А остаться с фрау Ким Наталье очень хотелось. Она сразу почувствовала в ней и душевную близость, и сердечное тепло и материнскую заботу, которой была лишена в детстве. Она почувствовала в ней опору, возможность начать новую, совершенно не похожую на прежнюю жизнь. Нет, она вовсе не собиралась жить за ее счет, напротив, она бы хотела получить образование, и работать, как она, в клинике. Но разве это возможно? Пустые мечты. Война катится на запад - в Германию, Берлин. Сама она и была бы готова разделить с фрау Ким любую судьбу, но Иванцов, Аксенов, Харламыч, Раиса? Как с ними быть? Бросить их, чтоб немцы нашли и убили. Или забрали в лагеря, где теперь расстреливают и душат без разбора, кого ни попадя. Им фрау Ким не поможет, ее даже слушать никто не станет.
Размышляя, Наталья перевязывала раненых одного за другим, Золтан молча помогал ей, удрученно качая головой. Положение всех троих кроме Харламыча было крайне тяжелое.
- Дочка, дочка, - Харламыч тронул ее за руку. - Ты обо мне не беспокойся, я сам перевяжусь, сила есть. Сама поешь, умаялась уже, да поспи часок.
- Да не до сна мне, Харламыч, - Наталья взглянула на Прохорову. Та завалилась спать рядом с Раисой, ни о чем не думая. - И не до еды. Что дальше делать-то будем? Фронт удаляется, жмет немец. Стрельба уходит, значит, и вовсе нам не дойти.
- Я же говорю тебе, оставь нас здесь. Идите с Надеждой вдвоем. Может, и не придет немец.
- А если и наши не придут, а немец так и останется, - Наталья внимательно посмотрела на него. - Если они прорвут кольцо и войдут в Будапешт, ты тут наших еще год ждать будешь. И неизвестно, как повернется все. "Лейбштандарт" этот вперед уйдет, вместо него, не знаешь, что ли, кто явится? Каратели. Что мы по своим деревням да селам не знаем, как они везде полезут, все прочешут, не только вас всех перестреляют, кто еще не помрет, да и их всех тоже уложат, - она кивнула на хозяйку и ее внуков, - за то, что приют дали. А то впервой нам, не знаем мы, как это бывает?
Харламыч молчал. Да и что скажешь - правда.
- Ладно, - Наталья встала, похлопав деда по руке. - Вы лежите, отдыхайте, ты сам поешь, тебе силы нужны, а я пойду, разведаю, пока еще темно, что тут к чему вокруг.
Она снова надела полушубок, шапку, затянула ремень, взяла автомат. Потом наклонилась, сдернула с Иванцова планшет с картой.
- Харламыч, фонарик дай. Работает еще?
- Работает, - он протянул ей. - Но как же так, маковой росинки в рот не взяла. И одна. Хоть Прохорову разбуди, пусть с тобой пойдет.
- Прохорову?! - Наталья усмехнулась, покачав головой. - Она весь "Лейбштандарт" переполошит, если, не дай бог, только в ямку одной ногой попадет, так визжать станет.
- И то верно, - согласился Харламыч.
- Я с тобой? - предложил Золтан, наблюдая за ней.
- Нет, - Наталья покачала головой, - за ними лучше присмотрите, - она показала на раненых.
- Смелая фрейляйн, - венгр прицокнул языком.
Наталья только пожала плечами.
- Приходится.
И вышла за дверь.
Она и сама толком не знала, что собирается делать. Но не сдаваться - это понятно. Тогда что? Перебежками, пригибаясь, вернулась на холм, с которого они наблюдали, как немецкие танки задавили пулемет и советскую пушку. Может быть, это чертов "Лейбштандарт" убрался к Будапешту и пройти все-таки удастся? Но нет, немцы пока двигаться никуда не намеревались, они заняли Дунапентеле, она видела их технику, слышала голоса солдат и офицеров, расхаживавших между машинами и орудиями. Вдруг до нее донесся стон. Наталья прислушалась. Ей показалось - от БТРа, который подбили советские артиллеристы. Наталья приблизилась ползком, всмотрелась - шагах в десяти от пустого БТРа лежал советский солдат, красная звездочка алела на шапке. Лежал лицом вниз, раскинув руки. Видимо, его сочли мертвым и не добили. Затаив дыхание, Наталья приблизилась к нему. Осторожно перевернула, солдат раскрыл глаза. Она прижала палец к губам.
- Товарищ лейтенант, - прошептал он.
- Тихо, родной, будем выбираться, - прошептала она и, услышав немецкую речь, вжалась в снег, закрывая солдата собой. За бронетранспортером прошли эсэсовцы, оживленно переговариваясь. Из их короткого разговора Наталья поняла, что канал Шарвиз захвачен, и они движутся дальше, захватив переправу, и какой-то "Гогенштауфен" при этом сильно отстает. Значит, дела из рук вон плохи.
- Товарищ лейтенант, я думал, я здесь один.
- Тихо, парень, ты кто такой? Какого подразделения?
- Сержант Родимов, пулеметчик, двадцать пятого…
- Тихо, - снова прошли немцы. - Вот что, сержант Родимов, тебя куда ранили, ползти сможешь?
- Смогу. А вас много?
- Нет, не много. И все такие, как ты, все раненые.
Послышался какой-то треск, Наталья вздрогнула - в БТРе заговорила рация. И вдруг Наталью осенило.
- Погоди-ка, Родимов, сейчас мы выкрутимся. Полежи здесь.
Оставив солдата, она осторожно поползла к БТРу. Она не очень хорошо представляла себе, что и как будет делать, и старалась не думать о том, что смертельно рискует. Надев наушник, услышала немецкую речь. Какому-то Йохану кто-то указывал цели на карте. Потом все стихло. Наталья дернула переключатель. И вдруг услышала прямо в ухо:
- Я - Пантера-1, слушаю.
Молодой красивый голос. По манере говорить сразу стало ясно, что офицер. Наталья собралась с духом, даже зажмурила глаза.
- Фрау Ким, - сказала она, вдруг почувствовав, как не только борт БТРа, на который она опиралась, но земля уходит из-под ног. - Мне фрау Ким, госпиталь, у меня раненые.
- Фрау Ким?
Офицер на противоположном конце мгновение помолчал, похоже, он был озадачен, но больше ничего не сказал. Что-то щелкнуло. Через секунду она услышала ее голос.
- Йохан, я слушаю.
- Это я, фрау Ким, - задыхаясь от слез, перехвативших горло, произнесла Наталья. - Вы помните меня? Я хотела спасти Штефана. Я Наталья, помните? Мы встречались в Кенигсберге. Мы в окружении. Нам не выбраться. Со мной раненые, тяжело раненные, помогите мне спасти их, - она заплакала. Говорить больше не могла.
- Где ты? Где ты? - обеспокоенно спрашивала ее Ким.
- Около Дунапентеле, тут стоит дивизия "Лейбштандарт", они сейчас захватят меня, я…
- Ничего не бойся, сейчас за тобой придут.
- Но я не одна, я с ранеными…
- Никого не тронут, я обещаю. Только оставайся на месте. Переключи рацию, мне надо поговорить с командиром полка.
- Да, хорошо.
Она снова дернула переключатель. Через мгновение она снова услышала тот же мужской голос.
- Я - Пантера-1.
И голос фрау Ким - взволнованный, близкий, такой родной.
- Йохан, там у тебя моя дочка. Только, пожалуйста, не причините ей вреда, я сейчас приеду.
- Какая дочка? Джилл?
- Нет, моя вторая дочка.
- У тебя много детей. Это не удивительно для такой красивой женщины. И все, конечно, от разных отцов.
- Сейчас не до шуток, Йохан. За всю жизнь у меня был только один сын, Штефан. Джилл - моя приемная дочь.
- Я помню, - даже Наталья поняла, он улыбнулся. - Но эта еще откуда? Где она прячется? Мы никого не видели.
Наталья дернула переключатель и сказала так твердо, как только могла.
- Я за разбитым БТРом, господин офицер, на окраине деревни. Лейтенант Красной армии. Мы в окружении.
- Йохан, это невеста Штефана, его вдова, если хочешь, - снова заговорила фрау Ким.
- Что-что? Лейтенант Красной армии? - казалось, он с трудом верит в то, что слышит. - Это очень любопытно. Хорошо, Ким, сейчас посмотрим.
Бросив рацию, Наталья вернулась к красноармейцу.
- Родимов, если можешь ползти, ползи сам, - прошептала она, - вон на тот холм, а потом в сторожку, там наши.
- А вы, товарищ, лейтенант?
- Скажи, я приду позже. Скорей, Родимов, - она подтолкнула сержанта. - Не то немцы очнутся.
- Йохан, ты ранен? - он услышал в наушник испуганный голос Виланда. - К тебе поехала фрау Ким. Кумм дал ей БТР.
- Я ранен? - он с трудом сдерживал изумление. - С чего? Что вообще происходит?
- Штандартенфюрер, - по параллельной линии прозвучал не менее взволнованный голос командира дивизии, - почему не докладываете? Йохан, ты ранен? Ты можешь вести бой?
- Я могу вести бой, - он, кажется, понял, в чем дело. Ей надо было найти предлог, чтобы срочно уехать из госпиталя. - Ничего серьезного, Отто. Фрау Ким сделает перевязку - и достаточно.
- Ну, смотри.
Рация выключилась. Йохан сдернул наушник.
- Просто какой-то театр, а? Франц, - позвал он Шлетта, - пойдем, посмотрим представление дальше. А заодно познакомимся со второй дочкой фрау Ким.
- Где? Здесь? - Шлетт посмотрел на него в недоумении. - В этой Дунапентеле?
- Да, где-то здесь, говорят, она за разбитым БТРом. Возьми автомат и пару солдат. Как бы там, кроме дочки, не обнаружилась еще пара сынков или племянников, тоже из Красной армии. Мало ли у нее родни.
15
Голубоватый свет луны пятнами скользил по гладкому, поблескивавшему насту. Наталья прислонилась к разбитому колесу БТРа. Прижав автомат к груди, она смотрела, как сержант Родимов дополз до вершины холма и скрылся в низине. Она осталась одна. Но ненадолго. Сейчас придут немцы. Этот самый командир полка, который стоит здесь, в Дунапентеле, или кто-то из его офицеров. Они придут, потому что она сама сказала им, где находится, сказала, что она офицер, и она их ждет. Что будет? Что делать дальше? Они найдут ее, и еще неизвестно, что это за командир полка, каково его отношение к русским, они теперь все озлобленные. И раньше были не сахар, но у нее выхода не было. А если он ее расстреляет или возьмет в плен, не дожидаясь фрау Ким? А что делать, когда приедет фрау Ким? Сказать, что хочет остаться с ней, только спасите раненых. На все эти вопросы ответов не было. Но точно она знала только одно: если фрау Ким не спасет тех, кто находится в сторожке Золтана, их уже никто не спасет, и она, Наталья, должна решиться на все, что возможно, чтобы их спасти. А потом уже решать собственную судьбу. Возможно, другого шанса у нее не будет. За БТРом заскрипел снег, послышались приглушенные голоса. Наталья напряглась, еще сильнее прижала автомат - идут. По лунным пятнам скользнули тени.
- Ну, что, где она? - услышала она мужской голос, тот же самый, что и в наушнике рации. - Ты кого-нибудь видишь, Франц?
Он. Командир полка дивизии "Лейбштандарт". Наталья почувствовала, как бешено заколотилось сердце, как пронизала дрожь. В горле застрял комок. Она проглотила слюну, чтобы прогнать его. Еще не хватает говорить писклявым, дрожащим голосом. Она встала, одернула полушубок, поправила ремень и шапку. Через мгновение она увидела их. Они обошли БТР и появились перед ней. Высокий немец в камуфляже. За ним еще трое. Лиц она различить не могла. Луна светила сзади, и сумрак скрывал их.
- Вот она, Франц, - немец протянул руку, указывая на нее, на безымянном пальце блеснул перстень. Тот же низкий, красивый голос, совсем не злой.
- Да, это я, - ответила она, потом, приложив руку к шапке, сказала. - Лейтенант Красной армии Голицына. Я пришла к фрау Ким.
Она протянула ему автомат.
- Другого оружия у меня нет. Пистолет пустой.
- Вы собираетесь в нас стрелять? Я так понял, что нет, - он сделал шаг к ней, она инстинктивно отпрянула. - Тогда оставьте. Возможно, он вам еще пригодится. - Не бойтесь, - он подошел ближе. - Фрау Ким сейчас приедет.
Теперь она могла видеть его лицо - молодой, большие светлые глаза, красивые черты.
- А сыночки-то уползли, - он кивнул офицеру, который стоял за ним, указывая на след Родимова.
- Он ранен. Он здесь, недалеко, но где, я скажу, когда приедет фрау Ким. Впрочем, если вы захотите, вы сами найдете.
- А зачем нам знать, кто здесь ползает, в нашем расположении, - в его голосе она услышала иронию.
- Со мной только тяжелораненые, еще две женщины и старик, - добавила она, поддавшись отчаянию. - Я вас прошу, не надо их убивать. Я бы ни за что не пришла, но надеюсь только на фрау Ким, положение безвыходное, - голос ее дрогнул. - Мне ничего не остается, как просить помощи у фрау Ким. Делайте со мной, что хотите, - она опустила голову.
- Если раненые, то на кого же надеяться, как не на фрау Ким? Мы никого убивать не собираемся, успокойтесь, - офицер наклонился и взял ее под руку. Она напряглась, как струна. - Как вас зовут?
- Лейтенант Голицына, - повторила она.
- То, что вы лейтенант, я понял. Зовут вас как?
- Наталья. Фрау Ким называет меня Натали.
- Ну, пойдемте в дом, Натали, - он слегка потянул ее за собой. - Вас никто не тронет. И ваших раненых тоже.
Она сделала шаг и поскользнулась - сказалась невероятная усталость и напряжение последних дней, ноги просто отказывались идти. Он поддержал ее под руку.
Они обошли БТР, второй офицер и два солдата шли за ними, держа оружие наготове. Она чувствовала, они будут стрелять при малейшей угрозе их командиру, и это совсем не добавляло ей спокойствия. Везде стояли танки, бронетранспортеры. Солдаты и офицеры ходили между машинами, они оборачивались, обращая на нее внимание, но, в общем-то, не особенно. Поднявшись по скользким обледеневшим ступенькам, вошли в один из крайних домов.
- Располагайтесь, Натали, - командир полка сдернул капюшон, снял головной убор, расстегнул камуфляжную куртку.
Да, он был молодой, красивый, светловолосый, под воротником поблескивал крест, на кителе красовались еще множество других наград и нашивок. В звании не меньше полковника, это точно.
- Крамер, дайте девушке коньяк, - приказал он. - Она замерзла. У фрау Ким симпатичная дочка, правда, Франц? - он внимательно посмотрел на нее, потом улыбнулся. - Такая же красивая, как мама. Даже чем-то на нее похожа.
- Я ничего не понимаю, - Шлетт пожал плечами, усаживаясь за стол напротив Натальи. - Какая дочка? Где? У Сталина? Вы дочка фрау Ким? - он посмотрел на Наталью с недоумением.
- Нет, я ей не дочка, - ответила та, опустив голову. - Я была невестой ее сына.
- Нам все сейчас разъяснят, - Пайпер положил руку на плечо Шлетта. - Не надо торопиться. Где коньяк, Крамер?
Адъютант принес уже открытую бутылку "Лотрека" и несколько стеклянных кружек. Пайпер взял бутылку и сам налил Наталье коньяк.
- Пейте, вы согреетесь.
- Спасибо.
Наталья расстегнула полушубок, сдернула шапку, мокрые от снега каштановые волосы, выбившиеся из узла на затылке, прядями упали на погоны. Она чувствовала, что немцы рассматривают ее, и от этого ощущала неловкость.
- У фрейляйн боевые награды, - Шлетт кивнул на орден Красной Звезды на гимнастерке. - Фрейляйн давно на фронте?
- С сорок второго года, - ответила Наталья, чуть пригубив коньяк. Его богатый аромат ударил ей в нос, на глазах выступили слезы. - Со Сталинграда. А это, - она вздохнула, - за три подбитых танка летом сорок второго.
- Три наших танка? - Шлетт присвистнул. - Мне что-то страшно, Йохан. Я, пожалуй, отсяду подальше.
- Отсядь. Фрейляйн стреляет из орудия? - Йохан сел рядом с ней, закурил сигарету, налил себе коньяк. - Франц, это твоя коллега.
- Мне плохо, - Шлетт рассмеялся. - Если женщины так стреляют, мне пора уходить в отставку. Они вообще с ума сошли, что ли? То в Арденнах я собственными глазами видел, как фрау Ким гранатой подбивает американский танк, потом как ни в чем не бывало взрывает станцию, и вот теперь эта русская фрейляйн, оказывается, подбила три наших танка. Мы скоро вовсе им будем не нужны, Йохан. Они нам скажут: сидите дома, пейте коньяк, ходите на охоту, а мы без вас разберемся.
- Ну, ты утрируешь, - Йохан стряхнул пепел в пепельницу. - Что касается фрау Ким, то все, что она делает, только добавляет ей привлекательности, и кто бы что ни говорил, все смотрят на нее и всем она нравится, даже самым замшелым противникам всяческой женской деятельности вроде доктора Геббельса. Я уже не говорю про рейхсфюрера. Он всех учит, что женщина должна сидеть на кухне и воспитывать детей. Но ты же видел, как он разговаривает с Ким, он точно молодеет лет на двадцать, стоит ей только сказать ему что-нибудь этакое, что другой и в голову не придет, в том числе и его Марте. То же самое, я думаю, и в этом случае. Я знаю, что в Красной армии много женщин, но стрелять из тяжелого орудия, это, правда, странно.
- Из какого тяжелого?! - Наталья грустно улыбнулась. - Я и сейчас не знаю толком, что это такое и как это делается. А тогда… Из зенитки стреляли, прямой наводкой. Какие из нас артиллеристы? Двенадцать девчонок в летних платьицах с косичками, обмундирования и того не выдали, а что выдали, все на мужской размер, велико нам, не пошевелиться в нем, упадешь. Вот так в платьицах заряжали и стреляли, а за спиной госпиталь, там раненые, их больше двух сотен, а мужиков нет, не переправиться им через Волгу, разбита переправа. Куда стреляли, как, я и сама не помню толком, как все было. Как-то стреляли. Оказалось, попали. Только и в нас стреляли тоже, - она пристально посмотрела на Шлетта, - такие, как вы. СС на воротниках, красивые, здоровые парни. Небось видали в бинокли, что девчонки у орудий мечутся, забавно им было смотреть, как им руки, ноги, головы отрывало. Вперед шли с музыкой, пластинку в БТРе заводили на граммофоне, чтобы нам тоже умирать веселее было под джаз. Когда наших наконец переправили, в живых осталась я и еще одна девушка. Но ее сильно покалечили. Остальных в клочья разнесли, - она поставила стакан на стол. - В клочья. Но не прошли. Не прошли к Волге, с этим никто уж спорить теперь не будет, далеко она нынче, Волга-то. Я тогда медсестрой в этом госпитале была, - добавила она, чуть помолчав. - Потом меня переводчицей в штаб взяли, - она опустила голову, вздохнула.
- Но все-таки вы к нам пришли, - сказал Шлетт.
- Я не к вам пришла, - Наталья подняла голову и посмотрела ему в лицо. - Я пришла к фрау Ким. К вам бы я никогда не пришла. Я эти танки в степи, которые расстреливали девчонок у орудий, до конца жизни помнить буду.
- Но это же одно и то же. Разницы я не вижу.
- Нет, не одно и то же. Разница есть.
- Хватит, - Йохан стукнул пальцами по столу. - Счета здесь обоюдные и не очень нам всем приятные. Не надо задавать ненужных вопросов, - он взглянул на Шлетта. - И так ясно, что если орден дали, то не за то, что фрейляйн в тылу прохлаждалась. А если кто был на передовой, то всем есть, что вспомнить.
- Йохан, фрау Ким приехала!
Дверь открылась, на пороге появился Крамер. Маренн вбежала за ним. В распахнутой шинели, с распущенными наполовину волосами.
- Это моя дочка, ее не надо трогать!