* * *
- Что ты крикнул ЕМУ?
- Кому? - спросил я машинально, уже зная, про кого она говорит.
- ЕМУ… Большому? Когда ударил моего мужа, и он покатился прямо к… к ЕГО лапам, и…
- Рыжик, я… Я ничего не кричал, я… Просто подумал…
- Нет, - настойчиво перебила она, ты крикнул! Я - слышала!.. Ты крикнул что-то… Что-то вроде: "Прикончи… за маленькую!" - Рыжая яростно замотала головой. - Ты просто не хочешь сказать, ты… Что-то скрываешь… Зачем? Неужели я и сейчас, после всего, такая… такая…. - Она расплакалась. - Чу… Чужая?..
Во мне шевельнулась жалость, но я задавил в себе этот слабенький хилый "росток", потому что…
Потому что в мозгу у меня, как на видеомагнитофоне, прокручивалась "лента" с нашим ужином… при свечах. И лента кассеты, которую сунул в видак Ковбой - на которой действительно прокручивался наш ужин при свечах и на которой я увидел, что она была тогда вовсе не такой пьяной, какой хотела казаться.
- А ты - не скрываешь? - спросил я.
Все еще плача, она помотала головой.
- Тогда расскажи мне кое-что, - она подняла на меня заплаканное лицо, посмотрела в глаза и медленно кивнула. - Когда мы ужинали, ты вроде как напилась и стала предлагать мне… Ну, рассказывать про сейф и как мы отошлем документики, - она вздрогнула, но не отвела взгляд. - Ты - шутила? Ты - валяла дурака, или?…
Она отвела взгляд. Ожидая ответа, я молчал. Она - тоже. Потом она вздохнула и тихо сказала:
- Не знаю.
- Вот как?
- Да, вот так, - огрызнулась она. - Я… не хотела его убивать, но тогда он бы меня… Слушай, я не могу тебе сейчас рассказать все, но поверь, я просто хотела посмотреть, как ты ответишь, как ты станешь… Твою реакцию, и… Я не знаю. Правда, не знаю! Ты, - она опять заглянула мне в глаза, - не веришь мне? Ты думаешь… - она запнулась и осторожно положила руку мне на плечо.
(…Мягкая кошачья лапка с глубоко втянутыми маленькими, словно игрушечными, коготками? Или… не маленькими? И совсем не игрушечными. Не так уж она безобидна, и совсем не мала, моя… наша "Рыжая"…)
Я вяло пожал плечами, покачал налившейся тяжестью головой и сказал:
- Да, нет, Рыжик… Забудь. Я - просто так…
- Расскажи мне
Я встал, подошел к столу, уселся на стул, взял в руки пульт и уставился в темный экран, не видя его, вообще ничего не видя и ни о чем не думая. В голове была полная пустота, все мысли - связные и бессвязные - куда-то подевались, осталась одна пустота, какая-то тусклая и бесформенная, без картинок, без звуков…
- Расскажи, - громче повторила Рыжая, оторвав меня от бессмысленного созерцания пульта от телека, зажатого в ноющей распухшей руке.
- Что? - с какой-то вялой неохотой спросил я.
- Все… Тут есть… Было что-то еще, чего я не знаю… А ты - знаешь. Знаешь!.. - с неожиданной силой повторила она. - За какую маленькую ты хотел отплатить? Нет, хотел, чтобы… чтобы ТОТ отплатил?..
- Хорошо, - помолчав, сказал я. - Правда, мне почти нечего… Но ладно. Пошли, - я встал со стула, и не дожидаясь, пока она слезет с дивана, побрел к аркообразному проему, ведущему в холл, и - к кабинету.
Она пошла за мной, за ней следом с недовольным видом двинулся Кот, обогнал ее и меня, первым вошел в открытую дверь кабинета и вспрыгнул на подоконник. Я тоже подошел к окну, обернулся, поманил ее пальцем к себе, и когда она подошла, обнял за плечи и ткнул в раскрытые жалюзи окна.
- Что ты там видишь? - спросил я.
- Как - что? Дом… Дальше - еще один… Там, кстати, эта сучка живет - домработница… Та-а-нечка, - процедила она сквозь зубы. - Она-то и увидала Кота в окне…
- Точно - дома? - перебил я. - Больше ничего?
- Нет… Ну, фонари вон там горят, детская площадка… А за вторым домом шоссе, его не видно отсюда, но я знаю…
- Несколько дней назад, - я помолчал, собирая усталые мысли и почему-то с трудом втягивая в себя воздух, словно он стал каким-то плотным, каким-то слишком густым, - я видел из этого окна пустырь… Неясно так видел, словно сквозь дымку какую-то. Помнишь, еще спросил у тебя, что это за стройплощадка?
- Ага… - кивнула она. - Помню, но… там же нет никакого пустыря.
- Нет, - сказал я, - сейчас там нет никакого пустыря. И никакой стройплощадки, - я отошел от окна и сел в кресло, стоявшее у письменного стола. - Но тогда он там был. Я видел его, потому что когда-то давно, в детстве… Иди сюда.
Она подошла я усадил ее к себе на колени, перекинул ее ноги через подлокотник кресла, чтобы ей было удобно сидеть, и… Рассказал ей про свою первую кошку, про то, как подобрал ее на даче, про то, на какой даче, про полковника и его друга-цыгана, про пустырь на месте ее, еще не построенного тогда, бывшего дома, про то, что увидел потом, через пол годика, на этом пустыре, про…
Когда я закончил, я почему-то почти задыхался. Но не от своего рассказа, не от множества слов - я рассказал ей, если не всю мою жизнь, то, наверное, самое главное в ней, и уложил этот рассказ всего в несколько десятков слов
(вот сколько слов занимает главное в человеческой жизни…)
но почему-то выдохся. Мне было трудно дышать…
Она молчала, глядя на меня своими широко открытыми блядскими глазищами. Потом она медленно покачала головой и тихо сказала:
- ОН не отплатил… ЕМУ было все равно… Он просто…
- ОН просто играл, - кивнул я. - Кошка охотится и убивает. Это - ее суть, ее игра и… Ей нравится убивать, если… Если она - кошка.
- Но… - Рыжая поперхнулась. - Тогда почему ОН не убил нас? - вдруг перебила меня она. - Почему ОН не стал… играть с нами? А?
- Кто знает… Зато одно мы теперь знаем про них точно, - я попытался выдавить усмешку, но кажется, это вышло неважно - Помнишь, ты спросила… На водохранилище… Почему их называют семейством кошачьих - в честь самых маленьких?
- О, Господи, - прошептала она и нервно, как-то… по-кошачьи облизнулась.
- Вот именно, - я попытался подмигнуть ей, но кажется, это вышло еще хуже, чем перед этим усмешка. - Теперь мы… Мы с тобой - знаем, почему… Знаем - кто главный, кто Хозяин Джунглей, - с трудом выговорил я. - И может быть, еще знаем, что они делают - маленькие - когда садятся в кружок и часами… Может быть, знаем, с кем они говорят.
- Господи… - снова прошептала Рыжая, вся дрожа, а потом крепко стиснув меня и прижавшись лицом к шее, глухо спросила:
- Ты не уйдешь от меня?
- Куда я уйду? Уже почти ночь… И зачем? Ведь мои приезжают только…
Она замотала головой.
- Я не про сегодня. Ты… не уйдешь от меня совсем? Не бросишь меня? Ты… будешь обо мне помнить?
- Хочешь, чтобы я бросил жену, дочку и остался с тобой… насовсем?.. - с трудом выговорил я, мне что-то мешало говорить, мешало…
(Что значит, будешь обо мне помнить? Почему она о себе, как будто о мертвой?…)
- Ага, - она быстро закивала, слезла с моих колен, сделала шаг к зеркальным створкам шкафа, повернулась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза. - Может, не сразу, не сейчас, но… Скажи сейчас, чтобы… Чтобы я знала. Мне… - она поднесла руки к груди, а потом ладони скользнули к горлу. - Надо знать… Я должна… Черт, как же… трудно дышать!
Вдруг, ни с того ни с сего у меня в мозгу включился "рубильник" воображения - включился сам, словно вышел из-под моей власти, из под моего контроля и зажил сам по себе, чего раньше с ним и со мной никогда не случалось… И еще: воображение - моя любимая игрушка, - включилось, но как-то нечетко, смазано, как… Если сравнить с каким-то механизмом, то это устройство словно дышало на ладан, работало с натугой, еле-еле, будто… В последний раз.
Вишневый "Мерседес" (не 190-й, а куда круче) останавливается перед шлагбаумом, у въезда на территорию нашего дома и охраняемую стоянку. Из будки моментально выскакивает слегка поддатый мужик в кителе без погон и военной фуражке без кокарды, с морщинистым, изрытым оспинками лицом и отвислым красным носом - вылитый зав. отделом техники безопасности того самого НИИ, где я когда-то… Радостно кивая на ходу, он торопливой трусцой бежит к воротам, открывает их и поднимает шлагбаум.
Рыжая жмет на газ, лихо вкатывает на охраняемую территорию, "Мерседес" пролетает мимо аккуратно подстриженного газончика, описывает изящную дугу и застывает на расчерченном белыми полосами асфальте - она не дает себе труда развернуться и встать как положено, между двумя полосами, ограничивающими одно место, а встает поперек полос, заняв сразу два.
Небрежно накинув лайковую куртку на плечи, я вылезаю из машины, и ожидая, пока она накинет на руль замок, вытаскиваю из кармана куртки пачку сигарет, из кармана черных джинсов - золотой "Ронсон", и закуриваю.
Из соседнего с нашим подъезда выходит субъект, лет пятидесяти пяти в дорогом черном плаще и с черным кейсом, в сопровождении здоровенного верзилы, несущего над ним раскрытый зонт, и неторопливой уверенной походкой делового человека направляется к стоящей за четыре полосы от нашего "Мерседеса" черной "Волге". Проходя мимо меня, он надменно кивает, и я отвечаю ему ироническим полупоклоном, одновременно подмигнув охраннику, трусящему за ним следом с раскрытым зонтом, хотя дождя практически нет - так, чуть накрапывает. Верзила в ответ слегка ухмыляется, но тут же с вновь посуровевшим, окаменевшим лицом отворачивается, распахивает перед супрефектом заднюю дверцу "Волги", потом захлопывает ее за ним, быстро обегает "Волгу" и плюхается за руль. "Волга" фыркает и катится к воротам, а из нашей тачки, наконец-то, вылезает Рыжая, включает бипером сигнализацию и вопросительно смотрит на меня. Я киваю, подхожу к ней, обнимаю за плечи, она обхватывает меня за талию (у меня опять есть талия или намек на нее - тренажеры, массажеры и прочая херня), и мы в обнимку идем к подъезду. На пол пути нас догоняет отставник из будки, и забежав передо мной с заискивающей улыбочкой спрашивает у меня, а не у Рыжей:
- Помыть? Или сегодня не…
Я киваю, вытаскиваю из кармана куртки черный кожаный бумажник, достаю оттуда двадцатидолларовую купюру и протягиваю ему. Он осторожненько берет ее и произносит не допускающим возражения тоном, страстно желая, чтобы это прозвучало не по-лакейски, а по-военному:
- Будет сделано.
- Только не халтурь, - с наигранной строгостью говорю я и тут же растягиваю губы в дружеской улыбке, давая понять, что мы все равны, а если кто и равнее, так это не имеет значения - демократия, блядь, она на то и есть демократия… блядь.
- В лучшем виде, - с дешевой претензией на солидность заверяет отставник, просияв, как апельсин, от моей улыбки и демонстрируя все свои семь-восемь желтых, как дольки того же апельсина, зубов.
Я киваю, он отлипает, и мы заходим в подъезд.
- Балуешь его, - фыркает Рыжая в лифте, внимательно разглядывая в зеркале свое отражение.
- Я хочу - я плачу, - пожимаю я плечами, сую руку ей под плащ и под алую блузку, берусь за левую грудь и легонько сдавливаю ее ладонью. Рыжая реагирует, как… гипсовая девушка с веслом. Я убираю руку.
Войдя в прихожую, я сую руку за зеркало, чтобы щелкнуть тумблером сигнализации, потом передумываю, кладу руку ей на плечо, разворачиваю к себе и спрашиваю:
- Ты не хочешь меня?
- Я? - она высоко поднимает брови. - А ты не заметил, что последнюю неделю, ты лапаешь меня только перед зеркалом в лифте?
- Я…
- You, you - она насмешливо щурится. - Да меня же просто нет. Ты и в лифте когда лапаешь, не на меня в зеркале смотришь, а на свою руку. Я в тачке иногда жду, что ты мне скажешь спасибо и двадцатку протянешь, - она усмехается и вдруг хватает меня за ширинку. - А ты меня хочешь?
Я уже хотел было протянуть руки ко всему, что раньше так действовало на меня - к груди, к заднице, к шее, но… Под ее рукой ничегошеньки не оживает, не набухает, не… Полный штиль.
Она с усмешкой убирает руку, отвернулась и пошла в холл, на ходу бросив:
- Выключи.
Я сую руку в скрытую за зеркальной стеной нишу и выключаю сигнализацию. Потом зеваю и… выключаю "рубильник".
Рыжая стояла и ждала ответа. Ответить мне было нетрудно, но я хотел, чтобы она поняла смысл ответа - весь его смысл.
- Ты хочешь, чтобы я сказал прямо сейчас? Прямо так взял и выбрал? - спросил я.
- Да, - твердо выговорила она и добавила чуть тише: - Пожалуйста…
- Но ведь ты не дура, и ты понимаешь, что выбрав тебя, я выберу и все, что к тебе приложено.
- Да, - кивнула она.
- И тебя это совсем не трогает?
- Нет… - как-то хрипло сказала она, резко мотнув рыжей гривой. - Меня это не "не трогает". Меня это не ебет.
- Но это есть, это - часть… выбора. Зачем нам закрывать глаза, делать вид… притворяться? Зачем hypocrisy? - я смотрел на нее с каким-то внезапно проснувшимся странным интересом. - Не мой жанр. И не твой… Не наш.
(… Она явно что-то скрывает от меня. Я вижу… Я сыграл какую-то роль в сложной игре, её игре, только эта игра вышла из-под её контроля, и теперь она растеряна…)
- Я знаю, - кинула она и… продолжала ждать.
Все, как-то отстраненно подумал я, я сказал ей всю правду. Она знает меня таким, какой я есть. Я ни за что себя не выдаю - ни за что другое. Она видела мой страх перед ее мужем-покойником, видела, как я стал трусливо заискивать перед ним, стоило ему глянуть на Кота. Она видит, как мне нравится все, что покупается за деньги, как мне нравятся деньги… А что сильнее влияет на выбор - она сама или… dolce vita… Пускай потом сама ломает себе голову и грызет печенку, если захочет, а я… Я ведь, если честно, и сам не знаю. Ладно, она ждет, ей не по себе, она мучается, а их нельзя мучить, нельзя обижать….
- Останусь, - легко и как-то равнодушно выговорил я. - Прямо сейчас. Считай, уже остался, развелся, расплевался, но… Мне все равно придется съездить домой.
- Зачем?
- Ну, взять свои вещи…
- Какие?
Я хотел что-то сказать, но… задумался. А правда, какие? Мой маленький компьютер - здесь… Что еще я нажил за двадцать с лишним лет трудовой деятельности?.. Без чего мне не обойтись? Ах, да, шмотки…
- Ну, шмотки - не могу же я ходить всю жизнь вот в этом…
Я вдруг сообразил, что на мне до сих пор роскошная лайковая куртка Ковбоя (кстати, там в кармане должен лежать золотой "Ронсон", если только я не выронил его на… песок) и что теперь эта куртка - моя… И не только куртка…
Рыжая усмехнулась, повернулась к шкафу, резко распахнула зеркальные "купейные" створки, и обернувшись ко мне, спросила:
- Этого тебе не хватит? На две жизни?
Кот отвернулся от окна, круто развернулся на всех четырех лапах
(Господи, как же похож на…)
и прыгнул в шкаф.
- Ну, вот, - довольно кивнула Рыжая. - Он тебе все показал.
- Слушай, ты, конечно, богата… Ну, по сравнению со мной. Ты - богатая… вдова, - я легко выговорил это слово, и она очень легко восприняла его, даже не поморщась, - но я… Я зарабатываю гроши, а если нет притока, бабки… Любые бабки - кончаются, а сейф… Мы никогда его не откроем, ведь у нас нет…
Кот завозился в шкафу, из-за створок показался сначала его распушенный хвост, потом он, невидимый нам, развернулся там, внутри, и из-за створки высунулась его морда, с зажатым в зубах красным… Красной ленточкой. Или шнурком. Мы уставились на него, и Рыжая… расхохоталась.
Она смеялась и кашляла, согнувшись почти пополам, прижав ладони к горлу, и никак не могла успокоиться, а я…
Я подошел к шкафу нагнулся, осторожно вынул из пасти Кота красный шнурок,
(… он легко выпустил его, облизнулся и посмотрел мне в глаза - поиграем?)
вытащил из шкафа дешевый на вид нож для бумаг, повертел его в руках, надавил сразу на оба рожка рукоятки у лезвия, деревянное лезвие отскочило, брякнувшись на ворсистый ковер, и в руках у меня оказался торчащий из деревянной рукоятки небольшой сейфовский ключ.
Рыжая вдруг перестала смеяться, резко выпрямилась и уставилась на меня с каким-то странным выражением лица. Ей, наконец, с запозданием пришло в голову то, что мне - пришло сразу.
- Господи, - прошептала она, - там же… это. Там же…
- Да, - сказал я.
- Черт с ним, - сдавленно и глухо выговорила она. - Давай выкинем этот ключ и забудем про него. Черт с этими бабками, мы не будем голодать… Забудем про них, ну, пожалуйста, не надо открывать, я… Прошу тебя, я просто не смогу смотреть…
Я повернулся и двинулся к двери.
- Господи, неужели ты станешь?… - крикнула она.
- Стану, - не оборачиваясь, пробормотал я,
(А вот это уже моя игра, это - мне решать…)
- Не знаю, как остальное, но… она - моя, - и вышел из кабинета.
* * *
Откинув металлическое "ушко", я вставил ключ в прорезь и вспомнил…
(- Я даже скажу тебе код… Влево - на сто, вправо - на двести, еще раз влево - на двести пятьдесят, и опять влево - на пятьсот…)
"0" был в центре кружочка с делениями вверху, "500" - напротив, внизу. Я повернул ключ четыре раза (после каждого поворота раздавался негромкий щелчок - верно), открыл дверцу, выгреб прямо на пол много аккуратных банковских пачек (только сто долларовые купюры), вытащил и поставил на шкаф с телевизором
(на экране все еще "снег" - надо выключить…)
одну большую и две маленькие коробочки, обитые черным бархатом, и уставился в зияющий пустотой железный ящик. Больше там ничего не было. Ни в нижнем отделении, ни в верхнем. Сейф был пуст.