Ни у кого даже сомнения не возникло, что чаша может не сработать. Слепа и сильна была вера народная в чудеса божьи.
- Прости нас, Гришка!
Григорий повернулся к Альке и показал ей свои мокрые руки:
- Я не виновен, матушка!
- Я знаю, Гриша. - Алька улыбалась, по щеке её текла слеза. Смахнув её, она прошептала:
- Я знаю, Гриша, не уходи, останься до конца.
Он едва заметно кивнул и, спустившись с помоста, встал поодаль.
Потянулась длинная вереница народа. Мужики и бабы, крестясь, опускали руки в воду и клялись в своей невиновности. Машка подошла последней. Бледное веснушчатое лицо не выражало страха. Поджатая ссохшаяся правая рука была перевязана тряпицей. Она поцеловала крест, перекрестившись, сняла тряпицу и, неловко изогнувшись опустила руки в воду.
- Ты ли виновна в смертоубийстве Настасьи Селивановой?
Настасья помолчала и выпалила:
- Нет!
Алька закрыла глаза, приготовившись услышать дикий визг ошпаренной женщины. Но вокруг была тишина. Алька выругала себя: как она, женщина с высшим образованием, могла поверить в эту чушь!
Лакей пожал плечами:
- Остались ребятишки, матушка.
Алька обернулась к Ксане:
- Дальше нет смысла продолжать. Чаша не работает. Ты ошиблась.
Ксана усмехнулась:
- Чаша всегда работает. Убийца здесь. Вели всем пройти испытание до конца.
Алька кивнула:
- Пусть дети тоже пройдут.
По очереди подростки старше семнадцати лет стали всходить на помост. Алька недоверчиво хмурилась, как вдруг в толпе подростков она увидела паренька с такой же ссохшейся рукой как у Машки. Он даже похож был на Машку! Кроме того, парень явно нервничал, в то время как остальные подростки явно веселились, и, когда подходила его очередь, пропускал вперед себя другого. Алька вспомнила слова Григория: "У нее ж рука сухая. И у отца её такая была и у бабки - по деревне все знают - порча на ней какая-то, на всей семье, на сорок колен вперед - от отца к дочери, от матери к сыну". Внезапная догадка осенила её. Сын мог отомстить за мать! Паренек остался последним - больше никого не было. Озираясь, он взошел на помост. Такое же веснушчатое лицо, как и у матери, было бледным. Он перекрестился и поцеловал крест, опустил руки в воду, так же неловко изогнувшись, как и его мать. Народ тоже стал замечать неладное. Заскучавшие было крестьяне, утихли и смотрели на мальчишку. На вопрос батюшки он молчал. Потом с отчаянием глянул в толпу и крикнул:
- Нет! - резко выдернул руки из воды. Вода вскипела, - необычно, как-то сразу, высоко взметнувшись из чаши и обдав паром и его и стоящего рядом священника, но, не успев сильно обварить. Парень завопил и кинулся, было с помоста, но ноги его словно приросли к деревянным доскам. Он упал, колотя кулаками по помосту. Алька поразилась - вот так зелье сварила ворожея. Машка закричала не своим голосом:
- Сыночек! Зачем же ты это сделал?!
- Она моя была! Я её больше жизни любил! - парень бился головой и руками о помост. - Она моей должна была быть, а сама с батькой крутила! - Он с ненавистью уставился на ошалевшего Григория:
- Ненавижу тебя! Кабы не ты, я бы сам на ней женился! Ненавижу! И её убил, потому, что мне улыбалась, целовала меня, голову мне морочила, а сама с отцом спуталась! Э-эх! Маменька, жалко мне тебя, маменька.
Машка обняла разбитую голову сына и баюкала его, уставившись куда-то вдаль, а он рыдал у нее в коленях. Алька растерянно смотрела по сторонам, словно ища поддержки у народа. Крестьяне начали расходиться. Алька была в шоке от того, то вода в чаше действительно вскипела. Она подошла и дотронулась - чаша была действительно горячей.
- Что же теперь делать?
Ксана подошла к ней:
- А что батюшка ваш бы сделал?
- Не знаю, Ксана, не знаю. - Алька смотрела на Григория. Он один сейчас мог дать ей совет.
Григорий сам был растерян и смотрел то на мальчишку-подростка, убившего его жену и оговорившего его, то на Альку, то на разбредавшуюся толпу крестьян:
- Решай, как знаешь, матушка, меня не спрашивай. Я зла на него не держу - мал он еще совсем.
Алька повернулась к Машке:
- Если я сдам его в город - сидеть ему в тюрьме. Оставить его здесь я тоже не могу - сама знаешь, в деревне ему житья не дадут. Забирай его, и уезжайте отсюда. Я бумаги напишу, какие надо.
* * *
Я немного волновался. Прошло три недели с тех пор, как исчезла Ксана, после того как вывела меня из леса. Тянулись однообразные дни, Анисим то чинил что-то, то делал какую-то работу по дому, то, раскурив трубку, предавался воспоминаниям о прошедших баталиях. Все это порядком мне надоело. Меня больше не радовали ни теплые летние деньки, ни ласковое солнышко, ни крестьянки с пышными формами, которых я поначалу с удовольствием щипал за эти самые формы. Единственное, что я смог выведать, это то, что Ксана пошла в услужение к Альке и находится в соседней деревне. Как только ей удалось преодолеть порожистую речку, если даже взрослые, сильные мужики на добрых лодках на это не решались? Загадка! Она вся была загадкой. Я тосковал по ней. Порой холодный пот проступал от мысли, что Ксана сейчас рядом с Алькой. Она могла все ей рассказать. Могла сделать что-то с женой…да мало ли чего. Сам для себя я принял решение найти Альку и объясниться с ней, сказать, что больше не люблю ее. Я просто бушевал, глядя, как копаются работники, восстанавливавшие мост. Анисим со словами: "Там опасно барин!", едва оттаскивал меня от стройки - я рвался помогать нерадивым трудягам. Наконец все было почти закончено и с наступлением сумерек черновые бревна, в конце концов, достали до противоположного берега. Я почти бегом перебрался по ним и направился в сторону Приустья, окраина которого виднелась на горизонте. Почти дойдя до деревни, я вдруг заставил себя остановиться: зачем я так рвусь туда? Увидеть Альку? Зачем? Я даже не помню её лица. Портрет в моей усадьбе был чужим - я вдруг подумал, а вдруг это совершенно другой человек, вдруг это не моя настоящая Алька?! Но ведь в "Стораксе" нам гарантировали, что отпуск мы проведем вместе. А что если я вообще не смогу её узнать. В памяти был только рыжий пушистый одуванчик волос… а в сердце была Ксана.
Она появилась так же неожиданно, как и исчезла тогда в лесу, доведя меня до деревни. Вынырнула откуда-то из густой темноты, когда я уже подходил к Алькиной усадьбе, точь-в-точь напоминавшей мне мою, собственную в Заволожках. Видимо, здесь программисты "Сторакса" особо оригинальничать не стали.
- Не ходи туда, барин. - Она потянула меня за рукав.
- Ксана! Наконец ты объявилась! - Я был вне себя от радости, подхватил ее на руки и закружил:
- Я искал тебя, ждал! Где же ты была? Где пропадала? Я так рад тебя видеть!
- Погоди, барин, постой. Ты не ходи туда сейчас, слышишь!
- Почему, Ксана? - смутные подозрения закрадывались в душу, - почему?
- Просто послушай меня. Не надо тебе туда ходить, поверь.
- Да что там стряслось? Объясни толком! Ты ей про нас рассказала?
- Нет, барин, нет, не в этом дело!
- Тогда в чем? Ели ты про нас, то я намерен все ей объяснить. Ты и только ты сейчас в моем сердце!
- Вижу - тебя не остановить. Тебе не понравится то, что ты увидишь! - она промолвила и словно сквозь землю провалилась - исчезла, растворившись в темноте. Я остался один расстроенный и озадаченный. Переминаясь с ноги на ногу, я стоял у ворот усадьбы. Что могло мне не понравиться? Куда опять исчезла Ксана? И тут меня осенило - посмотреть в окна усадьбы. Я разом получу ответ сразу на все вопросы - моя ли там Алька, и что мне может так не понравиться. Я кинулся к ярко освещенным окнам первого этажа. Одно за другим. Ничего особенного - слуги, горничная смахивает пыль с мебели…. Вот еще окно - совсем тусклый свет, наверное, горит пара свечей, не больше…
То, что я увидел в этом окне, обдало меня словно кипятком. Холодный пот выступил на лбу, ноги подкосились. Сквозь занавески я видел, как сплетались в любовном экстазе тела Ксаны и молодого мускулистого мужчины с длинными черными волосами. Я отчетливо видел ее, в роскошном светло-голубом пеньюаре, спущенном с плеч, её лицо, с закрытыми от страсти глазами… боже, как она могла!
Красная пелена застила мне и глаза и сознание. Я рванулся в дом, отшвыривая лакеев, пытавшихся задержать меня. Почему-то сквозь пелену проступило старинное ружье, висевшее на стене гостиной, по которой я несся прямо к спальне изменницы. Я даже не понял, как ружье оказалось у меня в руках. Следующее что я помнил, - развернувшийся ко мне любовник Ксаны! Большего кошмара мне не приходилось видеть даже в страшных снах - у него было мое лицо! Точнее это был я сам, как если бы я смотрелся в зеркало. Дальше крик Ксаны, и выстрел, раздавшийся из ружья. Он упал замертво. Ксана кинулась ко мне, палец на курке предательски дрогнул. Выстрел опрокинул её навзничь, она только прохрипела:
- Гриша, как? Ты…
Я пришел в себя. В мозгу пульсировала только одна мысль: Что я натворил!
- Ах, барин, зачем ты это сделал? - я похолодел и обернулся. За моей спиной стояла Ксана:
- Ты?!
- Зачем барыню убил! Говорила я тебе, не ходи. Теперь плохо будет. Беда теперь будет, слышишь!
- Барыню? Это же была ты!
- Уходи теперь, барин!
Пространство стало искривляться, стены и пол словно плавились как пленка в старом киноаппарате. На моих глазах растаяло в воздухе тело мужчины, а волосы убитой женщины, из длинных черных локонов стали превращаться в рыжую короткую копну, так до боли знакомую. Тело таяло, растворяясь, плавящиеся пузыри ползли ко мне.
- Алька! Боже! Алька!
Все как-то само выстроилось в логическую цепочку - вот что имели в виду в "Стораксе", когда говорили, что мы будем вместе. Вместе, но каждый отдельно! Алька была со мной, но с таким, о котором мечтала она. Я был с ней, но с такой, о которой даже боялся грезить! Как изощренно! Значит Ксана, это Алька, только такая, о какой я только мог мечтать?! А тот кузнец - это был я, только воплощением ее мечты!
- Быстрей, барин, быстрей, беги за мной!
Ксана схватила меня за руку и потащила прочь из усадьбы, через поле, к лесу. Я оглянулся. Усадьба складывалась как карточный домик вместе с окружающим пространством. Воздух стал холодным, вокруг была осень. Настоящая, с опадающими листьями и мелким дождем. Едва мы перебрались через мостки, как они исчезли вместе с речкой и деревенькой по ту сторону. Теперь вокруг была пустая холодная равнина, и только окна моей деревеньки горели вдалеке. Я, почти теряя сознание от бешеной гонки, присел на мокрую землю:
- Ты и теперь скажешь, что это все по настоящему, что это на самом деле? По мне так это какая-то жуткая сказка.
- Просто мы сейчас в твоей сказке. И это все по настоящему, не сомневайся.
- Кто ты на самом деле? Ты - Алька? - Я чувствовал, что схожу с ума - еще ми
- Я - Ксана, я твоя Ксана. - Она как заправский гипнотизер сделала пасс у меня перед глазами, и я провалился в темноту бессознательного.
* * *
- Скажите, сколько еще он будет в этом состоянии? - Алька смотрела на мужа, лежащего без всяческих признаков сознания в гелевой ванне, предназначенной специально для коматозников, с целью недопущения появления пролежней, подключенного к аппарату искусственного дыхания, в реанимационной палате "Сторакса"
- Трудно сказать, - это первый и единственный подобный случай. Прошло больше месяца после вашего возвращения. Он в глубокой коме, и чем дольше он в ней остается, тем меньше у нас шансов вернуть его назад.
- Как же это получилось? Ведь со мной все в порядке!
- Все в порядке и со всеми остальными путешественниками, случай с вашим супругом - исключение!
- И все же.
- Я могу только повториться, что после запуска машины неожиданно прекратилась подача электричества, компьютер отключился, и произошла передозировка компонента, введение которого контролировал компьютер. Это вызвало погружение вашего мужа в состояние глубокой комы. Я вообще поражен, что он остался жив. Мы немедленно извлекли микрочип и применили все возможные средства реанимации, но - тщетно.
- Профессор, но там, в прошлом, я видела его, я была с ним…
- Это был сценарий. Каждый из вас должен был испытать свое приключение, а образы, написанные для вас, складывались из вашего воображения и программы компьютера. Проще говоря - вы видели то, что хотели видеть.
- Сценарий. Как странно… я уверена, что это был именно он, только в другом образе. Я только после возвращения поняла, что кузнецом был именно он…
- Что мадам?
- Простите, это я о своем. Так что же делать? Если он не вернется к работе в ближайшее время, он просто потеряет её. Как быть?
- Безусловно, мы выплатим полагающуюся страховую сумму - она с лихвой покроет все ваши расходы, ну а дальше как богу будет угодно.
- Как я могу помочь?
- Приходите и разговаривайте с ним. Нужно разговаривать - все кто в коме слышат, что происходит вокруг, это доказано. Любое слово, любое воспоминание может дать толчок к пробуждению. В свою очередь, мы применяем все известные методы лечения. Надо надеяться…
Профессор вышел. Алька вглядывалась в мертвенно-бледное восковое лицо мужа. В памяти еще ярки были образы прошлого. Сумасшедшее чувство всепоглощающей любви к Григорию, переродилось в еще более сильное чувство к мужу, образ которого принял её виртуальный возлюбленный.
- Данька, - она наклонилась к его лицу и прошептала едва слышно, - кого ты сейчас видишь там, Данька? Возвращайся скорее, прошу тебя!
Он еще не знал её секрета. Маленькая жизнь билась под её сердцем.
- Возвращайся, хороший мой, мы тебя очень ждем…
* * *
- Черт дери этих баб, - ворчание Анисима заставило меня открыть глаза, старый слуга, шаркая ногами по спальне, открывал занавеси на окнах, впуская в комнату тусклый свет осеннего утра. - Довели до падучей такого человека…
- Анисим, хорош бурчать!
Анисим подпрыгнул от неожиданности:
- Разбудил вас, барин, - простите Христа ради. Думал вы еще без чувств - давеча в себя не приходили, простите!
Я лежал в своей постели, переодетый в белую ночную сорочку и колпак. За окнами под порывами холодного ветра раскачивались пожелтевшие ветви ивы.
- Что это со мной?
- Захворали вы, барин, благо Ксана вас нашла - прибежала, говорит - плохо вам. Мы вас в дом принесли, переодели. Теперь вот, Ксана отвар готовит…
Я поднял глаза на стену. Портрет исчез. Анисим, перехватив мой взгляд, укоризненно покачал головой:
- Убрали мы его, от греха подальше. С тех пор как барыня ваша в заграницы с кузнецом сбежала - сразу и убрали.
- Сбежала с кузнецом?
- Ой, барин, как бы умом вы не тронулись, - еще летом сбежала, имение продала и за границу уехала, вы-то почитай все лето горе заливали, насилу вас с Ксаной в чувство привели.
Я ничего не мог понять. Еще вчера я стрелял в Ксану, которая оказалась совсем не Ксаной, а моей Алькой, еще вчера я четко понимал, что виражи виртуального путешествия завели меня в глубокие дебри, и я успешно сам себе эти дебри объяснил. Теперь, оказывается, прошло лето, в течение которого я заливал горе, а моя жена сбежала с кузнецом. Стоп, - ну да, все правильно, все логично, ведь должна была как-то измениться легенда для жителей моей деревни. Им ведь не объяснить, что своими неадекватными действиями я вызвал скачок в программе и исчезновение целого куска земли вместе со всем, что на нем находилось. Предупреждал же профессор - нельзя убивать. Только он обещал, что тогда программа просто прервет путешествие и вернет нас в настоящее. Алька уже вернулась назад. Почему же я до сих пор здесь, почему я не возвращаюсь?
Скрипнула дверь и в комнату едва слышно вошла Ксана.
- Выпей, барин, - она протянула мне глиняную плошку с каким-то отваром, - выпей, не бойся, тебе надо на ногах быть, а это снадобье тебе силу вернет.
- Ксана у нас кудесница, - Анисим подмигнул и пошел к двери, бормоча себе под нос:
- Да, осень-осень, что-то рано осень в этом году настала…
Ксана! - Я взял её за руку, - что происходит?
- Пей отвар, барин, пей, полегчает.
- Скажи что-нибудь, объясни…
- Я умом не могу, барин, я только сердцем чувствую - беда большая. Я в шар смотрела - ты не живой и не мертвец, ты и здесь и не здесь, тебе даже букашку нельзя трогать - иначе все на земле нашей изменится, и в то же время жизнь наша мимо тебя проходит. Ты - сам по себе, мы - сами по себе. Мы настоящие и ты настоящий, только ты свою судьбу проживаешь, а мы, вроде как со стороны смотрим.
Я притянул её к себе, и поцеловал в губы. Она улыбнулась и тряхнула черной гривой волос:
- Что, силы возвращаются?
Я вскочил с постели, подхватил её и закружил по комнате:
- Я силен как никогда!
Она стянула колпак с моей головы и запустила пальцы в мою шевелюру:
- Погибну я через твою любовь…
- Не говори так, все наладится.
- Ты должен вернуться туда, откуда пришел.
- Но у меня не получается, а сам я не знаю как, да и не очень хочу. Если только с тобой…
Я прижал её к своей груди:
- Никому, слышишь, никому не отдам тебя, любимая моя.
- Я и сама от тебя не уйду, если не прогонишь, - она глядела мне прямо в глаза. Волна желания затуманила мой разум, и я увлек Ксану на большую кровать под прозрачным балдахином
- К черту возвращение, к черту опасность, только ты для меня имеешь значение!