Я увидела свекровь с моим ребенком на руках. Старуха плакала - эта гордая женщина плакала! Я видела, как слезы катятся по ее щекам, - и испугалась, что что-то не так. Вдруг мой ребенок - калека? Или уродец? Или мертвый?!
Но это были слезы радости и гордости. Леди Сент-Ларнстон подошла к кровати, и от нее первой я услышала радостную весть.
- Мальчик, Керенза! - радостно воскликнула свекровь. - Очаровательный здоровый мальчик!
"Все должно пойти как надо, - думала я. - Мне только нужно составить план - и мои мечты превратятся в реальность!"
Я - Керенза Сент-Ларнстон, и я родила сына. В семье не было ни одного ребенка мужского пола, который бы его заменил. Он - наследник рода Сент-Ларнстонов.
Но я могла потерпеть поражение в мелочах.
Я лежала на кровати с рассыпавшимися по плечам волосами. На мне была белая кружевная рубашка, отделанная зеленой тесьмой, - подарок свекрови. Младенец лежал в кроватке, и она склонилась над ним. Любовь смягчила черты ее лица, и леди Сент-Ларнстон выглядела совершенно иначе, чем прежде: казалось, передо мной была другая женщина.
- Нам нужно придумать для него имя, Керенза, - сказала она, с улыбкой подходя к моей кровати.
- Я думала назвать его Джастин.
Она с удивлением повернулась ко мне.
- Но это невозможно!
- Почему? Мне очень нравится имя Джастин. В семье всегда были Джастины Сент-Ларнстоны.
- Если у Джастина будет сын, его назовут Джастин. Мы должны оставить это имя для него.
- Сын? У Джастина?
- Я день и ночь молюсь, чтобы ему с Джудит было даровано такое же счастье, как вам с Джонни.
Я заставила себя улыбнуться.
- Ну да, конечно. Я просто подумала, что в семье должен быть мальчик с таким именем.
- Да, должен быть. Но сын старшего сына.
- Они уже столько женаты!
- Да, но у них впереди еще много времени. Я надеюсь дожить до того момента, когда этот дом будет полон детей.
Я вдруг почувствовала себя опустошенной. А потом решила, что имя не так уж и важно.
- А у тебя есть на примете еще какое-нибудь имя?
Я молчала. Я была так уверена, что мой сын будет Джастином, что не думала ни о каком другом имени. Свекровь внимательно смотрела на меня. Она была проницательной женщиной, и мне не хотелось, чтобы она догадалась, что у меня на уме.
- Карлион, - внезапно выпалила я.
Как только я произнесла это имя, сразу же поняла, что именно его мне хотелось бы дать своему сыну, если он не будет Джастином. Карлион. Это имя много значило для меня. Я видела себя, поднимающейся по ступеням парадной лестницы в красном бархатном платье. То был первый раз, когда я совершенно ясно поняла, что мечты могут становиться реальностью.
- Хорошее имя, - сказала я. - Оно мне нравится.
Свекровь повторила имя несколько раз, словно пробуя его на вкус.
- Да, - согласилась она. - Мне тоже нравится. Карлион Джон - второе имя в честь отца. Как тебе это?
Джон - в честь отца, Карлион - в честь матери. Если уж ему не суждено быть Джастином, его должны звать именно так!
Я сильно изменилась, можно сказать, стала другим человеком. Впервые в жизни я любила кого-то больше, чем себя. Мой сын - это единственное, что имело для меня значение. Я часто оправдывала свои плохие поступки, убеждая себя в том, что поступаю так ради Карлиона. Я постоянно уверяла себя, что грешить во имя того, кого ты любишь, - совсем не то, что грешить ради себя самой. Но в глубине души я знала, что благополучие Карлиона - моя слава; и моя любовь к нему была такой безграничной, потому что он был частью меня - кровь от крови, плоть от плоти, как говорится в пословице.
Он был чудесным ребенком, довольно крупным для своего возраста, унаследовавшим от меня огромные темные глаза, - к слову, это было единственным в его внешности, что он позаимствовал у своей матери. Однако в его глазах было выражение такой безмятежности, такого спокойствия, какого никогда не было в моих глазах. И почему, спрашивала я себя, им не быть безмятежными, если его мать готова бороться за него подобно львице? Он был счастливым ребенком - лежал в кроватке, принимая благоговение и поклонение семьи как должное, но без надменности. Просто он был счастлив оттого, что его любили. Карлион всех любил - и все любили Карлиона. Но, говорила я себе, беря его на руки, малыш испытывает особое удовольствие, когда видит меня.
Леди Сент-Ларнстон обсудила со мной вопрос о няне для мальчика. Она перечислила имена нескольких деревенских девушек, но я их всех отвергла. Меня не покидало чувство вины из-за абсурдного страха - почти предчувствия, - что с Джудит может что-то случиться и это даст возможность Джастину жениться на Меллиоре. Я не хотела, чтобы это произошло. Я хотела, чтобы Джудит и дальше оставалась бесплодной женой Джастина, потому что только таким образом мой сын мог стать сэром Карлионом и унаследовать Эббас. Я представляла, какой ужасной, тоскливой должна быть жизнь Меллиоры, но отмахнулась от этих мыслей и всячески старалась заглушить чувство вины перед подругой. Я оказалась перед выбором: либо Меллиора, либо мой сын. Совершенно очевидно, что любая мать всегда предпочтет сына подруге, - какой бы близкой и дорогой ни была подруга.
И все-таки, желая помочь Меллиоре, я кое-что придумала.
- Я не хочу, чтобы он говорил с деревенским акцентом, - сказала я свекрови.
- Но у нас всегда нянями были деревенские девушки, - возразила она.
- Я хочу, чтобы у Карлиона было все самое лучшее.
- Керенза, дорогая, мы все этого хотим!
- Я думала о Меллиоре Мартин. - Увидев, что на лице свекрови появилось удивленное выражение, я поспешила продолжить: - Она - настоящая леди. Она любит мальчика и всегда хорошо ладила с детьми. Она сможет учить его, когда он подрастет; она будет его гувернанткой до тех пор, пока он не пойдет в школу.
Свекровь задумалась: ей было жаль отпускать от себя Меллиору. Я тоже понимала, что леди Сент-Ларнстон явно будет не хватать компаньонки. И в то же время она не могла противиться здравому смыслу: найти няню такого уровня, как дочь священника, очень трудно.
В тот день я осознала, что эта властная женщина готова пожертвовать всем ради внука.
Я отправилась в комнату Меллиоры. Подруга очень устала, проведя весь вечер с леди Сент-Ларнстон. Она лежала на кровати. Мне показалось, что она похожа на нарцисс, который слишком долго оставался без воды.
Бедная Меллиора, такая жизнь требовала от нее слишком большого напряжения!
Я села на кровать и внимательно посмотрела на нее.
- День выдался утомительный? - спросила я.
Она пожала плечами.
- Я сейчас вернусь, - сказала я и пошла в свою комнату. Там я взяла одеколон, которым пользовалась во время беременности и который, как я узнала от Джудит, снимал головную боль. Я протерла лоб Меллиоры ватой, смоченной одеколоном.
- Какая роскошь, когда за тобой ухаживают, - пробормотала Меллиора.
- Бедная Меллиора! Моя свекровь - настоящий тиран. Но жизнь изменится к лучшему.
Она широко распахнула свои прекрасные глаза, в которых уже появилась печаль.
- У тебя будет новая хозяйка и новое место работы.
Она рывком села на кровати, и я заметила на ее лице тень страха. "Не бойся, тебя не увезут от Джастина… Никогда". А дьявол во мне нашептывал: "Нет, пока ты здесь и вы с Джастином питаете друг к другу эти безнадежные чувства, он еще меньше склонен находиться в обществе своей супруги. А чем меньше он расположен к своей жене, тем меньше шансов, что у них будет ребенок, который может лишить моего Карлиона наследства".
Когда у меня появлялись подобные мысли, мне всегда хотелось быть с Меллиорой особенно доброй, поэтому я быстро добавила:
- Я собираюсь нанять тебя, Меллиора. Ты будешь няней Карлиона.
Мы кинулись друг к другу в объятия и на несколько мгновений снова стали теми двумя девочками из дома священника.
- Ты будешь ему родной тетей, - продолжала я. - Больше никаких других вопросов. Мы с тобой сестры, ведь так?
Мы помолчали, потом Меллиора проговорила:
- Знаешь, Керенза, жизнь иногда повергает меня в трепет. Ты заметила цикличность в наших с тобой жизнях?
- Да, - ответила я, - события повторяются.
- Сначала я помогла тебе… теперь ты помогаешь мне.
- Существуют невидимые нити, которые связывают наши жизни. И ничто не сможет разорвать эти нити, Меллиора. Даже если бы мы попытались это сделать, все равно ничего не получилось бы.
- Но мы никогда и не будем пытаться, - заверила меня подруга. - Керенза, когда я узнала, что у моей матери будет ребенок, я молилась, чтобы Господь послал мне сестру. Я молилась истово, причем не только вечером, но и весь день - все время, когда бодрствовала! Вся моя жизнь проходила в молитве. Я создала в своем воображении сестру, которую звали Керенза. Она была похожа на тебя… сильнее меня, всегда готовая прийти мне на помощь, хотя бывали времена, когда и я помогала ей. Может, Господь сжалился надо мной и, забрав у меня сестричку, послал мне тебя?
- Да, - согласилась я. - Думаю, свыше было решено, что мы должны быть вместе.
- Значит, ты веришь в это так же, как верю я. Ты раньше всегда говорила, что если чего-то хочешь, молишься об этом, живешь ради этого, то все обязательно сбудется.
- Так говорит бабушка Би. Но есть еще силы, которые нам не понять. Возможно, твоя мечта осуществится, но тебе придется заплатить за нее. Возможно, ты получишь сестру, но она впоследствии окажется совсем не такой, как ты хотела.
Когда подруга смеялась, она становилась прежней Меллиорой, той, которая еще не пережила унижений, подобных тем, какие такая гордая женщина, как моя свекровь, не может не наносить людям, находящимся в ее власти.
- О, Керенза, - ласково произнесла Меллиора, - я прекрасно знаю все твои недостатки.
Я рассмеялась вместе с ней и подумала: "Нет, Меллиора, не знаешь. Ты бы сильно удивилась, если бы смогла заглянуть в мое черное сердце! Черное? Ну, может, не совсем черное, однако и не безупречно чистое. Чуть подернутое серостью".
Я намеревалась сделать жизнь Меллиоры легче.
Как сильно изменилась жизнь в Эббасе с появлением Карлиона! Никто из нас не остался безучастным к его присутствию. Даже Джонни, утратив присущий ему цинизм, превратился в гордого отца. А для меня ребенок, конечно, стал смыслом всей моей жизни. Что касается Меллиоры, то она настолько привязалась к малышу, что иногда я побаивалась, что он будет любить ее так же сильно, как меня. При виде внука леди Сент-Ларнстон становилась намного мягче. Даже слуги обожали его; когда он играл в саду, все они искали предлог, чтобы выйти к нему. Я уверена, он был единственным человеком в доме, к которому они относились искренне и без предвзятости.
Однако был один человек - и возможно, не только он, - который не испытывал восторга от появления в доме малыша. Для Джудит Карлион был постоянным упреком; для Джастина, думаю, тоже. Я замечала, как Джастин с тоской смотрит на моего сына, и почти читала его мысли. Джудит не умела скрывать своих мыслей. Ее сердце переполняли раздражение и обида, словно она вопрошала судьбу: "Почему я не могу иметь ребенка?"
Я была сильно удивлена тем, что она позволила мне стать своей наперсницей. Не могу себе представить, почему она выбрала именно меня. Но, может быть, она чувствовала, что я понимаю ее больше, чем кто-нибудь другой в этом доме.
Иногда я, бывало, приходила в ее комнату и подолгу сидела с ней. Я умела заставить Джудит говорить - меня это волновало, а ее, наоборот, успокаивало. Я всегда помнила бабушкины слова о том, насколько полезно знать о человеке даже мелкие подробности, ибо незначительная деталь может пригодиться в самый неожиданный момент.
Я притворялась, что сочувствую Джудит, и хитростью узнавала все ее тайны. Когда же ее разум был одурманен виски, она сама охотно рассказывала мне обо всем. Каждый день она отправлялась на прогулку верхом. Ее целью, как я знала, была покупка виски в разных постоялых дворах по всей округе. Она, очевидно, осознавала, что опасно пользоваться домашними запасами.
Когда Джастин нашел пустые бутылки в шкафу, он пришел в ужас, узнав, что его жена тайно пьянствует. Сначала Джудит приободрилась.
- Он так рассердился! Я редко видела его таким разгневанным. Значит, он беспокоится обо мне, Керенза, не так ли? Он сказал, что я подтачиваю свое здоровье. И знаешь, что он сделал? Он забрал все бутылки, чтобы я не вредила здоровью.
Но радовалась Джудит недолго. Именно тогда я поняла, насколько серьезна ее зависимость от виски. Однажды я пришла к ней в комнату и увидела, что она сидит за столом и плачет над каким-то письмом.
- Я пишу Джастину, - сказала Джудит.
Я заглянула через ее плечо и прочитала: "Дорогой, в чем я провинилась, почему ты так ко мне относишься? Иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня. Почему ты предпочел мне эту девушку с ее глупым, кротким лицом и голубыми, как у младенца, глазами? Что такого она может дать тебе, чего нет у меня?"
- Ты ведь не отошлешь его Джастину? - спросила я.
- Почему? Почему бы и нет?
- Но ты же видишь его каждый день. Зачем тебе писать ему?
- Он избегает меня. Мы теперь спим в разных комнатах. Ты знала? Я для него - досадная помеха. Он предпочитает не вспоминать обо мне. Многое изменилось с тех пор, как ты была моей камеристкой, Керенза. Умница Керенза! Хотела бы я так распорядиться своей жизнью, как ты своей! Ты ведь не питаешь сильной страсти к Джонни, правда? Но он тебя обожает. Странно! У нас все наоборот. Два брата и их жены…
Она захохотала, как безумная.
- Тише, слуги услышат, - предупредила я ее.
- Они далеко, в кухне.
- Они повсюду, - ответила я.
- Ну и что нового они узнают? Что он не обращает на меня внимания? Что хочет дочку священника? Они давно об этом знают.
- Тихо!
- Почему?
- Джудит, ты сама не своя!
- Я безумно хочу выпить. Он забрал мое единственное утешение, Керенза. Почему у меня не может быть хоть такого утешения? Он утешается по-своему. Керенза, как ты думаешь, куда он поехал с этой девушкой?
- Ты говоришь глупости. Ты все выдумываешь. Они оба слишком… - Я помолчала и, выдержав небольшую паузу, закончила: - Они строго придерживаются приличий, поэтому у них дружеские отношения, не более того.
- Дружеские отношения! - язвительно повторила она. - Да они только и ждут момента, когда смогут стать любовниками. О чем они говорят, Керенза? О том времени, когда меня уже не будет здесь?
- Ты слишком возбуждена, Джудит.
- Если бы я смогла достать выпивку, мне стало бы лучше. Керенза, помоги мне! Купи мне виски… принеси мне. Пожалуйста, Керенза! Ты не представляешь, как мне нужно выпить!
- Я не могу этого сделать Джудит.
- Значит, ты мне не поможешь. Никто не хочет мне помочь… Нет… - Она умолкла и как-то странно улыбнулась. Очевидно, ей в голову пришла неожиданная мысль. Но я поняла это только спустя несколько дней.
Джудит съездила к родителям и привезла с собой Фанни Понтон. Фанни была няней в семействе Деррайз, а потом, когда детская опустела, ей поручили другую работу. Теперь Фанни должна была стать камеристкой Джудит.
Вскоре меня перестали заботить отношения Джудит и Джастина. Мой сын заболел. Однажды утром я склонилась над кроваткой и увидела, что у него жар. Я перепугалась и тотчас послала за доктором Хиллиардом. Карлион заболел корью, как объяснил мне врач, и причин для паники нет. Это, дескать, распространенное детское заболевание.
Нет причин для беспокойства! Я места себе не находила от охватившей меня тревоги. Я сидела у кроватки сына день и ночь, никому не позволяя приближаться к нему. Джонни пытался объяснить мне, что дети достаточно часто болеют этой болезнью, но я с упреком смотрела на него. Это мой сын, и он отличается от всех других детей. Я не перенесу, если его жизнь подвергнется хотя бы малейшей опасности. Свекровь была со мной необычайно нежна.
- Ты сама захвораешь, дорогая. Доктор Хиллиард уверяет, что это обыкновенная детская болезнь и наш милый Карлион переносит ее в очень легкой форме. Отдохни немного. Обещаю тебе, я сама за ним присмотрю, пока ты поспишь.
Но я не отходила от сына ни на секунду. Я боялась, что другие не смогут так позаботиться о нем, как я. Я сидела у изголовья кроватки и представляла, что он умрет, а затем маленький гробик понесут в склеп Сент-Ларнстонов.
Однажды Джонни, присев рядом со мной, завел разговор.
- Знаешь, в чем твоя беда? - спросил он. - Тебе нужно родить больше детей. Тогда у тебя не будет этих страхов за единственного ребенка. Что ты думаешь по поводу полдюжины маленьких сыновей и дочек? Ты создана для материнства! Это как раз по тебе, Керенза!
- Не говори ерунды, - огрызнулась я.
Но когда Карлиону стало лучше и я могла рассуждать здраво, мне в голову пришла мысль о большой семье и о долгих годах впереди. Я буду старой знатной дамой, живущей в Эббасе в окружении не только семьи сэра Карлиона и его детей, но и других моих детей и внуков. Я буду для них тем же, кем для меня была бабушка Би. Это станет продолжением моей мечты. Джонни позволил мне заглянуть в будущее - и эта картина мне понравилась.
У Карлиона не было никаких осложнений после болезни, и вскоре он стал таким, как прежде. Теперь малыш уже ходил и разговаривал. Мне было необыкновенно интересно наблюдать за ним.
Мы с Джонни незаметно перешли на новые отношения. Мы вели себя так же, как в самом начале нашего брака. Между нами вновь вспыхнула страсть - пылкая и ненасытная. С моей стороны это объяснялось желанием реализовать мечту, ну а что до моего мужа, то он по-прежнему был убежден, что женился на ведьме.
Когда я вышла в сад, Карлион катал деревянный обруч вокруг розария, толкая его деревянным крюком. Меллиора сидела на скамейке у стены, где была найдена седьмая дева, и что-то шила.
Карлиону исполнилось уже два года. Довольно крупный для своего возраста, он почти всегда был в хорошем настроении, охотно играл сам с собой, но и с удовольствием встречал любого, кто хотел разделить с ним развлечения. Я часто с удивлением думала, каким образом такой мужчина, как Джонни, и такая женщина, как я, могли произвести на свет столь чудного ребенка?
К этому времени мне исполнился двадцать один год. Проходя по Эббасу, я часто ловила себя на мысли, что этот дом кажется мне родным, как будто я прожила здесь всю свою жизнь.
Леди Сент-Ларнстон заметно постарела. Она страдала ревматизмом и большую часть времени проводила в своей комнате. Она так и не наняла новой компаньонки на место Меллиоры, потому что теперь у нее уже не было такой обширной корреспонденции и не было желания, чтобы ей читали вслух, как раньше. Пожилая леди теперь больше отдыхала, и время от времени Меллиора или я сидели с ней. Иногда Меллиора читала ей вслух. Когда это делала я, свекровь часто прерывала меня и мы начинали говорить о Карлионе.
Я чувствовала, что постепенно становлюсь хозяйкой дома. Слуги тоже осознавали это, хотя иногда я замечала на их лицах выражение, которое свидетельствовало о том, что они все еще помнят времена, когда я была одной из них.