– Напоминающие кровожадных пираний травоядные рыбы-доллары родов Mylossoma и Metynnis, обитающие в водах Амазонки, Парагвая и Ла-Платы, относятся к тому же семейству Serrasalmidae, что и пиранья, – начал словно по учебнику Джек Майерс. – Свое название эти рыбы получили за напоминающее серебряную монету высокое, сильно сплющенное с боков тело, покрытое мелкой блестящей чешуей. В длину рыбы-доллары достигают двадцати сантиметров. Они – настоящие санитары водоемов: поедая водные растения, они препятствуют чрезмерному зарастанию рек.
– Ясно, – произнесла Бенедикт, чей мозг был уже перегружен информацией. А ведь сейчас было только восемь часов утра.
Наконец Джек закинул в воду удочку, насадив на крючок маленький кусочек мяса.
Бенедикт не на шутку разволновалась. Она схватила Ника за руку и истерично затараторила:
– Ради всего святого, Фриман, прекрати этот ужас! Я не хочу… слышишь, не желаю делить каноэ с существами, у которых зубы как пилы!
Ник высвободил свою руку и высказал свое недовольство из-за испорченного по вине Бенедикт кадра.
Первая рыбка поймалась почти сразу: сплющенная с боков, сантиметров тридцать в длину, с мощными челюстями…
Бенедикт заверещала так громко, что эхо разнесло ее крик на многие мили вокруг.
– Что случилось? – спросил Фабиан, управлявший вторым каноэ.
– Бенедикт испугалась рыбки, – со смехом ответил Джек, продемонстрировав коллеге улов.
Путешественники громко рассмеялись. Бенедикт уже не разбирала слов, но и без того поняла, что смеются над ней.
Но что она могла поделать с собственным страхом? Ведь ее никто не предупреждал о том, что ее ждет в Бразилии? Как она могла предположить, что мужчинам будет наплевать на нее саму и ее мнение?
Тем временем Джек бросил пиранью на дно лодки и снова принялся насаживать на крючок приманку. Бенедикт не сводила глаз с острозубой хищницы. Теперь она уже не казалась такой страшной и опасной. В конце концов, что она могла сделать одна, без помощи своих соплеменников? Однако нервная дрожь била Бенедикт до самого прибытия в лонж Ютури.
Лонж представлял собой комплекс из нескольких деревянных домиков, крытых пальмовыми листьями. Именно так Бенедикт и представляла себе хижины полудиких обитателей джунглей.
– Похоже, спрашивать, есть ли тут компьютер, бессмысленно, – задумчиво произнесла она, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно.
Мужчины отправились на поиски смотрителя, а Эмма легла в натянутый между двумя высокими деревьями гамак.
Первым вернулся Ник.
– Бенедикт, иди выбирай себе жилище, – сказал он.
Она вздрогнула от неожиданности, но ответила ему благодарной улыбкой. Неужели Ник вспомнил о хороших манерах?
– Я… я буду жить с тобой.
– Еще чего не хватало! Чтобы ты разбудила меня посреди ночи воплями из-за того, что к нам заполз паучок? Нет уж, лучше просись к Эмме.
– Спасибо, но нет, – отозвалась Эмма из гамака, даже не открыв глаза.
– Ник, пожалуйста! – со слезами на глазах попросила Бенедикт.
В ее голосе было столько мольбы и искренности, что Ник сдался:
– Ладно. Только не вздумай донимать меня своими капризами и нытьем. Я не намерен быть тебе нянькой. Раз уж ты стала членом нашей команды, значит, психолог и организаторы сочли тебя готовой к испытанию.
Тонкая ирония Ника уязвила Бенедикт и одновременно позабавила Эмму. Она едва слышно хихикнула, но, дабы сойти за человека, который не встревает в чужие разговоры, быстро затихла.
Вечером мужчины развели костер и принялись жарить на решетке мясо. Бенедикт не пожелала присоединиться к общей трапезе и осталась в домике. Ник весь день где-то пропадал. К собственному удивлению, Бенедикт начала ревновать его к фотоаппарату. Уж ему-то он уделял куда больше внимания, чем ей!
Сотовый телефон не принимал, и Бенедикт неожиданно почувствовала себя такой одинокой и несчастной, что ей захотелось расплакаться и попроситься домой.
Чем сейчас занимается Патриция? А родители? Всем им тепло и уютно. Им не нужно волноваться о том, что они съедят на ужин или на завтрак. Желудок Бенедикт недовольно заурчал, напомнив о том, что в последний раз она ела на рассвете.
Бенедикт подошла к двери и уже собиралась ее открыть, как услышала громкий смех Эммы и Фабиана. Наверное, снова обсуждают меня, с горечью подумала Бенедикт. Рука сама собой безвольно опустилась. Чем она им не угодила? Она ведь не сделала ничего плохого.
Неожиданно Бенедикт почувствовала прилив ненависти и злобы. Все ее проблемы из-за Ника Фримана! Это он виноват, что она оказалась на отшибе цивилизации, в джунглях! Если бы не он, она бы сейчас не умирала от голода, усталости и боли в ногах. Какого дьявола он встретился на ее пути? Почему она не смогла выкинуть из головы мысли о нем? Почему он снится ей уже несколько ночей кряду? Причем сны были далеко не невинные…
Ник Фриман ответит ей за все.
Бенедикт легла на неудобную, жесткую кровать и забылась сном. Ей снова привиделся Ник. С обворожительной улыбкой, манящим взглядом и оголенным торсом… от него исходил будоражащий аромат табака и мяты, сводящий Бенедикт с ума. Она хотела этого мужчину, чувствуя, что он является для нее самым сладким и самым запретным плодом.
В том, что ей удастся соблазнить Фримана, Бенедикт не сомневалась, а вот сможет ли она послать его потом ко всем чертям? Не попадет ли сама в любовную зависимость?
Тем временем компания, сидевшая вокруг костра, действительно обсуждала неожиданное прибавление в своей группе.
– Ума не приложу, каким образом Бенедикт Вернон оказалась тут?
– Заплатила кому надо – и дело в шляпе, – тут же ответила Эмма. – Другой вопрос: зачем ей это понадобилось?
– Мне кажется, она влюблена в Фримана, – убавив голос, сказал Фабиан. – Не зря же она напросилась в его номер.
– Бред какой-то! – недоверчиво сказал Джек. – На кой ей сдался Ник? Он ведь не самая подходящая компания для похода в ночной клуб?
– Я бы сказала, что Ник вообще неподходящая компания для молодой привлекательной женщины, – заметила Эмма, закурив. – Он фанатик. Такой же, как все мы. Ему не до амуров.
– Да уж. Ника не назовешь донжуаном. И уж точно Бенедикт Вернон не в его вкусе. Слишком самовлюбленная и избалованная. Ему нужна женщина-друг, а не обуза.
– А мне кажется, Бенедикт удастся его охмурить.
– Ну уж нет.
– Сто против одного! – дружно возразили мужчины.
– А давайте поспорим, – предложил Марк. – Делайте ваши ставки, дамы и господа. Будет ли Бенедикт Вернон с Ником Фриманом?
– Ты имеешь в виду одноразовую сексуальную связь или серьезные любовные отношения? – спросила Эмма, любившая во всем определенность и четкость формулировок.
– Я имею в виду любовь. А уж как долго она продлится – не мое дело. Главное, возникнет она между нашими голубками или нет.
– Ставлю на "нет", – заявил Джек.
– Принято. Кто еще? – Марк осмотрел ребят.
– Не знаю, – задумчиво покачивая головой, произнесла Эмма. – Возможно, Бенедикт затащит Фримана в постель, но я нутром чую, что у этой девчонки на уме что-то нехорошее.
– Эмма, прекрати раздувать трагедии. Ответь просто: да или нет. Полюбят ли они друг друга?
– Да, – после секундного колебания ответила Эмма. – Однако, чтобы быть вместе, одной страсти недостаточно. Тут нужно поработать. Ник и Бенедикт слишком разные. Это вам не двух обезьянок спарить.
– Эмма, – рассмеялся Фабиан, – ты хоть иногда забываешь о своих питомцах?
– Не реже чем ты выпускаешь из рук телекамеру, – парировала Эмма.
– Эй, ты ей палец в рот не клади, – посоветовал Джек. – У нашей Эммы зубки поострее, чем у пираний.
Теперь уже рассмеялись все. Они и в самом деле были фанатами своего дела. Бенедикт напрасно считала, что их смех адресован ей. Какой бы занятной фигурой для шуточек она ни была, и Фабиан, и Марк, и Эмма, и Ник, и Джек в первую очередь думали о своей работе и лишь потом о странной спутнице.
9
Выключив воду и обернувшись большим махровым полотенцем, Бенедикт приоткрыла дверь и выглянула в комнату.
Ник лежал на своей кровати и с сосредоточенным видом изучал отснятые на цифру кадры.
Бенедикт была настроена решительно. Время шло, а Ник до сих пор не умирал от любви к ней. Скорее это она сгорала от собственных чувств, и огонь страсти требовалось срочно погасить.
– Ник, – позвала она, остановившись в нескольких метрах от него.
– Что? – бесстрастно спросил он, даже не подняв глаза.
Бенедикт недовольно вздохнула, но продолжила тем же ангельским голоском, что и начала:
– Ник, посмотри на меня.
– Что опять случи… – поднимая голову, спросил он.
Увидев перед собой обнаженную Бенедикт с полотенцем у ног, Ник обомлел.
Несколько мгновений он молча смотрел на женщину, не в силах отвести взгляд или хотя бы извиниться. Бенедикт смущенно потупила взор.
Она знала, какой силой обладает красота женского тела. А ее тело было поистине идеальным: тонкая талия, длинные стройные ноги, белые покатые плечи, изящная шея и конечно же упругая грудь. Именно на нее сейчас был устремлен взгляд Фримана.
Бенедикт купалась в его обожании, словно Клеопатра – в молоке с медом. Она чувствовала тепло, нежность и ласку, которые обволакивали ее самым тончайшим покрывалом в мире – покрывалом мужского восхищения и желания.
И вдруг все закончилось. Ник отвел глаза, смущенно откашлялся и сказал:
– Тебе нечего надеть?
– Нет. – Бенедикт сделала шаг к нему, и Ник, словно испугавшись, отодвинулся на самый край кровати.
– Значит, решила стать ближе к природе?
– Нет, я решила стать ближе к тебе, – глухо ответила Бенедикт, сделав еще пару шагов.
Ее сердце колотилось, словно пойманная в силки зверушка, но она не могла сейчас остановиться. Она видела, чувствовала, что Ник хочет ее так же, как и она его. Тогда почему они должны отказывать себе в удовольствии?
– Ник, почему бы тебе не расслабиться? – спросила она, подключив все свое женское обаяние.
– Бенедикт, что за игры? Сейчас же оденься. К нам могут войти в любой момент.
– Все уже спят крепким сном.
– И нам тоже пора в кровать, – быстро парировал Ник.
Фраза получилась двусмысленной, и Бенедикт тут же отозвалась:
– Вот именно. Нам пора в кровать.
Она подошла к нему вплотную и уже собиралась наклониться, чтобы Ник мог поцеловать ее грудь, как почувствовала на своей спине чьи-то цепкие и очень острые лапки.
Громкий визгливый крик насмерть перепуганной Бенедикт развеял флер романтизма за доли секунды. Она заметалась по комнате, чувствуя на своей спине что-то живое и, без сомнения, опасное. Бенедикт впала в панику, возможно, именно поэтому она не ощущала боли. Наутро она поражалась, какие глубокие раны нанесла ей дикая обезьяна, невесть как забравшаяся в их домик.
Сейчас же она не чувствовала ничего, кроме ужаса и стыда. Когда в их дом вбежали остальные члены экспедиции, Бенедикт была абсолютно голой!
Ребята впали в недоумение, увидев, что Ник одет.
– Что здесь происходит? – спросил Джек, услышавший крик Бенедикт первым.
Обезьяна как ни в чем не бывало сидела на руках Ника и озиралась по сторонам, видимо ища что-нибудь съестное, что можно было бы стащить.
Эмма бросилась к Нику и взяла у него обезьянку, словно опасаясь, что ей могут причинить вред.
Бенедикт завернулась в поднятое с пола полотенце и сбивчиво рассказала, как все произошло. Естественно, о сцене соблазнения Фримана она умолчала.
– Я… я думала, что на меня напал маньяк, – задыхаясь, говорила она, стараясь не смотреть на лица мужчин, которым удалось поглазеть на ее прелести. – Она набросилась на меня совершенно неожиданно.
– Может быть, ты размахивала руками или издавала какие-то… ну необычные звуки? – спросила Эмма, лаская обезьянку, словно маленького ребенка.
– Я ни в чем не виновата! – обиженно воскликнула Бенедикт. Надо же, ее чуть не покалечили, а теперь пытаются выставить виноватой! А Ник тоже хорош. Нет чтобы предупредить ее…
– Ладно, раз все в порядке, мы пойдем спать, – смущенно пряча глаза, сказал Марк, тронув за плечо Фабиана.
Джек поспешил за ними. Эмма ушла вместе с обезьяной.
– Что это было? – спросил Ник, когда они с Бенедикт остались одни.
– Ты ведь сам видел, что она набросилась на меня со спины… – Бенедикт куталась в полотенце, внезапно почувствовав себя маленькой беззащитной девочкой, попавшей в беду.
– Я не об этом… – Ник пристально смотрел на Бенедикт, и ей показалось, что он желает просветить ее своим взглядом насквозь.
Нет, это не был раздевающий взгляд мужчины, мечтающего увидеть сквозь ткань платья аппетитные выпуклости понравившейся ему женщины. Скорее это был испытующий взгляд следователя на допросе. Однако Бенедикт не желала быть обвиняемой. Она была твердо уверена, что не сделала ничего плохого. Это Нику Фриману следует ответить на ее вопросы…
– Если ты о том, что я предложила тебе заняться любовью… – Бенедикт осеклась, но заставила себя продолжить, – то можешь об этом забыть. Это больше не повторится. Видимо, сказались переутомление и стрессовая ситуация, к которой я не была готова.
Не ожидавший такой тирады Ник остолбенел. Бенедикт же из последних сил сдерживала слезы обиды и унижения. Она предложила себя мужчине – но это было еще полбеды. Куда хуже другое: он ей отказал! Ник Фриман отверг ее! Большего унижения Бенедикт не испытывала за всю свою жизнь.
– Я лучше буду спать на улице, чем в одной комнате с тобой, – решительно заявила она, направившись к раскрытому чемодану. Взяв из него футболку и спортивные шорты, она почти бегом устремилась к двери.
– Куда ты?
Ник выглядел взволнованным, но не настолько, чтобы лишиться сна. Именно поэтому Бенедикт не отказалась от своего опрометчивого решения и легла спать в гамаке под открытым небом. Точнее под сводами высоких деревьев, которые сплели свои ветви высоко-высоко над ее головой.
Эмма подняла голову и прислушалась. Нет, ей не показалось. Теперь она была уверена, что слышала плач. Гадать о том, кто льет слезы в джунглях, долго не пришлось. Мужчины ушли по своим делам, и только Эмма и Бенедикт остались в лонже. Поскольку Эмма с раннего утра изучала повадки местных приматов, Бенедикт осталась одна. Видимо, ей стало скучно и нестерпимо захотелось домой…
Сначала Эмма пыталась не замечать горьких рыданий, доносившихся откуда-то из зарослей, но минут через десять в ней заговорили сострадание и женская солидарность. Она поднялась с колен, отряхнула джинсы, аккуратно заправленные в высокие ботинки, и пошла на плач.
Бенедикт сидела на поваленном дереве и лила горькие слезы. На какую-то долю секунды Эмме даже стало жаль бедняжку.
– Привет. Что случилось?
Бенедикт вздрогнула. Она не слышала, как подошла Эмма, а потому решила, что на нее снова вот-вот кто-нибудь набросится.
– Не бойся, это я. – Эмма едва заметно улыбнулась и присела рядом с Бенедикт. – Что случилось?
– Ничего, – утерев слезы, пробурчала Бенедикт.
Уж с кем-с кем, но с Эммой она стала бы откровенничать в последнюю очередь. Бенедикт с первой минуты знакомства почувствовала негативное отношение приматолога, а потому старалась свести их общение до минимума. Кроме того, Бенедикт была уверена, что все шутки и подтрунивания над ней исходили от мисс Фишер.
– Если бы ничего не случилось, ты бы не ревела целый час, – мягко заметила Эмма.
В ней, помимо ее воли, проснулось что-то вроде материнского инстинкта. Она видела перед собой молодую женщину, совершенно не приспособленную к жизни в экстремальных условиях. Эмма понятия не имела, зачем Бенедикт понадобилось ехать в Бразилию, но ей вдруг стало ее жаль. Так жалеют малыша, потерявшего в толпе родителей. Бенедикт была растерянна и напуганна, оказавшись в незнакомом месте, без дружеской поддержки.
– Вам всем на меня наплевать.
– Это не так, – неуверенно ответила Эмма, почувствовав, как ее щеки заливает румянец стыда.
– Так. Но это не ваша вина. Вы ведь приехали сюда работать, а не развлекать избалованную богачку.
– Бенедикт, ты слишком самокритична. – Эмма впервые посмотрела на Бенедикт с этой стороны. – Ты очень милая девушка… просто ты вылеплена из другого теста. Мы уже не раз оказывались в трудном положении. Фабиан однажды чуть не утонул, Джек пролежал в больнице больше трех месяцев, сломав несколько костей при падении с утеса… Каждому из нас есть что вспомнить.
– А Ник? Он тоже был на грани жизни и смерти?
– Он тебе нравится, да? – вопросом на вопрос ответила Эмма. При этом она так посмотрела на Бенедикт, что, казалось, солги она, ее язык тут же отвалится.
– Он хороший парень, – уклончиво ответила Бенедикт.
– Я знаю Ника лет пять и могу сказать о нем только хорошее. Он замечательный человек и отличный профессионал. Мы никогда не были близкими друзьями или любовниками, – Эмма усмехнулась, словно сама мысль об этом никогда не закрадывалась в ее голову, – однако я чувствую особую духовную близость с Ником. Мы с ним очень похожи. – Заметив недоумение на лице Бенедикт, Эмма пояснила: – Нет, не внешне. Внутренне. Порой мне кажется, что мы думаем одинаково. Знаешь, как бывает между очень хорошими друзьями или родственниками. Они думают и говорят хором.
Бенедикт кивнула. Порой они с Патрицией посмеивались сами над собой, когда начинали рассказывать одни и те же анекдоты или напевать одни и те же песни.
– Так вот. Я очень хорошо отношусь к Нику…
– Я тоже, – неизвестно зачем сказала Бенедикт.
– …и, если кто-нибудь причинит ему боль, ему придется иметь дело со мной, – словно не услышав реплики Бенедикт, продолжила Эмма.
Откуда она может знать о моих планах? – подумала Бенедикт. Неужели Патриция ее предупредила? Какие глупости порой лезут в голову, тут же попыталась успокоить себя Бенедикт. Откуда Патриция может знать Эмму Фишер? Да и стала бы она рассказывать ей о планах подруги?
Заметив бегающий взгляд Бенедикт, Эмма продолжила:
– Не знаю, рассказывали ли тебе Ник о Стефани, но я тебя уверяю: он до сих пор не забыл ее.
– Стефани? – повторила Бенедикт, словно пробуя на вкус имя другой женщины.
– Да, они с Ником были помолвлены.
– Он мне ничего о ней не говорил, – созналась Бенедикт, обдумывая, зачем Эмме понадобилось раскрывать чужие тайны. Может быть, она хочет вызвать ревность? Или доказать, что у Бенедикт нет никаких шансов завоевать Ника Фримана?
Однако у Эммы были совсем другие мотивы.
– Она погибла в автокатастрофе. Полтора года назад, – тихо сказала Эмма, теребя сорванную травинку. – С тех пор Ник очень изменился.
– В каком смысле?
– Замкнулся, стал угрюмым, нелюдимым, молчаливым. Создается впечатление, что и он умер вместе со Стефани. Во всяком случае, тот Ник Фриман, которого мы все знали.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – спросила Бенедикт.