– Нет. У папы тоже часто такое случалось. Ему много раз нос ломали. И сосуды стали слабыми. Лопались… мне не следовало оставаться наедине с… ним. Но позвать было некого…
– Я не сержусь.
Уже – нет. Вопрос, как надолго хватит.
– Вы бы не возражали, если бы я… наняла компаньонку? Та женщина, которая учит Долэг манерам. Она вдова и очень милая. Она согласилась бы… если, конечно…
Самому следовало бы подумать. Идеальный вариант с его-то характером. А еще лучше запереть. Чтобы решетки на окнах. И замок на двери. Лучше два. Постоянный присмотр, конечно. Только вот… когда Урфина самого запирали, он душу готов был отдать, лишь бы выбраться. Нет, цепь – не выход. А что тогда?
– Тисса! – Урфин убрал полотенце. Кровотечение, кажется, остановилось, но подняться ему не позволили. – Ответь, пожалуйста, честно. Тебе нравится Гийом?
Вот зачем было спрашивать? Закушенная губа. И вид совершенно несчастный.
– Раньше – да… я не знала, какой он. И какой вы.
Что ж, сам хотел правды. И хотя бы не лжет… не похоже, чтобы лгала.
– И какой я?
Вместо ответа Тисса протянула колечко. Неширокое. Гладкое на ощупь. Серебряное с виду, но в отличие от металла – теплое. Кайдаш.
И если так, то не один Урфин приступами ревности страдает.
Хотелось бы думать.
Юго смотрел, как умирают пушки.
В чем-то их было жаль: красивые, беспомощные перед людьми и невиновные, если разобраться. Оружие лишь делает то, для чего предназначено.
Как Юго.
Он стоял достаточно близко, чтобы слышать стон металла под тяжелой рукой протектора. Юго, конечно, знал, что они сильны, но вот увидеть воочию… и, главное, никаких смущений поля. Кайя Дохерти не использовал магию.
Он просто убивал пушки.
Искореженный металл продадут оружейникам. И бронза очистится огнем, сменит форму, возродится в новом образе. Будет ли тосковать о прежней жизни? Вспомнит ли вообще, чем была? И, возвращаясь в замок, Юго новыми глазами смотрел на бронзовые подсвечники. И ручки. Дверные завесы. Декоративные мечи и прочие, несомненно, нужные вещи. Неужели и они когда-то были оружием?
А наниматель не выдержал: он наблюдал за смертью оружия из окна. Издали. И все же был впечатлен.
Передумает?
Скорее, уверится, что поступает верно.
– Он чудовищен. – Наниматель не обернулся. Они уже достаточно долго были знакомы, чтобы научиться чувствовать друг друга. – Теперь ты понимаешь? Это монстр.
– И воплощение зла.
– Да.
Наниматель не понимает юмора. Или Юго разучился шутить.
– Мы справимся и без пушек. – Наниматель обернулся. Сколько же ненависти в его глазах. И фанатичная уверенность в собственной правоте. – Если ты все сделаешь правильно.
– Я не промахнусь.
А Кайя Дохерти достаточно силен, чтобы выжить. Во всяком случае, Юго на это надеялся.
Глава 20
БЛИЖЕ К НАРОДУ
У нас в стране всего хватает, другое дело, что не всем…
Из дискуссии о справедливости распределения материальных благ, разгоревшейся в трактире "Кот и ключи" между подмастерьями гильдии кузнецов и гильдии ткачей
Я снова нервничала.
И грызла ногти. Отчаянно уговаривала себя прекратить – где это видано, чтобы высокопоставленная особа ногти грызла? – но, прекратив, нервничала еще сильней.
Главы гильдий – это не благотворительницы. Это суровые, умудренные опытом мужи. С сединами. Морщинами. И твердыми убеждениями, среди которых, подозреваю, центральное место занимает постулат, что женщине вредно много думать.
А тут я со своими идеями.
И Кайя не возвращается… он рядом, я чувствую, могу позвать, но это – полная капитуляция. Выходит, что без Кайя наша светлость ни на что не способна.
– Ты выглядишь более чем достойно. – Ингрид помогла надеть цепь и корону. – Спасибо.
– За что?
– За сына… я его несколько лет не видела. Совсем большой стал. И меня не помнит.
Макферсон сдержал слово, но вряд ли его можно уважать за это. Он откупился ребенком, как и собственной помощью от наказания, умудрившись при этом остаться в рамках закона. И, честно говоря, меня пугает одномерная гибкость этих рамок.
– Тебе не позволяли с ним видеться?
– Иза, у нас это… скорее нормально. – Ингрид поправляет волосы, которые и вправду отросли к вящему огорчению куафера. Он все еще не может понять, чем нашей светлости парики не угодили. Парик – это ведь так удобно.
Не говоря уже о том, что красиво.
Он как-то принес мне клетку, сплетенную из чужих волос, с канарейкой внутри.
И дерево, украшенное живыми розами. Их можно менять по мере увядания, но прическа останется свежей и оригинальной.
Или вот корабль…
Вариантов тысячи, а наша светлость упорствует. И многие дамы следуют ее примеру, лишая куафера законного дохода.
– Дети принадлежат мужу. Или родственникам мужа. Или родственникам жены, если ее род более знатен. Поэтому у нас не принято привязываться к детям.
Интересно, как это у них получается? Что-то я не представляю, чтобы можно было не привязаться.
И… вот мы с Кайя больше как-то не поднимали эту тему, но я вдруг представила, каким будет наш ребенок. Рыжим. Определенно рыжим. И хорошо бы спокойным, как Кайя. Возможно, станет морщить нос, задумавшись над Очень Важной Проблемой. Или вздыхать горестно, когда эта самая проблема представится вдруг неразрешимой.
Уж совершенно точно, что не привязаться к нему не выйдет.
– От женщины требуется исполнить свой долг. – Ингрид смотрит на меня с насмешкой, словно ей удалось заглянуть в мои мысли и они ее развеселили наивностью. – Детьми занимаются няньки. Кормилицы. Гувернантки и гувернеры. Я видела сына лишь по вечерам, когда мне разрешали подниматься в детскую. Но многих это устраивает…
Не меня. Я уж точно не собираюсь отдавать ребенка кому бы то ни было.
Представляю, чему его здесь научат из самых благих побуждений.
– Однако я рада, что мой сын теперь со мной. Хотя бы ненадолго.
– Почему ненадолго?
– Ему пора учиться. Мальчики рано уходят из дома… так принято. И если Деграс ответит на мое письмо, то Нияр отправится на Север.
– А ты… хотела бы поехать с ним?
Мне будет не хватать Ингрид, но имею ли я право удерживать ее?
– Конечно, – она безмятежно улыбнулась, – но меня не поймут. Он должен взрослеть, как взрослеют другие, иначе не сможет выжить потом.
А моему сыну тоже придется однажды уехать? Так принято. Так правильно.
– Не думай о том, чего нельзя изменить. Будущее наступит в свое время… а тебе пора.
Пора?
Уже?
А где Кайя? Я не смогу одна… я не справлюсь.
Хотя куда нашей светлости деваться?
Подбородок выше, улыбку шире, и от короны руки убрать. Тяжелая, глядишь, не свалится… и, главное, побольше уверенности в себе. Знать бы еще, где ее берут.
Гильдийные старейшины ожидали нашу светлость в зале, главным украшением которого являлся стол из черного мрамора. И колонны… куда ж без колонн-то? Сводчатый потолок. Массивные люстры. Свечи. Камин. Жерла воздуховодов черными пятнами. У этого замка есть уши, и он не стыдится следить за обитателями.
…Иза. Я скоро буду. Ничего и никого не бойся.
Я не боюсь. Я паникую и от паники никого и ничего не вижу. Ну, кроме стола и пары высоченных стульев, украшенных гербом дома Дохерти.
Мне на тот, который чуть поменьше.
И снова без подушечки. Да уж, чтобы усидеть на троне, нужна не только голова, но еще и свинцовая задница. Ничего, со временем обретем.
Старейшины при моем появлении встают. Кланяются. Не мне, Изольде, но короне и цепи, символам власти.
– Добрый день, многоуважаемые мэтры! – Я сажусь, и старейшины следуют моему примеру. – Я бесконечно рада приветствовать вас в моем замке.
Именно так. Это мой дом. И мой город.
Лучше бы им согласиться.
Нестройный хор голосов уверяет, что многоуважаемые мэтры также счастливы лицезреть нашу светлость. Их с полсотни. Гильдий первого круга всего двадцать пять, но некоторые прислали двоих или троих представителей.
Количество мест за столом ограничено. Ранг определен давным-давно. И символы, вырезанные на граните, словно говорят, что ничто и никогда не изменит этого порядка.
Даже сам этот зал не используется для иных целей.
Нерационально как. Но символично.
По правую руку Кайя – мэтр Ортис, глава гильдии оружейников, дебелый мужчина с несколько женскими чертами лица. На нем застыло выражение растерянное и даже несчастное, словно мэтр не понимает, почему и как оказался в этом престранном месте. Его можно было бы принять за человека недалекого, которого легко обмануть, и полагаю, находились глупцы, которые пытались. Но вот жесткий цепкий взгляд мэтра разрушал образ. Слева от меня – старейшина золотых дел мастеров, мэтр Эртен. С ним мы уже знакомы, и я улыбаюсь этому человеку вполне искренне. Он кивает в ответ.
– Я пригласила вас, чтобы обсудить некоторые проблемы…
…боги, где Кайя? Я не умею произносить речи!
Меня не учили быть политиком!
– …которые, как выяснилось, имеют место быть. И попытаться вместе найти такое решение, которое пойдет на пользу городу.
Глава гильдии врачей, мэтр Далли, степенный старик с длинной бородой, заплетенной в косу, хмурится. Трое купцов, одинаково тучных, неповоротливых и бородатых, косятся друг на друга с явной враждебностью. А ткачи и вовсе словно бы дремлют…
– Будем рады служить дому Дохерти, – отвечает за всех мэтр Ортис. И голос у него женский, высокий с визгливыми нотами. – Мы рады, что ваша светлость обратили внимание на нужды города.
Любезность в ответ на любезность. Обольщаться не стоит, но я успокаиваюсь. Эти люди охотно или нет, но выслушают меня. Они настроены скептически, но все же не спешат отворачиваться, обдав презрением. И значит, бояться нечего.
– Насколько я слышала, у всех гильдий есть общая беда. Не хватает талантливых учеников. Таких, из которых со временем выросли бы мастера, равные учителям…
Лестью дело не испортишь.
– …и вы вынуждены брать в ученики всех, кто имеет достаточно денег, чтобы заплатить за учебу. Вне зависимости от наличия таланта. Верно?
– Да, ваша светлость. – Мэтр Далли обладает неожиданно звучным басом, что никак не увязывается с общей хрупкостью фигуры. – Мы все находимся в сложном положении. Гильдия не имеет права отказать тому, кто жаждет знаний и готов за них платить.
– …даже если платит криворукая бездарь… – добавил мэтр Ортис.
– …или глупец, уверенный, что в торговле нет ничего сложного…
– …а к нам идут мечтатели…
Тема и вправду оказалась довольно болезненной. Я позволила им говорить, вслушиваясь в обрывки фраз. И лишь мэтр Эртен молчал, словно происходящее вокруг его не касалось, но когда страсти накалились – кажется, на противоположном конце стола кто-то на повышенных тонах доказывал, что пекари ничем не лучше мясников, – поднял руку. Кулак мэтра Ортиса тотчас ударил по столу, заставив покачнуться посеребренные канделябры. И воцарилась тишина.
– Ваша светлость, – мэтр Ортис поднялся и поклонился, – вероятно, хочет сказать, что гильдии могли бы брать талантливых учеников из тех, кто не имеет денег на уплату взноса. Однако ваша светлость должны понимать, что, сделав исключение один раз, мы вынуждены будем делать его снова и снова…
– Всецело согласна с вами. И хочу предложить немного… иной вариант. Учить не бесплатно. Учить в долг. Гильдия заключит с перспективным учеником договор, где будет прописана сумма и срок возврата этой суммы по окончании учебы…
– А в случае, если он не сумеет вернуть долг? – поинтересовались откуда-то издали.
– Мэтр Ортис, что происходит с должниками?
– Они сами становятся имуществом. – Глава оружейников вернулся на место. – Стоимость обученного раба в любом случае покроет затраты гильдии…
– Даже при условии ограничения срока рабства. – Кайя все-таки появился, и старейшины поспешили приветствовать их светлость.
…вижу, у тебя все прекрасно получается.
…о да, я натолкнула людей на мысль, как законным образом обратить других людей в рабство. Ты считаешь, что это замечательно?!
…сердце мое, это же было очевидно с самого начала.
…не для меня.
Чувствую себя полной дурой. Действительно, удачно получается: гильдия вкладывается в образование людей, а потом эти образованные люди становятся имуществом гильдии.
…Иза, не сердись. По нашим законам должник сам является имуществом. Чем больше он знает и умеет, тем большую представляет ценность. Это стандартный риск. И те, кто решатся воспользоваться договором, будут о нем знать. Нам лишь останется пресекать злоупотребления. То есть проследить, чтобы цены не завышали, а сроки возврата долга были реальны. И ограничить предельный срок рабства.
В его изложении все выглядит просто. Я же… чувствую себя так, словно предложила раздавать детям конфеты с ядовитой начинкой. Будут злоупотребления.
Люди, сидящие за столом, не плохи, не злы, но умеют считать деньги. И найдут обходные пути.
Со временем.
И Кайя ввяжется в очередную войну за справедливость, уже на новом фронте.
…я этого не боюсь.
Его прикосновение ободряет. И я нахожу в себе силы успокоиться. В следующий раз наша светлость учтет некоторые особенности местных реалий.
– Добрый день, многоуважаемые мэтры. – Кайя садится, накрывая мою руку ладонью. – Рад вновь видеть вас здесь. Смотрю, вы уже приступили к обсуждению.
– Надо полагать, ваша светлость поддерживают эту идею?
– Да. Более того, дом Дохерти готов взять на себя часть расходов. Мы испытываем постоянный дефицит оружейников, докторов, стекольщиков, портных, сапожников, лудильщиков, аптекарей… список огромен.
Молчат. Смотрят. Ждут. И по лицам не понять, считают ли упрек справедливым.
– Мы выплатим гильдиям суммы, необходимые для обучения нужного нам количества специалистов. Позже лорд-казначей свяжется со старейшинами. Мы не берем на себя труд определять степень таланта, доверяя это мастерам.
Ох как тихо стало…
– Мы надеемся, что они воспользуются возможностью, чтобы найти тех, кто действительно достоин вашего времени.
– А взамен?
– Взамен – до выплаты долга мастер работает там, где, по моему мнению, он нужен.
– Бесплатно?
– Нет.
В общем, как-то разговор пошел… хорошо так пошел. Бурно. Временами до крика, но без кулаков, хотя, подозреваю, многие были бы не против.
– Терпишь?
– Терплю. – Урфин подал чистую тряпку, которую Магнус спустя секунду швырнул в угол. Там уже собралось изрядно таких, вымазанных в крови, краске и ароматном гаяровом масле. Оно успело пропитать кожу, придав ей специфический желтый оттенок, а заодно и невыводимый аромат роз. На отдушку алхимики не поскупились.
Хорошую сделали. Сутками держится. Урфин уже успел возненавидеть розы.
– Не кривись. Были еще лилии. И эти… цветы страсти. Хочешь цветами страсти пахнуть? – Магнус вернулся к иглам и ножам.
– Я ничем не хочу пахнуть!
Гаяровое масло способствовало заживлению ран и закрепляло рисунок. С годами краски не поблекнут, а рубцы не разгладятся. Но вот другая особенность масла, которую многие считали основной, делала сам процесс нанесения рисунка невыносимо мучительным. Каждое прикосновение ножа отзывалось такой болью, что Урфин начинал понимать, почему гаяры судят о воине по количеству татуировок.
Им бы определенно понравилось.
– А я тебе предлагал Кайя позвать. – Дядя действовал быстро и точно. Прикосновение зубила. Удар молоточка. И снова прикосновение. Удар. Прикосновение… расслабиться не выходит. И боль воспринимается чередой вспышек. Когда кажется, что терпеть дальше не выйдет, Магнус возвращает инструмент в стакан со спиртом и берется за краски.
Сам смешивал.
Да, среди гаяров ему цены бы не было, стал бы великим тохунга-та-моко.
На верхней части, которая начала уже подзаживать, образовывались рубцы, аккуратные, ровные.
– Сегодня-завтра закончим. Потерпи уж, хорошо?
Терпит. Что ему еще делать остается? Только терпеть и мечтать о чудесном моменте избавления… знал же, на что соглашался.
– Сейчас перерыв, отдышишься и продолжим. На вот. – Магнус прикладывает к коже полотенце, пропитанное травяным составом. Прохладное. Снимающее боль. – Держи, держи… сейчас отойдет немного.
Хуже боли только зуд заживающей кожи. И Урфин уже не уверен, что все это когда-нибудь закончится. Магнус разливает остывший чай, добавляет мед и еще что-то, но только в один стакан, который протягивает Урфину.
– К вечеру отойдешь, – обещает дядя. И Урфин соглашается.
Если позвать Кайя, то боли не будет. Вообще.
– Мне придется уехать. Я бы уже уехал, но…
…но возится с Урфином и, значит, считает это дело важнее прочих.
– …с тобой закончить надо. А эти обождут. Ты пей чаек, пей. Он не сразу подействует.
Горький. И запах такой, смутно знакомый.
– Дело в пушках?