Уже прошедший было мимо меня мужичок, развернулся и протянул мне веревку, к которой была привязана собака. Я взял веревку и положил на протянутую ладонь ему пятак. Мужичок, молча, пошел дальше по тропинке. Я замешкался на минуту, распутывая веревку, а когда поднял глаза, мужичка на тропе уже не было.
- Эй!
Ответом мне была тишина.
- Эй! Где ты.
Собака заскулила и потянула меня в лес. Веревка выскользнула из влажной ладони, и собака рванула в чащу напролом. Я кинулся за ней.
- Не упусти собаку…не упусти собаку - я сам себя уговаривал бежать быстрей, не обращая внимания на колючие ветки, царапавшие мне лицо и руки, на коряги, торчащие из земли, рвавшие мои штаны, на слякоть и мокрые еловые иголки, наверное, еще прошлогодние, которые забивались мне в ботинки вместе с грязью. Собака, казалось, и вовсе не замечала ничего этого, мчась напропалую и будто не встречая препятствий на своем пути. Я почти потерял её, несся как мог, только и замечая, как колышутся метрах в двадцати от меня отблескивая в свете луны мокрой хвоей, еловые лапы, задетые мощным животным. И вдруг я вылетел на совершенно голую полянку. Маленькую, не больше пяти метров в диаметре и совершенно голую - ни ветки, ни камня, вокруг стеной стоит лес, сверху луна, как огромный фонарь. Собака, сияя горящими зелеными плошками глаз, сидела посередине поляны. Я вспомнил слова Ксаны: "Как только она остановится - тут же кидай в нее камень или палку - что подвернется и кричи: "Рассыпься!" Там увидишь все своими глазами - копай в том месте, откуда знак увидишь."
Я озирался. Не было ничего под рукой. Собака словно смеялась надо мной - пасть была растянута в ухмылке. Она хрипло залаяла, и лай стал напоминать хохот, дикий, истерический. Наверное, больше от ужаса, чем из чувства долга, я швырнул, в собравшуюся было удрать, собаку лопатой и заорал:
- Рассыпься.
Подскочившее животное взвыло на весь лес страшно, утробно, взвилось к облакам и рассыпалось зелеными искрами над полянкой. Как только искры коснулись земли оттуда, прямо возле меня в небо взметнулся столб света. Мгновение, другое, я кинулся за лопатой и только успел воткнуть её в землю, откуда бил светящийся столб, как он исчез.
Копать мокрую, тяжелую землю ночью, одному - то еще веселье. Я ругался про себя и на себя, и на Ксану, отправившую меня сюда. Лопата входила все глубже и глубже, как ни странно - чем глубже, тем мягче была земля, и легче было копать. Вскоре я уже по пояс стоял в большой яме, а рядом с ней высилась куча выкопанной земли.
Наконец я услышал характерный скрежещущий звук. Лопата, наверное, коснулась крышки сундука. Я с еще большим рвением принялся откапывать сокровище - это был мой первый в жизни клад. Настоящий! Какой азарт!
Обливаясь потом, я вытащил небольшой, но весящий не меньше двадцати килограммов сундук на поверхность. Хотелось курить - зачем такой отпуск, если нужно столько усилий, чтобы из него вернуться.
Я потянулся к замку. Шорох в чаще насторожил меня. Облака набежали, закрыв собой яркий блин луны. В корнях стоящей напротив меня вековой ели что-то зашевелилось. Это что-то увеличивалось, разрастаясь, принимая форму не то огромного медведя, не то рычащего гигантского вепря. Я хотел броситься бежать, но ноги словно онемели, я упал рядом с сундуком, а надо мной нависала рычащая черная масса.
- Угомонись, Верлиока!
Ксана, взявшаяся из ниоткуда плеснула чем- то в чудовище. Черная масса зарычала, сворачиваясь, рык превращался в тоненький писк. Через мгновение это нечто скрылось в корнях дерева.
- Ксана!
- Кажется я вовремя.
- Что это было?
- Верлиока. Лесной демон, хранитель клада.
- Как ты меня нашла?
В свете вновь вышедшей из-за облаков луны, я увидел её укоризненный взгляд, говоривший сам за себя.
- Ну, хорошо, а что за мужик продал мне собаку?
- Дедушка леший - он меня охраняет. Худа не сделает, но врагов моих запутает так, что вовек из лесу не выйдут.
- А волков здесь нет?
- Есть, - она рассмеялась, - но они сейчас спят.
- Волки? Спят ночью? - я попытался подняться, но по-прежнему не чувствовал ног.
- Это наваждение, подожди. - Она достала из кармана что-то, похожее на пыль и сдула её с ладошки прямо мне в лицо. Я чихнул, ноги тут же обрели былую чувствительность. Я даже не удивился:
- Ты моя волшебница. Смотри, что я нашел, - я потянулся, было, к замку сундука.
- Стой! Стой, - она отвела мою руку. - Помнишь, я говорила, что на кладе заклятье.
- Какое?
- Нечисть просто так клад не отдаст. Смотри.
Ксана сорвала лист дуба и дотронулась до замка на сундуке. Лист съежился, словно его ошпарили кислотой.
- То же самое было бы с твоей рукой.
- Но ведь я брал сундук за ручки и вытащил его из ямы!
- И у тебя отнялись ноги. Каждая часть сундука заклята - а заклятье надо снимать, иначе…
- Да. Ты действительно вовремя! Опоздай ты на пару минут и быть мне парализованным и безруким, - я рассмеялся.
- Надо вылить на замок святой воды и прочитать молитву. - Она с очень серьезным видом, быстро плеснула на замок воду из пузырька, который вынула из кармана. Вода зашипела, Ксана быстро-быстро зашептала:
- Господь впереди, божья матерь позади, ангелы по бокам…
Слова заговора сливались с шелестом листвы. Замок звякнул и открылся сам собой. Мне тут же расхотелось смеяться, косясь на Ксану, я протянул руку и откинул крышку. В лучах лунного света переливались драгоценные камни, тускнели монеты, белела нитка жемчуга.
- Стой, не трогай! - Ксана подошла, и, обернув мешковиной боковую ручку сундука, ссыпала верхнюю часть драгоценностей назад, в яму.
- На этой части клада обычно всегда проклятие.
- Сколько условностей
- Они спасают жизнь. Нам ведь не клад нужен, правда.
- Ну, я бы не отказался…
- Вот он. - Она достала со дна сундука огромный, размером с кулак рубин. Даже в темноте было видно, как он переливается, играя гранями в лунном свете.
- Яйцо птицы Алконост.
- Легенда называет его именно так.
- Первая удача. Пойдем, - я обнял ее и поцеловал в висок. - Скоро рассветет, нам нужно выйти к заимке досветла.
* * *
И снова я сидел, наблюдая за тоненькой струйкой воска, выливавшейся в плошку с водой. На этот раз из воска вышло что-то вроде изображения избы, которая вся была испещрена узорами мелких капелек. И пока я любовался редким рубином, который и впрямь был похож на большое куриное яйцо, Ксана читала эту абракадабру как книгу.
- У Ратиши была любовь великая - Любава. Человек он был лихой, жениться не стал, да только сердце свое из груди вырвать не мог. Любава его привечала, а в худой день, бывало, и от княжьих людей прятала в погребе. Вот в ее избе-то, в погребе, второй камень и спрятан.
- А где эта изба?
- Ох, и глуп ты бываешь, барин мой дорогой! - Ксана покачала головой, - за столько веков, какая ж изба уцелеет!
- Так как же нам найти то место! - Я обиделся на "глупого" но виду не подал.
- Камень сам нам укажет, где он. Да только тут дело посерьезнее будет.
- В каком смысле?
- А в том, что не сундук это с золотом, а поклажа под зарок.
- Это мне совершенно ничего не говорит.
- Лихие люди такую поклажу делали, когда угроза их жизни была. Закопают неглубоко свою вещь - когда серьгу из уха, а когда и крест нательный, а рядом сокровище кладут. Кладут не с тем, чтобы забрать обратно, а с тем, чтобы не нашел никто. Покуда цела поклажа, - не сможет человеку никто вреда причинить.
- Вроде оберега?
- Так и есть. Верней Любавы у него никого не было. Она не предавала, берегла его, как могла, вот он у нее в подполе и спрятал поклажу и зарок дал - какой, того я не ведаю. А только кончился тот зарок, в тот момент как не стало Ратиши. Теперь клад вроде как бродить будет, пока его не обнаружат.
- А почему его раньше никто не нашел? Или может, нашел?
- Легенду, конечно, всяк в деревне знает, да только до того ли людям. Они и забыли про нее уже. Видно никому до тех камней дела не было.
- А если бы кто-то из деревенских нашел? - Не оберешься мороки, Данила Алексеевич, - у крепостного кто камень купит в деревне - да никто! В город без разрешения хозяев не сунешься, а коли и попадешь, так нарвешься на прохвоста, или в участок сдадут. Нет. Наши крестьяне не станут этим промышлять - найдут, так все равно барину отдавать. Не станут они. Камень на месте, я чувствую. Завтра с раннего утра и начнем поиски. Ложись спать!
- Опять один! Ну, уж дудки! - Я подхватил ворожею на руки и понес в спальню. Она, слегка, для вида, сопротивлялась, но я всегда знал, что нужно сделать с женщиной, чтобы сопротивление не было таким уж активным. Эту ночь я не намерен был отпускать её от себя. Она покорно лежала рядом, положив свою голову мне на грудь:
- Мне надо уйти ненадолго.
- Я не отпущу тебя. Ты сама понимаешь, как мало у нас времени. Найдем эти камни, отыщем ключ и все - я тебя больше никогда не увижу! - я сжал её в объятиях, хотелось плакать.
- Не надо, милый барин, - она провела рукой по моим волосам и сделала пасс перед глазами:
- Спи!
И я уснул. Тут же без возражений. Проснувшись глубокой ночью, я нащупал только пустую постель рядом. Она опять меня провела! Ответила на мой порыв, одарила своей любовью и исчезла. Видимо такова судьба всех мужчин, у которых возлюбленная - колдунья. До рассвета я не мог сомкнуть глаз.
* * *
Я был рассержен на Ксану за ее побег, но беспрекословно выполнил все, что она велела: собрал мужиков, велел запрячь две телеги, запасся свечами, факелами, огнивом, мешками, веревками. Усевшись рядом с Ксаной на одну из телег, я обиженно и вопросительно посмотрел на нее.
- Не сердись, барин, я ведь не все могу тебе рассказать. Кое-что должно быть скрыто от твоих глаз.
- Ты носишь моего ребенка. Ты должна заботиться и о нем и о себе, по крайней мере, не по лесу ночью бегать, а спать в теплой постели под охраной надежного мужчины. - Я невольно улыбнулся от такого самохвальства.
- Поедем за село - там за полем нераспаханная равнина. Давным-давно там была деревня, только она сгорела от лесного пожара. Вся дотла выгорела. На пепелище тогда ничего не стали строить - построили здесь, да за рекой. Место большое, называют у нас его Пожарищами, но до вечера найдем, что ищем.
Мужики заволновались:
- Барин, что делать надо?
- Слушайте, что Ксана скажет.
Как заправский генерал она выстроила телеги друг подле друга и велела идти парой по равнине, а дойдя до пролеска развернуться обратно - словно бы поле пахали и так до конца её. Мужики смотрели на нее как на сумасшедшую. На нее, потом на меня. Поколебавшись, я кивнул им. Ксана вновь запрыгнула ко мне на телегу, и мы тронулись бороздить пустошь.
- Скажи мне, - я взял ее озябшие руки в свои и пытался отогреть их. - Скажи, куда ты все время пропадаешь?
- Я - дочь этого леса. Я служу ему, а он - мне. Мне нужно каждый день быть у Колыбели, чтобы не пропустить… - она замялась.
- Что не пропустить, - я откинул с её лба непослушный темный локон, - что, Ксана?
- Когда наступит момент. Скоро первый снег. Мы должны успеть. Колыбель подскажет…она может открыться для постороннего человека только однажды. Мне надо все для этого сделать. Иначе ты не сможешь уйти.
- Читаешь там свои заклинания и танцуешь у водопада? - я улыбнулся с горечью. - Лучше побудь со мной, нам так мало осталось вместе, вдвоем…
- Мне нужно готовить отвары и …многое надо успеть, понимаешь! Обещай мне, что не станешь больше меня удерживать силой. Я все равно уйду. Я буду возвращаться сразу как смогу, правда!
- Обещаю, - я выдавил из себя это слово, вовсе не будучи уверенным в том, что сдержу свое обещание. Словно услышав мои мысли, Ксана с улыбкой, слегка наклонив голову, заглянула в мои глаза:
- Обещания надо выполнять. Помни об этом.
Телеги нарезали круги по пустырю безрезультатно. Солнце клонилось к закату. Ксана заметно нервничала. Вдруг, телегу, едущую рядом с нами, тряхнуло, и она ушла одним колесом в землю.
- Есть! - Ксана подпрыгнула от радости и тут же скомандовала:
- Цепляйте ту телегу к нашей и вытаскивайте.
Мужики засуетились около телег. Мы сошли на пустырь. Когда мужики оттащили телегу, мы увидели узкий лаз, размером с колесо этой самой телеги, который вел вниз.
- привяжи факел к веревке и спусти вниз, - тон Ксаны не терпел возражений.
- Я спущусь!
- Не смей! Делай, как я велю, барин.
Я послушно обвязал факел веревкой и поджег его, опуская вниз. На какое-то мгновение факел осветил темноту подземелья и тут же погас.
- Попробуй еще раз.
Но раз за разом картина повторялась - факел опускался и гас. Посмотреть, что там внизу не было никакой возможности.
- Барин, а дайте-ка я спробую - у меня получится. - Один из крестьян, видимо, чтобы угодить мне, вызвался спуститься вниз. Его обвязали веревкой, дали ему факел, свечи и огниво.
- Ежели чего, Тимофей, ты за веревку дергай - мы тебя тут же вытащим.
Мужика опустили в провал. Тут же зажегся свет факела, мы смотрели вниз. Было довольно глубоко, виднелись земляные стены полусгнившая лавка. Вдруг факел погас и внизу заиграли голубоватые сполохи. Тимофей закричал и дернул за веревку. Его потащили наверх. Когда показалась его голова с выпученными от ужаса глазами, мы переглянулись - он был седым. Лицо его было перекошено, половина тела отнялась.
- Удар его хватил.
- Чертовщина там какая-то.
- Барин, мы несогласные…
Ропот мужиков становился все громче.
- Хватит! - я прервал их, - я сам пойду.
- Погоди, Данила Алексеевич, я с тобой. - Ксана сделала шаг вперед.
- Нет, и это не обсуждается.
- Без меня тебе не справиться. Вытащат тебя оттуда таким же как Тимоху. Расширьте отверстие.
В потемках мужики как смогли, сделали проход шире.
- Обвяжите нас обоих веревкой и спускайте. - Ксана обняла меня, нас обвязали веревкой. - По сигналу поднимете.
Крестьяне стали тихонько опускать нас в связке вниз. Стало почти совсем темно. Вскоре мои ноги нащупали землю. Я зажег факел. Мы встали спиной к спине. Ксана зажгла от факела свечу и велела затушить его. В тусклом свете я осматривал земляные стены погреба - полусгнившие полки с глиняными черепками, лавка, рассыпавшаяся почти в труху, кусок домотканого покрывала, истлевший от времени. - Целую вечность, здесь не ступала нога человеческая. Лет триста, а то и больше! Я чувствовал себя ученым, открывшим гробницу Тутанхамона.
- Берегись! - Ксана дернула меня за рукав, я увернулся от летящего прямо мне в голову увесистого осколка кувшина. Заиграли синеватые сполохи и трухлявые полки пришли в действие. Волосы мои на голове встали дыбом - вокруг меня как в плохом фильме ужасов летали, то и дело, целясь нам с Ксаной в головы, различные предметы, вернее то, что от них осталось.
- Что это?
- Бес, барин!
- Почему! - я пытался уворачиваться от предметов, - Ратиша же умер!
- Даже "бродячий" клад просто так в руки не даётся! Берегись, отойди в сторону, Данила…
Из угла погреба вырастало чудовище, похожее на то, что я видел в прошлый раз в лесу - только на сей раз всё из синевато-голубых огоньков. Громогласное рычание могло испугать кого угодно. Вдруг я услышал из-за спины серебристый голос Ксаны: она пела ту самую молитву, что и тогда у реки. Её голос струился, переливаясь, как горный ручей, старорусские слова сплетались в дивные сочетания, которые не поддавались моему пониманию. Она достала из складок платья фляжку и стала разбрызгивать из нее какой-то невероятно душистый отвар.
Спустя минуту предметы рухнули на землю, а чудовище в углу свернулось клубком, превратившись в большую черную кошку. Памятуя о том, как надо было поступить в прошлый раз с собакой, я схватил погасший факел и швырнул им в черную бестию:
- Рассыпься!
Фонтан голубоватых искр вспыхнул на месте кота и ударил в противоположный угол.
- Ты быстро учишься, барин мой любезный! - она погладила меня по щеке.
- С тобой по-другому не получается, любимая. - Я поцеловал ее в ответ в висок. Я почти привык к ее оборотам речи, и мне безумно нравилось, когда она звала меня по имени отчеству или "любезным барином", я даже не старался разубедить ее называть меня так - это было волнительно и возбуждающе. Ксана зажгла факел:
- Копать надо здесь.
Я приготовился к рытью огромной ямы. Однако, стоило мне выкопать углубление размером с ладонь, как лопата звякнула - что-то раскололось. Ксана зажгла еще факел и светила мне - в ямке лежал обычный чугунок.
- Погоди, не трогай, - она вылила остатки зелья из фляги на чугунок. Шипения, или каких других фокусов не последовало.
- Можно доставать.
- Ты уверена?
- Не бойся, верь мне.
Я поднял чугунок со дна ямы и перевернул. Там лежал сверток. Я достал его и развернул. В полуистлевшую детскую распашонку был завернут камень
- Смотри, Ксана!
- Это он. Он завернул ее в крестильную рубашечку. Срок зарока истек, мы можем взять его.
Я поднес факел к камню. Огромный, переливающийся и черный как смоль турмалин был даже больше того рубина, что мы нашли в лесу.
- Яйцо птицы Сирин. - Ксана взяла камень у меня из рук.
- Скорее похоже на яйцо малого страуса, - я попытался пошутить.
- Страуса? - глаза ворожеи уставились на меня с любопытством. В свете факела она была невероятно красива. - Не знаю такой птицы.
Она гладила камень:
- Этот камень обладает невиданной силой - колдуньи всего света мечтали бы заполучить его, - это боевой камень против всякой нечисти.
- Да уж, - я усмехнулся, - если этим булыжником запустить в голову самому черту - мало не покажется.
- Все бы тебе шутить. Надо подниматься наверх. А то сбегут твои крестьяне от страха.
Я дернул за веревку, и нас медленно потащили наверх.
Одной телегой стало меньше - Тимофея повезли в село. Мы с Ксаной примостились на краю оставшейся, и она медленно повезла нас назад. Промозглый осенний ветер срывал остатки листьев с деревьев.
- Скоро первый снег… - Ксана прижалась ко мне, и я обнял ее, укрыв своим тулупом, который как раз накануне мне выдала Антонина.
- Я бы хотел увидеть своего ребенка.
- Ты увидишь его…
- Как? Если мне скоро уходить.
- Обязательно увидишь. Верь мне. Только верь, хорошо?