- Спасибо, но я не могу явиться без приглашения. В любом случае, меня вполне устраивает ужин в комнате.
- За ужином вы с папой разговаривали.
- Естественно.
Она засмеялась.
- Лучше бы она сюда не приезжала! Я ее не люблю. Думаю, она меня тоже не любит.
- Ты имеешь в виду тетю Клод?
- Вы знаете о ком я говорю, и она мне не тетя.
- Удобнее называть ее тетей Клод.
- Почему? Она ненамного старше меня. Похоже, вы все забываете, что я уже выросла. Пойдемте к Бастидам и посмотрим, как они поживают.
Недовольная разговором о Клод, она просияла, вспомнив о Бастидах, и, хотя меня тревожили ее резкие перепады настроения, я охотно повернула к красному дому с зелеными ставнями.
Ива и Марго мы нашли в саду. Держа в руках по корзине, они ползали по дорожке, ведущей к дому.
Мы привязали лошадей, и Женевьева побежала к детям спросить, что они делают.
- А ты не знаешь? - поразилась Марго. Она была в том юном возрасте, когда человек считает невеждой всех людей, не знающих того, что известно ему.
- Ой, улитки! - воскликнула Женевьева.
Ив, не разгибаясь, поднял голову, ухмыльнулся и показал ей свою корзинку. Там лежало несколько улиток.
- Мы собираемся полакомиться! - объяснил он.
Потом вскочил на ноги и пустился в пляс, напевая:
В Монброн курилка шел,
Курилка шел.
Курилка шел…
- Смотри, смотри! - вдруг завопил Ив. - Этой улитке уже никогда не доползти до Монброна. Иди ко мне, курилка. - Он широко улыбнулся Женевьеве. - Устроим пиршество из улиток! Они выползли после дождя. Бери корзину и помогай.
- Где мне взять корзину?
- Жанна тебе даст.
Женевьева помчалась за угол, на кухню, где Жанна готовила жаркое. Я не могла не подумать о том, как меняется Женевьева в гостях у Бастидов.
Ив раскачивался, сидя на корточках.
- Приходите к нам на пир, мисс Дэлис, - пригласил он.
- Но не раньше, чем через две недели, - добавила Марго.
- Мы откармливаем их, а потом едим с чесноком и петрушкой. - Ив мечтательно похлопал себя по животу. - Пальчики оближешь!
Он замурлыкал себе под нос песню об улитке. Женевьева тем временем вернулась с корзиной, а я пошла в дом поболтать с госпожой Бастид.
Через две недели, когда пришло время лакомиться собранными в саду улитками, нас с Женевьевой пригласили к Бастидам. Как благотворно действует на детей это милое обыкновение, устраивать праздник по самому незначительному поводу! Я заметила, что в такие праздничные дни Женевьева чувствует себя счастливой, а значит, лучше себя ведет. Казалось, она искренне хочет понравиться окружающим.
По дороге мы встретили Клод, возвращавшуюся с виноградников. Я увидела ее раньше, чем она - нас. Разгоряченная быстрой ездой она была так красива, что дух захватывало. Однако заметив нас, она переменилась в лице. Поинтересовалась, куда мы направляемся. Я объяснила, что мы приглашены в гости к Бастидам. Когда Клод уехала, Женевьева воскликнула:
- Ей так и хотелось приказать нам вернуться! Считает себя хозяйкой! Но она всего лишь жена Филиппа, хотя ведет себя так, будто…
Женевьева запнулась, и мне пришло в голову, что она знает гораздо больше, чем мы думаем, в том числе о связи ее отца с этой женщиной.
Я ничего не ответила, и мы молча доехали до дома Бастидов. У калитки стояли Ив и Марго. Они встретили нас ликующими криками.
Я впервые пробовала улиток. Все смеялись над моей брезгливостью. Да, наверное, улитки были вкусными, но я не могла их есть так же запросто, как остальная компания.
Дети болтали об улитках и о том, как просили своих ангелов-хранителей о дожде, чтобы улитки выползли наружу. Женевьева жадно прислушивалась ко всему, о чем они говорили, громко смеялась и вместе со всеми пела песню об улитках.
В самый разгар веселья пришел Жан-Пьер. Последнее время я его почти не видела: он много работал на виноградниках. Мы поздоровались, он был, как всегда, галантен. Я не без тревоги заметила, что с его приходом Женевьева переменилась. Куда девалась ее ребячливость? Она ловила каждое его слово.
- Жан-Пьер, садись сюда! - крикнула она, и тот немедленно пододвинул стул и втиснулся между нею и Марго.
Они заговорили об улитках, потом Жан-Пьер спел - у него был сильный тенор, - и пока он пел, глаза Женевьевы сохраняли мечтательное выражение.
Поймав мой взгляд, Жан-Пьер немедленно переключил внимание на меня, и тут Женевьеву понесло:
- В замке завелись жуки. Уж лучше бы улитки. А улитки могут забраться в дом? Интересно, стучат ли они своими раковинами?
Она отчаянно пыталась завладеть вниманием Жан-Пьера, и это ей удалось.
- Жуки в замке? - переспросил он.
- Да, они стучат. Мы с мисс спускались ночью посмотреть. Пошли прямо в подземелье. Я перепугалась, а мисс нет. Вас ничто не может испугать, мисс, правда?
- По крайней мере, жуков я не боюсь.
- Но мы не знали, что это жуки, пока вам не сказал папа.
- Жуки в замке, - задумчиво повторил Жан-Пьер. - Точильщики? Представляю, как запаниковал граф.
- Никогда не видела, чтобы он паниковал. Тем более, из-за жуков.
- Мисс, - кричала Женевьева, - разве это было не ужасно?! В подземелье - и всего с одной свечой! Я не сомневалась, что там кто-то есть… Он смотрел на нас. Я чувствовала, мисс. Честное слово! - Дети слушали с открытыми ртами, и Женевьева не могла устоять перед соблазном быть в центре общего внимания. - Я слышала какой-то шум, - продолжала она, - и думала, что это привидение. Какой-нибудь бывший узник, который умер в подземелье и чья душа не знает покоя…
Я видела, что Женевьева перевозбуждена - вот-вот могла начаться истерика. Я поймала взгляд Жан-Пьера, и он кивнул.
- Ну-ка! - воскликнул он. - Кто хочет танцевать "Марш улиток"? Мы полакомились ими - теперь следует сплясать в их честь. Пойдемте, мадемуазель Женевьева. Мы откроем бал.
Женевьева с готовностью вскочила - щеки горели, глаза сияли. Вложив свою ладошку в руку Жан-Пьера, она понеслась по комнате.
От Бастидов мы ушли около четырех часов. Когда мы вернулись в замок, ко мне подбежала горничная и сказала, что госпожа де ла Таль хочет как можно скорее меня видеть и ждет в своем будуаре.
Чтобы не терять времени, я пошла к ней прямо в костюме для верховой езды. Постучав в дверь, услышала ее приглушенное "Войдите!" Я вошла, но в изысканно обставленной комнате с кроватью под пологом из переливчато-синего шелка Клод не оказалось.
- Сюда, мадемуазель Лосон. - Голос доносился из открытой двери в глубине комнаты.
Будуар был примерно вполовину меньше спальни. Большое зеркало, ванна, туалетный столик, софа - в комнате висел аромат благовоний. Сама Клод в широком светло-голубом пеньюаре полулежала на софе. Белокурые волосы падали на плечи, кончик босой ноги соблазнительно выглядывал из-под пеньюара, и как бы мне ни было это неприятно, я не могла не признать, что она необыкновенно привлекательна.
- А, мадемуазель Лосон. Вы только что пришли? Были у Бастидов?
- Да, - сказала я.
- Конечно, - продолжала она, - у нас нет причин возражать против вашей дружбы с Бастидами.
Я изумилась, и она с улыбкой добавила:
- Конечно, нет. Они делают нам вино, вы чистите наши картины.
- Не вижу связи.
- Вы все поймете, мадемуазель Лосон, если как следует подумаете. А я говорю о Женевьеве. Уверена, Его Светлости не по душе ее приятельские отношения… со слугами. - Я была готова возразить, но она не дала мне вставить и слова (в ее голосе появилась слащавая нотка, как у пожилых людей, когда они распекают провинившегося ребенка). - Возможно, во Франции за юными девушками следят строже, чем в Англии. Мы не позволяем им слишком свободно общаться с людьми иного социального положения. В некоторых обстоятельствах это могло бы привести к… осложнениям. Я думаю, вы меня понимаете.
- Вы хотите, чтобы я запретила Женевьеве бывать у Бастидов?
- Вы признаете, что эти визиты неблагоразумны?
- Я не имею на Женевьеву того влияния, которое вы мне приписываете, и я не смогла бы помешать ей поступать так, как она хочет. Но я могу попросить ее зайти к вам, и вы сами выскажете ей свои пожелания.
- Но вы вместе ездите к этим людям! Это все ваше влияние…
- Я знаю, что не смогу чинить ей препятствия. Но я скажу ей, что вы хотите с ней поговорить.
С этими словами я вышла из комнаты.
Вечером я поднялась к себе и уже легла в кровать, но еще не заснула, когда в замке поднялась какая-то суматоха.
Я услышала визг, потом гневные крики и, накинув халат, вышла в коридор. Послышалась ругань, потом голос Филиппа. Я стояла на пороге комнаты, не зная, что делать, как вдруг увидела пробегавшую мимо горничную.
- Что случилось? - крикнула я.
- Улитки у мадам в постели!
Я вернулась в комнату и села на постель. Итак, Женевьева взбунтовалась. Спокойно выслушав замечания тети Клод, она задумала месть. Быть неприятностям.
Я направилась в детскую и тихонько постучала в дверь. Никакого ответа. Тогда я вошла и увидела, что Женевьева лежит в кровати и притворяется спящей.
- Можешь не притворяться, - сказала я.
Она приоткрыла один глаз и захихикала.
- Мисс, вы слышали визг?
- Кто же его не слышал?
- Представляю, как вытянулось у нее лицо, когда она их увидела!
- Не смешно.
- Бедная мисс! Мне очень жаль людей, у которых нет чувства юмора.
- А мне жаль людей, которые позволяют себе идиотские выходки, за которые сами же потом расплачиваются. Что теперь будет, как ты считаешь?
- Она займется своими делами и не будет лезть в мои.
- Все может обернуться иначе.
- О перестаньте! Вы не лучше ее. Она пытается встать между мной и семьей Жан-Пьера. У нее ничего не выйдет!
- Если тебе запретит отец…
Она выпятила нижнюю губу.
- Никто не запретит мне видеть Жан-Пьера… и всех остальных.
- Ты ведешь себя, как школьница. Подложила ей улиток и думаешь, что это поможет?
- А разве нет? Вы не слышали, как она кричала? Держу пари, что она испугалась. И поделом.
- Ты же знаешь, что она этого так не оставит.
- Пусть делает, что хочет, а я буду делать то, что хочу я.
Спорить было бесполезно, и я ушла. Мое беспокойство переросло в тревогу. Не только из-за глупого поведения девочки, вызванного грубым вмешательством в ее жизнь, но также из-за ее увлечения Жан-Пьером.
На следующее утро в галерею пришла Клод. На ней был синий костюм для верховой езды и голубая жокейская шапочка. Ее обычно светлые глаза казались синими от гнева, но я сделала вид, что ничего не замечаю.
- Ночью произошел отвратительный случай, - сказала она. - Возможно, вы слышали.
- Да, до меня доносились какие-то звуки.
- Манеры Женевьевы достойны сожаления, но удивляться тут нечему, если принять во внимание с кем она водит дружбу. - Я подняла брови. - И я думаю, мадемуазель Лосон, что во всем виноваты вы. Согласитесь, это после вашего приезда она начала якшаться с виноделами.
- Эта дружба не имеет ничего общего с ее дурными манерами. Когда я приехала, они уже тогда были достойны сожаления.
- Я убеждена, что вы на нее плохо влияете, и по этой причине требую, чтобы вы уехали.
- Уехала?
- Да, это самый лучший выход из создавшегося положения. Я прослежу, чтобы вам заплатили за работу, а мой муж может помочь вам найти другое место. И никаких возражений. Через два часа вас не должно быть в замке.
- Но это невозможно. Я не закончила реставрацию картин.
- Мы найдем кого-нибудь другого.
- Вы не понимаете. Я использую свои собственные методы и не могу бросать картину, не закончив.
- Я здесь хозяйка, мадемуазель Лосон, и прошу вас уехать.
Как она уверена в себе! Есть ли у нее на это основания? Неужели она имеет такое влияние на графа? Стоит ей попросить, и все исполнится? Не переоценивает ли она свое влияние на графа?
- Меня нанял граф, - напомнила я ей.
Она скривила губы.
- Значит, он вас и рассчитает.
Я почувствовала леденящий страх. У нее, должно быть, есть веские причины для такой непоколебимой уверенности в своих силах. Возможно, она уже говорила обо мне с графом и он, чтобы доставить ей удовольствие, согласился на мое увольнение. Пытаясь отогнать от себя дурные предчувствия, я пошла за ней в библиотеку.
Она резко распахнула дверь и позвала:
- Лотер!
- Что дорогая? - откликнулся он.
Увидев меня, он поднялся со стула и с ошеломленным видом направился нам навстречу. Потом кивнул мне в знак приветствия.
- Лотер, я сказала мадемуазель Лосон, что она больше не может здесь оставаться. Но она отказывается получить расчет от меня, вот почему я привела ее к тебе. Скажи ей!
- Сказать ей? - переспросил он, глядя то на меня, то на нее.
Я всем своим видом выражала презрение, она же была раздражена, но даже это ей шло: на щеках выступил румянец, подчеркивавший синеву глаз и белизну ровных зубов.
- Женевьева положила мне в кровать улиток. Такая мерзость!
- Боже! - вырвалось у него. - Неужели эти глупые шутки доставляют ей удовольствие?
- Она думает, что это очень забавно. У нее ужасные манеры. Но что еще ждать от нее, если… Ты знаешь, что Бастиды - ее лучшие друзья.
- Нет, этого я не знал.
- Можешь мне поверить, это так. Она у них днюет и ночует. Сказала мне, что на нас ей наплевать. Мы не такие приятные, веселые и умные, как ее дорогой друг Жан-Пьер Бастид. Его она любит больше остальных, да и вообще обожает всю их компанию. Бастиды! Ты знаешь, что они из себя представляют.
- Они лучшие виноделы в округе.
- Их девчонка выскочила замуж уже беременной.
- Такое случается не редко.
- А этот тип, великолепный Жан-Пьер! Я слышала, он разгульный парень. Неужели ты допустишь, чтобы твоя дочь вела себя как деревенская девка и тоже выскочила замуж… э-э-э… в интересном положении?
- Ты слишком нервничаешь, Клод. Я прослежу, чтобы Женевьева не делала ничего предосудительного, но при чем здесь мадемуазель Лосон?
- Она способствует этой дружбе, водит Женевьеву к Бастидам. Она их лучший друг. Чего же больше? Это она познакомила с ними Женевьеву, вот почему должна уехать.
- Уехать? - переспросил граф. - Но она еще не закончила работу. Более того, она говорила мне о настенных росписях.
Клод подошла к графу совсем близко и подняла на него свои прекрасные голубые глаза.
- Лотер, - сказала она, - пожалуйста, послушай меня. Я думаю о Женевьеве.
Он посмотрел на меня поверх ее головы.
- Вы молчите, мадемуазель Лосон.
- Мне будет жаль бросить картины незаконченными.
- Об этом нечего и думать.
- Ты хочешь сказать… Ты на ее стороне? - спросила Клод.
- Я не понимаю, какую пользу принесет Женевьеве отъезд мадемуазель Лосон. Картинам же он нанесет ущерб.
Она отступила от него на шаг. Я думала, Клод ударит его, но вместо этого она посмотрела так, будто сейчас разрыдается, и, повернувшись, выбежала из комнаты.
- Она на вас очень рассердилась, - сказала я.
- На меня? А я думал, на вас.
- На нас обоих.
- Женевьева опять плохо себя ведет.
- Боюсь, да. Из-за того, что ей запретили ходить к Бастидам.
- Вы водили ее к ним?
- Да.
- Вы полагаете, это благоразумно?
- Я так думала. Ей не хватало общения с детьми, а в ее возрасте надо иметь друзей. У нее нет ни одного друга, поэтому она такая неуправляемая и… неуравновешенная.
- Значит, это была ваша мысль, познакомить ее с Бастидами?
- Да. У Бастидов ей было очень хорошо.
- И вам тоже?
- Они мне нравятся.
- У Жан-Пьера репутация… галантного кавалера.
- У кого здесь другая репутация? Галантных кавалеров во Франции не меньше, чем виноградин на полях. - (На мгновение я потеряла осторожность: хотела выяснить отношение графа ко мне… и сравнить с чувствами, которые он питал к Клод). - Может быть, мне и впрямь лучше уехать. Я могу собрать вещи, скажем… через две недели. Думаю, к тому времени я смогу закончить начатые картины. Это удовлетворит госпожу де ла Таль, и, поскольку вряд ли Женевьева станет ездить к Бастидам одна, все устроится очень удачно.
- Всем не угодишь, мадемуазель Лосон.
Я рассмеялась, и он засмеялся вместе со мной.
- Пожалуйста, - сказал он, - не упоминайте больше об отъезде.
- Но госпожа де ла Таль…
- Предоставьте ее мне.
Он посмотрел на меня, и на мгновение мне показалось, что с его лица упала маска невозмутимости. Он как будто хотел сказать, что терять меня ему хотелось не больше, чем мне уехать от него.
Когда я в следующий раз увидела Женевьеву, ее губы были сердито поджаты.
Она выпалила, что ненавидит всех… целый свет. Особенно - женщину, которая называет себя тетей Клод.
- Она снова запретила мне ходить к Бастидам, мисс. И на этот раз папа был на ее стороне. Он сказал, что я не должна навещать их без его разрешения. А это значит, что я больше не увижу их… потому что он никогда не разрешит.
- Может быть, разрешит. Если…
- Нет. Она не хочет, чтобы он мне это разрешил, а он выполняет все ее желания. Она - единственная, кого он слушает.
- Уверена, что не всегда.
- Вы ничего не понимаете, мисс. Иногда я думаю, что вы способны только говорить по-английски да быть гувернанткой.
- Это уже немало. Прежде чем учить других, гувернантки сами должны многое узнать.
- Не пытайтесь переменить тему, мисс. Говорю вам, я ненавижу всех, кто живет в этом доме. Когда-нибудь я убегу.
Через несколько дней я встретила Жан-Пьера. Я ехала по виноградникам одна: Женевьева теперь меня избегала.
- Какой виноград! - воскликнул он. - Ну, когда еще ты видела что-нибудь подобное? В этом году у нас будет настоящее вино Шато-Гайара. Если ничего не случится, - прибавил он поспешно, словно хотел задобрить какое-то неведомое божество, которое могло подслушать его бахвальство и наказать за самоуверенность. - На моей памяти было только одно такое же урожайное лето (выражение его лица внезапно изменилось). Возможно, я не увижу сбор винограда.
- Что?!
- Пока ничего не ясно. Его Светлость ищет надежных парней, чтобы отослать на виноградники в Мермоз, а я, мне намекнули, как раз отношусь к их числу.
- Уехать из Гайара? Но каким образом?..
- Очень простым - переселившись в Мермоз.
- Это невозможно.
- Человек предполагает, а Бог и граф располагают. - Он вдруг разозлился. - Дэлис, неужели ты не видишь, что граф не считается с нами? Мы пешки в его игре. Предположим, здесь я мешаю… Меня тут же передвигают на другую клетку шахматной доски. В Гайаре я опасен… для Его Светлости.
- Опасен? Но чем?
- Жалкая пешка может угрожать королю шахом. Эндшпильная ситуация. Казалось бы, как мы можем нарушить покой великих мира сего? А вот потревожь их на минуту, и тебя быстро уберут. Понимаешь?
- Граф был очень добр к Габриелле. Устроил их с Жаком в Сен-Вальене.
- Как же, очень добр! - хмыкнул Жан-Пьер.
- Какие у него могут быть причины, чтобы пытаться от тебя избавиться?