У меня невольно сдавило горло, влажная пелена навернулась на глаза. В это время зазвонил телефон. Я дернулся было к трубке, но она сказала:
- Не подходи.
- И я тебя люблю, - сказал я и почувствовал, что не соврал.
Мы сидели друг против друга и слушали, как надрывался телефон. Наконец он смолк.
- Спасибо, - сказала Люда.
- Ты сошла с ума. Разве за это благодарят?
- У меня какое-то дурное предчувствие, - проронила Люда. - Мне тревожно.
Я чуть было не раскололся и не поведал ей о предсказании цыганки, но взял себя в руки и промолчал. Я подошел к ней, поднял со стула и начал беспорядочно целовать. Телефон зазвонил снова, требовательно и настойчиво.
- Ладно, последний раз подойду, а потом выдерну шнур из розетки.
Я оторвался от Люды, подошел к аппарату и поднес трубку к уху.
- Добрый вечер. Это Олег Владимирович? - спросил мужской голос. - Горюнов?
- Добрый вечер, - отозвался я. - Слушаю вас.
- Попросите, пожалуйста, Люду, - сказал голос. - Я знаю, что она у вас.
- Какую Люду? Куда вы звоните? - произнес я, - Вы ошиблись.
- Позовите Люду - мою жену. И не надо врать, что она не у вас. Она мне сама сказала, что отправляется к вам.
- Уверяю вас, вы ошибаетесь. Это недоразумение. Я не знаю никакой Люды. - Я сделал знак, чтобы Люда сняла трубку с параллельного аппарата. Она уже, видно, догадалась, кто звонит, и поспешно схватила трубку. Я продолжал:
- Тут какая-то ошибка.
- Хватит болтать. Я же слышал, как кто-то взял вторую трубку. Не сомневаюсь, это она.
- Слушайте, вы рехнулись! Вы ненормальный!
- Правильно. Сейчас я приеду и подстрелю тебя и ее. И меня оправдают, потому что я действительно рехнулся, а психов не осуждают. Слушай, Люда! Я знаю, что ты меня сейчас слушаешь. Ты меня знаешь. Я на ветер слов не бросаю. Не молчи. Имей мужество ответить. Немедленно приезжай домой.
Люда молчала, а я сказал:
- Повесьте трубку.
Трубку на том конце провода положили.
- Ты в самом деле сказала ему, что будешь у меня? - спросил я.
- Как я могла?! - Она помотала головой, - Он взял тебя на пушку.
- Откуда же он узнал, что ты здесь?
- Он ревновал меня к тебе, хотя и понимал, что у нас ничего не было. Он видел выражение моего лица, когда ты вел передачу по телевизору, видел, как я на тебя смотрела. Один раз у нас даже вышел скандал. Он хотел, чтобы я пошла с ним на день рождения человека, который для него был важен, а ты в этот вечер вел программу. Я уперлась и не пошла, и он понял причину. Обычно я безропотно подчинялась. Кроме того, твои книги. Я их читала часто. Он хорошо изучил меня и все сообразил. Я-то не удивлена этому.
- Понятно, - процедил я, проклиная себя, что откликнулся на звонок. - Глупо вышло…
- Надо немедленно уезжать, - с испугом сказала Люда, - Собирайся.
- Перестань паниковать… - хорохорился я. - Мы никуда не поедем.
- Ты его не знаешь. Я видела у него в ящике стола револьвер. А однажды он открыл при мне сейф…
- У вас дома есть сейф?
- Да, он держит в нем валюту. И я заметила там… по-моему, это был автомат… Его окружают люди… они способны на все. Надо бежать… Сломя голову…
- У меня железная дверь, мне кооператоры поставили… Ее не взломаешь…
Люда двинулась в прихожую и стала надевать плащ.
- Через пятнадцать минут он будет здесь. Пойми, я не за себя боюсь. Надеюсь, я с ним совладаю. Ты можешь уйти немедленно ради меня?
- Я ради тебя все сделаю… Но это как-то не по-мужски. Противно…
- Ты болван. Хотя и очень любимый. Он ни перед чем не остановится. Он вооружен, - Она была в отчаянии. - Скорее. Тут каждая минута дорога.
Ее страх передался мне - дело, видно, и впрямь нешуточное! Я быстро оделся, сунул в карман свое газовое оружие и стал звонить на пульт охраны. Как только квартиру взяли на охрану, мы с Людой выскочили на лестничную клетку.
Лифт был занят. Люда не стала дожидаться, она поспешила вниз. Я последовал за ней. Перед тем, как выйти во двор, Люда высунула голову и огляделась:
- Никого.
Она быстро направилась к моей машине, я открыл ключом дверь, она скользнула на сиденье и отворила дверь со стороны шофера. Я уселся на водительское место.
- Поехали. Скорее…
Я завел двигатель и тронулся с места. Когда я поворачивал в арку, навстречу в мой двор въезжал серебристый "СААБ".
- Я же тебе говорила, - тихо сказала Люда. - Это он. Тут как тут.
Я вывернул на Тверскую и поехал вниз. Я посмотрел в зеркальце - погони за нами не было. Значит, он не догадался, что встреченная "Волга" - моя и что внутри сидела Люда… Я выехал из города и помчал по мокрому Калужскому шоссе.
- Куда мы едем? - спросила Люда.
- Ко мне на дачу! - ответил я и мигнул дальним светом, чтобы встречный не слепил меня яркими лучами фар. Но тот даже не подумал переключить дальний свет на ближний. - Сволочь! - привычно ругнулся я.
Я обратил внимание, что в последние месяцы общее беззаконие перешло и на пренебрежение автомобильными правилами. Ощущение безнаказанности во всем проникло и в сознание водителей, многие начали нагло ездить на красный свет, нарушать, не обращая внимания на регулировщиков, не останавливаться на требовательные свистки гаишников. Анархия, поглотившая страну, перекочевала и на дороги, ездить стало опаснее, аварий и жертв стало куда больше. Несмотря на будничный вечер и поздний час, слепящих огней было немало. Вдруг впереди послышался истошный рев сирены. Прямо на нас перла колонна военных грузовиков, впереди которой, мигая синим светом и извергая из себя тревожный вопль, мчалась легковая машина с желтой фарой в центре. Из динамиков послышалась команда:
- Немедленно встать на обочину!
Я послушно свернул с асфальта и тормознул. В Москву на приличной скорости шли грузовики с солдатами, а замыкали колонну с десяток бронетранспортеров. "Дворники" беспрерывно ерзали по мокрому лобовому стеклу. Я посмотрел на Люду. Ее лицо, освещенное фарами военных машин, было загадочно и прекрасно.
- Тебе угрожает какая-то опасность? - вдруг спросила она.
- В общем… да… - Я немного помялся, - А почему ты так решила?
- Не знаю… Мне так показалось… Ты поэтому уезжаешь?
Соблазн рассказать ей все был велик. Я даже открыл рот, но с трудом сдержался. Я считал, что это не совсем по-мужски. Решил приврать что-то правдоподобное. Вспомнил своего двойника и заговорил:
- Нет, не поэтому. Я ведь наполовину еврей, по матери. Меня пригласили в Израиль. На месяц. Но кто знает, что будет за это время здесь. И кто знает, что случится за этот месяц там. Помнишь: "С любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, с любимыми не расставайтесь, всей кровью прорастайте в них… И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг…"
- Помню. Только я такого никогда не чувствовала… Умом понимала, но сама ни разу не испытала…
У меня сжало горло от того, как она это сказала. Я потянулся к ней, она приблизила свое лицо к моему. Мы поцеловались, а прожектора бесконечной колонны безжалостно освещали нас, выставляя напоказ всему свету. Наконец зловещая колонна прошла мимо, наступила черная темнота. Вокруг никого не было, машина одиноко стояла на обочине.
Мои руки непроизвольно направились от ее коленок и выше. Она сначала ответила на мое желание, а потом оттолкнула ищущие руки:
- Не здесь! Так не хочу!
Лицо мое пылало, но я послушно убрал свои конечности, завел двигатель и поехал вперед как сумасшедший.
- Не гони, дурак! - нежно засмеялась она. - Я никуда не денусь. Я сама тебя не отпущу.
Было начало одиннадцатого, когда я подкатил к даче. Достав из "бардачка" связку ключей, я сначала отпер калитку, потом снял с крюков перекладину, придерживающую воротины, и распахнул створки. Въехал, снова выскочил из машины, закрыл ворота, запер калитку, сел на шоферское сиденье и тихо приблизился к дому.
Фонарь, горевший на участке, освещал стеклянные дождевые капли на голых ветках. Я открыл правую дверь, помог Люде выйти из машины и тут увидел, что в одном из окон дома горит свет. Я замер как вкопанный.
- В доме кто-то есть, - шепнул я Люде.
- Почему ты так решил? - тоже шепотом откликнулась она.
- Свет в окне!..
- Может, ты забыл погасить, когда был здесь последний раз?..
Мы говорили очень тихо.
- Исключено. У меня привычка - все гасить. Подожди.
Я вынул на всякий случай из кармана плаща газовый револьвер и на цыпочках направился к светящемуся окошку. Осторожно, опасаясь, чтобы меня не увидели из дачи, я заглянул в комнату. Там спиной ко мне сидел какой-то мужчина и смотрел телевизор. Господи! Что за проклятый день! Кто это? И вдруг озноб захлестнул все тело. А если это убийца? Если он меня ждет? Но откуда он мог узнать, что я сегодня приеду сюда? Людин муж? Вряд ли, слишком уж быстро он сориентировался. Человек встал, подошел к столу, взял сигарету и зажег спичку. Лицо его осветилось.
Я не знал этого человека, видел его впервые. Мужчина опять уселся перед телевизором. Я понял, что услышать меня он не может, так как звук был включен довольно громко. Я, находясь снаружи, слышал песню, которую пел Саша Малинин. Кстати, он мне очень нравился. Я попятился назад к машине.
- Там кто-то есть? - беззвучно спросила Люда.
- Да. Человек смотрит телевизор.
- Ты его знаешь?
- Нет. Никогда не видел.
- Поехали отсюда, - решительно произнесла Люда, - Скорее.
- Мне надоело бежать. Сначала из своей квартиры, потом со своей дачи. Это унизительно!
- А вдруг это Геннадий? - ужаснулась Люда.
- Исключено. Что он, волшебник или супермен?!
Но Люда рванулась к дому и заглянула в окошко.
Через несколько секунд она возвратилась.
- Это не он! Уезжаем! - сказала Люда.
- Ты, оказывается, трусишка…
Я не мог уехать. Честно говоря, я сам сильно дрейфил, но не в силах был заставить себя "выйти вон". Было стыдно перед женщиной, да и сам я к себе стал бы неважно относиться. Хотя и так относился неоднозначно.
- Ты побудь здесь, а я войду в дом, - наконец решился я.
- Нет, - Тон у Люды был непреклонный, - Я за тебя боюсь. И не пущу.
- Ты мне не жена, - сказал я грубовато. - Так что не командуй.
- Поехали! - приказала Люда, - Кто-то из двоих должен быть умный.
- Понимаешь, я тебя ужасно хочу. А это мой дом. И поэтому я туда пойду. И выгоню этого типа. И мы будем вместе.
- Умоляю тебя. Не надо. У нас есть дом - твоя машина.
- Нет, я так не хочу, - повторил я ее слова.
- Тогда я пойду с тобой. Рядом.
- Ладно, - после небольшой паузы согласился я. - Только ты пойдешь сзади.
Люда увидела прислоненную к дому лопату и взяла ее. Мы двинулись к крыльцу. В правой руке у меня был газовый револьвер, в левой - связка ключей. Сердце колотилось от страха и волнения. Люда шла за мной с лопатой наперевес. Каким-то вторым зрением я увидел нас со стороны и понял, что мы представляем собой весьма комичное зрелище. Но мне было не до смеха. Я открыл входную дверь и буквально впрыгнул в комнату - откуда только взялась прыть! Мужчина обернулся и, увидев нас, вскочил. На нем был мой тренировочный костюм, купленный в Париже по настоянию Оксаны. Мы смотрели друг на друга, а из телевизора заливался голос Малинина:
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!
- Что вы здесь делаете? - спросил я, - Кто вы такой?
- Вы хозяин дачи? - догадался жилец. Это был мужчина лет сорока пяти, наголо стриженный. Один глаз у него нервно подергивался.
Я увидел, что на журнальном столике стояла бутылка "Наполеона" - подарок каких-то иностранцев, - которая была наполовину пуста.
- Не только дачи, но и костюма, который на вас, и коньяка, который вы пьете.
- Простите… Я ничего не взял у вас. Я вообще-то бомж… Зимой… вот так… кочую с дачи на дачу… Там, где хозяева живут только летом… Но не ворую…
- И давно вы здесь? - Я немного успокоился, видя, что гость не проявляет агрессии.
- Уже четвертый день. Продукты ваши, конечно, подъел… Но я отработаю… Приду весной, вскопаю что надо… Я и плотничать могу…
- Вот что, - вмешалась вдруг Люда, - Быстро уходите отсюда, пока мы не вызвали милицию. Бегом. Я вас узнала. Вас по телевизору показывали.
И тут незваного гостя словно подменили. Он рванулся к открытой входной двери и немедленно исчез. Недоумевая, я выскочил вслед за ним на крыльцо и увидел, как он с лету перемахнул через забор.
- Плакал мой французский тренировочный костюм, - заметил я меланхолично. - Что это за тип?
- Несколько дней назад его рожу показывали по московской программе. Убил жену и скрылся. У него примета - нервный тик одного глаза. Вот он и задал стрекача.
Я посмотрел на Люду, которая, как ополченка, держала лопату в боевой позиции.
- Ты вооружена и очень опасна, - сказал я, - Как ты думаешь, он не вернется? У него тут небось остались какие-то его шмотки?
- Я думаю, он сейчас ставит мировой рекорд по бегу на очень длинную дистанцию.
- Неужели мы одни? - спросил я, отнимая у нее лопату и вводя в дом. - Я не могу в это поверить.
- Запри-ка получше дверь, - посоветовала Люда. - А потом проверь дом - нет ли здесь кого еще.
Я послушался мудрого совета. Осматривая дачу, я понял, что посетитель проник внутрь через окно второго этажа, выбив стекло в спальне. Здесь он и спал, постель была вздыблена и не убрана. Я закрыл дверь спальни и спустился. Внизу я достал две чистых рюмки из буфета, взял бутылку "Наполеона" и разлил коньяк.
- Мы должны поблагодарить этого убивца, что он не все вылакал, - сказал я. - Честно говоря, после всего пережитого дербалызнуть по рюмашке будет недурно.
- Да, вечер выдался интересный, - поддержала меня Люда. - Разнообразный.
- Боюсь, что после всего мне понадобится немало усилий, чтобы оказаться на высоте…
- Вот уж чего не боюсь. - Люда нахально посмотрела мне в глаза.
- За нашу встречу! - Мы чокнулись и выпили.
- Пойдем в кабинет. - Я забрал с собой остатки коньяка, обнял Люду за плечи, и мы по деревянной лестнице отправились на второй этаж.
И когда наконец случилось то, к чему мы шли весь вечер через цепь препятствий, настырно затрезвонил телефон. Но звонок как бы раздавался в другой реальности, в ином пространстве, в неясном измерении. Я вроде бы все слышал, но я ничего не слышал. Даже если бы это звонили от самого Господа, я бы все равно не снял трубку…
У нашей жизни - кратки сроки.
Мы - как бумага для письма,
где время пишет свои строки
порой без смысла и ума.Вся наша жизнь - дорога к смерти,
письмо, где текст-то - ерунда…
Потом заклеят нас в конверте,
пошлют неведомо куда…
И нет постскриптума, поверьте…
Глава пятая
Я проснулся около пяти. За окном затаилась осенняя враждебная тьма. Тусклый свет уличного фонаря еле освещал раскоряченные голые деревья, которые в отчаянии от потерь вздымали руки-сучья к небу. Остатки света проникали в кабинет вместе с причудливыми тенями и придавали предметам зыбкую таинственность. По крыше монотонно молотил октябрьский занудливый дождь. В даче было тепло, но все равно не хотелось выползать из кровати. Однако организм требовал. Люди моего возраста обычно встают ночью. Чего скрывать, дело житейское. Как правило, после нехитрой процедуры в туалете я отключался снова. Вернувшись в постель, где мирно и бесшумно дышала Люда, я тихо, чтобы не разбудить ее, скользнул под одеяло и лежал на спине, не закрывая глаз. Сон не приходил. Разброд мыслей, переполох чувств, наворот событий - все это перемешалось в душе. Мое плечо касалось ее плеча. Привычка к ночному одиночеству и постоянная сжатая тоска от этого растворились куда-то, невидимая пружина как бы разжалась. Я снова был не один, я снова возвращался к жизни. "Правда, не очень-то надолго", - усмехнулся я. Но все равно я поблагодарил судьбу за неожиданный и бесценный подарок, который мне был преподнесен в конце пути. Я встретил Люду в тяжкую минуту. Казалось, ничто не сможет отвлечь меня от ожидания смерти. И действительно, ожидание оказалось очень сильным, оно подмяло под себя все остальные эмоции и ощущения. Но присутствие Люды, ее нежность, ее естественность совершили чудо. Страх смерти не то чтобы улетучился совсем, но отодвинулся далеко-далеко. И мы уплыли вместе в какую-то замечательно прекрасную страну, где не было ни времени, ни границ. О, я умел ценить всамделишность любви и искренность ее выражения. Думаю, подлинная близость между женщиной и мужчиной, если она освящена любовью, всегда безгрешна, ибо природа не бывает похотливой…
Какие только женщины не попадались мне за длинную жизнь! И кусающиеся, демонстрирующие зубами жгучую страсть (после них на теле долго остаются отметины), и лизучие, изображающие нежность, и бешено орущие, афиширующие эротический экстаз, и манерные, якобы оказывающие сопротивление и тем самым подчеркивающие собственную чистоту, и деловитые, занимающиеся любовью так, будто печатают на машинке статистический отчет, и интеллигентно постанывающие, выражающие тактичным кряхтеньем чувство глубокого полового удовлетворения, и ощущающие себя подарком неподвижные бревна, и лениво-пресыщенные, почитывающие во время акта заграничный детектив… Признаюсь, это глубокое расследование основано не только на личном опыте. Я не хочу казаться ни лучше, ни хуже - в зависимости от точки зрения на этот предмет. Кое-что я позаимствовал из практики друзей, делившихся со мной своими амурными похождениями…
Потом совершенно беспричинно я вдруг вспомнил свой визит в райком партии к секретарю-женщине, ведающей идеологией. Это было лет, наверное, двадцать пять тому назад. Направили меня в этот самый райком на собеседование. Мою очередную повесть редколлегия "Юности" представила на Государственную премию СССР. И, как тогда говорили, требовалась поддержка многих организаций, в том числе и райкома партии. А меня в это время обкладывали со всех сторон, загоняя в коммунистическую стаю. И улещивали, и завлекали, и обольщали, и ласково угрожали. А я вилял, петлял, ускользал. Главное было - смыться так, чтобы не навредить себе, не навлечь гнева этого могущественного клана, ибо коммунисты мстили беспощадно. Сначала я убеждал вербовщиков, что еще не созрел для такого ответственного шага.
- Вы созрели! - уверяли меня.
Потом, после очередных покушений на мою беспартийную свободу, я принялся себя порочить: мол, недостоин, не чувствую в себе уверенности, что стану активным строителем светлого будущего, что в психологии моей немало мелкобуржуазного. (Последнее, надо признаться, было правдой.)
- Вы достойны! - возражали мне. - Партия поможет вам избавиться от ваших недостатков.
Во время собеседования в райкоме руководящая дама, лет эдак тридцати пяти, понимая, что я заинтересован в поддержке, поперла на меня, чтобы я дал ей обещание вступить в их славные ряды. Я понимал, что, если я опять слиняю, не видать мне премии, как собственной плешки на макушке. Тогда, чтобы обставить поприличнее свой отказ, я прибегнул к напраслине и прямой клевете на самого себя.