- Почему ты спрашиваешь? - удивился он, делая шаг ко мне. Я поняла, что Андре готов броситься ко мне с утешениями, убеждая, что я ни в чем не виновата; готов преподнести любую сладкую ложь, которую я хотела бы услышать. Однако я была виновата, и это касалось только меня, не Андре. Я тряхнула волосами и выпрямилась.
- Я никогда не была там, где можно ходить голой, но слышала о таких местах. Однажды подруга позвала меня в Серебряный Бор - это у нас в Москве такой местный пляж…
- Я знаю, где находится Серебряный Бор.
- Серьезно? - Я посмотрела на Андре удивленно. - Ты там был?
- О, не смотри на меня так. Я вовсе не являюсь страстным поклонником нудистских пляжей. В Серебряном Бору располагается официальная посольская дача, я был приглашен туда на вечеринку с отцом. На самом деле даже не раз и не два. В этом месте много разных красивых домов. Если бы я хотел найти в Москве место, которое бы напомнило мне - или тебе - о Париже, я бы повез тебя туда, в Серебряный Бор. Если смотреть на его улицы с определенного ракурса…
- Моя подруга столько мне рассказывала о единении с природой, об освобождении духа и первобытном ощущении биения жизни под большой бубен, или тамтам, я не помню точно. А я думала, что все эти нудистские пляжи - лишь возможность подглядывать за женщинами безо всякой замочной скважины. Я думала - никогда не пойду.
- Все! Теперь я и сам хочу тебя свозить в подобное местечко. Не в Кап Даг, конечно. Но я увезу тебя туда, где можно ходить совершенно голой. И купаться, конечно же.
- Почему же не в Кап Даг? Слишком много воспоминаний? - Я приподняла бровь и ехидно улыбнулась.
- По правде говоря, уже почти нет. Кроме некоторого смутного чувства стыда. Не знаю, как тебе это объяснить, но в чем-то Марко прав. Я - ужасный человек. Это просто странно, что ты не убегаешь от меня в страхе. Знаешь, как в каком-то фильме люди убегали от падающего самолета. Мне порой кажется, что я терплю крушение, но не могу понять, где же аварийный выход.
- Мы ведь уже пришли к тому мнению, что я тоже сумасшедшая. Тебя любят только психопатки. Правда, в свете последних новостей это уже не смешно. Я не знаю, может, нужно поехать именно в этот твой Кап Даг, чтобы стереть все эти воспоминания раз и навсегда. Кроме того, теперь уже сентябрь, вода в Серебряном Бору будет холодной.
- Средиземное море лучше, принцесса? - ухмыльнулся Андре, делая шаг в мою сторону. Я сделала шаг назад.
- Знаешь, я хочу твоего ужасного травяного чая. Отныне кофе-машина - проклятый объект, с нее теперь надо будет снимать порчу.
- Значит, чай? - уточнил Андре, не предпринимая ни малейшей попытки приготовить его для меня.
- И еще - я хотела попросить: ты бы полегче с Марко. Он слишком многое пережил, чтобы на него обрушивать правду.
- Какую правду? - сощурился Андре, а я в ответ неопределенно взмахнула рукой. Андре поймал мои пальцы и пропустил сквозь них свои. Он провел указательным пальцем по царапине на месте утраченного кольца. - Имей в виду, мой брат совсем не так слаб, как тебе кажется. Он хочет управлять миром.
- Ну - это секрет Полишинеля. Все мужчины хотят управлять миром.
- Даже я?
- Даже ты, - кивнула я.
- Но не так, как Марко. Все же не до такой степени.
- Но даже больше, чем управлять миром, он хотел быть с Одри, - возразила я. - Как думаешь, она хоть немного любила его? Неужели можно быть такой актрисой? Может быть, Марко…
- Хватит! - нахмурился Андре. Он отпустил мою руку, и мне тут же стало не по себе, будто я потеряла что-то неуловимое, но важное, как воздух или стакан воды во время болезни. Андре вскочил. - Хватит с меня этой истории, и с Марко тоже. Самое ужасное, что ты права: он действительно ее любит. Иногда мне кажется, что я вообще не разбираюсь в людях. Человек - странный зверь, полнейшая загадка, подземная пещера, полная темных поворотов.
- Даже я? - Я подумала, что мой вопрос застанет его врасплох. Андре снова схватил мою руку, сжал пальцы сильнее и потянул меня к себе.
- Тебя разгадать вообще невозможно, - ответил он. - Знаешь, как это бесит! Но я буду пытаться и дальше.
- Если получится разгадать, я наскучу тебе, и ты меня прогонишь. Тогда-то я и стану свободной. - Я пожала плечами, но Андре покачал головой.
- Свобода - не люблю этого слова, особенно когда его произносишь ты.
Подтекст был скорее комплиментом, чем оскорблением, и все же в этом было что-то унизительное. Я отставила чашку с чаем на стол и, помедлив, решила уйти наверх. День был таким длинным и полным чудовищных событий, что я вдруг почувствовала себя уставшей, как раб на галерах. Физическая усталость даже превосходила измотанность моральную. Однако для Андре мое поведение означало другое - нежелание оставаться с ним, и такого он мне позволить не мог. Я любила его за эту тотальную ненасытность, но по этой же причине и боялась. Когда я попыталась пройти к лестнице, Андре остановил меня, удержал за руки, а затем долго и внимательно смотрел мне в глаза. Он притянул меня к себе вплотную, удерживая меня - пребольно - за плечи. Он сжимал меня своими сильными крепкими пальцами, а я терпела, глядя на него с вызовом, который мог быть расценен им как призыв. И чем болезненнее становились объятия, тем более нереальным казалось всё вокруг, кроме его рук, требовательного безжалостного взгляда, его сильного, тренированного тела. Так прошло несколько мгновений.
- Мне больно, - прошептала я, и Андре кивнул.
- Я знаю. Думаешь, я не понимаю, что делаю? - спросил он, но затем отпустил меня, ослабив хватку. Он поднес свои пальцы к моему лицу и провел по нему сверху вниз - по лбу, по носу, по губам. Он зажал нижнюю губу между двумя пальцами, большим и указательным, и оттянул немного вперед, приоткрывая мне рот, проникая внутрь большим пальцем, как это часто делают в порнофильмах. Мимолетный жест, но я тут же вспыхнула, почувствовав знакомое напряжение между ног. Мое тело было совершенно зависимо от Андре, ожидание прикосновений было мучительным и бесконечным, словно мое тело скучало по Андре уже много столетий. Я попыталась что-то возразить, но Андре покачал головой.
- Ш-ш-ш, птица. Веди себя хорошо, и я тебя за это награжу. - Он провел пальцем по моим зубам, просунул палец в рот, и я покорно прикоснулась к нему языком, глубоко дыша. Его палец был чуть солоноватым на вкус - легкий, совершенно ясный намек на другой предмет, который мог оказаться у меня во рту. Мне стало жарко. Андре усмехнулся, отвел руку и отпустил меня.
- Мне кажется, у меня просто не осталось сил, но ты умудряешься завести меня снова.
- У меня есть ключ, - невозмутимо заметил Андре. - И потом, я хочу видеть тебя сейчас…
- Если ты приглядишься, то заметишь, что я стою прямо перед тобой.
- Без одежды! - добавил он, стягивая мою гротескно туристическую футболку на бок так, чтобы оголилось плечо. Я не шевелилась, позволяя этому медленному вторжению набирать обороты.
- Нравится мне… нравится, когда ты голая по квартире ходишь… А где же моя пицца? - пропела я, вспомнив смешную песенку, но Андре посмотрел на меня с непониманием.
- А при чем тут пицца?
- Так в песне поется. Ты ее не слышал?
- Песню про пиццу? Нет, миновала меня такая честь, - рассмеялся Андре, а его руки продолжали стягивать мою футболку.
- Между нами лежит бесконечный культурный разлом наподобие того, что разделяет землю у водопада Виктория. Ты говоришь по-русски, но не думаешь, как я, - изрекла я с умным видом, когда второе плечо было так же безжалостно оголено. Растянувшийся ворот моей футболки опасно затрещал.
- Не будь так в этом уверена, - обиделся Андре, хоть я и чувствовала, что обида была деланой. - Что во мне не так?
- Ты другие мультики смотрел, тебя никогда старушки у подъезда не обсуждали. Ты не читал Гончарова только потому, что его задавали в школе. Тебя учили по-другому, чему-нибудь и как-нибудь.
- Онегина коверкаешь? - прошептал Андре, оттягивая футболку еще ниже. - А теперь ты можешь перестать умничать и выделываться?
- Никак нет, - рассмеялась я. - После такого дня мне только и остается, что умничать и выделываться. Или свихнуться, проведя всю оставшуюся жизнь в лечебнице для душевнобольных.
- Откуда, кстати, ты взяла такую омерзительную одежду? - Андре продолжал говорить, но спустил растянутую донельзя футболку чуть ли не до талии, так что она теперь выполняла роль смирительной рубашки, прижав мои руки к корпусу. С усилием стянув ткань еще ниже, Андре высвободил мою грудь и с удивлением склонил голову, рассматривая использованный мною в качестве белья купальник. - И это тоже.
- Девушке приходится довольствоваться всякой дрянью, если ее молодой человек оставляет ее в номере голой, без одежды, разве нет? - протянула я самым назидательным тоном. Андре расхохотался, а затем потянул за веревочные узлы на топе. Секунда - и Андре склонился, его губы завладели моей грудью, а я хотела уже только одного, - чтобы он завладел мной целиком.
* * *
Андре не спешил, наслаждаясь каждой минутой этой ночи, когда нам обоим - впервые за долгое время - ничто не угрожало. Первая настоящая ночь для нас двоих после проведенных в липких объятиях страха, превращавшего любую тень в призрак женщины в черном. Фильм ужасов со мной в главной роли, театральная сцена, на которой я оказалась, сама не подозревая об этом.
- Ты похожа на деревенскую простушку, приехавшую в Париж на рейсовом автобусе, - тихо рассмеялся Андре, отбросив верх от купальника в сторону. - Не хватает только веснушек.
- Если хочешь, их можно пририсовать, - предложила я, стараясь не обращать внимания на то, что моя грудь обнажена. - Если уж тебе нравится такой образ, еще нужна жвачка, чтобы я жевала ее ежесекундно и периодически надувала пузыри. Тогда я буду простушкой из Америки. Знаешь, а если сделать пару хвостиков, то я вообще стану похожа на деревенскую простушку-малолетку.
- Ты считаешь меня извращенцем, - не спросил, а со смехом заявил Андре, вытаскивая откуда-то из шкафа гостиной мою новую сумочку, которую я приобрела накануне. С тех самых пор как я вернулась из Авиньона, я жила как бесплотный эльф: ни вещей, ни документов. Большую часть личного имущества забрала полиция, что-то осталось у Андре.
- Мне не нужно и минуты, чтобы понять - ты самый настоящий извращенец, - ответила я, пока Андре с самым невозмутимым и независимым видом принялся раскрашивать мне губы красной помадой.
- Да, так, - пробормотал он деловито, отступив на шаг.
- Любуешься своим творением? Не думаю, что я похожа на Мону Лизу, - фыркнула я, чувствуя на губах толстый слой помады. Но это было не все, Андре достал откуда-то щетку и принялся расчесывать мои волосы. Делал он это с большим и явным удовольствием, продолжая проводить щеткой по моим волосам даже после того, как они могли считаться совершенно уже разглаженными и избавленными от любого беспорядка. Затем Андре нежно перебросил волосы мне за спину и провел пальцем по тому месту, где ткань ворота врезалась мне в руку - здесь тянулась тонкая, чуть покрасневшая полоса.
- У тебя такая нежная кожа. Я бы не хотел испортить твою красоту, - с сожалением пробормотал он, словно это было совершенно неизбежно. - Но мне так нравится, когда твое тело носит на себе следы моего вторжения.
- Я помню. Тебе хочется яростно трахать и нежно защищать меня в одно и то же время, - сказала я, и Андре судорожно вздохнул. Он потянул ткань вниз, и футболка с надписью "I love France" упала на пол - сегодня я надела ее в первый и последний раз.
- Пожалуйста… - начал было он, но не договорил, столкнувшись с моим взглядом, - я чувствовала себя как человек, уже привязанный к резиновому жгуту, заплативший за развлечение вперед и готовый спрыгнуть с моста - в надежде на наслаждение, с риском разбиться, если веревка не выдержит. Я кивнула и чуть приоткрыла губы, совершенно забыв, как, должно быть, пошло и дешево смотрюсь с этой красной помадой на губах, да еще и полунагая, простоволосая, с торчащими вперед твердыми темными сосками. Безо всякой команды Андре я опустилась вниз и встала на колени, затем села на пятки, положила ладони на колени и выпрямилась, оставив оголенную грудь на полное обозрение. Я чуть запрокинула голову и едва заметно приоткрыла губы, словно призывая сделать со мной, с моим телом все то, на что доселе Андре не решался. Чтобы не осталось никаких сомнений, я чуть развела колени в стороны. В дурацких шортах, с темными следами на плечах я стала - само воплощение вседозволенности, и меня трясло от мысли, на что именно я толкаю Андре.
Зная, как глубока пропасть его фантазий…
- Ты уверена? - спросил он, и я только еще больше запрокинула голову, испытывая пряную смесь стыда и возбуждения. Как раз нужная пропорция. Тогда Андре удовлетворенно кивнул. - Тогда жди меня здесь, никуда не уходи.
- Хорошо, Андре, как хочешь, - ответила я, но он сделал вид, что не услышал меня. Он неторопливо прошел в глубь квартиры, и я услышала, что в ванной комнате зашумела вода. Андре прошел мимо меня еще раз, включил свет в кухне, и я подумала - о, моя вечная пытка! - что теперь меня снова вполне можно увидеть, если исхитриться, из окна с лестницы в музее. Андре словно не замечал меня, он налил себе коньяку из большой, опустошенной лишь наполовину бутылки, затем развернулся, посмотрел на меня, держа квадратный стакан в руке и время от времени делая из него небольшие глотки. Я оставалась на месте, не шевелясь, только прислонившись затылком к стене. Большая часть моих сил уходила на то, чтобы отвлекаться от неприятных чувств из-за начавших затекать ног. Андре не спешил, он подтащил себе стул и уселся на него так, чтобы оказаться прямо передо мной - словно собираясь проводить допрос с пристрастием. Отчасти так и было. Он наклонился вперед, протянул мне стакан.
- Держи. Смотри, не пролей. - Голос его звучал строго и властно. Я взяла бокал у него из рук. Он был полон на треть, но удерживать его было сложно - рука жила своей жизнью, а Андре ухватил меня за подбородок, заставив раскрыть рот, и удерживал так, глядя на меня с этого близкого, почти вплотную, расстояния. Я чувствовала легкий запах коньяка, дыхание Андре, силу его пальцев, его восторг от того, что любимая игрушка здесь, прямо в его руках. Затем он склонился ниже и поцеловал меня - это был хищный, агрессивный поцелуй, больше терзавший, чем ласкавший мои губы. Я закрыла глаза и позволила Андре проникнуть своим языком так далеко, как он захочет. Я думала о стакане, что держала в правой руке, старательно балансируя, чтобы не пролить напиток. Поцелуй был долгим и безжалостным. Андре оторвался от меня - не без сожаления - и двумя руками резко раздвинул мои колени еще шире. Затем он пропустил одну руку мне за спину, ухватил так, чтобы я не упала, а другой накрыл мою левую грудь. Она поместилась в его ладонь целиком. Андре сжал ее, и я вскрикнула от боли, но больше от неожиданности. Андре замер, чуть склонив голову, и посмотрел на меня.
- Не останавливайся, прошу, - прошептала я.
- И не собираюсь, - улыбнулся он, и его лицо - холодное, сосредоточенное, даже жестокое в своем стремлении к цели, стало другим. Я попыталась вспомнить, когда я видела его таким, но не смогла. Его глаза улыбались, но от этой улыбки хотелось убежать, становилось не по себе, и я невольно задавалась вопросом, на что же я подписалась в этот раз. Андре больно ущипнул меня за сосок, а затем забрал бокал из моей руки и отпил из него с явным удовольствием. - Иди за мной.
Сосок горел, как и губы, а ноги почти не слушались - слишком долго я просидела в неудобной позе. Проходя мимо зеркала, я успела бросить короткий взгляд на себя - ярко-красная помада размазалась вокруг губ, волосы снова спутались, а обнаженная грудь делала меня какой-то доступной и беззащитной. Я вдруг подумала, что, если бы сейчас на меня надели чулки в сеточку, туфли на шпильке и кожаный бюстгальтер с металлическими треугольниками на сосках, я бы идеально подошла для порнофильма - такого, где на одну девочку приходится трое возбужденных мужчин. Все, что делал сейчас Андре, словно обесценивало меня, опускало ниже, и я чувствовала себя уже даже не шлюхой - его рабыней. И я с настырностью, достойной лучшего применения, культивировала эти ощущения в себе, играя в игру, в которую обычно играть запрещено.
- Сними все, - услышала я, остановившись на пороге ванной комнаты. Без промедления я принялась расстегивать шорты, потянула их вниз непослушными руками. - Сними и отдай мне. И трусы. Я так понимаю, они тоже часть этого ужасного комплекта?
- Да, - подтвердила я, с трудом подавив желание назвать Андре господином, когда протягивала ему свои вещи.
- И не стыдно? - покачал головой он. - Зайди в воду, повернись ко мне, подними руки - вот так. - Он показал как, скрестив руки за головой. Я протянула ладони к противоположным плечам, повторив его движение. Грудь тут же приподнялась и подалась вперед. Вода в ванной была теплой, почти горячей, и все помещение было заполнено паром. Это успокаивало. - Отлично. Теперь правую ногу поставь на край ванны. Подальше. Еще.
- Так? - спросила я, замечая, что Андре недоволен. Я недостаточно сильно развела ноги в стороны, и Андре взял мою ногу за лодыжку и сдвинул чуть правее, а затем надавил на выставленное вперед колено, отводя его в сторону. Затем он провел пальцами у меня между ног, при этом его взгляд, насмешливый и даже чуть высокомерный, держал меня. Его пальцы ощупали мою промежность, он провел по клитору вверх и вниз, тут же получив в ответ мой непроизвольно вырвавшийся стон.
- Нужно тебя хорошенько помыть, как считаешь? - спросил Андре и потянулся, чтобы достать со стены душевую лейку. Он направил струю мне на плечи, на спину, на попу, а затем - сознательно и специально - на волосы, лицо, рот и нос, так, что я чуть не захлебнулась. Убрав лейку, он в ту же секунду поцеловал меня своим жадным ртом. Грубый, настойчивый, чисто мужской поцелуй неожиданно продолжился - Андре, не отрывая своих губ от моего рта, направил струю горячей воды мне между ножек. Я с трудом устояла, для этого мне все же пришлось опереться одной рукой о стену.
- Грязная девочка, да? - усмехнулся Андре. - Вот тут. - И он снова провел бархатной струей прямо по моему клитору. Я вскрикнула, а после умоляла Андре продолжить, однако он со смехом ответил, что кончать так быстро мне не положено. Старательно намылив меня, Андре достал из шкафчика губку и принялся, как заправский банщик, тереть меня, останавливаясь чуть дольше на моих грудях и ягодицах. Его ловкие, бесстыдные руки ощупывали меня, лапали, проникали внутрь моего тела, зажигали меня и покидали воспламененные точки раньше, чем мне хотелось.
- Это просто пытка, - сказала я с обидой, и Андре чмокнул меня в нос.