают эту власть, проклинают границу на замке, вопят - шепотом, конечно, - о свободе, но знаешь, чего они боятся больше всего? Нашей конторы? Подвалов Лубянки? Всесильной лапы и недремлющего ока ГБ? Если бы… Они жопой чувствуют, что лапа уже не всесильна и око все в старческих бельмах, хотя… На них-то еще хватило бы. Но нет, не этого они боятся, не перед этим бздят, как кролики. Они боятся свободы! Знаешь, как один кумир нашей молодости написал: кто в клетке зачат, тот по клетке плачет. Вот так, моя родная. Кто жил в неволе, тот для воли слаб! Вот в чем все дело-то… Поливают власть, проклинают режим… Но что они-то без этой власти? Какая им цена - без этого режима, на свободе? Две копейки, Рыжик - копейки, а не цента.
То ли от дозы виски, то ли от его неожиданных высказываний у меня в голове образовалась какая-то каша… В жизни не слышала от него никакой антисоветчины - такие как он были как раз… Как это у Аксенова - муженек притаскивал вышедший там роман… Они-то и есть советчина, но…
- Но как же он-то? Ведь ты говоришь, он слиняет, значит, не боится этой самой свободы? Значит…
- Да кто ж тебе сказал, что он хочет слинять? - по-ковбойски прищурившись, осведомился мой красавчик
(и правда, вылитый ковбой… Какого мужика оторвала себе, а, Рыжая!..)
и заговорщицки подмигнул мне. - Просто на него нажмут, когда надо, и… Подтолкнут - в нужную сторону. Нам - нужную, вот и все.
- Так это ты решил?.. - я открыла рот и… Забыла закрыть. - Но зачем?..
- За надом, Рыжик, за надом. А теперь слушай меня внимательно, а потом забудь, потому что здесь шутки кончились и наступает… Знаешь что, - он неожиданно сменил серьезный тон на веселый и небрежный, только… Какой-то слишком небрежный, - давай-ка съездим куда-нибудь, прошвырнемся, воздухом подышим, а?
- Давай, - пожала я плечами. - А куда? В кабак? Тогда мне надо накраситься и…
- Ну, какой в кабаке воздух, - поморщился он. - Я же говорю - прошвырнемся… Ну, хоть в зоопарк, что ли, а?
- Ладно… Как скажешь. Все равно мне надо умыться и… порядок себя привести - я же вся зареванная.
- Сколько тебе - минут пятнадцать хватит?
- Ага. Только не стой над душой, это серьезное дело…
- Это - святое, - почти серьезно кивнул он. - Валяй. И спускайся вниз, я пока тачку прогрею, что-то она глохла вчера пару раз.
Он накинул куртку, взял ключи, и через секунду парадная дверь за ним захлопнулась. Минут через десять она захлопнулась уже за мной, и я стала спускаться пешком по лестнице, вяло раздумывая над тем, что же такое серьезное он хочет мне сказать, что тащит вон из квартиры. В прежней компании в таких случаях запирались в ванной, включали воду и переходили на шепот, но… Чего ему опасаться, если те льющейся водой пытались отгородиться как раз от таких, как он?.. Конспираторы хреновы! Вольнодумцы, мать их…
А ведь он прав, шепнул где-то глубоко в мозгу незнакомый холодный голосок, им, и вправду, грош цена - со всеми их вольными думами и пламенными речами на кухне, под водочку… Без этой власти, без проклятого режима - они, и впрямь…
Быстро же он меня на свою сторону перетащил. Заставил взглянуть на все с какой-то другой стороны, как будто… Ну да, словно снаружи, а не… Не изнутри, не из той же… клетки.
5
- Они все равно будут издеваться, - говорила я уже в машине. - Захотят - пустят, не захотят - нет… Это невозможно, все время от них зависеть, все время дергаться. При любых связях, они все равно будут показывать, кто в доме хозяин, кто решает. Ты же сам это знаешь лучше меня, ты…
- Кто - они, Рыжик? - спросил он, резко обходя светлую "Волгу" и проскочив на желтый прямо перед носом у гаишника.
Гаишник дернулся, я обернулась и увидела через заднее стекло, как он, прищурившись на наши номера, опустил уже занесенную было руку с полосатым жезлом и… равнодушно отвернулся.
- Ну да, - пробормотала я, - конечно… Вы! Но Софья Власьевна лихо давит и чужих и своих, и никто этого не перешибет - ни ты, ни даже твой папочка.
- Софья, как ты выражаешься, Власьевна через несколько лет сдохнет, - будничным тоном, как будто сообщал мне прогноз погоды, сказал он.
Я вытаращилась на него и… Расхохоталась.
- Что смешного, Рыжик? - поинтересовался он. - Первый раз это слышишь?
- Нет, - сквозь смех ответила я, - в том-то и дело… Много лет слышала это у себя на кухне - от них. Но чтобы ты…
- У себя на кухне ты слышала, как кролики шепчутся про то, что клетка гнилая, - кивнул он, - и как она скоро развалится. Но во-первых, они даже близко не понимают, насколько она гнилая. Во-вторых, даже близко не представляют, как скоро она развалится, и в третьих… - он усмехнулся, и от его усмешки мне стало не по себе. - В третьих, Рыжик, они просто не могут себе представить, каково им будет без клетки…
- А вам? - перебила я. - Вам каково будет без нее?
- Нормально. Поначалу, конечно, всем крутенько будет - тут вообще жареным запахнет, и все точно предсказать никто не возьмется… Кстати, одного этого хватит, чтобы дочурку за океан сплавить. Но потом все утрясется и…
- Ты, правда, веришь в это? Веришь, что мы доживем до…
- Я не верю, Рыжик, - с явной скукой в голосе произнес он, и от этой скуки у меня внутри все как-то… ну, не похолодело, а… попрохладнело, что ли. - Я - знаю. Мы доживем, - он вдруг засмеялся. - Помнишь песенку - поручик Голицын, там, корнет Оболенский и все такое? Ну, налейте вина, надеть ордена… - я кивнула. - Оживить бы их, сволочей, - с неожиданной злобой, пробормотал он, - хоть ненадолго, да ткнуть мордой во все это дерьмо…
- Что это вдруг? - удивилась я. - Ты же сам - дворянских кровей, а песенки - ничего, красивые даже…
- Красивые, - буркнул он, - в том-то и блядство все… У них все красиво было - и погоны, и песенки. И просрали они все очень красиво! Вла-асть… Выблядки! Ну, ладно, я не об этом - значит, помнишь эти песенки, да? Так вот, ты скоро услышишь их по телеку - из главных концертных залов нашей юной и прекрасной… Не веришь?
- Нет, - помотала я головой. - Это сказки. Для этого все должно перевернуться. Это…
- Это еще цветочки, - махнул он рукой и резко свернул с улицы Горького направо. - Ты увидишь, как сбивают с фасадов домов серпастый-молоткастый, как жгут красные флаги и ломают памятники картавому, как вместо "Слава КПСС" замелькают в неоне вывески, типа "Казино" и "Стриптиз-бар", как магазины будут ломиться от жратвы и дешевых иностранных шмоток и за любую вшивую покупку тебе скажут спасибо. Ты услышишь все байки про сиськи-масиськи на концертах в Кремле, причем потешаться будут не только над нынешними, но и над теми, что будут у руля - вот как все сдвинется… Не веришь?
- Это бред, - я зажмурилась, тряхнула головой и… рассмеялась. - Это никаким западным голосам не приснится. Даже там не ждут такого, и…
- И вот это еще смешнее, - хохотнул он. - Там-то наконец поймут, что значит по-русски: за что боролись, на то и напоролись. Занавес им мешает? Ну так они похлебают без занавеса - когда наши осатаневшие от соцраспределиловки сограждане хлынут в их распахнутые двери… Но это уже их проблемы, а нам…
- Но кто же будет хозяином всех этих… Ну, казино, там, магазинов, вообще всего? Ведь то, что ты рисуешь, это вообще другая система. Это же… Ну, как нас учили, частный капитал, там, частная собственность, да? Я не понимаю, откуда же хозяева возьмутся, как это все получится…
- Хороший вопрос, Рыжик. А кто сейчас хозяева, а? Нет, я не тех старых маразматиков имею в виду, которые рукава свои сосут и даже манную кашку на идеологическую верность проверяют. Кто на самом деле держит все под контролем? Правильно. Так вот, кто держит, те и будут держать.
- А удержите? - я искоса глянула на него, словно в самом деле прикидывая на… прочность и слегка провоцируя на браваду.
- Или да, или нет, - без тени бравады, легко и просто ответил он. - Но шансы есть, и шансы - неплохие. Как поет про нас один опальный бард, Рыжик, мы обучены этой химии - обращению со стихиями.
- А что, хорошо поет, - с вызовом вскинулась я - он ведь знал, что мне нравился этот "опальный". - И вспомни песенку до конца, там ведь подыхает этот… Ну, кто обучен.
- Подыхает, - легко согласился он. - Папашина гвардия. Но мой-то папаша жив, Рыжик, хотя… Не в этом дело. Главное, они нам успели разъяснить…
- Что разъяснить? Как по табуреточной части работать - в смысле, из-под ног выбивать? - позвякивающим шепотом спросила я и… чуть-чуть испугалась - в конце концов, это же его отец, и вообще… Так можно и заиграться.
- Кусаешься, Рыжик? - добродушно усмехнулся он, потом глянул на меня, и усмешка сползла с губ. - Нет, выбивать - это проще простого. Они разъяснили, что главное в человеке, что движет людьми сильнее, чем все прочие… Что во главе угла, что, так сказать, главенствует над телом и духом.
- И что же это? Любовь к родине? - насмешливо фыркнула я. - Отечество в опасности? Лес рубят - щепки летят?..
- Если бы, - вздохнул он, а потом, помолчав, сказал: - Во время войны отец служил в частях НКВД. Они… - он запнулся и искоса глянул на меня, словно тоже проверяя на… прочность. - Они ходили в атаки цепью, но… Не первой цепью, а позади тех, которые должны были взять объект, понимаешь?
- Позади штрафников? - тихо спросила я.
- И штрафников тоже, но… Не только. Всякое бывало. Не важно. Главное, что передние знали: немец спереди, может, убьет, а может, и нет - как повезет, ну… как фишка ляжет. А вот стоит повернуть, так сзади - точно убьют. Без вариантов. И они шли - вперед. Даже когда шансов-то почти не было, но… Все равно впереди - почти, а сзади… Вот так, Рыжик.
- Ну и что? Они бы и без задних этих… энкэвэдэшников… шли. Они воевали за свою землю, за… За родину, в конце концов, за…
- Да-да, за родину, за Сталина… Все это было, но все это… Опять, как у барда твоего, - он усмехнулся, - это, рыжий, все на публику… Помнишь? Может, и шли бы без энкэвэдэшников, а может и нет. Поэтому когда надо наверняка, без всяких может, вот тогда…
- Что тогда? Палачи нужны? Не можете без них, да?
- Тогда надо четко понимать, что главное. Что - во главе угла, что…
- Ну что? - с тоской и злостью пробормотала я. - Насилие? Жестокость? Думаете, вы это придумали, или ваши папаши? Тоже мне, сильные личности… Чем же они тогда отличались от той чумы, с которой воевали?..
- Да почти ничем, - неожиданно легко согласился он. - Но мы сейчас не об этом. Жестокость, говоришь? Насилие? Это все вспомогательные… ну, средства, там, методы, а я говорю о главном, о том, что на самом деле движет людьми. Это… - он вдруг как-то устало вздохнул. - Это страх, Рыжик. Простой и понятный. И вполне естественный. Побудительные причины, формы выражения, там, и прочие нюансы у него могут быть разные, но природа - одна. Ты спрашивала, кто будет хозяином? Ответ простой: кто это понимает и кто умеет этим пользоваться, тот и будет. Вылезай, приехали. Пойдем, глянем на меньших братьев, а потом перекусим где-нибудь…