- Их больше нигде не видели, а такие камни не могли исчезнуть без следа. Их не так-то легко сбыть с рук.
- Дорогой Филипп, - вмешался граф, - ты забываешь, в какое время они пропали. Сотню лет назад такие камни могли разрезать, продать по отдельности и забыть о них. Думаю, лавки были завалены драгоценностями, украденными из французских особняков - причем, грабители едва ли представляли себе их ценность. Скорее всего, эта участь постигла и изумруды Гайара. Оборванцы, грабившие наши дома, не имели понятия, какие сокровища держали в руках. - Ярость, мелькнувшая в его глазах, погасла, и он повернулся ко мне. - Как хорошо, что вы не жили в те дни, мадемуазель Лосон. Вы бы не вынесли того, что великие полотна отдают на поругание, вышвыривают в окна и оставляют валяться под открытым небом… Что это было? Ошибка?
- Все это очень прискорбно, - согласилась я и обратилась к Филиппу. - Вы говорили об изумрудах?
- Камни долгое время принадлежали семье, - сказал он. - Их стоимость… Трудно определить сколько они стоили - цены так изменились! Впрочем, они были бесценны. Их хранили в секретной кладовой замка, но во время революции они исчезли. Никто не знает, что с ними стало, но всегда бытовало мнение, что они где-то в замке.
- Время от времени у нас вспыхивает изумрудная лихорадка, - пояснил граф. - Кто-нибудь выдвигает новую версию, и всех охватывает азарт кладоискательства. Мы начинаем искать, роемся повсюду, пытаемся обнаружить тайники, в которые давным-давно никто не заглядывал, а в результате - много суеты, но ни одного изумруда.
- Папа, - воскликнула Женевьева, - а не могли бы мы начать поиски еще раз?
Как раз внесли фазана, но я едва до него дотронулась - так захватила меня беседа. Кроме того, сказывались пережитые волнения - ведь меня оставляли в замке!
- Какое благоприятное впечатление вы произвели на мою дочь! - сказал мне граф. - Она думает, что у вас получится то, что не удалось другим. Женевьева, ты хочешь снова начать поиски, потому что мадемуазель Лосон с нами. А тебе не кажется, что она тоже может потерпеть неудачу?
- Нет, я об этом не думала, - возразила Женевьева. - Мне просто захотелось поискать изумруды.
- Какая ты невежливая! Извините ее, мадемуазель Лосон. А ты, Женевьева, все же покажи нашей гостье замок. Вы его еще не изучили, мадемуазель Лосон? Полагаю, вы удовлетворите ваше профессиональное любопытство. Ведь ваш отец разбирался в архитектуре так же, как вы - в живописи. Вы работали с ним, и - кто знает! - может быть, обнаружите этот хитрый тайник, который не могут найти уже сотню лет.
- Мне бы и в самом деле хотелось взглянуть на замок, - призналась я. - Если Женевьева мне его покажет, я буду очень рада.
Женевьева потупилась, а граф нахмурился. Я поспешно добавила:
- Женевьева, если ты согласна, - мы можем условиться о встрече.
Девочка взглянула сначала на отца, потом на меня.
- Завтра утром? - предложила она.
- Утром я работаю, а вот после обеда - с большим удовольствием.
- Очень хорошо, - согласилась она.
- Тебе это будет полезно, Женевьева, - сказал граф.
Когда подали суфле, разговор зашел об округе, главным образом, о виноградниках. Я чувствовала, что добилась успеха. Ужинаю в кругу семьи - бедной мадемуазель Дюбуа такое признание и не снилось. Мне позволено ездить верхом. Втайне я на это надеялась и привезла с собой свою старенькую амазонку. Завтра мне покажут замок. Между мной и графом даже стали налаживаться какие-то отношения, хотя я не смогла бы определить, какие именно.
Я уже хотела уйти в свою комнату, но граф задержал меня. Сказал, что в библиотеке есть книга, которая может показаться мне увлекательной.
- У моего отца был доверенный человек, из местных. Это он ее написал, - объяснил граф. - Он очень интересовался историей нашей семьи. Книгу издали. Я уже несколько лет не брал ее в руки, но думаю, что она вам понравится.
Я поблагодарила графа за любезность.
- Я вам ее непременно пришлю, - пообещал он.
Мы ушли вместе с Женевьевой, оставив мужчин одних. Она проводила меня до комнаты и холодно пожелала спокойной ночи.
Вскоре ко мне в дверь постучали, и вошла горничная с книгой.
- Его Светлость велели вам передать, - сказала она и вышла, оставив меня стоять с книгой в руке.
Это была тонкая книжка с силуэтом замка на обложке. Чтение я отложила на потом - сейчас мне не давали покоя события минувшего вечера. Я не хотела спать: была слишком взволнована. Все мои мысли занимал граф. Я заранее ожидала, что встречу необычного человека. Его и в самом деле окружает тайна. Перед ним дрожит дочь. Не уверена, но думаю, что кузен - тоже. Граф из тех людей, которые делают все возможное, чтобы окружающие их боялись - и сами же презирают их. Я пришла к этому выводу, когда заметила, какое раздражение вызывают в нем его родственники. Интересно, как он жил с женщиной, имевшей несчастье выйти за него замуж? Терпела ли она его издевательства? Насколько плохо он с ней обращался? Не могу себе представить, чтобы он давал волю кулакам… но можно ли быть хоть в чем-нибудь уверенной, когда дело касается такого мужчины? Я его плохо знаю… пока.
Он садист. Таково было мое заключение. Он виноват в смерти жены - если не сам отравил ее, то довел до самоубийства. Бедная женщина! Как же нужно устать от жизни, чтобы наложить на себя руки! Бедная Женевьева, ее дочь! Надо попытаться понять эту девочку, как-нибудь подружиться с ней. Она похожа на потерявшегося ребенка, который блуждает в каком-то лабиринте, все больше отчаиваясь найти выход.
Всегда гордившаяся своим благоразумием, я впервые усомнилась в нем. Как бы и мне не стать суеверной в этом доме, в котором за века наверняка произошло не одно странное событие - в том числе и недавняя трагическая гибель его хозяйки.
Чтобы прогнать от себя мысли о ее супруге, я попыталась думать о чем-нибудь другом. Как отличалось от его надменной физиономии открытое лицо Жан-Пьера Бастида.
Вдруг я улыбнулась. Со времени любовной связи с Чарлзом меня не интересовал ни один мужчина, а теперь мои мысли занимали сразу двое.
Как глупо! - пристыдила я себя. Что у тебя может быть с ними общего?
Я взяла присланную графом книгу и начала читать.
Замок был построен в 1405 году. Старое здание во многом сохранилось до сих пор. Два крыла пристроили позднее, в них более сотни футов в высоту, а круглые форты придают им неприступный вид. Очень похоже на королевский замок Лош. Образ жизни в Шато-Гайар тоже мало отличается от лошского. Де ла Тали правили в Гайаре, как короли. Здесь у них были собственные подземелья, куда они заточали своих врагов. В самой старой части замка до сих пор существует один такой "каменный мешок".
Спустившись вниз, автор книги обнаружил, что тюремные камеры Гайара такие же, как в замке Лош: небольшие ниши, выдолбленные в камне. Они такие маленькие, что выпрямиться во весь рост там невозможно. Де ла Тали, жившие в XV, XVI, XVII веках, приковывали в этих клетках людей и оставляли умирать. Людовик XI так же расправлялся со своими недругами. Один узник, брошенный в каменный мешок, сумел выбраться оттуда. Ему удалось пробить ход в стене, и он вышел в следующую камеру подземелья. Он умер от отчаяния.
Я читала, завороженная не только описанием замка, но и фамильной историей де ла Талей. Они часто противостояли королям, еще чаще были на их стороне. Одна из женщин рода, прежде чем выйти замуж за де ла Таля, была любовницей Людовика XV. Король-то и подарил ей изумрудное ожерелье огромной ценности. В любовных связях с королем тогда не видели ничего предосудительного, и после того, как она оставила придворную службу, женившийся на ней де ла Таль, не желая уступать королю в щедрости, подарил супруге изумрудный браслет под пару ожерелью. Браслет был дешевле, и в доказательство того, что де ла Тали ничем не хуже королевской семьи, появились изумрудная диадема, два кольца, брошь и усыпанный изумрудами пояс. Так возникли знаменитые изумруды де ла Талей.
Книга подтверждала услышанное на ужине: изумруды пропали во время революции. До этого их вместе с другими драгоценностями хранили в оружейной галерее, ключ от которой находился у хозяина дома - никто не знал, где он его прячет. Так события развивались до того, как во Франции начался террор.
Было уже поздно, но я не могла оторваться от книги и дошла до главы под названием "Де ла Тали и революция".
Графу Лотеру де ла Талю было тридцать лет. Он женился за несколько лет до того рокового года, когда его призвали в Париж на собрание Генеральных Штатов. В замок он больше не вернулся: стал одним из первых, чья кровь пролилась на гильотине. Его двадцатидвухлетняя жена Мария-Луиза ждала ребенка. Она осталась в замке со старой графиней, матерью Лотера. У меня перед глазами оживали картины прошлого. Жаркие июльские дни. Молодой женщине приносят весть о смерти мужа. Представляю ее скорбь по мужу, страх за будущего ребенка! Вот она сидит у высокого окна смотровой башни, ее взгляд рассеянно скользит по округе. Придут ли сюда революционеры? Не расправятся ли с ней местные жители?
В те знойные дни она выжидала, боялась выходить в город. Настороженно смотрела на крестьян в виноградниках, на слуг - вне всяких сомнений, те с каждым днем повиновались все меньше. Представляю, как старая гордая графиня отчаянно пыталась сохранить прежние порядки. Чего только ни перенесли две отважные женщины в те страшные дни!
Террор захватывал все новые земли и наконец пришел в Шато-Гайар. К замку маршировал отряд революционеров. Развивались знамена, слышалась незнакомая южная песня. Крестьяне тотчас побросали работу, женщины и дети высыпали на улицы, лавочники и торговцы наводнили площадь. Аристократам конец. Теперь у земли будут другие хозяева.
Я с волнением читала, как молодая графиня ушла из замка и нашла приют в одном из соседних домов. Я знала, чей это был дом, знала, кто ее приютил. Я прекрасно помнила, с каким гордым видом говорила об этом госпожа Бастид.
Должно быть молодой графине дала приют прабабка Жан-Пьера. Она вела хозяйство, поэтому даже мужчины, готовившие вместе с революционерами штурм замка, не посмели ее ослушаться. Она спрятала графиню в доме и приказала сыновьям помалкивать о том, что произошло.
Старая графиня отказалась покинуть замок: решила умереть там, где прожила всю жизнь. Она пошла в часовню и приготовилась к мученической смерти. Ее звали Женевьевой, и она стала молить святую Женевьеву о помощи. До нее доносились грубые выкрики и непристойный смех. Толпа ворвалась в замок. Она слышала, как они срывают картины и гобелены, выбрасывая их из окон.
Несколько мятежников направилось к часовне, но перед тем как войти, им захотелось повалить установленную над дверями статую святой Женевьевы. Они вскарабкались наверх, но не смогли сдвинуть ее с места. Разгоряченные вином, они позвали своих товарищей. Прежде чем продолжать грабеж, надо было разбить статую.
Старая графиня, стоя на коленях перед алтарем, взывала к святой Женевьеве. Крики становились все громче. Каждую минуту толпа могла ворваться и убить ее.
Под нестройное пение "Марсельезы" и "Ca ira" на статую накинули веревки. Гул нарастал. Графиня встала с колен. "Раз, два… взяли!" Раздался треск, вопли… и наступила жуткая тишина.
Замку уже ничто не угрожало. Разбитая статуя валялась у порога часовни, под ней лежали три мертвых тела. Святая Женевьева спасла замок. Бунтовщики - безбожные, но суеверные - в испуге разбежались. Иные смельчаки пытались остановить их, но безрезультатно. Многие в отряде были из местных, всю жизнь они жили под пятой де ла Талей. Страх в них еще не умер, и теперь ими владело только одно желание: оказаться подальше от Шато-Гайар.
Когда все стихло, старая графиня вышла из часовни. Увидела разбитую статую, преклонила колена и возблагодарила свою святую заступницу. Потом пошла в замок и с помощью служанки привела его в порядок. Тут она прожила несколько лет, заботясь о маленьком графе, которого тайно вернули домой. Его мать умерла при родах - неудивительно, если ей пришлось так много пережить до его рождения, учитывая и то обстоятельство, что госпожа, Бастид побоялась позвать к ней повивальную бабку. Так они и жили в замке - старая графиня, юный граф и служанка - пока не закончилась революция и жизнь не начала входить в прежнее русло. Вернулись слуги. Замок был отремонтирован. Виноградники приносили большой доход. Но, хотя сокровищница, в которой хранились изумруды, осталась нетронутой, камни исчезли. С тех пор для семьи они были потеряны.
Я закрыла книгу. Я очень устала и быстро заснула.
3
Следующее утро я провела в галерее. После того, как накануне граф проявил такой интерес к картинам, я ждала, что он придет, однако он так и не появился.
Когда я обедала в своей комнате, в дверь постучали и вошла Женевьева. Ее волосы были аккуратно собраны на затылке, и сама она выглядела такой же притихшей, как вчера за ужином. Мне пришло в голову, что присутствие отца действует на нее благотворно.
Сначала мы поднялись на верхнюю площадку центральной башни, откуда она показала мне окрестности - причем, следуя совету графа, изъяснялась на своем ломаном английском. Я подумала, что ненавидя и опасаясь отца, она в то же время хочет завоевать его уважение.
- Мадемуазель, видите башню вон там, прямо на юге? В ней живет мой дедушка.
- Это близко?
- Около двенадцати километров. Сегодня ясная погода, поэтому ее хорошо видно.
- Ты часто его навещаешь?
Она с подозрением посмотрела на меня и промолчала. Тогда я сказала:
- Это не так уж далеко.
- Иногда я хожу туда, - вздохнула она. - Папа не ходит. Обещайте, что не скажете ему.
- Он против?
- Не знаю, он не говорил. - В ее голосе послышалась некоторая досада. - И вообще, он со мной редко разговаривает. Поэтому обещайте, что не скажете.
- А почему ты думаешь, что я скажу?
- Потому что с вами он разговаривает.
- Женевьева, я видела его всего два раза! Естественно, мы должны были поговорить о картинах. Он беспокоится о них, но беседовать со мной на другую тему он не станет.
- Обычно он вообще не разговаривает с людьми… которые здесь работают.
- Вероятно, они не реставрируют картин.
- Да нет, просто вы заинтересовали его.
- Его интересует то, что я сделаю с его сокровищами. Лучше посмотри на этот сводчатый потолок. Обрати внимание на арочную форму двери. Все это позволяет предположить, что им лет сто, не меньше.
На самом деле мне очень хотелось поговорить о ее отце. Спросить, как он обычно ведет себя с обитателями замка. Интересно, почему он не одобряет ее походов к деду?
- Мадемуазель, вы говорите слишком быстро. Я не понимаю.
Мы спустились вниз по лестнице. На последней ступеньке она сказала по-французски:
- Мы были почти на крыше, а теперь вы должны взглянуть на подземелье. Вы знаете, что у нас есть темницы?
- Да, твой отец прислал мне одну книгу. Она дает прекрасное представление о замке.
- Там содержали узников. Каждого, кто наносил обиду одному из де ла Талей, сажали в темницу, так мне мама рассказывала. Однажды она взяла меня с собой и все мне показала. Оказывается, чтобы быть узником, необязательно сидеть в тюрьме. И еще она сказала, что каменные стены и цепи - только один из способов лишить человека свободы. Есть и другие.
Я внимательно взглянула на нее, но ее широко раскрытые глаза смотрели на меня по-детски простодушно. Она по-прежнему старалась казаться паинькой.
- В королевских замках были подземные тюрьмы… - продолжала она. - Их называли "места забвения" - если человека туда отправляли, то уже никогда не вспоминали о нем. Тюрьмы забвения! Знаете, в этот каменный мешок падали через люк, который сверху почти не было видно!
- Да, я читала об этом. Незаметно для себя жертва оказывалась на крышке люка, который открывался нажатием рычага в другой части комнаты. Пол под ногами разверзался, и человек проваливался вниз.
- В забвение! Там глубоко, я видела. Несчастный мог сломать ногу, никто не вылечил бы его. Он лежал там всеми позабытый, среди костей своих предшественников… Мадемуазель, а вы боитесь привидений?
- Конечно, нет.
- А слуги боятся. Они ни за что не пошли бы в комнату над каменным мешком… По крайней мере, в одиночку. Говорят, по ночам оттуда доносятся крики… чьи-то стоны. Вы и впрямь хотите посмотреть?
- Женевьева, в Англии я не раз гостила в домах с привидениями.
- Тогда все в порядке. Папа сказал, что французские привидения вежливее английских и приходят только тогда, когда их ждут. Если вы не верите в них, то и не ожидаете увидеть, правда? Вот это он и имел в виду.
Она ловит каждое его слово! Бедной девочке не хватает не только дисциплины, но и любви. Ее мать умерла три года назад, и с тех пор она не может не нуждаться в ласке - особенно, учитывая характер ее отца.
- Мадемуазель, вы уверены, что не боитесь?
- Вполне.
- Теперь там не так, как было раньше, - сказала она почти с сожалением. - Когда искали изумруды, оттуда выгребли кучу костей и всякой грязи. Вы, наверное, последуете примеру моего дедушки и начнете поиски с oubliette? Правда, он так ничего и не нашел… Значит, изумрудов там нет. Говорят, их украли, но я думаю, что они в замке. Вот если бы папа снова устроил раскопки! Было бы здорово, правда?
- Думаю, в замке обыскали все, что можно. Судя по тому, что я прочитала, изумруды скорее всего достались революционерам, ворвавшимся в замок.
- Но ведь они не добрались до сокровищницы, а изумруды исчезли!
- А может быть, их продали до революции? Это только предположение, но представь, что один из твоих предков нуждался в деньгах и продал изумруды. Он - или она - могли об этом никому не сказать. Кто знает?
Она удивленно уставилась на меня. Потом спросила:
- Вы говорили об этом папе?
- Думаю, нечто подобное уже приходило ему в голову. Это лежит на поверхности.
- Но дама на вашей картине изображена с изумрудами. Значит, они все-таки были в замке?
- Может быть, это подделка.
- Мадемуазель, де ла Тали не носили поддельных драгоценностей.
Я улыбнулась. Через некоторое время у меня вырвался восторженный возглас: мы подошли к узкой винтовой лестнице.
- Она ведет в подземелье, - пояснила Женевьева. - Здесь восемь ступенек, я считала. Вы сможете спуститься? Держитесь за веревочные перила.
Я последовала ее совету. Лестница была такая узкая, что идти можно было только друг за другом.
- Чувствуете, как холодно? - В ее голосе слышалось волнение.
- Представляете, каково быть брошенным сюда и знать, что никогда не выйдешь наружу? Мы внизу, подо рвом. Здесь держали тех, кто осмелился оскорбить де ла Талей.
Спустившись на восемь ступенек, мы оказались перед тяжелой дубовой дверью, обитой железом. На ней были высечены слова. Четкие буквы как будто насмехались:
Entrez, Messieurs, Mesdames,
chez votre maître le Compte de la Talle
- Любезный прием! Как по-вашему, мадемуазель? - Она лукаво засмеялась - будто приподняла маску девочки-тихони, которую носила до сих пор.
Я вздрогнула. Она подошла ближе и зашептала: