- Знаю. Подробности меня не интересуют. Но хотелось бы выяснить, он до сих пор существует в твоей жизни?
- Ну, как существует? Как многие другие. В последний раз он приезжал в Шарите перед тем, как их направили в Нормандию, весной прошлого года.
- И он тоже ездит в Шарите?
- А куда же ко мне еще приезжать? В Шарите я бываю побольше, чем дома.
- И что? Он твой любовник?
- Нет, ну что ты, Йохан. Он, правда, теперь уже гауптштурмфюрер, у него награды. Но тогда, - она улыбнулась. - Это все молодость, к тому же у него был психический шок после ранения, небольшое расстройство. Вообрази себе, он совсем юнец, в голове у него одни девушки, а что же еще? Ламперт, его зовут Макс Ламперт, о чем ему еще думать, как не о девицах. А где они? Все за пределами госпиталя. А тут хожу я, единственная женщина. Он на меня смотрел, смотрел, ну и, когда я не то, что не заметила, а просто сочла невозможным отвечать на его знаки внимания, он приставил пистолет к виску.
- Это я все знаю. Уже слышал. Единственное, с чем я согласен, так это насчет психического шока, который у него случился, когда он тебя увидел. Это я еще понимаю. А после ресторана что было?
- Ничего. Мы же не вдвоем ходили, а втроем. Штефан тоже с нами был там. Что же, ты считаешь, что я на глазах у сына отправлюсь в постель с его товарищем?
- Надеюсь, что нет.
- Тогда какие еще претензии?
- У меня нет.
- У меня тоже.
- Это насчет славянок?
- Скорцени содрал бы с меня в два раза больше объяснений, и по такому пустяшному поводу тоже.
- Я тоже сдеру, не сомневайся, только не объяснений. Зачем мне твои объяснения? - он обнял ее за талию.
- Скажу, согласна, - она слегка ущипнула его за руку. - Я же родилась в Париже, нас этим не испугаешь. Я даже с большим удовольствием.
- Правда?
- Но придется потрудиться за каждую славянку. И не два раза, побольше.
- Их у меня вообще, можно сказать, не было, но я потружусь, не сомневайся. Все равно. Сколько скажешь. Погоди, - он взглянул на карту. - Курт, сворачивай вправо. Мы довезем их до этой просеки, и там оставим, - он показал Маренн место на карте. - Здесь совсем недалеко до русских позиций, во всяком случае, на настоящий момент, до танкового удара, который планируется. Думаю, час, а то и два у фрейляйн еще будет. Так что она успеет сходить за помощью или как-то дотащить их по одному. Тут совсем недалеко. Это наша полоса наступления. Мы пройдем стороной, чтобы не задеть. Устраивает? - он повернулся к Наталье. Та подняла голову.
- Посмотри, - Маренн наклонилась к ней. - Вот здесь. Мы оставим их здесь, и ты переправишь их к своим. Так, чтобы их быстро нашли. А сама поедешь со мной, я подожду тебя.
- Я не поеду, фрау Ким, я решила, - неожиданно сказала Наталья. - Я не поеду в Берлин. Хотя я очень хочу остаться с вами, для меня теперь даже нет ближе человека, чем вы, только сестра. Хотя и между нами, между мной и ей, очень много недоговоренностей, она знает обо мне и о моей нынешней жизни даже меньше, чем вы, я также мало знаю о ее жизни. По сути, мы не такие уж близкие люди. Только память о родителях - это все, что нас связывает.
- Тогда почему ты не хочешь ехать? - Маренн внимательно посмотрела на нее. - Ты боишься? Я все узнала, ничего страшного тебя не ждет. Ни лагерь, ни тюрьма. Я все сделаю, чтобы тебя приняли хорошо. Это возможно. Служить тебя никто не заставит, ты будешь просто жить с нами, в нашем доме, как член моей маленькой семьи. Вся моя семья - это я и Джилл…
- Меня прошу не исключать, - Йохан улыбнулся, - хотя я член вашей семьи пока что наполовину, так как с фрейляйн Джилл я не знаком. Но зато знаком с фрейляйн Натали, а с ней даже фрейляйн Джилл не знакома, и я подозреваю, не знает о ее существовании.
- Ты думаешь, что мы проиграем войну, - догадалась Маренн, - и… лучше остаться с большевиками?
- Я все-таки не могу оставить Лизу. Не могу. Вы даже не представляете, что это может означать для нее, какой это роковой шаг. Это было бы настоящим предательством. Позаботиться о себе, а с ней будь, что будет? Ей и так очень тяжело, она была в немецком тылу, когда началась война, ее обвинили в измене, с трудом удалось доказать, что ничего подобного не было. Если еще и я исчезну - НКВД ее живой не выпустит. Даже если они и не узнают о том, что я уехала в Берлин, у нас пропавший без вести все равно, что предатель. Вы понимаете? - Наталья смотрела на нее, на глаза навернулись слезы. - Ее арестуют, отправят в лагерь, как отца, ей не выйти оттуда живой, они ее убьют, но прежде подвергнут мучениям. А я бы хотела быть с вами, хотела бы все делать так, как вы, стать таким же врачом и лечить людей, как вы.
- А где твоя сестра сейчас? - спросила Маренн, раздумывая. - Она тоже здесь, на фронте? Тогда можно подумать, как вам вдвоем перейти на нашу сторону, пока я здесь. Это все можно устроить, - она повернулась к Йохану. Тот только приподнял бровь, глядя на карту.
- Ты всех готова взять и отвезти в Берлин, - сказал, едва заметно улыбнувшись. - Может быть, мы и этих не туда везем? - он кивнул на раненых. - А лучше прямо на самолет и к тебе в клинику Шарите. Тоже сойдут за арийцев.
- Не вижу ничего смешного, - она с упреком взглянула на него. - В клинику Шарите, конечно, лучше. Для них самих. Вот только за арийцев они не сойдут, ты сам знаешь, значит, и клиники Шарите им не видать.
- Сестра на Берлинском направлении, - ответила Наталья грустно. - У Рокоссовского. Если бы она была здесь, мы бы договорились.
Маренн вздохнула, кивнула - понятно. Взяла Наталью за руку, наклонив ее голову, прислонила к своему плечу. Молча.
- Приехали, - Йохан тронул ее за рукав.
БТР остановился.
- Капельницы можно отключить, - распорядилась Маренн. - Ханс, сможете? - спросила она Крамера. - У гауптмана и майора?
- Да, фрау Ким.
- Катетеры тоже убирайте. Заклейте лентой, - она бросила оберштурмфюреру ролик пластыря. - Надо бы сделать еще один укол, - она взглянула на часы. - Время прошло достаточно. Хотя бы женщине, но и всем остальным хорошо. Но женщине - обязательно. Это ей поможет.
- Ханс, расстелите брезент и опускайте их, - приказал Пайпер. - Снайпера не забудьте. Назад мы ее не повезем. Пусть ест конфеты у своих. Первой - раненую женщину. Франц, помоги фрау Ким.
Маренн спрыгнула на снег и вместе со Шлеттом приняла Раису, которую Крамер осторожно опустил с БТРа. Наталья тоже спустилась, все еще держа капельницу.
- Оставь, это уже не нужно, - Маренн отключила капельницу и вытащила трубку из катетера. Потом сняла катетер и замотала руку девушки пластырем.
- У тебя шприцы готовы? - Йохан тоже спрыгнул с машины. - Уже с лекарством?
- Да, - она кивнула.
- Давай, мы поможем. Времени мало. Русские совсем близко, они могут заметить нас и обстреляют раньше времени.
- На, держи, - она передала ему шприц с лекарством, сдернув пластмассовый наконечник. - Гауптману.
- Внутримышечно?
- Нет, подкожно, можно в бедро. Как обычно.
- Крамер, Франц, сделайте уколы майору, старику и этому солдату. Поживее, - Йохан склонился над Иванцовым. - Фрейляйн снайперу не надо? - спросил у Маренн с иронией. - А то сейчас очередь выстроится уколоть ее в бедро, а не в бедро - тем более.
- Нет, ей и так хорошо спится, - Маренн улыбнулась, осторожно ввела Раисе лекарство.
- Жалко.
- Как она? - напряженно спросила Наталья, присев рядом.
- Сказать трудно, - ответила Маренн. - Она все еще под воздействием морфия. Придет в себя не раньше, чем через полчаса или час. Но по опыту знаю, что положение ее серьезное. Очень важно не потерять время.
- Что нужно сделать? Скажите. Я поеду с ней в госпиталь. Я буду требовать, чтобы они делали, что вы скажете. Дойду до самого генерала Шумилова. Я не позволю ее загубить после всего того, что вы сделали для нее.
- Рану надо вскрыть и вычистить, - Маренн достала из саквояжа пластмассовый ящичек, положила использованный шприц, потом пододвинула его Крамеру. - Ханс, все использованное сюда. - Потом вытащила такую же белую пластмассовую баночку круглой формы и протянула Наталье. - Здесь таблетки, это антибиотик сульфаниламид. Сейчас я сделала ей укол, но там уколы уже делать будет некому. Будешь ей давать по две штуки каждые четыре часа и следи за тем, чтобы никто особенно не видел, как ты это делаешь. Сульфаниламид - дорогая и редкая штука, тем более что в ваших госпиталях его совсем нет. Будешь давать до операции и после. Вот еще тебе два пакета, - она снова заглянула в саквояж. - Будь осторожна. На обороте все написано по-немецки и здесь стоит маркировка "СС", видишь, заметят, придется объясняться.
- Что-нибудь придумаю, - Наталья кивнула с готовностью, пряча пакеты и лекарство в мешок Харламыча. - Это для чего?
- Это солевой порошок. Разведешь в теплой воде, на четыре литра. Дай ей выпить перед операцией, все. Это продезинфицирует кишечник. Я не знаю, как будет делать ваш хирург, но рану надо высекать широко. Трудно сказать на глазок, но от раневого канала сантиметров на пять-семь, не меньше. Так что шрам у нее будет серьезный. Кстати, если ребенок сохранится, в дальнейшем это осложнит роды. Надо будет делать кесарево сечение. Не допускай, чтобы они промывали рану водой, ни в коем случае. Только антисептик, хоть настой ромашки или еще какой травы, как тот можжевельник у Золтана, это пойдет. Раствор марганцовки, только очень слабый. И в основном - вокруг раны, саму рану мыть не нужно, в ней будет развиваться фибриновая восстановительная ткань, ее вымывать нельзя ни в коем случае. Никакого спирта - это гарантированный ожог. Если снова появится гной - ты видела, что я делала. Все вымывать очень тщательно и дезинфицировать. Если гной пройдет глубже - срочно вскрывать. После операции зашить наглухо. Запомни, если они не зашьют наглухо - перитонита не избежать. Рану лучше всего держать открытой, без давящих повязок. Сульфаниламид, обезболивающие, какие есть. Прикасаться к ране как можно меньше. Есть особенно не надо. Только пить. Пить как можно больше, лучше всего фруктовые соки.
- Какие соки, фрау Ким, - Наталья криво улыбнулась. - Дай бог, на чай с сухариком снизойдут. А что с остальными? С капитаном Иванцовым?
- С гауптманом? Его положение лучше, - Маренн подошла к капитану, проверила повязку. - И майора, кстати, тоже. Тот же сульфаниламид, промывание антисептиком, тоже лучше всего лечить открыто, чтобы поступал кислород. И, ради бога, никаких мазей. Мазь для них - это верный путь к тому, что они оба останутся инвалидами. Старику же и красноармейцу вообще больше ничего особенного не нужно. Достаточно того, что я сделала. Все остальное доделает природа, если ей не мешать. Ты запомнила? - она обняла Наталью, заглядывая ей в лицо. - Но может быть, все-таки со мной в Берлин?
- А Лизу расстреляют или отравят, а потом скажут, что у нее была саркома прямой кишки или что-то еще, чего не бывает? - Наталья грустно улыбнулась. - Нет, я не могу. Я не могу собственными руками отправить ее в лагерь.
- Хорошо, тогда обещай мне, - Маренн внимательно посмотрела на нее, - что больше духа твоего на передовой не будет. Все твои друзья сейчас отправятся в госпиталь, тебе больше не к кому будет приезжать, так что побереги себя. Ради меня. Ради того, чтобы в будущем мы встретились и снова были вместе. В любом случае, запомни, что весточку для меня о себе ты можешь оставить в Берлине, Грюнвальд, 59. Мы там живем с Джилл или в клинике Шарите. Если все кончится самым худшим образом для Германии, то тогда Париж, дворец де Монморанси в Версале. Там живет человек, который ничему не удивится и все мне передаст. Если я сама буду жива, конечно.
- Фрау Ким, я вас тоже прошу, - Наталья обняла ее, голос ее зазвенел от слез. - Берегите себя. Вы мне очень, очень близкий человек, другого нет, это правда. Просто никого больше нет.
- Я постараюсь, девочка моя, постараюсь. Мужайся, не рискуй собой понапрасну, не отчаивайся, как бы трудно ни было. Помни, у тебя есть мама. Просто она пока далеко.
- Штандартенфюрер, впереди большевики, - доложил Крамер, опустив бинокль. - Вон там, за елями.
Пайпер повернулся, тоже взглянул в бинокль.
- Что там? - Маренн подошла к нему.
- Пехота. Где-то рота или побольше. Окапываются. Они могут заметить нас. Надо уезжать. Все. Прощайтесь. Я так понимаю, что фрейляйн остается, - он посмотрел на Наталью.
Та кивнула.
- Да.
- Жаль. Но мы вас будем ждать в Грюнвальде. Вы запомнили?
- Да, господин офицер. Спасибо за коньяк. Спасибо за помощь.
- Ты тоже собираешься жить в Грюнвальде? - Маренн взглянула на него с любопытством. - С чего вдруг?
- Сейчас не до этого, - он качнул головой и протянул ей руку. - Поднимайся на машину. Крамер, дайте им очередь, надо привлечь их внимание, чтобы фрейляйн не пришлось тащить одной всех раненых да еще эту сонную снайпершу. Вы тоже, Натали, постреляйте нам вслед, для вида. Но только не попадите случайно.
- Не думай о плохом. Я люблю тебя, я думаю о тебе.
Маренн еще раз обняла Наталью. Та только тихо плакала, не в силах больше сдерживаться.
- Все, все, поехали, - Йохан взял Маренн за руку и потянул на БТР, - не то сейчас разгорится целое сражение и пациентов у тебя окажется намного больше.
Оставив Наталью, она поднялась на броню. Наталья прижимала автомат к груди, слезы текли по щекам, шапка упала с головы на снег. Крамер дал очередь из пулемета. БТРы развернулись и скрылись за деревьями, выехав на дорогу. Наталья еще шла за ними, она смотрела на фрау Ким, пока еще могла видеть ее. Потом, опомнившись, дала очередь из автомата в воздух. Опустив голову, вернулась к раненым, упала на колени, закрыла лицо руками, беззвучно вздрагивая от рыданий. Через несколько минут она услышала, как заскрипел снег. Насторожившись, подняла автомат, оглянулась - недалеко под деревом увидела бойца в шапке с красной звездочкой, рядом с ним - еще одного.
- Товарищ лейтенант, - окликнули ее. - Вы тут откуда? Тут вроде немцы стреляли.
- Они по дороге ехали, на БТРах, увидели нас, - она вытерла слезы, встала.
Солдаты подошли ближе, но держались настороженно.
- Мы из окружения идем, я и вот девушка одна, - она показала на Прохорову. - С нами два раненых офицера, два солдата и санинструктор, из сил уж выбились. Не верится, что дошли до своих.
- А немцы-то? Немцы где?
- Они свернули, дали очередь, но останавливаться не стали, видно, торопились очень.
- А, - солдаты переглянулись.
Тот, что стоял первым, подошел еще на несколько шагов, держа автомат перед собой. Внимательно посмотрел на Наталью, на раненых.
- Ну что, Алексей, - повернулся к товарищу, - давай поможем лейтенанту. Правда, раненых-то сколько…
- Ой, товарищ лейтенант, - Прохорова неожиданно открыла глаза. - А мы чего, в лесу уже?
- Молчи, Надежда, - Наталья наклонилась и как бы случайно прикрыла ей рот шапкой, подняв ее со снега. - Давай-ка лучше вставай, нечего разлеживаться. И помогай переносить раненых, а не болтай зря. Наши тут рядом. Пришли. Ясно?
Едва Наталья спустилась в траншею, к ней подбежал Косенко. Голова у него была перевязана, так что шапка едва держалась.
- Наталья! Наталья Григорьевна! Вы? Товарищ лейтенант!
Она повернулась.
- Миша! Вы? Живы? Вышли?
- Да уж и не чаяли свидеться-то! Мы вышли к каналу, говорят, нет их, никто не видел. Мы думали - все уже. А вот тебе, встреча, - она видела, что он хочет обнять ее, но не решается. Тогда сама, взяв за рукав, она притянула его к себе, поцеловала в небритую щеку. Косенко обнял ее, и, приподняв, покружил.
- Ой, поставьте меня, Миша, поставьте! - Наталья засмеялась. - Голова закружится.
- Уж не чаяли свидеться, Наталья Григорьевна!
- Много вас?
- Нет, - он сокрушенно покачал головой, - вот втроем и вышли, я, Василий Саблин и Петров Вовка. Остальные полегли. Фрицы за нами чуть не всей дивизией ринулись, мы уж отрывались, отрывались, но как уйдешь - в лесу снег по колено, в такую чащу зашли. Но только это и спасло. Они-то тоже по снегам лазать не горазды. Постреляли и отвязались. А так долго гнали. Думали, что ноги не унесем. Вот Васильков устроил, так бы дошли спокойно, пересидели бы у шоссе тихо, как Валерьяныч предлагал. Сам-то он, Васильков, живой?
- Нет, убили его, - грустно сказала Наталья. - Верно говоришь, накликал лихо.
- А капитан наш, Степан Валерьяныч, не видали его? Говорят, без вести пропал. И майор тот, и дед Харламыч, и Раиса, - голос его дрогнул. - И даже снайперша наша, горе луковое, Прохорова эта.
- Да никуда они не пропали, Миша. Все со мной. Только раненые, кто тяжело, кто полегче. А Прохорова вообще здоровее всех, здоровее тебя, только картошки объелась, теперь все по кустам бегает. Мы потому так долго и шли, что всех с собой тащили, решили не оставлять. Вот теперь в госпиталь надо. Машина уже пришла. Кстати, вот и капитан наш, - санитары пронесли на носилках Иванцова. - И майор Аксенов, и Харламыч тут, и еще один боец, но не наш, подобрали. Родимов у него фамилия.
- Рая! - Косенко уже не слушал ее. Санитары поднесли к фургону Раису. - Рая! Что с ней? - он бросился к носилкам. Голова девушки с нежными русыми волосами бессильно откинулась. Глаза были закрыты.
- Тихо, Миша, осторожно, - Наталья удержала за руку. - Она сейчас все равно тебя не услышит. Чуть позже, в госпитале.
- Жива она? - рука девушки безжизненно свисала. Косенко опустился на колени, поцеловал ее руку. - Рая…
- Жива, но положение тяжелое. В живот ранили.
- Это конец…
Наталья видела, что на глаза разведчика навернулись слезы. Раиса шевельнула рукой, с трудом размежила веки, ее воспаленные глаза сначала смотрели вверх, потом она перевела взгляд на Косенко. Несколько секунд смотрела, словно не узнавая, потом взгляд стал более осмысленным, в глазах промелькнул едва уловимый проблеск жизни, еле заметная слезинка скользнула по щеке.
- Миша, - она с трудом произнесла его имя, - живой…
Наталья положила руку на плечо разведчика. Она почувствовала, как он задрожал всем телом. Прижал руку Раисы к щеке. Девушка закрыла глаза, по щекам беззвучно текли слезы.
- Ну что, едем, что ли? - послышался окрик санитара.
- А ну помолчите, - прикрикнула на него Наталья. - Тоже мне, начальник выискался. Когда скажу, тогда и поедете. Заносите женщину в машину. Миша, - она потянула Косенко к себе. - Иди сюда, поговорить надо.
Он отошел, отвернувшись, смахнул слезу, чтобы Наталья не видела.