Несмотря на то что я всеми силами старалась оттянуть наступление вечера и прощание со Штефаном, вечер наступил очень быстро. Ровно в семнадцать часов Эвелин и Оливер подъехали на двух машинах: на "Z4" и на второй старенькой машинке, почти раритетном "ситроене". Эта старая развалина шумела, как несколько мусоровозов. Когда я увидела багаж Эвелин, то поняла, почему навороченный "Z4" выступал сегодня лишь в качестве эскорта. В него определенно не смог бы поместиться здоровенный шестисекционный чемодан, а вдобавок еще огромная косметичка, размеры которой позволяли предположить, что в нее упаковано по меньшей мере постельное белье Эвелин. Я и представить себе не могла, что Эвелин относится к числу путешественников, которых обычно называют "Никуда-не-еду-без-моего-торшера".
Пока Оливер и Штефан выгружали ее вещи и носили в дом, Эвелин стояла рядом с машиной и с кислой миной осматривала руины, в которых ей предстояло поселиться.
- Каждый раз здесь становится все ужаснее, - произнесла она.
- Снаружи еще ничего, - ответила я.
Приехав сюда, я первым делом насажала по всему периметру здания дикие вьюны, чтобы хоть как-то приукрасить фасад. Эти растения замечательны тем, что большую часть года зелены и разрастаются очень быстро. Конечно, зимой они выглядят не очень эстетично, но сейчас на дворе был май. И Эвелин вряд ли могла себе представить, что на самом деле с домом все обстоит намного хуже.
- Один вид входной двери вызывает прыщи, - сказала она.
Я грустно посмотрела на ее безупречную кожу. И заметила в нескольких местах следы грима. Это было что-то новое. Но может быть, и у меня постоянно вскакивали прыщики на лице, потому что я часто смотрела на эту дверь. Вид у нее был действительно удручающий: невообразимая комбинация стекла и дерева, с налетом семидесятилетней старины и массой следов, начиная с отверстий для висевшего когда-то здесь почтового ящика и кончая царапинами от кошачьих когтей.
- А от ступенек у меня скоро случится расстройство пищеварения, - весьма неучтиво продолжала Эвелин. - Я не знала, что здесь та же проблема цвета, что и на вилле у Фрица.
К сожалению, это имело место быть: зеленый, коричневый, желтый, голубой. Лестница, ведущая в дом, чем-то напоминала церковную лестницу. Причем не в самой обустроенной и ухоженной церкви.
- Но с другой стороны, - сказала Эвелин, - за миллион евро можно вытерпеть и не такое, правда?
- Это верно, - облегченно вздохнула я.
Если бы Эвелин со своим неповторимым выражением лица начала сейчас рассуждать о внутреннем убранстве нашего дома, я отказалась бы от этого пари немедленно. К счастью, она и в самом деле не забыла прихватить свой торшер - вероятно, для того, чтобы привнести в убогость своего нового места обитания какое-то обновление.
Когда Штефан и Оливер занесли в дом последние вещи, Эвелин взяла еще что-то с пассажирского сиденья "Z4". Вещь издали напомнила мне плюшевого зайца с длинными ушами и лапами. Интересно, она еще относилась и к числу дамочек, которые "никогда-не-путешествуют-без-своих-любимых-постельных-плюшевых-игрушек"? Но прежде чем я успела спросить ее, а по возрасту ли таскать у себя на груди вещь, пригодную скорее всего для трехлетней девочки, рядом с воротами резко, так что завизжали тормоза, остановился "мерседес" нашего свекра.
- Старые заговорщики, - тихо, но зло произнес Оливер, когда одновременно открылись все четыре двери машины.
Картина чем-то очень напоминала фильм про мафию. Четыре пожилых господина в черных строгих костюмах выходят из черного "мерседеса". Недоставало только черных очков и оттопыренных карманов, в которых лежат пистолеты.
Если бы обстоятельства происходившего не были столь серьезны, картина выглядела бы весьма комично.
- Мы подумали, что, проезжая мимо, следовало бы заглянуть к вам и посмотреть, как выполняются условия договора, - произнес Фриц, пребывая, судя по всему, в прекрасном расположении духа. - Мои друзья…
- Директор банка в отставке Гернод Шерер, - представился один из господ с загорелой лысиной и пожал нам всем руки.
Я его уже знала - по работе. Он заказывал у меня оформление цветочных ящиков для своего балкона. Уж не был ли это тот самый директор банка, который в свое время начинал строительство виллы нашего Фрица?
- Хуберт Рюккерт, бывший ректор гимназии Иоганна Гуттенберга, - произнес маленький сморщенный человечек с огромными ушами и тихим елейным, как у пастора, голосом.
Я где-то читала, что уши и нос продолжают расти до самой нашей смерти. Значит, чем старше, тем больше. Если это верно, этому господину должно было быть по меньшей мере лет сто пятьдесят. Но глаза его смотрели из-под густых седых бровей очень ясно и совсем не по-старчески остро.
Мы чувствовали себя очень неприятно, стоя лицом к лицу с главными изобретателями авантюры, в которой нам предстояло принять участие.
Мне вообще в какой-то момент стало противно. Во что же мы вляпались?
- А это добрый старина доктор Бернер, - сказал Фриц и указал на атлетически сложенного, стройного доктора, сохранившего, как и сам Фриц, свою шевелюру в целости и, вероятно, пробегавшего каждый год одну или две марафонские дистанции.
Доктор Бернер также пожал нам всем руки.
- Я, честно говоря, не думал, что вы решитесь принять участие, - произнес он. - Я был убежден, что вы все пошлете Фрица куда подальше и ясно дадите ему понять, куда он должен засунуть свои деньги…
- Нельзя же так обманываться в людях, - ответил за всех нас Штефан довольно агрессивным тоном.
Шерер и Рюккерт засмеялись.
- Но ведь так намного веселее, не правда ли? Такого удовольствия в жизни мы давно не получали. Мы все станем с огромным вниманием наблюдать за развитием событий.
- Мы тоже, - пробормотала я.
Внезапно меня обуяла страшная злость на Фрица. Почему он не мог, как любой нормальный отец, просто подарить деньги своим детям?
- Но пари еще не выиграно. Полгода куда более долгий срок, чем может показаться на первый взгляд, - произнес доктор Бернер.
- Еще какой долгий для некоторых! - прошипела я.
Фриц посмотрел на часы.
- Уже половина шестого. Скоро наступит час "икс", вам не кажется?
- Time to say good-bye, - пропел Рюккерт, и это прозвучало диссонансом с его жестким, скрипучим голосом.
Четыре господина с нескрываемым любопытством наблюдали, как мы прощаемся со своими супругами. Я снова была готова расплакаться.
- Мы увидимся завтра утром, - произнес Штефан.
- Дааааа, - прохныкала я.
Эвелин крепко держала за уши своего плюшевого зайца, пока Оливер обнимал ее. Параллельно с этим она не упустила случая в очередной раз сделать мне больно.
- Запомни, Оливия: никогда не следует протирать мраморную плитку содержащими уксус растворами!
- Изо всех сил постараюсь этого не забыть.
Нет, похоже, я - единственный человек, которому было по-настоящему плохо.
- Пойдем, Блуменкёльхен, - произнес Оливер, загружая мой чемодан в "ситроен". - У меня на ужин лазанья с овощами.
Мое лицо немного просветлело.
- Ха, становится напряженно, - произнес экс-директор банка Шерер, и по его лицу расплылась довольная улыбка. - Как хорошо было бы еще раз стать молодым.
Оливер запустил мотор. У меня возникло ощущение, что я сижу в тракторе. То, что этот драндулет вообще был способен двигаться, казалось неслыханным чудом.
Штефан и четыре пожилых господина кивнули нам на прощание. Эвелин не сделала даже попытки. Она крепко прижимала к себе плюшевого зайца, а на лице застыло выражение, будто у нее одновременно разболелись все тридцать два зуба.
Пентхаус, где жили Оливер и Эвелин, был еще шикарнее, чем в моих воспоминаниях. Помимо роскошной ванной комнаты, имелись две маленькие комнаты, отдельные спальни Оливера и Эвелин, гостевая комната и рабочий кабинет, в котором мне предстояло жить. Оставшаяся площадь представляла собой огромное стометровое помещение, в котором, разделенные небольшой перегородкой, находились великолепная кухня и столовая. Потолок отражался в темно-сером полу, словно в полированном граните. Мебели в столовой было не слишком много: две маленькие эксклюзивные софы кремового цвета рядом с таким же столиком, письменный стол в античном стиле и обеденный стол в стиле монастырской трапезной, вокруг которого расположилось восемь стульев от Филиппа Старка. Стены также имели кремовый оттенок и были абсолютно пусты. Лишь над письменным столом висела небольшая картина, нечто абстрактное в тех же серо-кремовых тонах. Сидя на маленьких диванчиках, можно было смотреть на огромный плоский экран, смонтированный на противоположной стене. Те, у кого дома были такие телевизоры, не нуждались в походах в кино. Сами же домашние кинотеатры, насколько я имела представление, были безумно дороги. Оливер и Эвелин, похоже, и вправду страдали своего рода манией тратить баснословные деньги на совершенно ненужные вещи. А вот к таким милым мелочам, как вставленные в рамки семейные фотографии, комнатные цветы, подушечки, статуэтки, они, видимо, были равнодушны. Тем не менее, в целом было не столь уж неуютно, как можно представить поначалу. И именно потому, что здесь не наблюдалось такого персонифицированного уюта, я не почувствовала себя в этом доме словно захватчица. А аромат лазаньи, доносившийся из кухни, также не испортил моего настроения. Я распаковала чемодан, немного побродила по квартире, водрузила свою косметику и парфюмерию на отведенную в ванной полочку. Здесь у каждого была своя "косметическая" зона. Та, что относилось к Эвелин, была чисто убрана и пуста, на полочке Оливера я насчитала пять флаконов с туалетной водой. Это могло означать, что он либо равнодушен к такого рода вещам, либо ничего, кроме этой воды, не получал от Эвелин в подарок на Рождество, а пользоваться парфюмом не хотел. Штефан был в этом плане совсем другим. Он каждое утро купался в ванне с разной пеной, а потом освежал себя хорошей дозой туалетной воды.
Я запустила все десять пальцев в волосы (справиться с ними расческой было возможно, лишь когда они были мокрыми, и с каждой минутой высыхания причесывать их становилось все труднее) и решила немного обновить тушь на ресницах. Чтобы сказать что-то приятное о моем внешнем облике, следовало обратить внимание именно на ресницы: они были феноменально длинными и густыми. Элизабет всегда говорила, что готова отдать за такие ресницы жизнь. И я была рада, что в моем облике есть хоть что-то, что заставляло обращать на себя внимание.
- Ты уже можешь накрывать на стол, - сказал Оливер, когда я вышла из ванной. - На открытом воздухе, если тебе не холодно.
- Нет. Я всегда любила эти долгие, полные свежести весенние вечера. Ведь есть ощущение, что впереди у тебя целое лето.
На просторную лоджию выходили огромные, до пола окна. Здесь стояла лишь большая напольная ваза, подаренная мной семейству Оливера на новоселье. Уже начинало смеркаться, но даже приглушенный свет сумерек не мог скрыть скудость убранства лоджии. Я принялась накрывать стол из тикового дерева, одиноко стоявший в центре под большим зонтом. Так как я не смогла сразу найти ни скатерть, ни салфетки, то очень обрадовалась, когда краем глаза заметила в шкафу для посуды садовый подсвечник со свечой. Подсвечник был изготовлен из стекла пастельных тонов, и мне почему-то подумалось, что он также был в этом доме подарком. И скорее всего от Катинки. Совершенно очевидно, что сама Эвелин никогда бы не решилась нарушить стиль своего дома, привнося в него такие бестолковые мелочи. Впрочем, здесь она была права. Я, как правило, тоже всегда убирала подарки Катинки подальше в шкаф. Но для украшения пространства вне дома вещица очень даже годилась.
Впрочем, несмотря на свет свечей, место для ужина выглядело не лучше, чем крытая парковочная площадка. Тем не менее, мы находились на самом верхнем этаже самого высокого корпуса в здании, и выше нас было только небо со звездами. В сумерках силуэты высотных зданий в центре города и телебашня, казалось, приблизились. Вид, пожалуй, наилучший, который можно было себе представить из окон дома в большом городе. Для меня, привыкшей жить в окружении зелени, это было, конечно, слишком. Я была далека от городской жизни.
Присутствие садового светильника, казалось, понравилось Оливеру.
- Уютно, - произнес он, выходя на лоджию с лазаньей. - Ты привезла эту штуковину с собой из дома?
- Нет, - ответила я. - Это ваша вещь.
Что же касается уюта в моем представлении, то это было нечто совсем другое. Лазанья, впрочем, выглядела очень достойно. Оливер открыл бутылку вина. И мне показалось, что я очень долго не ела такой вкусной пищи. Все эти полуфабрикаты, приготовленные в микроволновке, с течением времени стали казаться одинаковыми на вкус.
- За предстоящие шесть месяцев, - предложил тост Оливер и посмотрел мне прямо в глаза.
- За миллион евро, - уточнила я и поморгала пушистыми ресницами. - Что ты собираешься делать со своими деньгами, если дело выгорит?
- Рассчитаюсь с долгами, - вздохнул Оливер. - Ты даже не можешь представить, как высоки наши ежемесячные выплаты по кредитам и долгам.
- Как же, как же, - ответила я и подумала о шикарном "Z4". - Но ведь должно немножко и остаться. О чем ты мечтаешь?
- Ах, - пренебрежительно ответил Оливер, - совсем не обязательно о деньгах.
- Как? - Я была слегка шокирована.
- Честно говоря, я лишь делаю то, что хочет Эвелин. Если бы мы не делали этого, то большую часть жизни просто ругались бы друг с другом. А долги с некоторых пор уже невозможно игнорировать. Особенно теперь, когда Эвелин ушла с работы, станет очень трудно. Главным образом трудно поддерживать тот стиль жизни, к которому мы привыкли.
- Ну а что же ты все-таки сделаешь с деньгами, которые обязательно останутся после уплаты всех долгов?
Оливер пожал плечами:
- Я же говорю, деньги меня почти совсем не интересуют. То, что мне нужно, - это здоровые дети и работа, которая будет приносить мне радость еще лет двадцать. Но, прости меня, эти вещи не купишь ни за какие деньги.
- Ну, работа-то у тебя есть, - сказала я и посмотрела на часы. - О, кстати, ты сегодня будешь в новостях? Или ты сегодня не работал?
- Конечно, работал, - ответил Оливер. - Если ты не против, то десерт мы сможем съесть перед телевизором. Хорошо?
Так, значит, предусмотрен еще и десерт! Мило!
В вечерних новостях, к удивлению, Оливер не вел репортаж с очередного пожара. Он комментировал события, происходившие на трассе А1 вследствие огромной тридцатикилометровой пробки, причиной которой послужила тяжелая автокатастрофа. И еще брал интервью у некоторых несчастных сограждан, оказавшихся в этой ловушке и просидевших там многие часы.
- Меня забросили туда на вертолете, - объяснял Оливер. - Поэтому лицо у меня такое зеленое.
- Ты прекрасно выглядишь, - возразила я. - Особенно в те моменты, когда подмигиваешь.
- Это мне что-то попало в глаз.
- Не важно, выглядит это здорово. Я тебя еще никогда не видела на экране в таком большом репортаже. Да еще и в полный рост. Обычно видна лишь твоя голова, а на экране она кажется несколько больше, чем в реальности.
Я прильнула к экрану. С развевающимися на ветру непослушными волосами Оливер брал интервью (о чудо!) снова у какого-то пожарного, который на этот раз руководил тушением загоревшихся в результате аварии машин.
- Папа прав, - вздохнул Оливер. - Мне всегда достается брать интервью у пожарных, что бы вокруг ни происходило.
Я хмыкнула:
- Но у этого по крайней мере хоть фамилия не Ковальский.
Оливер захохотал:
- Эта профессия, конечно, не профессия моей мечты. - Он стал снова серьезным. - Но я совсем не амбициозный человек. И мне совершенно не хочется вести репортажи из каких-либо кризисных точек нашей планеты. А политика мне до смерти неинтересна.
- Но ты же хороший репортер, - сказала я. - У тебя совсем не такое слащаво-сытое лицо, как у многих твоих коллег. Будет жаль, если ты сменишь профессию. А на свете есть много чего более интересного, чем интервью с пожарными, и совсем нескучного.
- Конечно, - ответил Оливер. - Но я хочу заниматься этим, не только стоя перед камерой. С большим удовольствием я готовил бы собственную программу. И при этом совсем не обязательно находиться в кадре. У меня уже давно зреет идея, и я думаю, что она может воплотиться в жизнь. И тебе это наверняка будет интересно. Речь идет о садоводстве и о растениях вообще.
- Передача о растительном мире, - сказала я. - Да, эта область срочно нуждается в обновлении, потому что большинство из того, что показывают на эту тему сейчас, действительно смертельно скучно.
- В Англии есть шоу, которое можно назвать по-настоящему живым: владельцы какого-нибудь запущенного до безобразия участка или подворья запираются в своих владениях вместе со съемочной группой на неделю и не выходят оттуда до тех пор, пока не создадут из помойки настоящий рай. При этом все это, естественно, снимается на пленку.
- Некое "До - после" - шоу для садоводов, - воодушевленно произнесла я. - Здорово.