Рыба на сковородке, пирог в духовке. Елка не влезает в подставку - слишком долго она простояла в сарае. Не получилось открутить болты, которые стягивают обруч и удерживают ствол. Она не может поставить елку, но это вовсе не мешает ей достать шары, игрушки, фонарики, фигурки ангелочков и гирлянды. Елку можно приставить к стене; пусть это выглядит смешно, но елку, чтобы не упала, она все равно разместит между камином и стеной; нужно успеть до первой звезды.
А вот это неплохо. Даже очень неплохо:
УСПЕТЬ ДО ПЕРВОЙ ЗВЕЗДЫ.
Комната выглядит даже лучше, чем тогда, двадцать девять лет назад. Лоскутное покрывало сделало кресло красивым и уютным. Кресло не для мужчины, а только для нее, праздничное кресло для ее тела, уставшего от вечного одиночества, для ее измученного поиском решений ума, для ее ног, еще стройных, но не вызвавших ни у кого желания прикоснуться, для ее испуганной души. А потом она будет ждать подарка от Вселенной, ждать своего собственного чуда, которое произойдет. Или не произойдет.
Она пошла в ванную комнату и открыла кран.
ТВОЯ ЛУЧШАЯ ПЕНА ДЛЯ ВАНН. ГЕЛЬ ДЛЯ ДУША, КОТОРЫЙ ВЕРНЕТ МОЛОДОСТЬ ТВОЕЙ КОЖЕ!
Новинка! Приготовила рекламный шампунь и бальзам.
СУПЕРАКЦИЯ! ДВА В ОДНОМ!
Вернулась на кухню и выключила духовку. Творожный пирог подрумянился. Приоткрыла дверь в комнату и, когда ее взгляд упал на накрытый на двоих стол, подсвечник с двумя свечами, отбрасывавшими мягкий свет на елку, поняла, что чудо уже свершилось.
И если кто-то придет, она пригласит его в дом - она торжественно пообещала себе это в первый сочельник без отца, когда мать унесла на кухню лишний прибор. Сегодня эта мысль вернулась к ней в первый раз с тех пор. И в первый раз на столе стояла тарелка для Никого - как велит обычай.
Он не дойдет до леса. Ногу разрывает тупая боль, а дыхание замерзает в воздухе. Это неправда, что легко расстаться с иллюзией. Не было тепла, и так ужасно хотелось войти в какой-нибудь из домов, стать на пороге - так он себе это представлял, что остановится на пороге, а кто-нибудь откроет дверь и без слов впустит его в дом, ни о чем не спрашивая и не опасаясь чужака. Но сейчас все боялись всех, а ведь он так много мог дать! Только что с того, если некому было это взять?
Он присядет здесь, около этого дома, не на улице, чтобы ни у кого не вызвать подозрений, может, есть какой-нибудь вход в сад или приоткрытый сарай… Присядет только на минутку, чтобы не продувало насквозь, только на минутку, может, он заснет, а добрый Бог разбудит его прямо перед полуночью и мягко спросит: "Какого чуда ты хочешь для себя?"
И тогда он ответит.
Она высушила волосы и надела шерстяное платье. Обула лодочки - она никогда не ходила дома в тяжелой обуви. Легкие, черные, элегантные туфли. Она сбросит их сразу же, когда после праздничного ужина сядет перед камином, а оранжевое тепло подползет к креслу. Подождет полуночи, рождения чуда, и тихо скажет: "Прощаю".
И, наверное, произнесет еще три фразы, обращенные к каждому из них, фразы, начинающиеся со слов: "Пожалуйста, спасибо, простите".
Спасибо за то, что родили меня. Спасибо за то, что у меня есть что вспомнить. Спасибо за все те сочельники, когда олени пролетали над нашим домом.
Простите за то, что позволила обиде и злости овладеть собой, что не сумела понять ни тебя, мама, ни тебя, папа.
Пожалуйста, пусть я еще смогу когда-нибудь кому-нибудь дать то, что переполняет меня: нежность, доброту, тепло, понимание, любовь.
Так и скажет.
Только прежде чем сесть за одинокий праздничный ужин, она должна еще раз выйти во двор, потому что забыла про дрова для камина, хотя она уже принарядилась, надела платье и обула туфли, черные лодочки. Нужно выйти и принести охапку дров, чтобы больше не выходить из дома.
Он очнулся в кресле перед камином. Завернутый в плед в красно-зеленую клетку, теплый, мягкий, пушистый шерстяной плед. Рядом с ним на полу сидела женщина. Она гладила его осторожно, а он, будто сквозь туман, вспоминал ее голос, теплый и гортанный, голос, в котором слышалось волнение, но также и решительность, когда она говорила:
- Пойдем, ну, пожалуйста, пойдем.
И теплую воду, и прикосновение ее рук. Она не стыдилась касаться его везде, смывала многодневную грязь, прикосновение ее рук было осторожным и трогательным, а потом она помогла ему выйти из ванны и усадила в это мягкое кресло. Сейчас она была на полу около него, ее лицо рядом с его, он хотел что-то сказать и не смог, но она это поняла, потому что погладила его по голове и произнесла:
- А сейчас усни. Спи спокойно. Не бойся. Я с тобой.
Он прикрыл уставшие глаза, а огонь в камине приятно потрескивал. В дверь позвонили, но сил поднять голову не было. Услышал ее шаги, а потом мужской голос:
- У тебя точно все в порядке?
И ее голос, голос Женщины, которую он нашел, хоть это казалось ему невозможным, голос, которому он будет доверять, хоть однажды ему уже причинили боль, будет доверять, как только почувствует себя лучше и Женщина поймет, что любит его так сильно, как он уже начинал любить ее.
- Точно. - Женщина сомневалась и после минутного молчания спросила: - Лукаш… может, хочешь зайти?
- Я вижу, ты кого-то ждешь… - Нерешительность в голосе мужчины звучала так явно, что если бы он мог из-за спинки кресла рассмеяться… Но он не мог. Не было сил даже вздохнуть поглубже.
- Традиция… Один прибор для меня, а второй… И снова молчание.
- Елка может упасть! У тебя нет подставки?
- Есть, в прихожей стоит, только… она заржавела. У меня не получилось…
- Я сейчас все сделаю! - Радость в голосе мужчины, а потом тишина. - Если ты хочешь, конечно, Наталия, мне неловко навязываться…
Наталия. Спокойное имя, имя для растения, не для живой женщины, красивое имя. Наталия. Талия. Муза. Музыка.
- Конечно, если тебе не трудно…
- Ты ведь могла мне раньше сказать, ты же видела, что я дома…
Мужчина пошел через комнату и остановился перед елкой. Сейчас он обернется и увидит меня. Удивится ли?
Руки. Он должен запомнить эти руки на всю жизнь. Интересно, когда мужчина почувствует ревность? Видишь, как нежно она ко мне прикасается, как она обо мне заботится, как прижимает свое лицо к моей голове, как уже перестала быть осторожной, как не боится, как доверяет? Видишь? Не обидно тебе, что ты не на моем месте? Она - моя, и я - ее, уже навсегда, я нашел свой дом.
- Поранился?
- У него рана на ноге…
- Дай-ка я взгляну…
- Только осторожно, ему больно… я обработала перекисью… Искупала его… Видно, что… он многое пережил… - Женщина посмотрела Лукашу прямо в глаза. - Как и мы все.
А потом наклонилась, положила снова руку на черный лоб, а пес закрыл глаза, вздохнул и спокойно заснул.
КОЛЕБАНИЕ ВОКРУГ НУЛЯ
- Хорошо, милый… - Анна положила яблоко на стол рядом с клавиатурой. - Может быть, сегодня… Знаешь… Как давно я тебя не видела… - Она улыбнулась телефонной трубке. - Два дня - это недавно? Для меня - давно… Я приготовлю макароны с соусом песто, как ты любишь… Если куплю свежий базилик.
Дверь приоткрылась, и красивая брюнетка с усталым лицом открыла ее настежь, толкнув бедром. Двумя руками она удерживала наполненный водой электрический чайник, шнур грустно полз за ней по полу.
- Чертов чайник… - сказала она, подходя к Анне. - Тебе налить?
- Нет, спасибо… - Анна прикрыла трубку ладонью. - Это не тебе, - сказала она в телефон. - Подруге… - И после паузы добавила с укором: - Конечно, симпатичной.
Брюнетка налила в большую кружку кипяток, тихо прошипела, когда клубок пара обжег ее руку, - крышка так и норовила упасть. Затем она посмотрела на Анну и прижала руку к груди, как прижимают маленького котенка. Состроив ужасную гримасу, она удивленно приподняла брови. Анна снова закрыла трубку рукой и утвердительно кивнула. Брюнетка приложила ладонь к губам и так удачно изобразила страстный поцелуй, что Анна рассмеялась:
- Перестань немедленно… Нет, это не тебе, просто подруга шутит. - Она повернулась на стуле к окну. - Хорошо… Буду ждать тебя с песто… Купи вино… Нет, я предпочитаю белое. Какое-нибудь калифорнийское… Оно лучше, чем болгарское. Ну, тогда до встречи.
Она положила трубку и обвиняющим жестом протянула руку к черноволосой:
- Какая же ты ревнивая, Беата!
Та маленькой ладонью откинула волосы с лица и начала дурачиться:
- Милый, такой соусик пестко, как ты любишь, но вино калифорнийское, болгарское я не люблю! Да, милый, обожаю тебя, любовь моя! - Произнося слова "любовь моя", она резко обернулась и заглянула в чайник. - Посмотри на это.
Светло-серый налет покрывал дно и спираль чайника.
- По накипи видно, сколько этому чайнику лет. Черт побери, они даже новый нам не могут купить. Что за фирма!
- Когда я стану начальником, куплю новый чайник. Перемены действительно начинаются с малого. Обещаю.
Беата кивнула:
- Ловлю тебя на слове.
- Кстати, песто. Песто, не пестко. И я уже позвонила, чтобы нам прислали информацию. Знаешь, этот господин Франио…
- Какой еще Франио?
Беата поставила чайник на подоконник, его обычное место. На улице было серо от дождя.
- Тот, из технического отдела. Он сказал, у нас напряжение скачет, поэтому и компьютеры зависают. А я спрашиваю: "Что, я должна выключать компьютер, чтобы выпить чаю?" Ты что-нибудь подобное слышала?
Беата отвернулась от окна.
- А что такое песто?
Анна уселась перед экраном компьютера, разложила какие-то карточки и, не глядя на Беату, рассеянно спросила:
- Послушай, а где документы за последние два года? Песто? Это такие макароны с…
Беата взяла кружку с чаем.
- Наверное, уже уничтожены. Мы так долго не храним… А как этот соус приготовить?
- Берешь два пучка базилика, сейчас он дорогой, я беру один, трешь желтый сыр, должен быть пармезан, но если ты возьмешь какой-нибудь другой острый, то разница практически не заметна, пару зубчиков чеснока, перемешиваешь… - Анна подняла голову, стук клавишей затих. - Послушай, здесь что-то не в порядке… Ты не знаешь, у кого может быть доступ к файлам с документами за прошлый год?
Беата встала за спиной Анны с кружкой в руках и нагнулась над ней.
- Они должны быть. - Свободной рукой она щелкнула мышью. Картинка изменилась, и Беата поморщилась. - Они должны быть, но их нет. Может, в отделе обработки счетов… Наверное, там они должны сохраняться пять лет. Но тебе их никто не даст. Ну и что с этим песто?
Анна откинулась на спинку стула, ее голос стал мягче.
- Режешь базилик, выдавливаешь чеснок, добавляешь сыр, только его нужно потереть на самой мелкой терке, порошок должен сыпаться. Взбиваешь чеснок с парой капель оливкового масла. У тебя получится приятная смесь, варишь макароны, добавляешь соус и получаешь прекрасное блюдо. Никаких хлопот и беспорядка на кухне.
Беата сделала глоток, посмотрела в окно - по стеклу струилась вода.
- Надо попробовать, - вздохнула она.
Анна отодвинула клавиатуру, переложила бумаги на правую сторону стола и спросила:
- Меня кто-нибудь ждет?
- Та женщина, помнишь… Герман, - ответила Беата и закатила глаза.
Пани Герман приходила часто, и в офисе ее все хорошо знали. Анна встала, убрала свою чашку, кружку Беаты поставила на подоконник, придвинула к столу второй стул.
- Почему ты мне не сказала? Я пойду за ней.
Беата пожала плечами:
- У нас на дверях написано, что с двенадцати до половины первого - перерыв на обед.
Пани Герман появилась в дверях так, как появлялась везде и всюду, словно совсем не занимая места. Ее шаги были мельче шагов ребенка, и вся ее согбенная фигура будто кричала: простите, что я еще живу! Старое демисезонное пальто и коричневые полуботинки, мокрые от дождя. Она сделала шаг, переступила порог и остановилась, неуверенно оглядываясь.
- Пожалуйста, я не знала, что вы ждете… - Анна сделала движение, словно хотела снять с пани Герман плащ, но та еще больше сжалась.
- Отдохните, пожалуйста. - Анна указала на стул. Беата отвлеклась от бумаг и пробурчала:
- Сейчас двадцать пять минут первого. Пани Герман попятилась.
- Ну, я… извините… спасибо, подожду… Вы…
Однако Анна, рассердившись на Беату, закрыла дверь и провела женщину к стулу. Так не ведут себя с людьми, особенно в отделе, который призван оказывать им помощь.
Пани Герман сначала осторожно положила руку на стул, как будто проверяя, из достаточно ли прочного материала он сделан, потом медленно села. Она смотрела на Анну как больной, притаившийся зверь.
Анна улыбнулась, словно ободряя ее. Клиент всегда прав.
- Выпьете чаю? Сегодня холодно. Погода…
- Нет… не хочу вас затруднять… спасибо…
- Никаких трудностей. В такую промозглую погоду вам надо выпить чего-нибудь горячего.
Анна направилась было к чайнику, но Беата оказалась ближе, она подняла его и проверила, есть ли вода. Чайник был легким, Беата встала и понесла его в коридор. Рядом с ванной комнатой есть розетка, она включит его там. Анна знала, что нужно подождать, пока вода вскипит - чайник уже давно не выключается автоматически, - и, оценив великодушие подруги, она улыбнулась и вернулась к пани Герман.
- Сейчас будет кипяток. Ну что? Вы принесли бумаги?
- Да, принесла… но все это, наверное, бессмысленно…
Женщина вытащила из пластиковой сумки серые шероховатые картонные папки, перевязанные тесемкой, которая когда-то была белой. Такие папки были у отца Анны, много папок, на одной из них сделали надпись "Домашние бумаги", в ней он хранил квитанции.
После его смерти Анна просмотрела эту папку. Она вспомнила, как сквозь слезы, которые покатились из глаз, она увидела открытку, пожелтевшую карточку с неуклюжей детской надписью: "Дорогой папа, здесь хорошо, я много плаваю, у меня бальшая двухъярусная кровать, твоя дочка Аня"… Газ, свет, арендная плата, открытка от дочки, ее первый школьный аттестат…
Она выбросила эти папки вместе с квитанциями через несколько лет после смерти отца. Его студенческий билет, свидетельство о смерти, свои рисунки за двадцать лет и эту сохраненную им открытку она переложила в пластиковую коробку из "ИКЕА". Интересно, из какого лагеря или дома отдыха она писала?
А сейчас перед ней на краешке стола лежала такая же скукожившаяся, как пани Герман на стуле, папка. Анна взяла ее - бурый шершавый картон знаком на ощупь, как и распустившаяся, пожелтевшая от времени тесемка. Она внимательно изучила бумаги, перекладывая их с одной стороны на другую. Просматривая очередной документ, она задержалась, прочитала его еще раз и посмотрела на женщину:
- Вот. Вот это я имела в виду.
Анна ввела в компьютер номер из правого верхнего угла, на экране появилась строка:
ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ.
Анна наморщила лоб, стерла номер и снова внимательно ввела цифры: четыре, один, два, девять…
Черные буквы на экране образовали фразу: ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ.
- О… странно. - Анна немного встревожилась. Нельзя показывать беспокойство посетителю. - Система перегружена, - тут же исправилась она. - Вы можете мне это оставить?
Беата с чайником вошла в кабинет, закрыла дверь, из шкафа у стены достала кружку, одну из четырех, голубую, единственную цветную вещь в кабинете. Насыпала в нее немного чайных листьев и залила их кипятком, придерживая крышку чайника. Крышки электрических чайников обычно снимаются с трудом, но этому уже лет двадцать, крышка с чайником давно не составляют единого целого. Они отделились друг от друга и только благодаря упорству людей время от времени бывают вместе.
Беата поставила чашку перед пани Герман:
- Добавить сахару?
Пожилая женщина отрицательно покачала головой, взяла кружку в ладони, словно хотела ее согреть.
Беата взглянула на экран. Анна не сдавалась, вновь вбивала череду цифр, и каждый раз экран сообщат об отсутствии запрашиваемых данных. Беата выбросила заварку из своей кружки.
- Нужно купить чай в пакетиках. Не понимаю, почему ты настаиваешь на листовом.
Анна посмотрела на нее, словно только сейчас заметила, что Беата вернулась, и приглашающе кивнула головой. Беата поставила чайник на подоконник, и они вместе какое-то время смотрели на экран. Пани Герман занервничала, вытянула шею, словно хотела посмотреть. Анна прикоснулась к экрану пальцем:
- Посмотри, здесь…
Стул заскрипел, пани Герман отодвинулась, сделала глоток, вздрогнула от телефонного звонка. Анна, не отрываясь от экрана, подняла трубку.
- Алло? Отдел "А", слушаю. Ой, это ты, мама? Прости, я занята, перезвоню через минуту. Хорошо, до двух. Нет, подожди меня, я сейчас перезвоню. - Она приглушила голос. - Зачем к неврологу? Она ведь дала тебе направление к хирургу… Сейчас перезвоню.
Анна быстро положила трубку, не заметив, что она сдвинулась набок, - все внимание было сосредоточено на экране. Беата поправила трубку.
- Видишь? - Палец Анны мягкий, короткий. Округлый ноготь прикоснулся к экрану. - Вот. Цифры не сходятся… посмотри, ввожу, а он выдает информацию…
- "Документ в архиве", - удивленно прочитала Беата.
- Вот именно! В архиве. Но ведь дело не закрыто!
Анна отодвинула стул. Линолеум в этом месте стерся, ножки стула оставили на нем след. Она взяла документ и встревоженно сказала:
- Нет, не надо этого оставлять, на всякий случай сделаем ксерокопию, я вернусь через минуту…
Она исчезла за дверью, а на ее место села Беата. Мышь не слушалась, экран выдавал те же слова: ДАННЫЕ ОТСУТСТВУЮТ.
Пани Герман собралась с духом и поставила кружку на край стола. Кружка пошатнулась: в руках, испещренных морщинками, все-таки безопаснее, поэтому женщина вновь взяла ее в ладони, поставила на колени и грела руки. А может, ее руки грели голубую кружку?
- Простите, что это значит? У меня совсем надежды не осталось… Совсем… Столько лет… - прошептала она.
Беата отвела взгляд от экрана и протянула руку к пани Герман, стараясь ее ободрить.
- Не волнуйтесь.
- Так холодно… - Пани Герман посмотрела в окно, ее руки все еще сжимали кружку. - Холодно. А человека отсылают от одного к другому… Столько лет… А парень погиб… На работе… Жизнь ему не вернешь, ну хоть бы кто-нибудь пришел, прощения попросил… Он ведь был застрахован… Если бы было известно, что он не пьяный был… Он ведь не пил, а на работе он меньше всех выпивал. Нельзя так с людьми…
Анна быстро вошла в кабинет. В правой руке она держала оригиналы документов пани Герман, а в левой копии. Она подошла к шкафу, достала прозрачную пластиковую папку, аккуратно положила в нее копии, а сверху фломастером большими буквами написала: 41, ГЕРМАН.
Пани Герман убрала документы в изрядно потрепанную сумку. У нее дрожали руки, а глаза, обрамленные сеточкой морщин, смиренно смотрели на Анну.
- Зачем это? Большое спасибо, вы так добры… Но что теперь?
Анна встала, пожилая женщина тоже поднялась, словно ее как марионетку потянули за веревочку. Анна проводила ее до двери.
- Не переживайте… Мы этим займемся. Хорошо, что вы сохранили все документы, - будет за что зацепиться… Я вам позвоню. У вас есть контактный телефон?