В первые дни пути эти люди были для меня не больше чем телесными образами, но очень скоро они начали наполняться внутренним содержанием. Мы с Шантелью только и делали, что обсуждали их. Я заглядывала в ее каюту, и, если рядом не оказывалось Моник, мы развлекались тем, что сочиняли их биографии, большей частью нелепые и смешные. Понемногу я делалась такой же легкой и беззаботной, как Шантель, даже обещала ей перенять ее философию.
Большую часть своего времени я уделяла Эдварду. Меня постоянно преследовал страх, что он упадет за борт, и в первые дни я ни на минуту не упускала его из виду. Словно сговорившись усложнить себе жизнь, в начале знакомства Эдвард и Джонни невзлюбили друг друга, но, сообразив, что не имеют других приятелей для игр, и, быстро миновав стадию настороженного безразличия, перешли к вынужденной терпимости, из которой неминуемо должна была расцвести пылкая дружба. Но в эти первые дни слишком новы и ярки были впечатления от плавания, и требовалось время, чтобы они - да и я тоже - обвыклись.
Я завтракала, полдничала и пила чай в обществе Эдварда. Джонни и миссис Блейки присоединились к нашему столу. К миссис Блейки, хоть она и была родной сестрой миссис Маллой, относились как к бедной родственнице. Она сразу поделилась со мной, что сестра, дорогая Вивиан, оплатила ее дорогу и обещала предоставить кров в Новом Свете. Она как могла выказывала сестре благодарность. Это выразилось прежде всего в том, что она взяла на себя обязанности няньки и воспитательницы Джонни Маллоя.
Я многое узнала из ее биографии. Замужество, вопреки воле родителей, за молодым актером, которого не приняло ее семейство и который ко времени их свадьбы находился на излете карьеры, его смерть и нужда, наконец, прощение и возвращение в лоно семьи. И вот Вивиан милостиво взяла ее в Австралию, чтобы она могла начать жизнь сначала, а в ответ выказала добрую толику благодарности.
Мне было от души жаль бедную Люси Блейки: я знала не понаслышке, что это такое, когда тебе помогают в нужде, рассчитывая на отработку натурой, самую непомерную из оплат.
Мы быстро сошлись, сидя за общим столом и прогуливаясь по палубе с воспитанниками или наблюдая, как наши поднадзорные мечут кольца или играют в настольный теннис.
В половине восьмого вечера дети ужинали и отправлялись в постель; и во время обеда, который начинался в восемь, мы с миссис Блейки присоединялись к остальной публике. Мне было выделено место за столом казначея, миссис Блейки сидела с первым помощником.
Стол казначея располагался с краю кают-компании, напротив стола капитана, и изредка я видела Редверса, который появлялся в кают-компании не каждый вечер. Очевидно, чаще обедал у себя: в первые три дня я видела его только однажды. Ему очень шла форма, в которой казались еще светлее его волосы. За его столом сидели Моник, Клер и Гарет Гленнинги и мистер и миссис Гринеллы.
Шантель сидела за столом доктора, вместе с Рексом. Скоро я поняла, что, хоть капитан не отлучался с судна, скорей всего, мне не грозили слишком частые встречи с ним. Стало ясно, что в опасности была не я, а Шантель. Я пыталась разгадать ее настоящие чувства к Рексу и не было ли обиды и уязвленности под маской внешней беззаботности. Рекс ухаживал за ней в своей манере, весьма отличной от капитанской. Я бы сказала, был серьезнее: Рекс не производил впечатления легкомысленного волокиты.
Поневоле я задумывалась о Рексе. У меня создалось впечатление, что он из тех, кто предпочитает не выставлять свои чувства на людях. Только изредка я ловила особое выражение его глаз, когда он смотрел на Шантель: в них была жадность собственника. Но откуда ей было взяться, если он, как все мы хорошо знали, направлялся в Австралию возобновить ухаживания - если таковые когда-либо имели место - за мисс Деринхем?
А Шантель? Ее я тоже не могла понять. Часто я видела, как оживленно она разговаривала с Рексом: в такие минуты она казалась еще живее и веселее обычного. При этом, казалось, нимало не смущалась, когда при ней упоминалось имя мисс Деринхем. Однажды я сказала:
- Шантель, я бы с удовольствием снова читала твой дневник. Как было бы интересно сравнить наши впечатления о судовой жизни.
В ответ она засмеялась.
- Я больше его не веду.
- Совсем ничего не записываешь?
- Совсем. Или почти совсем.
- Почему?
- Потому что такая восхитительная жизнь.
- Разве это не повод ухватить свои впечатления, записать, чтобы было что пережить заново в будущем.
- Дорогая Анна, - ответила она, - я писала все это, когда жила в Замке, ради тебя. Хотела разделить с тобой впечатления - это был единственный способ. Теперь в этом нет нужды. Ты здесь, и все переживаешь сама. Ни к чему тебе мой дневник.
Мы были в ее каюте: я в кресле, она растянувшись на кровати.
- Интересно, чем все это кончится? - заговорила я.
- Теперь это зависит от нас самих.
- Ты и раньше так говорила.
- Беда, как кто-то сказал, не в наших звездах - в нас самих.
- Шекспир.
- Принимаю на веру. Но это правда. Кроме того, неуверенность только усиливает обаяние колдовства, разве нет? Какой смысл жить, если точно знаешь наперед, что будет?
- Как дела у миссис Стреттон? - осведомилась я.
Шантель повела плечами.
- До старости ей не дотянуть. - От таких слов я вздрогнула. - Ты что? - встрепенулась она.
- Как ты выражаешься!
- Надобно признаться, очень точно выражаюсь. Ее легкие никуда не годятся.
- Но, может быть, родной воздух…
Шантель опять пожала плечами.
- Я сегодня говорила с доктором Грегори. - Так звали судового врача, бледного сухопарого молодого человека, как я успела заметить, явно увлекшегося Шантелью. - Он сказал, что болезнь слишком далеко зашла, чтобы ее можно было остановить. Теперь может не помочь даже целительный воздух Коралла.
- Капитан знает?
- Могу поручиться, что знает. Может, поэтому так беспечен.
- Шантель!
- Анна! Уж мы-то не должны быть лицемерками, а? Галантный капитан наверняка понял, что свалял дурака - ошибка, за которую обычно приходится расплачиваться всю жизнь. Похоже на то, что в данном случае расплата может оказаться не столь долгой.
- Шантель, Как жаль…
- … Что я так непочтительно говорю о смерти? Почему бы нет? Это помогает справиться со страхом перед ней - применительно к себе и другим. Не забудь, я ближе кого бы то ни было сталкиваюсь с этим хмурым существом, причем часто накоротке, по долгу ремесла. Оттого и не питаю особого трепета. И не переживай за капитана. Кто знает, бывает, что называется, счастливое вызволение.
Я поднялась: не хотелось продолжать разговор о смерти его жены. Резво спрыгнув с постели, Шантель схватила меня под локоть.
- Вечно я кажусь ветреной, когда говорю на полном серьезе. Пора бы тебе узнать, Анна. Но не беспокойся за мою пациентку. Уверяю тебя, я уделю ей все внимание. И если случится неизбежное…
Она приблизила ко мне лицо: как ярко горели ее глаза! Я поняла: она имела в виду меня, хотела сказать, что, если она умрет, капитан будет свободен - для меня.
Как я ее любила! Но я хотела объясниться, сказать, что никому не желаю смерти, какие бы преимущества она ни открывала передо мной.
12
Первым нашим портом был Гибралтар. Как-то утром, проснувшись и выглянув в иллюминатор, я увидела встающую из воды огромную скалу.
Однажды я уже была здесь - кажется, это было вечность тому назад, - ребенком чуть старше Эдварда. Я живо вспомнила свое возбуждение, смешанное с уверенностью, оттого что в соседней каюте находились родители. Я часто задумывалась, что чувствовал Эдвард к своей матери; знала, что отца он считал божеством. Было ли это из-за того, что тот был капитаном, плавал по свету или от привязанности к нему как к человеку?
Я размышляла над приговором, который Шантель вынесла Моник, и невольно загадывала о будущем, в том числе и для самой Шантели - со всем волшебным флером, который ее окружал. Не только Рекс и судовой врач испытали на себе действие ее чар: я не раз замечала взгляды в ее сторону. Их привлекала не только ее красота - ею она, несомненно, обладала, - но и ее необыкновенная живость, страстность натуры. Я чувствовала, что жизнь вблизи нее никогда не может быть скучной. То же должны были испытывать и другие.
Мы должны были зайти на несколько часов в Гибралтар, и открывалась возможность сойти на берег. Шантель тотчас заявила, что хочет составить партию, взяв, скажем, меня, судового врача и старшего помощника. Гленнинги собирались навестить своих знакомых на берегу. Никому не хотелось общества старой четы Гринеллов. Еще менее желательна была компания мисс Рандл.
Я возразила, что нахожусь здесь ради Эдварда. Наверняка ему захочется сойти на берег - я должна быть при нем, а поскольку миссис Блейки возьмет с собой Джонни и мальчики не захотят разлучаться, то мне придется отправиться с ней и миссис Маллой.
- Вот незадача! Бедняжка Анна. - Шантель состроила рожицу.
Мы наняли коляску с кучером, который взялся показать достопримечательности. Мальчики прыгали от восторга на сиденьях, и бедная Люси Блейки оказалась не в силах сдержать Джонни или боялась его одергивать при миссис Маллой. Я не испытывала таких ограничений: велела Джонни успокоиться, и к изумлению матери и тети он послушался. Я сочла момент как нельзя более подходящим, чтобы дать им обоим совмещенный урок географии и истории. Шантель непременно бы высмеяла меня, окажись она рядом. Как я сожалела, что ее не было со мной! День был замечательный: после сырого мглистого Лэнгмута светило яркое солнце.
- С 1704 года он принадлежит нам, - сообщила я Эдварду.
- Кредитонам? - уточнил он.
Мы с миссис Маллой и Блейки расхохотались.
- Нет, Эдвард, Британии.
Эдвард был немало озадачен: должно быть, думал, что Британия принадлежала его грозной бабушке.
- Порт называется Гибралтар, - продолжала я, - по имени одного араба, звавшегося Гебель Тарик, который прибыл сюда много-много лет назад.
- До нас? - заинтересовался Джонни.
- Задолго до нас. И построил для себя замок, дав имя этому месту. Гебель Тарик стало Гибралтаром. Если вы быстро повторите эти слова, то поймете, почему так получилось.
Мальчики закричали наперебой:
- Гебель Тарик! Гибралтарик! Гибралтар!
- Скоро вы увидите замок, - предупредила я. Это их успокоило, но, когда показался древний мавританский замок, они возбужденно тыкали в его сторону пальцами и снова загорланили:
- Гебель Тарик!
- Они это усвоят на всю жизнь, - обратилась я к миссис Блейки.
- Прекрасный способ учить детей, - снизошла миссис Маллой.
Мне показалось, она обиделась, что ее не пригласили в другие партии, так как искренне считала, что воспитывать детей должны исключительно няньки и гувернантки. Бедняга Люси Блейки! Если написано на роду быть мелкой сошкой, то куда лучше очутиться в этой роли за пределами собственного семейства. Насколько независимей чувствовала себя я теперь, чем во времена тети Шарлотты.
Кульминацией нашей экскурсии были, конечно же, обезьяны. Несколько колясок специально ради этого взобрались на верх скалы. Здесь нам встретились Гринеллы и мисс Рандл.
Нам стоило больших усилий удержать мальчиков подальше от быстрых озорных обезьян. Кучер предупредил, чтобы мы не подходили слишком близко, так как они могли стащить наши шляпы и даже перчатки. Большим удовольствием было наблюдать восторг мальчиков, безудержно хохотавших и о чем-то шептавшихся друг с другом: я даже начала побаиваться, как бы они не подбили друг друга на озорство.
Пока мы любовались выходками обезьян, одна из них сбежала со склона с зеленым шарфом во рту. Раздался взрыв хохота, и, проследив взглядом место, откуда она сбежала, я заметила Шантель и Рекса. Они стояли рядом: он держал ее под руку. По их смеху я догадалась, что это был ее шарф.
Выходит, они отправились вместе. Сразу наша вылазка лишилась для меня всего удовольствия. "Даром это ей не пройдет, - подумала я, - она будет уязвлена до глубины души, потому что леди Кредитон ни за что этого не допустит, да и сам он намеревается делать предложение мисс Деринхем".
Возвращаясь обратно в порт, я старалась скрыть мое упавшее настроение. Мальчики без умолку трещали об обезьянах.
- А видел, как та…
- Нет, мне больше запомнилась другая.
Я тем временем пыталась угадать, заметили ли их миссис Маллой или миссис Блейки - и что они в этом случае подумали. Чтобы унять мальчиков, я обратилась к ним самым строгим гувернантским голосом, на который была способна:
- Есть поверье, будто обезьяны перебрались в Гибралтар через ход, который проложен под водой из их родины - Берберии.
- И мы тоже можем пройти тем ходом? - тотчас загорелся Эдвард.
- Это только легенда, - охладила я его. - О таких вещах обязательно возникают легенды. Гибралтар - единственное место в Европе, где их можно обнаружить. Говорят, что, если они когда-нибудь покинут скалу, она больше не будет наша.
Мальчики не на шутку встревожились - не знаю, чем больше: перспективой ухода обезьян или потери Гибралтара. Впрочем, я не раздумывала об этом. Мои мысли были заняты Шантелью и Рексом. Хотела бы я знать, сколько она от меня утаивала.
После Гибралтара мы вошли в неспокойные воды. Палубы опустели: большинство пассажиров держалось своих кают. На мою радость обнаружилось, что я хорошо переношу качку. Даже Эдвард не вставал с кровати, что дало мне несколько часов полной свободы. Порывы ветра чуть не сбивали с ног, поэтому я пробралась на нижнюю палубу, прилегла на шезлонг и, завернувшись в плед, наблюдала, как море словно пробку швыряло наше судно.
Невольно пришел на ум каламбур: "Невозмутимая леди". Впрочем, и вправду невозмутимая, безразличная к бушующим штормам. Какой, однако, дар - безмятежность! Как бы я хотела им обладать - при том что внешне, мне кажется, я оставляла именно такое впечатление о себе, но это только оттого, что умела скрывать свои истинные переживания. Но, по-моему, так поступали все, кто был на судне. Мысль об этом навела меня на вопрос, в какой мере мои спутники отличались от образов, которые хотели составить у окружающих. Выходило, что у каждого из нас имелся свой предмет тайных воздыханий.
Мои философствования были под стать обстановке: я была одна на опустевшей палубе - остальные пассажиры залегли по каютам, уступив превратностям погоды.
- Мое почтение! - Кто-то враскачку пробирался ко мне. Я разглядела судового казначея Дика Каллума. - Храбрая женщина, - громко, перекрикивая гул моря, восхитился он.
- Я слыхала, что в такие моменты больше всего показан свежий воздух.
- Возможно, но мы не хотим, чтобы вас смыло за борт.
- Здесь я прикрыта. Мне ничто не угрожает.
- Да, там вы в достаточной безопасности, тем более что ветер слабеет на глазах. Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, неплохо.
- Неплохо значит не вполне хорошо. Знаете что, принесу-ка я вам немного бренди. Вам сделается совсем хорошо.
- Нет-нет, пожалуйста, я не…
- Это только в лечебных целях, - успокоил он. - Предписание казначея. Отказов я не принимаю.
И, раскачиваясь, ушел. Отсутствовал он так долго, что я начала думать, что он забыл обо мне, но вдруг появился, с поразительной ловкостью балансируя небольшим подносом с парой рюмок. Он дал мне подержать поднос и, пододвинув шезлонг, прилег по соседству.
Я пригубила бренди. Дик оказался прав: легкое недомогание начало отступать.
- При обычной погоде вас увидишь нечасто, - усмехнулся он. - Вас способна "выдуть" только буря. Вы как та дама на флюгере: показываетесь только в шторм.
- Что поделаешь, у меня свои обязанности, - ответила я.
- Как и у меня.
- А в непогоду?
- Несколько часов передышки. Не беспокойтесь, нет никакой опасности крушения. Всего лишь волнение и попутный ветер. Мы, моряки, не считаем это непогодой.
Что-то привлекательное было в его внешности, нечто, показавшееся мне знакомым: только я не могла определить, что это было.
- У меня такое чувство, - заметила я, - что мы где-то виделись раньше, но это невозможно, если, конечно, вы не заглядывали в лэнгмутский магазин посмотреть мебель.
Он помотал головой.
- Я вряд ли забыл бы вас, если бы видел раньше.
Я засмеялась его словам. Не поверила им. Не отличаясь особой красотой, я привыкла смотреть на себя как бы со стороны и не видеть ничего запоминающегося в своей наружности.
- Может, это было в другой жизни, - улыбнулся он.
- Вы верите в перевоплощение?
- Говорят, моряк готов поверить всему. Мы суеверное племя. Ну, как бренди?
- Согревает, укрепляет дух. Мне в самом деле полегчало. Большое спасибо.
- Я понял, вы сопровождаете семью капитана. Вы давно в Замке?
- Нет, совсем недолго. Меня наняли только на это путешествие.
- Тот еще дом, а? Разумеется, мы - те, кто обязан семейству средствами к существованию, - относимся к ним с должным пиететом.
- В данный момент в вашем голосе не чувствуется особого почтения.
- Ну, мы ведь не на вахте - и вы, и я.
- Выходит, только исполняя свои обязанности, мы должны вспоминать о благодарности?
- Благодарности? - засмеялся он. В смехе сквозила горечь. - Чего ради я должен ее испытывать? Я делаю свою работу. За это мне платят. Может, это компания должна быть мне благодарна.
- Возможно.
- Нечасто мы удостаиваемся чести перевозить на борту кронпринца и наследника престола.
- Вы о мистере Рексе Кредитоне?
- О нем. Подозреваю, он приглядывает за нами. Наверняка подробно доложит в контору о каждом из нас. Горе тому, кто оступится.
- Мне он вовсе не показался таким. Всегда такой обходительный.
- Яблоко от яблони… Я наслышан о том, что старого сэра Эдварда интересовало только дело. Тем же заразил и леди Кредитон. Сами знаете - даже капитана с его матерью приняла. Говорят, она недавно умерла.
- Да, я тоже слышала.
- Ну, разве не странное семейство?
- Довольно-таки необычное.
- Ясно, чем занят наш доблестный капитан.
- Чем?
- Мечтает оказаться в шкуре Рекса.
- Он вам сам говорил об этом?
- Я не пользуюсь его доверием. Однако в некотором роде сочувствую. Только представьте: оба воспитывались вместе, но один законный, а другой нет. Рано или поздно это должно было его пронять. Сами подумайте. Рекс - наследник миллионов, а наш доблестный капитан - всего лишь капитан, разве что с небольшой долей прибылей.
- Он отнюдь не кажется обиженным.
- Вы так хорошо его знаете?
- Н… нет.
- Но знали, до того как появились на судне? Наверняка знали. Хотя мало видели после начала плавания. Он будет занят до самого Порт-Саида. Значит, вы познакомились еще до отплытия?
- Да, мы встречались.
Я заметила, как изменился мой голос, и надеялась, что это прошло мимо его внимания.
- Ясно. А эта сестра - ваша большая приятельница?
- О да, я здесь оказалась благодаря ей.
- В какой-то момент мне почудилось, что сам капитан взял вас присматривать за сыном, - усмехнулся он.
- Нет, это заслуга сестры Ломан, - поспешно возразила я. - Она ухаживала за моей тетей, а когда освободилось это место, рекомендовала меня.
- И ее величество леди Кредитон соблаговолила принять рекомендацию.
- Вот именно. И поэтому я здесь.