Связанные любовью - Розмари Роджерс 21 стр.


- Чем могут заинтересовать короля Англии письма двадцатилетней давности? Какой от них толк?

- Он никогда не скрывал своей неприязни к императору Александру.

Стефан пожал плечами. Да, двум правителям могущественных держав не суждено стать друзьями. Георг IV был весельчаком, любителем шумных развлечений и легко следовал всем своим прихотям и даже порокам. Александр же являл полную противоположность - замкнутый, тихий, сдержанный, сторонившийся помпезности и церемоний, без которых его жизнь была попросту немыслима.

- Георг тщеславен и восприимчив к любой мелочи, - задумчиво произнес Стефан. - Александру Павловичу не следовало отказываться от увеселений, устроенных в его честь в Лондоне.

Она поджала губы, показывая, что полностью разделяет вкусы и предпочтения своего отца.

- В любом случае король был бы только рад любой возможности досадить Александру Павловичу.

Вероятно, Георг так бы и сделал, но дело было в другом.

- И вы думали, что я стану соучастником в такой интриге?

Она поежилась:

- Не знаю.

- Моя мать до самой смерти сохраняла преданность России.

- Как и вы сохраняете преданность Англии, - быстро вставила Софья. - И так должно быть.

Он скрипнул зубами, не желая слушать голос здравого смысла и уверенный в одном: ничего бы не случилось, доверься она ему.

- Мы вернемся к этой теме позднее. - Стефан шагнул к кровати. - Те письма, которые вы украли, что в них?

Чем они опасны для Александра Павловича?

- Не знаю. Он негромко выругался.

- Я думал, мы уже обо всем договорились.

- Я действительно не знаю, - вспыхнула Софья.

- То есть вы ехали в Англию, весьма ловко играли роль воровки и сражались с безумцем, даже не зная, ради чего рисковали головой?

Она пожала плечами, отчего под сорочкой обозначились соблазнительные очертания грудей. У Стефана перехватило дыхание, и он поспешно отвел глаза.

Вплоть до этого момента он, глядя на Софью, мог думать только о кинжале, прижимавшемся к ее нежному горлу. Ужасная картина. Казалось, сердце уже никогда не оправится после такого.

И вот…

И вот теперь перед глазами вставали другие картины… волнующие… восхитительные…

- Мать не сказала, о чем писала герцогине, а я, откровенно говоря, не настаивала, - призналась Софья. - Есть тайны, о которых лучше не знать.

Некоторое время он пристально всматривался в ее бледные черты, потом с неохотой кивнул. На пути к трону Александру Павловичу пришлось принести немало жертв. Были и скандалы.

- Да, пожалуй, вы правы. - Стефан помолчал, раздумывая о возможных неприятных последствиях попадания писем в нехорошие руки. - И все-таки я не совсем понимаю.

- Почему?

- Письма лежали в тайнике много лет. Я даже не догадывался об их существовании. Почему ваша мать вдруг вспомнила о них? Зачем они понадобились ей так срочно?

Наблюдая за игрой чувств на прекрасном лице, он понимал, как трудно ей сказать правду. И все-таки она призналась:

- Ее стали шантажировать.

- Господи…

- Для меня это тоже стало неприятным откровением, - вздохнула Софья.

- Да-да, - пробормотал Стефан, отходя к окну. Думать о чем-то, видя перед собой полуобнаженную Софью, становилось все труднее. - Но какое отношение могут иметь письма моей матери к шантажу русской княгини?

- Некто сообщил моей матери, что у него есть эти письма и что он намерен передать их врагам Александра Павловича, если она не выкупит их за очень большие деньги.

- Этот некто - сэр Чарльз?

- Сначала к ней обратился какой-то русский, но теперь уже ясно, что за всем этим делом стоит именно сэр Чарльз.

- Шантажист утверждал, что письма у него?

- Да, но мама ему не поверила. Стефан нахмурился:

- Почему? Софья снова пожала плечами:

- Во-первых, он не предъявил их даже тогда, когда она отказалась платить. А во-вторых, не знал, что письма написаны с использованием секретного шифра.

Чтобы его мать, умная, элегантная, изысканная женщина, писала записки шифром… Нет, такого он даже не мог представить.

- Секретный шифр?

- Зная свою маму, могу предположить, что секретный шифр в ее понимании означает обратное написание слов или использование инициалов. Тем не менее человек, угрожавший передать письма врагам императора, ничего об этом не знал. Похоже, он вообще не знал ничего, кроме того, что она писала герцогине и передавала содержание частных разговоров с императором.

- И вы подозреваете, что за его спиной стоял сэр Чарльз?

Софья развела руками:

- А у вас есть предположение лучше?

Стефан снова прошелся по комнате. Вернулся к кровати. После смерти герцогини письма хранились в ее спальне. И сэр Чарльз - в чем не было ни малейших сомнений - никогда не появлялся в Мидоуленде.

Как же тогда этот мерзавец узнал о них?

- В том-то и дело, что нет.

- Наконец-то мы сошлись хотя бы в чем-то. Он мог бы привести еще несколько примеров того, в чем они могли бы сойтись. В чем они уже сходились, когда оставались одни.

- Кроме вашей матери, кто еще знал о существовании писем?

- По ее словам, никто, кроме герцогини.

- Тогда откуда же о них узнал сэр Чарльз? - проворчал Стефан.

- Может быть, ваша мать рассказала о них кому-то из своих знакомых.

Какая чушь! Его мать никогда не стала бы делиться с посторонними чужими секретами.

- Не могу представить, чтобы моя мать рассказала кому-то о таких вещах, как откровения подруги. И уж тем более кому-то, кто мог бы передать эти сведения такому человеку, как сэр Чарльз.

Стефан насупился, и Софья поняла, что своим предположением оскорбила его сыновние чувства.

- Тогда… может быть, кто-то увидел эти письма в ее сейфе и рассказал о них сэру Чарльзу.

- О сейфе не знал никто и… - начал Стефан и вдруг остановился и даже присел на край кровати. В памяти шевельнулось что-то… что-то связанное с письмами… - Боже мой…

- Что?

- Говард Саммервиль. - В его устах это имя прозвучало проклятием. Во многих отношениях так оно и было. Это жалкое, безвольное создание было позором рода Саммервилей. - Мой кузен. Несколько раз я ловил его за тем, что он пытался вынести что-то из поместья. В последний раз он рылся в сейфе моей матери. Я избил его до полусмерти, но…

Софья медленно кивнула - признание герцога не стало для нее каким-то откровением.

- Он мог связаться с человеком наподобие сэра Чарльза?

Стефан презрительно фыркнул:

- Говард связался бы с самим Вельзевулом, если бы рассчитывал заработать на этом хотя бы пару гиней.

Она нахмурилась, пытаясь представить человека, подходящего под столь нелестное описание.

- Что ж, в таком случае вот вам и объяснение того, как сэр Чарльз узнал о письмах.

- Но почему он ждал так долго? Почему не обратился к княгине сразу же? Насколько мне известно, сэр Чарльз покинул Лондон несколько лет назад.

- Он упомянул о том, что его нынешний образ жизни требует больших расходов. Какой это образ жизни, не хочется даже думать. - Софья поежилась. - Думаю, у него большие долги.

- Может быть, он лишь недавно встретился с моим кузеном, - задумчиво произнес Стефан, уже готовый возложить всю вину на плечи Говарда Саммервиля. - Говорят, в последнее время он скрывался от кредиторов в Париже.

Софья откинула со лба высохшие и уже успевшие завиться золотистые пряди. Стефан отвернулся - больше всего на свете он хотел бы зарыться лицом в эту шелковистую массу, вдохнуть ее аромат. Но удовлетвориться пришлось только тем, что он убрал ей за ухо одну прядку.

- Вообще-то не так уж и важно, как именно сэр Чарльз узнал о письмах, - не совсем твердым голосом сказала она.

- Пожалуй что да, - согласился Стефан. - Удивительно только, что он решился шантажировать одну из самых влиятельных женщин России на основании всего лишь неопределенного подозрения о существовании неких писем.

- Наверное, он предполагал, что моя мать испугается и поддастся шантажу, не потребовав никаких доказательств. А когда она отказалась платить, послал своих людей в Англию в надежде, что они отыщут письма раньше, чем их найду я.

Стефан схватил ее за плечо:

- Что вы сказали? Сэр Чарльз посылал своих людей в Мидоуленд? - И прежде чем она успела ответить, он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: - Ну конечно. Браконьеры, о которых говорил Бенджамин. Но почему вы ничего мне не сказали?

- Это мы с вами уже проходили.

Она попыталась отодвинуться, но Стефан не собирался сдаваться так легко.

- И пройдем, если понадобится, еще не раз, - обманчиво мягким тоном предупредил он, вдыхая ее теплый запах. Даже когда она раздражала его сверх всякой меры, он все равно хотел ее. Безумно. Отчаянно. - Вы научитесь доверять мне.

Глава 18

Надо дышать, напомнила себе Софья. Комната вдруг как будто съежилась, и весь мир сократился до нависшего над ней прекрасного лица Стефана.

Усталость ломила тело, и рана пульсировала болью, но потребность утопить ужас последних дней в объятиях этого мужчины превосходила все прочие желания. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, под полной защитой, хотя и вряд ли смогла бы найти этому чувству разумное объяснение.

И что самое удивительное, такое положение дел нисколько ее не пугало. Скорее наоборот.

Сопротивляясь желанию еще больше сократить разделявшее их расстояние и ощутить обжигающий вкус его поцелуя, Софья рассеянно потрогала пальцем повязку на шее.

- Мы говорили о Чарльзе Ричардсе, - напомнила она слегка охрипшим голосом.

- Неужели? - Он уже поглаживал ее обнаженные предплечья, подбираясь все выше и выше, к коротким рукавам сорочки.

Нет, нет, нет. Она сделала глубокий вдох. Нельзя отвлекаться. Нельзя. Сначала нужно успокоить мать. Убедиться, что с ней все в порядке.

- Да, говорили. - Софья представила, как беспокоилась мать и сколько всего ей пришлось пережить. Что бы ни говорил Стефан, они любили друг друга и заботились одна о другой. - И позвольте напомнить, что, пока мы здесь сидим, сэр Чарльз может сбежать.

Он отстранился и посмотрел на нее со снисходительной усмешкой.

- Вы, возможно, уже убедились, что у меня длинные руки. В конце концов я заставлю его заплатить за все злодеяния.

Она закатила глаза - боже, какая самоуверенность.

- Как бы вы ни были уверены в своих возможностях, мне все-таки нужно поскорее попасть в Санкт-Петербург.

- Я уже пообещал, что уведомлю графиню о вашем состоянии.

- А если сэр Чарльз попадет в Петербург раньше и обманом убедит мою мать заплатить прямо сейчас?

Ее упрямство определенно действовало ему на нервы.

- Сэр Чарльз не в том состоянии, чтобы добраться до вашей матери. Откровенно говоря, я вообще не уверен, что он выживет после полученной от вас раны. В таком случае вы лишили меня права на месть.

Софья поежилась. Она нисколько не переживала из-за того, что ударила врага ножом. Пусть даже он и умрет - не жаль. Только бы не тронул больше никого, не причинил боли другой женщине.

- Наверняка мы ничего не знаем.

Какое-то время оба молчали. Стефан смотрел на нее со все более возрастающим скептицизмом.

- Вы ведь спешите в Санкт-Петербург не только поэтому, да? Есть и другая причина?

- Мне нужно быть дома, с семьей. После всего, что я перенесла, в этом ведь нет ничего странного?

- Странного ничего, но это определенно подозрительно. Вы - женщина непростая, а у таких женщин редко бывает только один мотив. Мне понятно ваше желание поскорее воссоединиться с семьей, но ваша спешка объясняется и чем-то еще. - Он снова сжал ее руки - не сильно, не до боли, но как будто давая понять, что ему не нравится ее скрытность. - О чем вы мне не говорите? О чем умалчиваете?

Почему он так настойчив? И откуда у нее это чувство, что вся ее жизнь принадлежит ему?

- Согласна, у вас было право знать, зачем я приезжала в Мидоуленд. В конце концов, это ваш дом. Но причины моего желания вернуться в Санкт-Петербург не касаются никого, кроме меня самой.

Вызов был брошен, и его глаза тут же вспыхнули опасным блеском.

- Нет, Софья. Вы сами вторглись в мою жизнь, так что теперь не жалуйтесь. Я не допущу, чтобы вы что-то скрывали от меня.

- Я приезжала в Англию для того, чтобы помочь матери, - ответила она, пытаясь не поддаться накатившей вдруг панике. - У меня и в мыслях не было вторгаться в вашу жизнь.

Его взгляд опустился к лифу сорочки.

- Но закончили вы в моей постели. Сердце пропустило еще один удар.

- Это здесь ни при чем.

Если бы только он не был герцогом Хантли, а она дочерью княгини Марии. Если бы они были просто мужчиной и женщиной, без обязательств перед семьями.

Как легко было бы ей влюбиться в него.

- Стефан, - прошептала она, - отпустите меня.

- Никогда, - с ледяной уверенностью ответил он. - Вы - моя.

- Я начинаю думать, что по-настоящему сумасшедший не он, а вы.

- Очень даже может быть. - Он поймал ее настороженный взгляд. - И все же почему вы так спешите вернуться в Санкт-Петербург?

Софья демонстративно вздохнула - нет, таких упрямцев ей еще не встречалось. Слушает ли он вообще, что ему говорят?

Да и стоит ли с ним спорить? Только головную боль заработаешь да щелчок по собственной гордости.

- Когда сэр Чарльз увез меня с постоялого двора, мне пришлось оставить там свои вещи, - бросила она раздраженно.

На его лице появилось какое-то странное выражение.

- Они так важны для вас?

- Да. Я спрятала письма под подкладку баула. Он застыл с открытым ртом, как будто она застала его врасплох. Маленькая, но все же победа.

- Ловко.

- Какое там ловко. - Она состроила скорбную гримасу. - Да, мне удалось уберечь письма от сэра Чарльза, но мне не на что вернуться на тот постоялый двор, а если б я даже и смогла, то кто знает, что сталось с моими вещами. Их могли растащить слуги. Их мог забрать любой.

Его губы расползлись вдруг в неожиданной улыбке.

- Нет, не любой. У нее перехватило дух. Неужели?..

- Так вы…

- Да. Я забрал все ваши вещи. Она растерянно посмотрела на него.

- Но как вы узнали, что я была там? Он покачал головой:

- Я же говорил, Софья, от меня ничего утаить нельзя.

- Как бы мне хотелось доказать, что вы не правы, - пробормотала она.

Он медленно погладил ее по руке:

- Вы могли бы проявить большую благодарность в отношении человека, спасшего ваши драгоценные письма.

- Я, конечно, ценю ваше…

Не дождавшись, пока она закончит, Стефан подался вперед и накрыл ее губы восхитительно сладким, чарующим и волнующим поцелуем.

- Предпочитаю благодарность более осязаемую, - прошептал он, продолжая ласкать ее руки, плечи и шею. Добравшись до повязки, пальцы остановились. Горячее дыхание - но уже не страсти, а ярости - опалило ей щеку. - Если сэр Чарльз еще не умер, клянусь, я задушу этого подонка своими руками.

- Любой, кто это сделает, окажет людям услугу, - согласилась Софья, с дрожью вспоминая, с каким удовольствием сэр Чарльз мучил своих пленников, как вспыхивали его глаза, когда он прижимал к ее горлу лезвие кинжала. - Ему нравилось пугать меня. Нет, не просто пугать, а причинять боль. Думаю, я не первая женщина, которую он обрекал на такие страдания.

- Больше он вас не тронет. - Стефан осторожно провел пальцем по краю повязки. - Клянусь.

- Я больше беспокоюсь о тех несчастных, у кого нет никакой защиты от этого чудовища. - Она покачала головой. - Нужно предупредить Геррика Герхардта.

Он перенес ласки ближе к ее губам.

- Об этом побеспокоитесь завтра.

- Пожалуй. Сегодня мне хотелось бы… - Нить мыслей прервалась под обрушившимся шквалом легких, дразнящих поцелуев. - Перестаньте… прекратите…

- Я делаю вам больно?

Софья уперлась ладонью ему в грудь. Ну конечно он делал ей больно. Только не в физическом плане. Его ласки были истинной магией. Его прикосновения творили чудеса. Поэтому-то она и не находила в себе сил сопротивляться сладкому соблазну. Но в самом сердце тревожной глухой болью сидела мысль о том, что его жизнь прочно и навсегда связана с Англией. Как и женщина, которую он рано или поздно поведет под венец.

А потому чем больше времени она проведет с ним сейчас, тем хуже будет потом.

- Сейчас не время для поцелуев.

Он еще раз припал к ее губам, потом со вздохом отстранился и состроил печальную гримасу:

- К сожалению, вы правы.

Легкость, с которой он согласился, отдалась уколом разочарования, но Софья напомнила себе, что ее ждут куда более важные дела.

- Где мои вещи?

- По-моему, Борис оставил их в конюшне, вместе с лошадью. Не глупите. - Она попыталась подняться, но он решительно заставил ее опуститься на подушку. - Оставайтесь в постели, а я схожу за ним.

Бросив строгий взгляд, обещавший самые суровые кары в случае неповиновения, Стефан подошел к печи, подбросил пару поленьев и, убедившись, что дрова занялись, вышел за дверь.

Оставшись одна, Софья попыталась подвести итог затянувшемуся и опасному путешествию, которое близилось-таки к концу.

Письма у нее.

Ее матери ничто не угрожает.

Так почему же хочется плакать?

Назад Дальше