Я посмотрела на него. Вот он стоит - как всегда безупречный, словно фотомодель с этой ямочкой над верхней губой, в которую я влюбилась сразу и безвозвратно. Я лишь покачала головой, пытаясь отогнать снова подступившие слезы.
Все прошло. Все.
- Штефан, питомник и история с Петрой - две совершенно разные вещи.
- Не совсем так. Но я понимаю, что ты просто не хочешь видеть взаимосвязь. Мне жаль, Олли. И как долго я еще должен извиняться?
- Можешь не напрягаться, - холодно сказала я. - Такие вещи не прощаются.
Штефан вздохнул:
- Хорошо. Нет так нет. Может быть, ты будешь попрекать меня этой Петрой и через двадцать лет.
- Совершенно точно - нет.
- А ты не находишь, что следовало бы сделать усилие, чтобы попытаться меня понять? Хоть немного?
- Ах, Штефан. Я тебя понимаю. Раз уж тебе так ненавистен этот питомник, раз уж ты так рвешься в свой маркетинг, я - последнее препятствие на твоем пути!
Штефан улыбнулся.
- Тогда мне уже легче, - сказал он. - Я-то думал, что ты и в самом деле собираешься стоять до последнего.
Я уставилась на него. Да, похоже, он ничего не хотел понимать.
- Я уже нашел в Интернете потенциальных покупателей, - продолжал между тем Штефан. - Состояние рынка недвижимости сегодня довольно скверное, но не хуже, чем было два года назад. Поэтому, я думаю, мы можем вернуть те средства, что тогда вложили. По крайней мере, сможем остаться при своих.
Я слушала его со все возрастающим нетерпением.
- Штефан, ты снова неправильно меня понял. Я не собираюсь продавать питомник. Сколько раз я должна тебе это повторять!
- Но ты только что…
- Я сказала, что могу понять твое стремление найти для себя новое дело! Я же буду заниматься питомником одна. И совсем начистоту: от тебя последнее время здесь совершенно никакого толка.
Штефан рассвирепел:
- Ты действительно не хочешь ничего понимать? Я не позволю, чтобы наши деньги продолжали утекать, словно вода сквозь пальцы!
- Половина денег принадлежит мне, - сказала я. - И если я захочу, чтобы они утекали сквозь пальцы, то так и будет. С оставшейся половиной можешь делать что хочешь.
- Олли, девочка, теперь я действительно опасаюсь, в здравом ли ты уме. У нас пятьсот семьдесят тысяч долга за то, что мы здесь имеем, и даже если мы их заплатим, то от нашего миллиона останется меньше половины.
- Да, и на них мы отремонтируем дом и построим школу для садоводов-любителей, - заметила я. - То есть я хотела сказать, что могу сделать это сама. А ты можешь продолжать искать работу своей мечты. Останется достаточно и для автомобиля твоей мечты.
- Я этого не вынесу! Столь бесконечное упрямство граничит с абсолютным кретинизмом, - прошипел Штефан. - Пойми наконец своими куриными мозгами, что я не хочу больше видеть это дерьмо! Я хочу нормальную городскую жизнь, нормальную квартиру, встречаться с друзьями, путешествовать. Я хочу побывать на Мальдивах, в Новой Зеландии, в Сан-Франциско наконец.
Мне постепенно наскучила эта нудная песня. Я снова принялась за работу. Моя невозмутимость привела Штефана в ярость.
- А ты останешься совсем одна со своим любимым садиком. Будешь одна и в будни, и в праздники. Так и будешь стоять здесь в своих замызганных штанах и кедах, высаживая дурацкие цветочки в такие же дурацкие горшочки, и делать вид, что в мире не существует ничего более важного. Ты будешь говорить своим цветочкам всякую ерунду, даже не замечая, как это выглядит со стороны. Как неприятна вечная грязь у тебя под ногтями и постоянно испачканное лицо, насколько ты вся неприятна. А после этого ты еще спрашиваешь, почему я завел роман с другой женщиной?
В течение этого монолога я набирала в легкие побольше воздуха, а под конец со свистом выдохнула его от возмущения. Вот теперь он окончательно меня добил.
- Я тебе неприятна?!
- Конечно, ты мне неприятна, - ответил Штефан. Его лицо исказила ярость, полные губы стали совершенно бесцветными. - Ты неприятна любому мужчине. Как ты думаешь, почему мои друзья все реже и реже приглашают нас к себе?
Я все еще не могла до конца осознать сказанное им.
- Я тебе неприятна! Я - тебе!
От беспомощности я начала громко смеяться. Это действительно было смешно! Я ему неприятна. Моему собственному мужу.
- Посмотри на себя, - сказал Штефан.
Но я смотрела только на него и вся тряслась от смеха. Затем совершенно безо всякой паузы разразилась плачем. Да, я была истеричкой. Нервы сдали окончательно. Слезы лились из глаз рекой. Но все-таки поводов плакать было больше, чем поводов смеяться.
Штефан, очевидно, расценил эти слезы как мое поражение и готовность подчиниться.
- И если ты не хочешь меня потерять, то хорошо бы тебе немножко поднапрячься, - сказал он.
Я лишь всхлипывала, не в состоянии промолвить хоть слово. Я превратилась в дождевальную установку.
Когда же слезы иссякли, Штефана уже не было в оранжерее.
Я бы с большой охотой спряталась в наших руинах и появилась бы там после восьми вечера, чтобы сообщить Штефану, что, к сожалению, мы проиграли это пари. Но дело было не только в Штефане, которого я тем самым могла бы лишить его доли выигрыша, речь шла также об Эвелин и Оливере. А для этих двоих я уже сделала достаточно "хорошего". Мне лишь очень хотелось надеяться, что Оливер к этому времени был уже обкурен и сам не слишком соображал, когда ложился со мной в постель.
Никогда еще мне не было так тяжело возвращаться в квартиру Оливера, как сегодня.
Оливер стоял возле кухонного стола и что-то готовил. Так было почти всегда, пока я у него жила. Из кастрюли доносился упоительный запах пряностей. Впрочем, следовало признать, что, когда готовил Оливер, запахи всегда были упоительные.
- Привет, - сказала я, закрывая дверь.
- Привет, - ответил он, не оборачиваясь.
По его голосу я не смогла определить, какое у Оливера настроение, но то, что, отвечая на мое приветствие, он не добавил свое традиционное "Блуменкёльхен", было нехорошим признаком.
С другой стороны, со вчерашнего вечера наши полудетские прозвища стали неприемлемы. Если называть вещи своими именами, мы потеряли вчера нашу невинность. И дружбу нашу, по-видимому, тоже.
- Мне очень жаль, - произнесла я, опустив глаза.
Оливер наконец обернулся. Но, даже не глядя ему в лицо, я была уверена, что брови у него сейчас намного выше своего нормального положения.
- Что это было? - Голос Оливера все еще звучал нейтрально.
- Мне очень жаль, - повторила я.
- А что именно тебе жаль?
- Да, собственно говоря, все.
- Пожалуйста, смотри на меня, когда со мной разговариваешь, - произнес Оливер.
Его голос сейчас очень походил на голос Фрица, когда тот начинал читать свои воскресные проповеди. Неужели и он сейчас скажет мне, какая я бездарь?
Я подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. В его красивые, умные, серые глаза. В данный момент, впрочем, выражение их было довольно мрачным.
- Итак, тебе жаль, что ты вчера переспала со мной? - спросил Оливер.
Я кивнула. Это не было обманом. Мне было жаль, что я перешла дорогу Эвелин. Мне было жаль, что тем самым я еще более усложнила все происходящее.
- И потому, что ты сделала это, чтобы досадить Штефану? - спросил Оливер.
- Откуда ты знаешь?
- Эвелин рассказала мне о Штефане и этой вашей продавщице.
- Получается, что ты знал обо всем раньше меня? - Все знали об этом, и никто не сделал ни малейшей попытки, чтобы рассказать об этом мне. - Ну, прекрасно, ты действительно хороший друг!
- Я тоже так думал, - произнес Оливер и посмотрел на меня, качая головой. - Скажи-ка, Оливия, что это нашло на тебя вчера вечером? Почему ты просто не рассказала мне обо всем, а вместо этого начала вытворять все эти номера а-ля "я-очень-злая-девочка"?
Я нервно сглотнула слюну.
- Потому что я и есть злая девочка.
Оливер все еще качал головой.
- То, что тебе было нужно, так это хороший разговор и чашка горячего какао. Вместо этого…
При упоминании о "вместо этого" по моему телу пробежала дрожь.
- Мы не должны никому об этом рассказывать, - промямлила я. - Это никто не должен узнать, тогда никому не станет больнее.
- Кроме… - Оливер прикусил губу. - Ты права, - произнес он. - Мы станем вести себя так, словно ничего не произошло.
- Да, - облегченно согласилась я. - Поскольку я была пьяна, а ты обкурен.
Оливер поморщил лоб.
- Кто тебе сказал?
- Эвелин сказала, что ты тестировал наш… э-э… ее продукт.
- Я только пару раз затянулся от косячка господина Кабульке, - сказал Оливер. - Это и впрямь достойный продукт. Однако, к сожалению, для меня это не может служить оправданием. Твое же состояние было близким к горячечному бреду.
- Тебе не нужно ни в чем оправдываться, - сказала я. - В конце концов, я тебя соблазнила.
В первый раз за этот вечер Оливер улыбнулся. Но очень коротко. Затем он сказал:
- Я думал, мы не захотим больше об этом говорить. Этого же не было.
- Не было, - с горечью повторила я. - Мы просто будем делать все так, как было до этого. До октября. Затем мы получим свои миллионы и станем радоваться так легко заработанным деньгам.
- Теперь, когда все так удачно разрешилось, можно и поесть, - сказал Оливер.
- Мне очень жаль, что ничего не получилось с ребенком, - продолжила я разговор после первой тарелки жаркого из индейки в кокосовом соусе с овощами.
- Каким ребенком?
- Ребенком, которого не будет у Эвелин, - сказала я.
- Ах, это. Ну, это не было для меня новостью. Мы с Эвелин занялись этим, чтобы прояснить кое-что в наших отношениях. Эвелин, как оказалось, свой выбор сделала.
- А ты?
- Мне остается только смириться с реальностью, разве нет?
- Да, - сказала я.
Если женщина не хочет иметь детей, то мужчине будет очень сложно ее обойти. Это у женщины, мужчина которой не хочет иметь детей, есть масса способов справиться с его нежеланием.
- Я хотел бы прояснить еще один вопрос, - сказал Оливер и посмотрел на меня пронизывающим взглядом.
- Да, какой?
- Те презервативы, которые мы вчера вечером использовали, принадлежали Штефану?
- Да, - устало сказала я. - Я нашла их в его письменном столе. На письменном столе они тоже этим занимались. Представляешь?
Оливер на мгновение прикрыл глаза.
- Поэтому ты тоже захотела непременно сделать это на столе, - тихо произнес он, больше для себя, чем для меня.
- Да, - сказала я и посмотрела на столешницу.
То, что он делал вчера со мной здесь, было просто невероятно. Впрочем, продолжение в постели было не менее грандиозно. Ничего удивительного, что у Эвелин овуляции случаются каждые два дня.
- Оливер?
Он неподвижно смотрел перед собой.
- Все нормально, - сказал он. - Мы ведь не хотели больше об этом говорить. Этого же не случилось, правда? Мы просто продолжаем жить с того момента, когда расстались вчера в обед.
- Точно, - ответила я, готовая в тот же миг снова разразиться слезами.
Но я взяла себя в руки. На сегодня слез было достаточно.
- Дюрр звонил мне сегодня десять раз, - произнес Оливер, чтобы сменить тему, - Телекомпания хочет получить пилотный выпуск программы уже в сентябре. Значит, нам необходимо срочно найти подходящий сад для этого проекта и представить команду, которая будет над ним работать.
- Это тоже должны делать мы?
- Я не имею в виду съемочную группу. А тех людей, которые станут помогать нам в роли садоводов.
- Но ведь уже август. И я не знаю, где мы сможем так быстро найти этих людей. И где возьмем подходящий сад.
- Мы должны это сделать, - сказал Оливер. - Как ты думаешь, а не начать ли нам с отцовского сада?
- Это выставит тебя в нехорошем свете, если ты в качестве первого опыта попытаешься преобразить сад собственного отца, - ответила я. - Нет, нам нужен кто-то другой, А как насчет Элизабет? У нее потрясающий дом, но на участке с момента постройки дома ничего не делалось. Земля заросла сорняками. Это могло бы стать для нас идеальным полигоном, А Элизабет, Ханна и их дети с удовольствием пойдут сниматься на телевидение.
- Что ж, хорошо. Тогда попытаемся начать с твоей подруги Элизабет.
Я понимала, что если дело заладится и все пойдет так, как я задумала, то Элизабет совершенно бесплатно получит великолепный сад рядом с домом, а я еще смогу и заработать, на этом.
- Десерт? - спросил Оливер.
Он снова стал таким, как всегда. Словно вчерашнего вечера и в самом деле не было.
- С удовольствием, - сказала я.
Все, кроме меня, возвратились к обычному распорядку дня. Последовавшие недели проходили, словно так и должно было быть. Если смотреть не слишком пристально. Доктор Бернер, Хуберт и Шерер продолжали следить за нами круглые сутки, господин Кабульке отшкурил и покрасил двери в наших руинах, а Эвелин опробовала на отремонтированной кухне все рецепты зелий из конопли, которые ей только удалось найти в Интернете. Штефан делал вид, что между нами все разъяснилось. Он прекратил аферу с Петрой, в благодарность за это я приложила максимум усилий, чтобы не быть ему неприятной. Мы не особенно много разговаривали друг с другом, он совсем перестал заниматься бухгалтерией и сосредоточился на поисках работы. Относительно "потерянного времени", проведенного в нашем питомнике, он писал в резюме, что трудился все это время "независимым советником по экономическим вопросам".
- Впервые в жизни я рад, что мой отец повсюду сует свой нос, - как-то сказал мне Штефан. - Если бы не он, то за последние два года я набил бы немало шишек.
Но благодаря Фрицу он получил возможность поговорить о работе с директором по персоналу в фирме, которой раньше руководил сам Фриц. И в которой, кстати, трудился и Эберхард.
- Ого, - сказал Эберхард на одном из наших воскресных семейных завтраков. - Получается, что мы в одно мгновение определились на работу. По мне, это довольно странно.
- Определение на работу не означает одновременного занятия высоких должностей, - проговорил Штефан. - Впрочем, директор по персоналу был просто очарован моим резюме. Я именно то, что им нужно.
- Ого! - недоверчиво сказал Эберхард.
- Этот человек кое-чем обязан мне со старых времен, - объяснил Фриц.
- Ах так! - вставила Эвелин.
- Они ищут человека на новое место в филиале в Чикаго, - произнес Штефан. - Я должен буду принять там руководство отделом маркетинга, пока дело наладится, и через пару лет вернуться в Германию. Это уникальный шанс. - Он посмотрел на меня.
Очевидно, я не смела даже в мыслях как-то лишить его этого уникального шанса.
- Чикаго очень далеко, - произнес Оливер и тоже посмотрел на меня.
Я пожала плечами. Я не собиралась ехать в Чикаго, но здесь это никого не касалось.
- Чикаго звучит заманчиво, - мечтательно произнесла Эвелин. - Там бывает по меньшей мере четыре времени года.
- Ого, - подхватил Эберхард, обращаясь к Штефану. - На такое место существует как минимум триста претендентов. Ты не думаешь, что твои шансы не так уж и велики? Я бы сказал, почти нулевые.
- А я бы сказал, что идеально подхожу для этой работы, - заявил Штефан. - Кроме того, директор по персоналу кое-чем обязан папе.
- Этому директору слегка за тридцать. Когда ты уходил на пенсию, - заметил Эберхард, обращаясь к Фрицу, - он, должно быть, ходил в детский сад.
- Я только десятый год на пенсии, - уточнил Фриц. - А малыш Юрген - это было, видимо, имя директора по персоналу, - был тогда самым младшим членом моего штаба. Он мне за многое должен быть признателен.
- Как хорошо для Штефана, - сказал Эберхард.
- Как хорошо для всех нас, - подтвердила Эвелин. - Ты, кажется, тоже имеешь свой кусок хлеба на этой фирме, Эберхард?
- Мы познакомились с Эби, когда он уже давно там работал, - агрессивно вступилась за мужа Катинка. - Эби получил эту работу просто потому, что хороший специалист, а не благодаря каким-то отношениям.
- Я тоже хороший специалист, - проговорил Штефан. - А связи сегодня нужны только для того, чтобы иметь возможность показать, насколько ты хорош.
- Правильно, - согласился Фриц и положил одну руку на плечо Оливера, а вторую - на плечо Штефана. - Я верю, что скоро у меня будет возможность начать гордиться своими сыновьями. Один сделает карьеру на моей фирме, а второй - на телевидении. Шоу Оливера произведет фурор, скажу я вам.
- Это еще и программа Оливии, - вставил слово Оливер.
- Конечно, конечно, - закивал головой Фриц. - И я также горд и за свою невестку. Давайте поднимем бокалы и выпьем за нашу выдающуюся семью.
В роли бокалов выступили кофейные чашки.
- За Гертнеров, - сказал Фриц.
- За Гертнеров, - повторили мы, и мне представились титры фильма "Даллас" и звучащая на их фоне музыка. И вот они мы, снова здесь…
"Гертнеры" - семейная "мыльная опера". Если вы только что присоединились к числу наших зрителей, то прослушайте краткое содержание предыдущих серий. В главных ролях все те же. Старый патриарх Фриц, великодушно сменивший свою огромную виллу на маленькую квартирку в доме типовой застройки и с некоторых пор положивший глаз на новую соседку по имени Роберта Кнопп, которая приходит к нему убираться и гладить. Старший сын Оливер, переспавший на прошлой неделе с женой своего младшего брата. Штефан, младший брат, который ради миллиона евро способен делить свой дом с женой Оливера - Эвелин, но с большим удовольствием привел бы туда продавщицу цветов по имени Петра, которую из эстетических соображений мы показываем здесь только выше талии. Оливия, женщина с головой, напоминающей кочан цветной капусты, сама не знающая, как она еще удерживается среди действующих лиц этой "мыльной оперы". И Эвелин, жена Оливера, вырастившая завидный урожай конопли, позволивший напомнить пожилым синьорам из окружения Фрица о мечтах их молодости. Также в ролях: Катинка - младшая сестра, становящаяся каждый день чуточку полнее, и ее муж Эберхард, имеющий, хоть это и не видно по телевизору, проблемы с размерами своего зада. В эпизодах: дети - Леа, Жан и Тиль, которые всегда вскакивают посреди завтрака и покидают зимний сад. Как будут развиваться события в семействе Гертнеров дальше? Получит ли Штефан работу в Чикаго и скажет ли наконец Оливия, что не чувствует больше себя его женой? И что станет делать Оливия, когда перестанет быть членом этого семейства? Помогут ли полученные миллионы Эвелин и Оливеру внести новизну в свои супружеские отношения и сделать их счастливыми, пусть и без детей? Растопит ли фрау Роберта сердце старика Фрица? И не станет ли она под конец оспаривать право на наследство у детей Фрица? И воплотит ли кто-нибудь когда-нибудь угрозу вылить Эберхарду на голову горячий кофе из кофейника? Смотрите и не переключайтесь. Та-та-та-та!