- Мы не знаем этого, - вклинилась я зачем-то. Кого я хотела утешить?
- Она следила за вами, следила за ней! - Марко ткнул в меня пальцем, а затем отряхнулся, смахивая невидимую грязь со штанины. Он встал и отогнал самых наглых голубей, подобравшихся к нам совсем близко, хотя кормили их не мы, а обшарпанного вида мужчина с соседней лавочки. - Я даже не знаю, что именно она делала и какова была ее цель. Определенно не счастливое будущее со мной.
- Мы многого о ней не знали, - сказала я. - Мы все. Я не готова и не буду проявлять понимание и сочувствие. Мне нужно знать, из-за чего моя фотография красуется на первой полосе желтой прессы. Отчего я чуть не сгорела заживо. Почему она пыталась меня застрелить. Я знаю, что Одри следила за нами, когда мы были вчера в гостинице, - сказала я жестко, неожиданно даже для самой себя. - И в тот день, когда мы оказались на приеме в доме вашей матери, Одри тоже следила за мной и за Андре, следила за нами всю ночь, сделала эти фотографии из окна отеля, сняла на видео драку Андре с Сережей. И я должна узнать все подробности, всю правду до конца.
- Какая разница теперь? - пролепетал совершенно разбитый Марко. - Достаточно ее сегодняшнего выстрела.
- Нет-нет, - возразила я. - Ее должны допросить. Ведь никому и в голову не придет связать эту историю с исчезновением туриста из России. Мне опять скажут, что я придумываю и усложняю работу полиции. В Париже у полиции явно очень много дел, раз они не могут найти время, чтобы заняться пропажей человека.
- Думаешь, она… - спросил Андре и тут же замолчал, не стал договаривать. Марко же вдруг ослаб и мешком повалился на лавку. - Думаешь, она знает, где Сережа?
- Я не думал о случившемся… в таком аспекте. Действительно, должно быть, Одри причастна и к этому, - растерянно произнес Марко, и я кивнула. Он продолжил. С ключами от квартиры Андре все понятно: у нас одна домработница. Отель… отель… Одри в тот момент была дома и запросто могла услышать мой разговор с Андре. Ох, вот, значит, зачем я был ей нужен! Чтобы было удобнее следить за Андре. Это моя вина. Я должен был… должен был догадаться раньше.
Марко замолчал, скривившись, и отвернулся, чтобы закрыться от нас, как от безжалостных зрителей ток-шоу, где он оказался главным героем.
- Не нужно винить себя! - возмутилась я. - Как такое можно предугадать? Никак! Никто не знает, что двигало Одри, и как глубоки были ее чувства к вам, Марко. И что она испытывает к Андре. Вы оба можете ошибаться. Возможно, она ненавидит его. Все можно трактовать по-разному. Я думаю, Одри была вполне довольна своей ролью третьего в комнате, свидетеля, которого никто не замечает. Это по каким-то причинам подходило ей. Она лишь решила уничтожить меня. Если бы я не появилась, Одри бы могла прожить так, незримо присутствуя в жизни Андре, много лет.
- Это было бы еще хуже. Если вы думаете, Даша, что таким способом успокоите меня, то имейте в виду, что эффект совершенно противоположный. Меня ужас охватывает при мысли о том, что это продолжалось бы много лет. Думаете, мне хочется быть дураком? Я и так всю жизнь себя им чувствую - такова уж участь старшего брата.
- А знаете, ведь она испугалась до полусмерти, когда я сказала ей, что Андре все знает, - вспомнила я вдруг.
- Испугалась? - удивился Марко.
- Да, и еще как. Сказала: "Он убьет меня, убьет!" А потом приставила к моему виску дуло. Она ненормальная, говорю вам. Ой, Марко, простите меня.
- Вы правы, - кивнул Марко, от напряжения у него играли желваки, он сосредоточенно думал. - Но, как это часто бывает, от правды не легче. Для меня это ужасно и мучительно. Если она больна - ей нужна помощь. Даже если она сто раз виновна в том, в чем ее обвиняют, я все же смогу защитить ее лучше, чем любой другой адвокат.
- Защитить? - уточнила я, не веря в услышанное. Сказать, что я была потрясена - ничего не сказать. Любовь, поистине, не знает границ. Если бы со мной провернули такое, я бы и имя этого человека забыла. Как мне кажется. Впрочем, откуда мне знать, как я поступила бы на месте Марко с его характером, воспитанием, любовью к классическим костюмам, английскому дизайну и политическим партиям. - Да вы просто ангел!
- Он ангел, а я злодей. - Андре смотрел вдаль, на темнеющий парк, и явно злился. - О, у тебя всегда и во всем виноват я, так было всегда.
- Но сейчас, как ни крути, ты действительно виноват, братец. Или хочешь поспорить? Помимо удивительной черствости, позволяющей тебе резать и латать людей, ты всегда отличался чудовищным эгоизмом, - Марко почти кричал, и даже нищий с голубями смотрел в нашу сторону неодобрительно, словно мы были в публичной библиотеке и мешали остальным посетителям читать в тишине и спокойствии. Марко же не обращал на произведенный эффект никакого внимания.
- Эгоизм? Десять лет учебы, хирургия - это эгоизм? Ты так это называешь? Вы с мамой планировали для меня другую судьбу, играли бы в меня, как в какого-нибудь ферзя, вырезанного из слоновой кости. Если бы я был сговорчивее, ты бы двигал меня по доске, возможно, продвинул бы достаточно далеко, прежде чем тебе пришлось бы пожертвовать мною во имя каких-нибудь очередных высоких целей. Нет уж, спасибо, я лучше буду резать и латать людей. Это честнее, в конце концов. А чем занимаешься ты? Сплошь политические интриги, лоббирование, сговоры и союзы. Ты дергаешь за ниточки, а кто-то дергает за ниточки тебя. Чего ты хочешь добиться? Станешь новым президентом Франции? Но зачем, ты же не хочешь изменить будущее. Ты не романтик, тебе не свойственно желание сделать этот мир лучше. Тебе нравится чувство, что ты принял все таким, какое оно есть - всю эту ложь, гниль, всю нищету и несправедливость, и ничего не нужно менять. Мир - шахматная доска.
- Какая чушь! - выплюнул Марко. - Не говори так, словно ты знаешь меня лучше, чем я себя.
- Хочешь, я скажу, отчего я не рассказал тебе обо мне и Одри? Честно, хочешь? Помимо того простого факта, что наше с ней знакомство ничего для меня не значило и почти не сохранилось в моей памяти. Потому что, как ты знаешь, я не держу телефонов своих бывших подружек в баночках на полке, чтобы в случае чего позвонить и вспомнить былое, повысить себе самооценку за их счет. Но Одри… с ней с самого начала все было не совсем просто. Я видел, что творилось с тобой. Много раз, когда я решительно собирался обрушить на тебя всю правду о твоей благовоспитанной, лучезарно улыбающейся восточной принцессе, которую ты заваливал подарками, я останавливался, видя твои глаза. Как ты смотрел на нее! В твоей жизни, Марко, все и всегда шло по плану, который ты составлял. Ты всегда играл в господа бога, в том числе и со мной тоже. У тебя на все была своя воля, но рядом с Одри ты эту волю терял. Ты ее любил против своего желания и уж точно вопреки всем своим планам. Даже сейчас ты хочешь ее спасти, хоть она и предала тебя, и, я уверен, спокойно убила бы, если б знала, что это поможет вернуть меня.
- Ахиллесова пята, - прошептала я.
- Что? - повернулся ко мне Марко.
- Простите, Марко. - Я запоздало заметила, что сказала это по-русски. - Ничего, это не важно. Я… так устала. Я смертельно устала и хочу спать. Больше всего на свете. И если вы немедленно не прекратите ругаться, я лягу тут на лавочку и буду спать в этом парке. Меня этот вариант устроит, а вас? Все это ваши бла-бла-бла: кто кому не сказал, кто кого обижал в детстве, не имеют сейчас никакого значения. Нам нужно найти Сережу. Где он? - вот единственный вопрос, которым стоит задаться. Остальное просто ерунда.
Марко посмотрел на меня, как подстреленный зверь, а затем развернулся и просто ушел, медленно передвигая отяжелевшими ногами, с трудом перетаскивая свое тело из сегодняшнего вечера в завтрашнее утро. Мы с Андре остались одни.
* * *
Старый дом с окнами на западную стену частного музея излучал уют, обманчиво заманивая теплым светом вечерних окон. Я знала, что Николь уехала к своей тетке в Версаль, но все равно темнота в ее окнах была для меня огорчением. Андре по привычке достал ключ и выразительно посмотрел на меня, пройдя в незапертую дверь своей квартиры, где на полу валялись какие-то ботинки и сброшенные с вешалок вещи.
- Уж прости, я не успевала убраться, полиция не соглашалась подождать.
- Птица, заметь, я даже не спрашиваю тебя, как именно ты попала в мою квартиру, потому что, как я подозреваю, ответ мне так сильно не понравится, что я захочу сотворить с тобой что-то тоже вполне уголовно наказуемое. Ключей-то у тебя не было.
- Я же птица, как ты сам заметил, значит, я просто влетела в окно, - ответила я с ложной веселостью в голосе. За механической улыбкой я прятала целую палитру чувств. Страх, растерянность, непонимание, ощущение неминуемой беды - только верхушка айсберга. Но на самой вершине этой ледяной горки царило облегчение. Это было странно, но, вернувшись в эти стены, где еще несколько часов назад меня пытались убить, я вновь обрела себя - ту, что была утеряна уже довольно давно где-то в парижских переулках, между вывесок и ароматов, идущих от кухонь и кафе. Все перестало быть эфемерным, и то, что еще вчера пугало, было дымом и пустотой, теперь обрело имена и телесные формы.
Я смотрела на свое отражение в зеркале и не узнавала себя, как если бы Андре сделал мне пластическую операцию. Передо мной стояла стройная женщина в дурацкой одежде: я так и не успела переодеться - футболка с надписью "I love France" в сочетании с моей измученной физиономией выглядела как насмешка. Однако я не без удовольствия отметила, что я довольно-таки красива: молодая женщина с растрепанными волосами и ярко-красным ртом, пусть и с едва заметным следом недавней простуды в уголке губ и немного облупившимся маникюром, но в общем вполне еще ничего.
- У тебя есть дома ножницы, Андре? Или пилочка? - спросила я, но ответа не получила. Андре стоял в гостиной, недалеко от металлической лестницы и смотрел, не отрываясь, на белые обломки валяющейся на полу штукатурки.
- Здесь она выстрелила? - уточнил он непослушным голосом.
- Да, тут, - кивнула я. - Но это будет легко исправить.
- Думаешь? - спросил Андре, явно имея в виду другое. Он задумался не о ремонте. "Ты, наверное, теперь меня бросишь, да?" - вот, что он спросил про себя, но вслух сказать не решился.
- Конечно. Все, что потребуется - немного штукатурки, - улыбнулась я и невольно скользнула взглядом по своим пальцам, по левой руке, на которой алел след от сорванного с меня кольца. Забавная у нас получилась сказка. Золушка попала на бал, но принц оказался с прошлым, и вместо туфельки она потеряла кольцо. Наше "долго и счастливо" было с привкусом крови и следами от пуль.
- Ты обманываешь меня, Птица.
- Если я кого и обманываю, Андрюша, так это себя, - отбрила его я, а затем склонилась к ящичкам в поисках пилки, а может, чтобы просто отвести глаза. - Наверное, ты сам хочешь поставить точку? Слишком все сложно, я пойму. Любовь - цветок, который погибает на ветру. Черт, я говорю статусами из пабликов. Если хочешь, я уеду. Прямо сейчас.
- Спятила? - разозлился он, развернув к себе. - Как ты можешь такое говорить?
- Вот они! - воскликнула я, доставая ножнички из-под кучи других мелочей в ящике. - Представляешь, я знала, что они там.
- И что? - озадаченно покосился на ножнички Андре.
- Нет, это просто смешно. Ты смотришь на них, как на холодное оружие. Я знаю, где у тебя что лежит. У меня есть своя полка в твоей спальне. Даже зубная щетка.
- Ты же моя невеста, это нормально.
- Мне кажется, что теперь в твоей семье слово "невеста" станет ругательством, - рассмеялась я, испытывая невероятное облегчение: стоя на кухне Андре, я ощутила, пусть и на секунду, что нахожусь дома.
- Тогда ты должна немедленно стать моей женой.
- А ведь я была совсем другой всего пару месяцев назад. - Я сознательно пропустила сказанное мимо ушей. - Мне кажется, что все это было не со мной - моя прошлая жизнь. Я пытаюсь вспомнить, какое у Сережи лицо, и не могу. Не помню цвет обоев в собственной комнате. Кажется, салатовый, с каким-то рисунком. В углу стопка книг. Я не делаю ничего из того, чего делала раньше, но делаю море всего, чего не делала никогда. И я не собираюсь тебя бросать. Я… страшно сказать, хочу как-нибудь съездить в Кап Даг.
- Что? Серьезно? Ты, наверное, издеваешься? - моментально завелся Андре.
- Ага, испугался? Но ведь мы теперь вряд ли встретимся там с Одри. Так что ходили бы там голыми, я бы краснела от каждого взгляда. Я никогда не делала ничего подобного. Но теперь я бы смогла - будучи твоей невестой! Знаешь, как это называется? Парадокс! - расхохоталась я, возвращая ножнички на место. Я обрезала ноги так коротко, как только смогла. Маникюр - это не для меня. Не сейчас. Я подтянула к себе компьютер, загрузила Skype, нашла в контактах Шурочку и позвонила. Гудки звенели долго, но Шура трубку так и не взяла.
- А что! - Андре нагнулся и поцеловал меня в шею, нежно провел языком по линии под волосами. Я вздрогнула, было щекотно. - Воздух Кап Дага такой, что девушки сходят с ума и начинают совершать глупости. Даже приличные девушки. А что же там будет с тобой?
- Ты серьезно? Я-то пошутила. - Я снова набирала мобильный номер Шурочки. Поцелуй не прерывался, нежные, настойчивые губы Андре перекочевали выше, он сжал между губами мочку моего уха, и я простонала, слушая мерные гудки в трубке. Снова никакого ответа, и неприятный укол волнения заставил меня вдохнуть и выдохнуть несколько раз, прежде чем я решилась набрать справочный телефон больницы, где лежала мама.
- Я совершенно серьезно. - Андре отошел в сторону и прислонился к стене в проеме кухни. Он так и стоял, глядя на меня, но тут мне ответили, и я на несколько минут забыла обо всем. Я объяснялась с врачами, пытаясь связаться с тем, кто отвечал за маму. Его искали и не нашли, зато Шурочка перезвонила мне сама. Сказала, что сидит в больнице, а ее мобильник был в беззвучном режиме - она просто не слышала звонка.
- А что ты делаешь в больнице? - заволновалась я. - Ведь уже вечер.
- Ох, мы только сейчас приехали с обследования. Даша, определенно Оля выкарабкается.
- Что? - замерла я, и сердце забилось часто, как барабанчик в сумасшедшей песне в стиле рок. - Ты уверена? Расскажи мне все. Подожди! - Я посмотрела на Андре и перевела разговор в громкий режим, памятуя о том, что мой будущий муж, помимо всех остальных "талантов", еще и дипломированный врач.
- Активность мозга отличная, реакции появились. Говорят, она может прийти в себя со дня на день. Это, конечно, только прогноз….
- Не важно! - Я рассмеялась и расплакалась одновременно. Андре улыбался и кивал мне, и его обычное жесткое выражение лица изменилось, как будто он только что развернул рождественский подарок. - Все налаживается.
- Что?
- Все налаживается! - прокричала я. Шурочка помолчала, а затем спросила, как там у нас дела.
- Я, кажется, выхожу замуж.
- О! - только и смогла выдавить Шурочка, у которой глаза всегда были на мокром месте. Я не стала рассказывать ей о нападении Одри, о последующем кошмарном разговоре с ее женихом. Вместо этого я рассказал Шурочке, о том, какое кольцо мне подарил Андре. До этого момента я еще никому не сообщала о своем решении, и потому оно оставалось для меня чем-то эфемерным. Только теперь я вдруг осознала, что это правда. Наверное, я удивилась даже больше Шурочки, но она не заметила перепада в моей интонации. Ее уже было не остановить. Она, как Алиса из Зазеркалья, могла наплакать целое озеро слез.
- Ну-ну, ну-ну, - пыталась успокоить я, а Шурочка поздравляла меня.
- Ой, как хорошо, счастье-то какое! Сережа тебе не подходил. Я-то не говорила, не мое это дело, конечно, но ты-то девушка непростая, интересная, с изюминкой - как орхидея, а он-то - извозчик, чисто извозчик. Я все думала: выпрет его наша Дашка. Ну а что, не нашелся он? Его родители тут нам все телефоны оборвали. Говорят, нужно подавать в Интерпол. Я говорю: "Подавайте".
- Шура… - Я побледнела. Мне кажется, она даже не понимала, что делала, но я уже чувствовала, что вина - огромная и липкая, как деготь - растекается по мне с головы до ног. Я ведь и не подумала о родителях Сережи. Я была так напугана тем, что происходило, так сконцентрирована на себе и своей любви, что не позвонила им. Как же они, должно быть, ненавидят меня!
Андре смотрел на меня и взгляд его становился все более тревожным. Он вынул трубку из моих рук, не отводя от меня глаз, как будто держал на коротком поводке.
- Даша перезвонит вам завтра, - сказал он. Шурочка только и успела, что коротко попрощаться. Разговор был прерван. Андре безапелляционно бросил телефон на диван.
- Не смей, - сказал он мне. - Это не твоя вина.
- Я даже не позвонила родителям Сережи.
- Тебе нечего им сказать, - пожал плечами Андре. - Ты его бросила. Ты их не утешишь.
- Как можно быть таким жестоким? - спросила я, но вместо ответа Андре посмотрел на меня изменившимся взглядом - жадным, голодным и нетерпеливым. Взглядом собственника, которому не терпится взять свое. Я чувствовала его взгляд на себе, на своем теле, и от этого мне становилось жарко, словно я ныряла в парное молоко. Я отлично понимала значение выражения "раздевать глазами".
Некоторое время я бесцельно рассматривала свои руки, а затем вскинула голову и улыбнулась с вызовом.
- Ты часто ездишь в Кап Даг, Андре?