– Мэл, я был в Америке… – скорбно начал он. – Я был в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Я проехал пять штатов… Мэл! – заорал он. – Там нет стиляг!!!
Полина, закипая, встала на пороге и уперла руки в пояс.
Они стояли в пивной среди промасленных работяг, с опустевшей наполовину бутылкой виски на столике.
– У моей правоверной единственное достоинство: в десять ноль-ноль она ложится спать, и через пять минут ее можно грузить в багажный вагон, – рассказывал Фред. – А через десять я уже хилял по Бродвею. Я видел ночной Нью-Йорк, Мэл, там не осталось ни одного бара, в котором меня не знают в лицо. Я был во всех джаз-клубах Лос-Анджелеса. Там действительно много стильных чуваков. Вот американский стиль, Мэл, – указал он на свой строгий темно-серый костюм с широченными брюками.
– Да тебя с трех шагов от жлоба не отличишь!
– Ты что? – обиделся Фред. – А качество? Ты пощупай! А лейбл? – он распахнул пиджак и показал этикетку. – Важно не то, что снаружи, а что на подкладке. Чем свободее человек, тем проще он одет. А если нас вот таких, – указал он на Мэлса, – пустить на Бродвей – настоящий Бродвей, – нас через два квартала забрали бы в психушку. Да что Бродвей! – махнул он. – В провинциальной колхозной Оклахомщине, где живут ковбои, которые, оказывается, не бравые парни с кольтами, а обыкновенные пастухи с навозом на сапогах, – даже в поганой Оклахоме на нас смотрели бы как на папуасов с острова Джумба-Юмба в юбочке из банановых листьев!.. Понимаешь, Мэл, мы хотели жить, как в Америке, быть свободными, как в Америке, танцевать, как в Америке, одеваться, как в Америке, и ради этого были готовы на все: нас гоняли, стригли, исключали, сажали. А оказывается, мы были просто домотканой, местного пошива пародией на американцев… В Америке нет стиляг, Мэл…
– Фред! – отчаянно сказал Мэлс. – Но мы же – есть!..
Полина гладила детские вещи. Настольная лампа была завешена пеленкой, чтобы свет не падал на кроватку. Вошел Мэлс, уже одетый, взбодрил кок перед зеркалом, взял футляр с саксофоном.
– Ты куда?
– Как куда? – удивился он. – Вечер в парке Горького, я же говорил…
Она снова опустила голову и с силой провела утюгом вперед и назад.
– Ты подал заявление в институт?
– Нет.
– Почему? Ты что, собираешься всю жизнь лепить своих уродов и дудеть на саксе? – вдруг зло крикнула она. – Мэл, посмотри вокруг! Все живут как нормальные люди! Поиграли, перебесились, только у тебя одного детство в голове застряло!..
Мэлс остановился, растерянно глядя на нее. Полина осеклась на полуслове, торопливо подошла, обняла его:
– Мэл, прости, пожалуйста… Сама не знаю, что несу. Извини… – она потерлась щекой о его плечо, виновато глянула снизу вверх. – Превращаюсь в коммунальную стерву, да? Просто немножко устала. Это пройдет… Ты уходишь – я не знаю, вернешься ты или нет, – беспомощно сказала она. – Или снова надо среди ночи хватать ребенка и ехать в милицию просить: отпустите нашего папу… Я боюсь, Мэл. Боюсь, что кончится, как у Боба, что сюда, вот сюда, в наш дом, придут с обыском, вывалят наши вещи на пол и будут ходить по ним грязными ногами… Мы оба не говорим об этом, стараемся не думать, но ты же все понимаешь. Для меня закрыты все двери, меня не возьмут ни на одну работу с таким ребенком. У меня на лбу написано вот такими буквами: американская шпионка. Если с тобой что-то случится – что мы будем делать без тебя, Мэл?.. Я жила как хотела, потому что была одна. Теперь я не одна, и ты не один…
Они вдруг замерли, тревожно глядя друг другу в глаза. Потом повели головами по сторонам, принюхиваясь, – и бросились к чадящему на прожженной простыне утюгу.
– По-ольза!.. – только и сказал Мэлс, и оба негромко, невесело засмеялись.
Мэлс поставил футляр и расстегнул пиджак.
– Ну как тебя одну оставить? Ты же дом сожжешь, – усмехнулся он.
Полина перехватила его руку. Провела ладонью по пушистому желтому лацкану, подняла глаза и сложила губы в прежнюю беспечную улыбку.
– Не надо, Мэл, – качнула она головой. – Тебя люди ждут. Просто… будь чуть-чуть осторожнее…
Мэлс прижал ее к себе, уткнулся в коротко стриженную макушку.
– Сегодня в последний раз, – сказал он.
– Это не мне решать, Мэл… – устало ответила она.
Мэлс шел с футляром по вечерней улице под тяжелым взглядом огромного чугунного Вождя.
Прикрыв глаза, он вел на саксофоне медленный блюзовый мотив. Сакс в его руках, будто жалуясь на что-то, звучал все надрывней, все выше, пока не сорвался на пронзительной ноте.
Мэлс открыл глаза. Никто не танцевал, стиляги, собравшиеся под сценой, молча смотрели на него.
Мэлс улыбнулся. Щелкнул пальцами: раз, два, три. Ударник откликнулся дробью, и джаз-банд грянул в бешеном ритме. Между танцующих стиляг, среди смеющихся лиц, ярких пиджаков вразлет и пестрых блузок, разноцветных галстуков, канареечных "тракторов", крашеных коков и замысловатых венгерок, мелькнул вдруг отец с гармошкой и папиросой в зубах, и Фред в смокинге с бабочкой, и Дрын в тельняшке и бескозырке с лентами, и Боб в арестантском ватнике с номером…
Мэлс пробежал пальцами по клапанам снизу вверх, подпрыгнул – и так замер в стоп-кадре: с распахнутыми за спиной, как крылья, полами длинного пиджака, взлетевшим над плечом галстуком и вскинутым вверх саксофоном.
Георгий Литвинов
Стиляги: Как это было
В конце сороковых годов на улицах крупных городов Советского Союза – прежде всего Москвы и Ленинграда – стали замечать молодых людей в узких брюках и длинных пиджаках с подбитыми плечами, которые любили трофейные западные фильмы, слушали джаз и танцевали "стилем". Хоть в таком поведении и не было ничего явно "антисоветского", властям эти ребята нравиться не могли, и им дали презрительное прозвище "стиляги", стали высмеивать на страницах газет и журналов, отчитывать на комсомольских собраниях. Но несмотря на это, мода на стиляжничество распространялась, захватив к началу пятидесятых многие крупные города Советского Союза. Так стиляги стали первой в СССР молодежной субкультурой.
Как и почему появились стиляги? Как вообще в СССР, при Сталине стало возможным существование молодежной субкультуры, подобной тем, что существовали примерно в то же время в Европе и США?
Только что закончилась Великая Отечественная война. Дойдя до Берлина, домой вернулись советские солдаты и офицеры, многие из которых в первый и единственный раз побывали в Европе. Возвращаясь, они привезли с собой в том числе трофейные патефонные пластинки с записями американского джаза, которые в Советском Союзе не продавались.
Но еще за два-три года до окончания войны, поскольку Великобритания и США были союзниками в войне против гитлеровской коалиции, в СССР появились долгое время не попадавшие туда американские фильмы – от "Тарзана" до "Серенады Солнечной долины". В сорок пятом к ним прибавилось еще и трофейное немецкое кино – например, "Девушка моей мечты".
В том же 1945 году советская сборная по футболу впервые побывала в Англии и тоже привезла оттуда новые впечатления о современной английской моде. А еще одним из толчков для появления стиляг могло быть возвращение в 1947 году в СССР нескольких тысяч "белых" эмигрантов из Франции – среди них были и люди, одетые по последней моде. Они продавали свою одежду, чтобы выжить, и невольно стали примером для подражания, так как одевались совсем по-другому.
Заглянув в приоткрывшееся "окно в Европу", люди – а особенно молодежь – поняли, что, кроме мира комсомольских строек и коммунистических лозунгов, существует и другой мир. И этот мир явно контрастировал с тяжелой и убогой послевоенной реальностью.
Да, у убогости жизни в Стране Советов были свои объективные причины: только что закончилась кровопролитная война, на которой погибли десятки миллионов людей, многие города лежали в руинах.
Но молодежи думать про это не хотелось. Ей хотелось танцевать, слушать джаз и быть похожими на героев любимых фильмов.
Действующие лица
Борис Алексеев
Родился в 1937 г. Окончил факультет журналистики МГУ, работал в Агентстве печати "Новости". Ведущий джазовой программы на радио "Эхо Москвы". Стал стилягой в середине 50-х.
Олег Анофриев
Родился в 1930 г. Актер театра и кино, режиссер, исполнитель песен. Создал карикатурный образ стиляги в короткометражном фильме "Секрет красоты". Сам к стилягам никогда не принадлежал.
Юрий Дормидошин
Родился в 1944 г. Светский лев, профессиональный тусовщик. Первой своей тусовкой считает похороны Сталина (в 1953 году маленькому Юре было девять лет).
Борис Дышленко
Родился в 1941 г. Писатель (ранее – художник, сторож, дворник, кочегар…). К движению стиляг приобщился в шестнадцать лет, учась в школе в Риге.
Анатолий Кальварский
Родился в 1934 г. Композитор, пианист, заслуженный деятель искусств. В 60-е был музыкальным руководителем Государственного эстрадного оркестра Азербайджана, в 1966-м возглавил ленинградский джаз-оркестр "Метроном".
Георгий (Гага) Ковенчук
Родился в 1933 г. Художник, член Союза художников Санкт-Петербурга. В 50-е учился в Академии художеств. Плакат Ковенчука, призывающий забирать в милицию "не за узкие брюки, а за хулиганские трюки", положил начало лояльному отношению к стилягам.
Алексей Козлов
Родился в 1935 г. Популярный советский и российский саксофонист и джазмен, основатель легендарного советского джазового коллектива "Арсенал". С начала 50-х годов – стиляга, но этого наименования не признает, называя себя "чуваком".
Виктор Лебедев
Родился в 1935 г. Композитор, профессор, декан факультета музыкальной эстрады Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. В 50-е – студент консерватории, герой крылатой фразы "сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст".
Лев Лурье
Родился в 1950 г. Журналист, историк, писатель, руководитель Дирекции документального вещания ТРК "Петербург – Пятый канал", автор и ведущий программы "Культурный слой".
Рауль Мир-Хайдаров
Родился в 1941 г. Автор более трех десятков книг, лауреат Литературной премии МВД СССР, заслуженный деятель искусств РФ. Стал стилягой в середине 50-х, будучи студентом техникума.
Вадим Неплох
Родился в 1935 г. Джазовый музыкант, контрабасист. В 50-е – участник знаменитого оркестра Иосифа Вайнштейна.
Борис Павлинов (Тайгин)
Родился в 1937 г. Поэт, подвижник самиздата. В 40-е и ранние 50-е также занимался распространением самиздатовских пластинок "на костях", за что был осужден на 5 лет.
Александр Петров
Родился в 1946 г. В начале 60-х стал штатником, впоследствии от западной музыки и одежды пришел к русской музыке и русскому патриотизму. Создал клуб имени Петра Лещенко.
Валерий Попов
Родился в 1939 г. Писатель, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга. Примкнул к стилягам в 50-е, в старших классах школы.
Валерий Сафонов
Родился в 1939 году в Москве. По специальности – инженер, работал преподавателем в разных вузах Москвы. В 50-е годы – стиляга, позже – штатник.
Евгений Хавтан
Родился в 1961 г. Рок-музыкант, основатель и гитарист группы "Браво", благодаря которой интерес к субкультуре стиляг в 80-е годы начал возрождаться, и, как считает Хавтан, это возрождение продолжается до сих пор.
Олег Яцкевич
Родился в 1934 г. Инженер, впоследствии писатель. В 50-е – один из "центровых" питерского Бродвея, герой известного фельетона "Прожигатель жизни" – и в то же время обычный студент.
Холодная война
Интересно, что откровенно "прозападная", "буржуазная" стиляжная субкультура появилась едва ли не одновременно с началом холодной войны. Не успели закончиться военные действия в Европе и Азии, как бывшие союзники по антигитлеровской коалиции превратились во врагов. Установление Советским Союзом контроля над странами Восточной Европы, а в особенности создание просоветского правительства в Польше в противовес правительству, находящемуся в изгнании в Лондоне, привели к тому, что правящие круги Великобритании и США стали воспринимать СССР как угрозу. Отношения между СССР с одной стороны и США и Великобританией с другой обострились к марту 1946 года из-за отказа Советского Союза вывести оккупационные войска из Ирана.
5 марта 1946 года британский премьер-министр Уинстон Черчилль произносит свою знаменитую речь в Уэстминстер Колледж в Фултоне (штат Миссури, США), которая формально считается началом холодной войны. В этой речи Черчилль заявил о "серьезной угрозе", которую представляет для западного мира СССР и подконтрольные ему правительства в Восточной Европе. В ней же он впервые употребил и понятие "железный занавес": "От Штеттина на Балтике до Триеста в Aдриатике, железный занавес протянулся поперек континента". Несколько десятилетий это словосочетание будет характеризовать изоляцию СССР от западного мира. Об "открытии железного занавеса" будут говорить в пятидесятые годы, когда в страну начнут в больших количествах приезжать туристы из западных стран, но ни о каком полноценном "открытии" речи не пойдет, и Советский Союз останется в изоляции от западных стран – что отразится на всех сферах жизни в стране, в том числе на культурной.
А в фултонской речи Черчилль также призвал не повторять ошибок 30-х годов и последовательно отстаивать ценности свободы, демократии и "христианской цивилизации" против тоталитаризма, для чего необходимо обеспечить тесное единение и сплочение англосаксонских наций. Ответ СССР последует через неделю: Сталин в интервью "Правде" поставит Черчилля в один ряд с Гитлером, заявив, что в своей речи тот призвал Запад к войне с СССР.
Холодная война не выльется в боевые действия (если не считать нескольких локальных конфликтов) и сведется к "наращиванию гонки вооружений" и информационной войне (этот термин, правда, тогда не употребляли). Советская пропаганда объявит США главным империалистом, поливая их грязью и высмеивая в многочисленных статьях и фельетонах. Запад ответит тем же.
"Низкопоклонство перед западом"
Совсем скоро, в 1947 году, – в соответствии с "новой внешней политикой" – в СССР была объявлена кампания по "борьбе с низкопоклонством перед Западом". Да, первые советские стиляги появились в начале "холодной войны" и в разгар кампании по борьбе с "безродными космополитами". Но в этом нет противоречия или парадокса. Все объясняется тупостью государственной идеологии, которая не давала парням и девушкам получать то, что они хотели, и они находили это в западном, "враждебном" мире.
Началом кампании по борьбе с космополитами считается принятое в августе 1946 года постановление ЦК КПСС о журналах "Звезда" и "Ленинград", в котором обличались "произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада".
Через год кампания против "низкопоклонства" стала массивной и повсеместной, а поводом для нее стало совместное исследование советских и американских ученых в области препаратов против рака. Санкционированное поначалу советскими властями исследование закончилось тем, что командированный в США ученый Парин, который по указанию заместителя министра здравоохранения передал американским ученым текст исследования и ампулы с открытым советскими учеными препаратом, был по возвращении арестован и осужден на 25 лет за "измену Родине". Летом 1947-го член Политбюро ЦК КПСС Андрей Жданов составил закрытое письмо, посвященное "низкопоклонству и раболепию" интеллигенции перед "буржуазной культурой Запада" и важности "воспитания советской интеллигенции в духе советского патриотизма, преданности интересам Советского государства".
В рамках "борьбы с космополитизмом" всячески подчеркивалось превосходство "прогрессивного" советского искусства над "буржуазным", "упадническим" и "загнивающим". Первый заместитель начальника Управления пропаганды и агитации Дмитрий Шепилов писал в своих статьях, что "теперь не может идти речь ни о какой цивилизации без русского языка, без науки и культуры народов Советской страны. За ними приоритет". Он же утверждал, что "капиталистический мир уже давно миновал свой зенит и судорожно катится вниз, в то время как страна социализма, полная мощи и творческих сил, круто идет по восходящей", советский строй "в сто крат выше и лучше любого буржуазного строя", а "странам буржуазных демократий, по своему политическому строю отставшим от СССР на целую историческую эпоху, придется догонять первую страну подлинного народовластия".
А в январе 1948 года в обиход вошло понятие "безродный космополит", прозвучавшее в выступлении Жданова на совещании деятелей советской музыки в ЦК КПСС. Жданов заявил: "Интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину означает… потерять свое лицо, стать безродным космополитом".
Начиная с этого времени и практически до хрущевской "оттепели" все западное искусство, не вписывающееся в каноны "социалистического реализма", объявлялось вражеским.
28 января 1949 года в "Правде" вышла редакционная статья под названием "Об одной антипатриотической группе театральных критиков". В ней ряд критиков были названы "последышами буржуазного эстетства", которые "утратили свою ответственность перед народом; являются носителями глубоко отвратительного для советского человека, враждебного ему безродного космополитизма; они мешают развитию советской литературы, тормозят ее движение вперед. Им чуждо чувство национальной советской гордости". Главное обвинение против них в том, что они "пытаются дискредитировать передовые явления нашей литературы и искусства, яростно обрушиваясь именно на патриотические, политически целеустремленные произведения под предлогом их якобы художественного несовершенства". Критиков обвиняли и в борьбе "против стремления изобразить цельный, всепобеждающий характер советского человека".
Тогда же ЦК КПСС рекомендовал редакторам газет обратить "особое внимание" на установочную статью. Те мгновенно откликнулись, и началась волна аналогичных публикаций. Следовали обвинения в создании "литературного подполья", имеющего "организационные связи", в "идеологических диверсиях", в ненависти к советскому народу и в оскорбительном отношении к русскому человеку. Литературно-художественная "общественность" Москвы и Ленинграда проводила собрания, на которых "обсуждалась" статья, осуждались "разоблаченные" в ней "космополиты", причем список последних расширялся.