Пепел с сигареты упал на блюдце. Она опустила голову. Зачем она послушала Виланда, сама устроила себе эту муку? Наверное, потому, что ей очень хотелось, чтобы он приехал, хотелось не оставлять все так, как случилось, исправить ошибку. Но ошибки случаются непоправимые - и у нее их немало. И то, что она не хотела говорить Йохану о своем отъезде - еще одна, может быть, самая неожиданная и самая обидная за всю ее жизнь. Она предчувствовала, что он не приедет, но поддалась на обманчивую надежду, в которую хотела верить, и, едва стемнело, отправилась из госпиталя сюда. Она не позволила Виланду беспокоить еще раз командира дивизии, ее подвез на машине штабной офицер вермахта, ему оказалось по пути. И потом она еще долго шла по лесу от дороги, почти по колено в снегу, имея при себе только офицерский пистолет в кобуре, и, только оказавшись одна среди безлико и равнодушно стоящих сосен, подумала о том, что следовало бы взять с собой автомат. Ведь после прорыва эсэсовских дивизий остатки русских частей, державших оборону, все еще находились в тылу. Но она не думала ни о чем, кроме как снова увидеться с Йоханом, и ей очень повезло, конечно, что она дошла до сторожки Золтана и не нарвалась на случайную пулю - а уж тем более неслучайную. Она не думала об опасности, думала только о нем. Она пришла, но его не было. И вот она ждет уже несколько часов - его нет. Она подождет еще - его не будет. И едва рассветет, она снова пойдет к шоссе со своим пистолетом, чтобы вернуться в госпиталь, закончить там все дела, которые она временно оставила на Виланда, а из госпиталя - сразу на аэродром, чтобы лететь в Берлин. И еще неизвестно, кто ее подвезет, как она доберется до госпиталя, кто ей попадется по дороге. И она будет очень признательна, если Золтан ее проводит, взяв охотничье ружье. Он согласился, но удивился и забеспокоился, что она пришла к нему одна.
Он колол дрова около сарая, когда увидел ее. Она шла медленно, утопая в снегу, и, бросив топор, Золтан поспешил ей навстречу.
- Вы что-то забыли, фрау? - спросил, подхватив под руку. - Как неосмотрительно, вы одна. В этой форме. И без оружия.
Да, в форме оберштурмбаннфюрера СС, с одним пистолетом, в тылу, где полно отступающих большевиков.
- Я ничего не забыла, Золтан, - она взглянула ему в лицо. - Вы позволите мне встретиться у вас с одним человеком? Очень коротко. Только поговорить. Если это вам неудобно, - она как всегда сразу приняла решение за него, почти уверенная, что он откажет. - Я могу подождать в сарае или здесь, на улице.
- Что вы, ваше высочество, - венгр смутился. - Правнучка императора на дворе Золтана, и он не пустит ее в свой дом? Вы плохо думаете о Золтане. Это Золтан пойдет в сарай или будет стоять на улице, лишь бы вам было удобно, ваше высочество. Для меня огромная честь, что ваша нога ступила на порог моего дома, что я могу принять вас, об этом я никогда даже не мог мечтать. Никогда.
- Что вы, Золтан, - она растерялась. - Зачем же я буду вас стеснять. Я только подожду где-нибудь, чтоб вас не беспокоить. А потом я уйду. Он не приедет, наверное, - ее голос дрогнул.
- Тот офицер на БТРе, - догадался Золтан, - на первом БТРе?
Она кивнула.
- Он приедет, - венгр ответил на удивление уверенно. - Он так смотрел на вас, даже когда разговаривал с тем, другим, из другой дивизии, что он не сможет не приехать, раз вы его ждете. Идемте, ваше высочество. Дом Золтана - ваш дом, - поддержав под руку, он помог ей подняться по скользкой лестнице. - Но даже если он не приедет, хотя я не верю, - они вошли в сени, и он помог ей снять шинель, - обратно вы не пойдете одна. Золтан пойдет с вами.
- Как вы догадались, Золтан, что я правнучка императора? - она подняла голову и взглянула на венгра.
Он подошел, поставил перед ней глиняную чашку с чаем, положил несколько кусочков сухого хлеба, обсыпанного маком. Потом повернулся и показал на портреты императора и императрицы на стене, под иконой.
- Вот.
- Но это же совсем не обязательно, - Маренн слабо улыбнулась, отпив чая. - Действительно, чай душистый, спасибо. Это же не обязательно, что женщина, похожая внешне на императрицу, ее родственница.
- Но вы не просто похожи, вы ее копия. И не только внешне, - венгр снова сел напротив, взял еще сигарету, прикурил сам. - Золтан видел прекрасную Элизабет, Золтан сам видел Элизабет. Когда я был молод, я служил в гусарах, в Вене, стоял в карауле, - он улыбнулся, глубокие морщины собрались вокруг глаз и губ, - теперь уж сложно поверить в это, но у меня был красивый доломан и ментик со шнурами, блестящие шпоры на сапогах, я был бравым парнем. А моя Агнешка тогда продавала фиалки и лилии у королевского дворца, так мы с ней и познакомились. Зажигательная была девчонка, смешливая, а с годами стала ворчуньей, слова ласкового не скажет. Она тоже видела императрицу. Да еще почаще, чем я. Каждое утро, очень рано, Зизи выезжала на верховую прогулку по Вене. Она выезжала одна и обязательно покупала у цветочницы лилии, свежие белые лилии, чтобы украсить ими убранство своей лошади. Ей нравилось, как они пахли. Так цветочницы обычно чуть не с ночи толпились перед дворцом, лишь бы императрица заметила их. Ведь она никогда не платила за цветок деньгами, а дарила какую-нибудь побрякушку, но это была императорская побрякушка, иногда даже с брильянтами. Эти разбитные бабы готовы были передавить друг друга, лишь бы получить подарок. А Агнешка была веселая, но стеснительная, и ей никак не удавалось пробиться к императрице. А товарки только насмехались над ней. Однажды утром она даже не пыталась делать этого, просто стояла в стороне и плакала. А лилии у нее были красивые, с розовым краем, каких ни у кого не было. Она выискала их с трудом, потому что заметила, что на сбруе любимой лошади императрицы есть розовый узор. Другие и не обращали на это внимания. Она уже и не надеялась, что императрица заметит ее. Но Зизи была благородна и добра, как вы. Она сама подъехала к Агнешке и взяла у нее все лилии, какие были. А взамен подарила кольцо с брильянтом. И потом покупала только у нее эти лилии с розовым краем на лепестках и подарила ей много подарков. А когда мы собрались пожениться, приехала в костел вместе со своим сыном Рудольфом. Тот преподнес мне табакерку с изумрудами и пожелал счастья. Я смотрел на императрицу и не мог оторвать от нее глаз. Она ехала в открытой карете, а сын ее скакал верхом рядом. От них было не оторвать глаз. И они оба были так добры и так щедры. И так красивы. Я подумал тогда, что если моя Австрия так прекрасна, я готов отдать за нее жизнь. А скоро кронпринц погиб, императрицу убили, и началась эта страшная война, а потом умер император, и все вообще покатилось в пропасть. Мы голодали, все наши дети, а их было еще семеро кроме Марии. Умерли, кто от тифа, кто от голода. Пока я был на фронте, все подарки императрицы Агнешка обменяла на хлеб, но не смогла спасти наших детей, вот только Мария выжила, Мария-Элизабет ее зовут, самая младшая. В честь императрицы. Ее Бог помиловал.
- Меня тоже назвали Марией-Элизабет в честь императрицы. И кронпринц Рудольф был мой дед.
- Я понял это, как только вы вошли, - по щеке Золтана скатилась слеза, он застенчиво смахнул ее. - Можно быть похожим внешне, но доброту, щедрость, искренность не скопируешь. Вы лечили этих русских так, как будто они были самыми важными для вас людьми на свете, особенно женщину. Вы смотрели на нее, как Зизи смотрела на Агнешку, когда та плакала от отчаяния. От ее взгляда становилось солнечно и свободно на душе. Она умела дарить счастье, жизнь, любовь одним только взглядом. И вы - такая же. А Агнешка так и сказала мне, только посмотрела на вас. Она родственница императрицы, это ее глаза, ее руки. Вы дарите жизнь, только прикоснувшись к человеку, потому что душа ваша прекрасна, так же прекрасна, как тело и лицо. И вы не думаете о себе, вы думаете о тех, кто окружает вас. Так же и Зизи. Она спешила в Вену, чтобы быть со своим народом, когда начнется война. И я бы собственными руками разорвал в клочья того мерзавца, который посмел ударить ее ножом и отнял у нее жизнь. Его казнили, но казнь - слишком маленькое наказание. Ему гореть в аду, в самых страшных мучениях - и этого мало.
- Без сомнения, он там и оказался. Наверное, я пойду, Золтан, спасибо вам за все, - она встала. - Господин офицер не приедет, а у меня много дел в госпитале. Не нужно меня провожать, это сейчас опасно.
- Нет, я вас никуда не отпущу, ваше высочество, - Золтан решительно удержал ее. - Я уверен, что господин офицер приедет. И что я скажу ему, когда он приедет, а вас здесь не будет? Скажу, что я, Золтан, не смог удержать принцессу и отпустил ее скитаться по лесу одну? Золтан - не за большевиков. Золтан - за Германию. Золтан хочет возвращения монархии, или хотя бы германской власти, которая всегда означала порядок и правду для Венгрии. Я вижу, что вы страдаете, - он снова усадил Маренн за стол, - я вижу, вы любите его. Золтан понимает, что такое любовь. Он сам любил и долго страдал в разлуке. Уходя на войну, оставил богатый дом, живых родителей, красавицу певунью жену и восьмерых хорошеньких детишек, а пришел на пепелище, родителей нет в живых, дети умерли, только одну дочку уберегли, жена не выдержала всего того, что на нее свалилось, и из прекрасной феи превратилась в злую ведьму. И сколько потом я ни старался ее расколдовать, так ничего у меня до конца и не вышло - слишком много горя, слишком много потерь. Вы останетесь здесь до утра, - он сказал так, как будто это было решено окончательно и бесповоротно. - Я постелю вам постель, и вы немного поспите, вы очень устали. А когда господин офицер приедет, я встречу его и провожу к вам. А мы уйдем, чтоб вам не мешать…
- Не нужно, что вы, Золтан. Не надо никуда уходить. Я только хочу поговорить с ним.
- Зачем говорить? - Золтан только пожал плечами. - Какой прок в словах, все они ложь. Так сказано в Писании, и это верно. Слов вам будет мало, так что же еще Золтан будет крутиться здесь?
- Он не приедет, - она возразила слабо.
- Идемте.
Он взял ее за руку, отвел за занавеску. Она увидела широкую лежанку, накрытую лоскутным одеялом.
- Ложитесь. Вас здесь никто не побеспокоит. Отдохните, ваше высочество. Ведь и для любви нужны силы.
- Что вы такое говорите, Золтан? - она еще пыталась сопротивляться, но как только села на постель, голова немедленно склонилась к подушке, она провалилась в сон. Золтан заботливо накрыл ее одеялом и вышел.
"Мне надо в клинику и де Кринис ждет, - ей снилась отделанная зеленым шелком спальня у нее в Грюнвальде, обставленная изящной белой мебелью. Широкая кровать с атласным бельем, смятым за ночь их телами. Ей снилось, что наступает утро, и он обнимает ее, прижимая голову к груди, а вокруг на полу, на постели, на комодах - белые розы, их очень много, и от их запаха кружится голова.
- Я поеду к де Кринису и договорюсь, что после обеда меня заменит Грабнер, и он же поработает за меня завтра. Я скажу, что муж приехал всего на два дня, и потом, когда он уедет, я отработаю за Грабнера столько, сколько будет нужно. Макс поймет, он согласится.
- Хорошо. Я не хочу отпускать тебя ни на секунду. Но если так надо, я пока навещу родителей. Во сколько у тебя обед в клинике? У тебя вообще есть обед? - приподняв ее голову, он смотрел ей в лицо сияющими светлыми глазами.
- Конечно, в два тридцать.
- Тогда я приеду за тобой, и мы пообедаем вместе.
- Можно пригласить Джилл и Ральфа, чтобы ты познакомился с ним.
- Ладно, я буду рад.
- А завтра мы пойдем в зоопарк…
- В зоопарк? Зачем?
- Ты возьмешь свою старшую дочь. Она любит зоопарк?
- О, они без ума от зоопарка. Целый день там бы сидели.
- Я так и думала. А я возьму свою, уже большую. Ей тоже полезно посмотреть на животных, она давно никого не видела, кроме Айстофеля и сотрудников рейхсканцелярии. Это конечно, тоже похоже на зоопарк, но не так весело. А в детстве, я помню, Джилл очень любила жирафа, а Штефан бегемота. И они всегда спорили, кто из них красивее. Так что мы пойдем вчетвером.
- Для чего тебе это?
- Чтобы ты не скучал по своим детям, а они не думали, что я какой-то страшный монстр, которого надо бояться. Так постепенно они привыкнут ко мне, и все наладится. Со временем я хочу, чтобы они приезжали к нам домой так же легко, как к себе домой, тогда никто не будет чувствовать неудобства, все будут счастливы.
- Ты удивительная женщина, очень чуткая, - он поцеловал ее в губы. - Но мы же пойдем не вчетвером, а впятером.
- Впятером? Кто еще? - она удивилась. - Ральфа не отпустят - это точно. Еще не хватает - личный адъютант бригадефюрера в служебное время собрался в зоопарк.
- Но там кто-то уже есть, - он с нежностью положил руку на ее талию. - Я уверен, там кто-то есть, и он тоже хочет в зоопарк.
- Но он пока ничего не может увидеть, - она смутилась и опустила голову. - Да и неизвестно, кто это - он или она.
- Это все равно. Он будет с нами, и мы пойдем все вместе, мы все ему расскажем. Мы все будем ему рассказывать, все, что мы видим. Мы же очень ждем его. И любим. Он должен знать это. Или она. Правда?
- Да, правда, - она прислонилась лбом к его плечу, на глаза навернулись слезы".
Сквозь сон она услышала какой-то шум. Но ей показалось, что это дождь. В Берлине шел дождь, и в приоткрытое окно повеяло свежестью.
БТР остановился напротив сторожки, Йохан спрыгнул с брони. Навстречу открылась дверь, на пороге появился Золтан. Сдернул шапку с седой головы. Увидев белые розы в руках Йохана, поцокал языком.
- Какие красивые цветы, они прекрасны, как лилии для императрицы Зизи. А фрау хотела уйти. Золтан едва удержал ее.
- Она здесь? - Йохан подошел к крыльцу. - Доктор здесь?
- Я знаю, ее зовут Мари, как и императрицу. Да, фрау Мари здесь. Она спит, господин офицер.
- Она заболела? - он явно встревожился.
- Нет, просто устала. И очень, очень ждала вас, она боялась, что вы не приедете. Но Золтан сказал, приедет. Золтан был прав.
- Я могу войти?
- Да, конечно, прошу вас, господин офицер.
Золтан поклонился, впуская Йохана в дом.
- Сюда, господин офицер, - венгр провел его в комнату. - Вот что она наделала, - он показал на блюдце, заполненное окурками. - Разве можно женщине столько курить? Сигареты хорошие, но очень много, чересчур. И ничего не съела, ни крошечки, даже чай не допила. Все только смотрела в окно и ждала. И что-то хотела написать, - он показал на чистый лист бумаги, который остался на столе. - И ничего не написала, - Золтан пожал плечами.
Йохан взял лист бумаги.
- Она там, господин офицер, - Золтан показал за занавеску. - С трудом уложил ее поспать. За нас вы не беспокойтесь. Мы будем в чулане, там все у нас устроено. Располагайтесь здесь.
- Благодарю вас.
Йохан кивнул и, отдернув занавеску, подошел к Маренн. Золтан тихо вышел из комнаты, закрыв дверь. Было слышно, как он что-то шепотом говорит жене, потом шарканье шагов, стук двери - все стихло. Она лежала, повернув голову набок, выбившиеся из прически волосы закрывали ее лоб и щеку. Он осторожно сел рядом, чтобы не разбудить сразу, положил розы на подушку, около лица, подул на волосы, спустившиеся на щеку. Ее красивые темные ресницы дрогнули, она открыла глаза. И сразу увидела розы перед собой. Несколько мгновений она смотрела на них сосредоточенно, словно пытаясь сообразить: это реальность или продолжение сна. Потом повернула голову. Не дав ей сказать ни слова, он наклонился и поцеловал ее в губы. Приподнял ее, обнимая, она обхватила руками его шею.
- Цветы? Откуда? Ты же только что из боя? - она смотрела ему в лицо, в ее усталых, поблекших от бессонницы глазах снова проявился яркий, теплый свет, они лучились радостью.
- Я не скажу, это секрет, - он улыбнулся, снова опуская ее на подушку. - А где письмо? - он показал ей пустой лист бумаги. - Я думал прочесть признание в любви, а тут ничего нет.
- Я ничего не смогла написать, - она растерянно пожала плечами и поцеловала его пальцы, поднеся к губам. - Все, что приходило мне в голову, казалось пустым, никчемным, совершенно не выражающим той глубины чувств, которые заполняли мое сердце, я не знаю, поверишь ли ты мне, - она запнулась. - Оказывается, я не умею объясняться в любви так же, как не умею объяснять свои поступки. Прости меня, что я не сумела сказать, как надо, а за меня это пришлось сказать Мартину.
- Хорошо, что он хоть что-то за тебя сказал. Но я понял, прежде чем что-то думать о тебе, с тобой надо еще хорошенько поговорить, хотя бы спросить. А уж потом принимать решения. Сама ты не сделаешь этого никогда. Я учту это на будущее.
- Я все подыскивала, подыскивала слова, - она взяла лист бумаги из его руки. - А потом решила, то, что он пустой, это даже лучше. Это скажет больше, чем могу сказать я. И если бы ты не приехал, я бы отставила Золтану пустой лист бумаги и попросила бы его передать тебе. Ты бы понял меня?
- Конечно. Мне кажется, я тебя понимаю.
- Как там Будапешт? - она поднялась на локте. - Вы уже на Площади Героев перед дворцом?
- Мы почти там, - он протянул руку к столу, взял сигарету из ее пачки, зажигалку, закурил. - Но остальные отстали, причем сильно. Особенно вермахт. И генералы прекратили наступление. Они боятся второго Сталинграда. В этом есть резон. У русских в резерве еще целая полностью укомплектованная армия, и они не торопятся вводить ее в действие, хотя, как сообщает разведка, начали перегруппировку. Значит, ждут, когда мы увязнем глубже. Этого допустить нельзя. Так что теперь приходится оттягиваться назад, чуть ли не до самой Дунапентеле. А ты приехала сюда одна? Я смотрю, нет ни машины, ни охраны, ты очень неосмотрительна. Нас обстреляли только что. В тылу полно разрозненных большевистских групп.
- Я даже не подумала об этом, представь себе, - она взяла у него сигарету и тоже затянулась, потом вернула. - А когда подумала - испугалась. Но было поздно, я уже была в глубоком лесу. Так что на попутной машине, с одним пистолетом. Но я не хотела никого беспокоить и желала только как можно скорее оказаться здесь. Думала, вдруг ты уже приехал.
- Мне придется сказать Виланду, что это не дело - отпускать тебя так.
- Но он при чем? - она качнула головой, не соглашаясь. - Сам-то он же не мог поехать со мной, кто-то должен остаться в госпитале. Он меня уговаривал обратиться к Кумму. Но я сочла второй раз это неудобным.
- А попасть под обстрел большевиков - это удобно? Обратно я отвезу тебя сам. Чтобы быть уверенным, что ты в безопасности, - он опустил голову, сигарета дымилась между пальцами. Помолчав, произнес:
- Я могу спросить, что хочет от тебя Мюллер? - подняв голову, посмотрел ей в глаза, она не отвела взгляда. Приподнявшись выше, села на постели, отбросив волосы назад, осторожно переложила розы на стол. - Он тоже тобой увлекается? - он намеренно пошутил, чтобы снять напряжение, которое неожиданно возникло.
- Мюллер? - она пожала плечами. - Вовсе нет. Здесь совсем другое.
- Что? Мне знать не положено? - он внимательно посмотрел на нее. - Служебная тайна?
- В общем, да. Мне не положено об этом рассказывать, дело очень секретное. Но я скажу, чтобы ты ничего иного не думал, - она села рядом, прислонившись головой к его плечу. Он обнял ее, прижимая к себе.
- Я слушаю.