Прозвучал и вопрос из зала. Его задал краснощекий седовласый мужчина, одетый так, словно он забежал на передачу перед партией в гольф.
- В последнее время мы постоянно слышим о сексуальных безобразиях в армии, и в то же время многие из притесняемых там женщин яростно протестуют против запрета на их участие в боевых действиях. Но если они во время боевых действий попадут в плен, то солдаты противников наверняка их изнасилуют. Так не напрашиваются ли они сами на то, против чего выступают?
- Я слишком мало знаю об армии, чтобы обсуждать вопросы участия женщин в боевых действиях. Давайте лучше поговорим о логике вашего заявления. Все солдаты, участвующие в военных действиях, рискуют быть убитыми. Значит ли это, что они будут протестовать, если в них начнут стрелять сослуживцы? По-вашему выходит, что если станут, то их нельзя допускать в действующую армию. Вы это хотели сказать?
- Но вы должны все же признать, что в подобных феминистических требованиях есть нечто несуразное, - вмешался Барри.
- Я так не считаю, - возразила Дженна.
Раздался следующий телефонный звонок. Бесцветный голос говорил явно с южным акцентом.
- У моего дяди подружка, ну, сами понимаете, он был застрахован на случай смерти, а денежки должна была получить девчонка. И в одну прекрасную ночь она его зарезала, пока он спал. Ее арестовали, а девка возьми и скажи, что он ее бил, и показала на теле несколько синячков. И что вы думаете - ее оправдали. Вы считаете, что это правильно?
- Я не знаю фактов, поэтому не могу судить о решении суда присяжных. Мне трудно оправдать насилие, если оно проявлено в ответ на насилие, но могу сказать одно: если мы и дальше будем игнорировать эпидемию жестокости по отношению к женщинам, то будем все чаще путать добро и зло.
Передача неумолимо шла к концу. Дженна была совершенно измотана, но, как ни странно, она чувствовала себя победительницей, во всяком случае, ей удалось покорить хотя бы аудиторию в студии.
Позвонил некий Гэри из Дюбюка ("Может быть, вы Дюбюк из Гэри?" - попытался пошутить Мэннинг).
- Вы американка? - прозвучало из динамика. Аудитория студии недовольно зашумела.
- Я родилась далеко отсюда, - ответила Дженна, - но несколько лет назад я получила американское гражданство.
"Для чего мне пришлось много и убедительно лгать", - мысленно добавила она.
- Вы полагаете, что это дает вам право диктовать американцам, как им следует думать и жить? - продолжал звонивший. Собравшиеся в студии возмущенно зашикали.
- Я не помню, чтобы я учила американцев жить, - возразила Дженна.
- Я хочу сказать, что вам лучше отправиться в Россию, или что там от нее осталось, и там…
Барри Мэннинг отключил связь.
- Дюбюк, убирайся в Гэри, - сказал он, и присутствующие облегченно рассмеялись.
Барри сумел разрядить неловкость.
Насколько все это было не похоже на холодно-вежливые собрания, где ученые мужи аплодировали совершенно потрясающему научному факту, а затем равнодушно принимались обсуждать мелкие, второстепенные вопросы.
Когда Дженна перешла к своей излюбленной теме, в зале воцарилась напряженная тишина.
- В Африке до сих пор уродуют маленьких девочек во имя сохранения "половой чистоты". В странах, где властвуют исламские фундаменталисты, женщины и в наше время вынуждены бороться со средневековыми предрассудками и угнетением. И даже здесь, в цивилизованной Америке, разворачивается ужасающая по своим масштабам эскалация насилия над женщинами.
Но даже уловив интерес сидящих в зале людей, Дженна не могла избавиться от подавленности - она не сумела достучаться до них, заставить аудиторию почувствовать то же, что чувствовала она сама. У Дженны было такое ощущение, словно она пересекла бурную реку и зовет за собой остальных, оставшихся на болотистом, вязком берегу, но они не слышат ее отчаянного призыва и не спешат броситься в воду. Передача уже подходила к концу, когда бойкая юная особа, судя по всему, студентка колледжа, решительно подняла руку, привлекая к себе внимание ведущего.
- Доктор Соррел, скажите, вы лично были когда-нибудь жертвой тех жестокостей, о которых пишете в своих книгах?
Этого вопроса Дженна ждала с самого начала, и к ответу на него она готовилась несколько последних дней. Но она так устала от общения с аудиторией, что вопрос застал ее врасплох. В голову Дженне пришла совершенно дикая мысль - взять и избавиться от груза притворства, столько лет давившего на ее плечи.
"А почему бы и нет?" - подумала она. Это же так просто - сказать правду при всех этих свидетелях, поведать им, кто она на самом деле и почему оказалась здесь, за много миль от родного дома.
На миг Дженне показалось, что вот-вот рассеются тучи страха, застилавшие горизонт ее сознания и она легко и свободно расскажет собравшимся всю правду о себе. Но это продолжалось мгновение. Тучи снова заволокли очистившееся небо, и все встало на свои места. Присутствующим показалось, что Дженна просто обдумывает ответ, который в действительности был заготовлен ею заранее.
- Я не стану касаться сейчас моей личной жизни. Дело в том, что я профессиональный психолог и психотерапевт и поэтому работаю с пациентами, работаю один на один, я традиционалистка в том, что касается взаимоотношений врача и больного. Я искренне считаю, что пациент не должен тратить время и силы, принимая или отвергая личные переживания своего врача.
Дженна посмотрела в глаза студентки, обвела взглядом аудиторию и поняла, что сказанного недостаточно.
- И вот что еще я хочу сказать, - медленно взвешивая каждое слово, проговорила Дженна. - В некоторых богатейших странах мира я видела и пережила такое, что… - Дженна помолчала. Что хочет она сказать собравшимся здесь людям? Смогут ли они понять, что значит быть постоянно плотно закутанной в черные одежды и с самого детства ощущать себя рабыней? Каково потерять мать, не смирившуюся с положением младшей жены в собственном доме? Разве можно представить ужас женщины при виде града камней, убивающего жизнь в ее подруге, которая совершила страшный грех - осмелилась полюбить вопреки законам, придуманным для себя мужчинами? Нет, эти благополучные люди не поймут ее.
Внезапно Дженна почувствовала, что из ее глаз потекли горячие слезы.
- Так вот. - Она все-таки заставила себя говорить. - Мы все были свидетелями ужасных вещей, они происходили либо с нами, либо с нашими соседями. Мы читали о них в газетах и видели по телевизору. Но одно дело - просто смотреть и совсем другое - сопереживать, понимать и чувствовать сердцем. И я верю, что, только научившись этому искусству - понимать сердцем, - простите мне, психологу, этот непрофессиональный термин, - понимать и сострадать, а не бороться с любым проявлением мысли и веры, отличной от наших, только тогда появится надежда на реальное исцеление от тех недугов, о которых мы с вами говорили сегодня.
- Хорошо сказано, доктор, - пробормотал Барри Мэннинг. Наступившая в студии тишина взорвалась шквалом аплодисментов.
Дженна позволила себе отдаться этой волне восторга. Она так устала! Барри тем временем благодарил присутствующих и приглашал их на следующую передачу. Табло с надписью "Эфир" мигнуло и погасло. Все. Финита.
Дженна почувствовала на себе пристальный взгляд ведущего и обернулась.
- Вы мне солгали, - произнес Барри, и его тыквообразное лицо расплылось в улыбке. - Да не пугайтесь вы так. Я имею в виду, что вы вовсе не девственница. Если вы новичок в этих делах, то я и подавно, можно сказать, мальчик в коротких штанишках на помочах.
- Мне кажется, я скомкала концовку.
- Бросьте шутить. Вы заставили их плакать вместе с собой. Вы очень естественны, док.
Зрители в студии буквально осадили Дженну и Барри. Несколько человек сразу же купили книгу, и все стремились заполучить на ней дарственную надпись автора. В числе первых были мужчина, игрок в гольф, и студентка колледжа.
Подписывая книги и принимая комплименты, Дженна, все еще надеясь на чудо, исподволь оглядывала помещение студии. Но чудес не бывает. Брэд так и не появился. И вдруг Дженна заметила у двери маленького темноволосого человека, который, небрежно опершись о стену, скромно стоял в углу. В его фигуре ей почудилось что-то до боли знакомое. Дженна напряглась.
Словно почувствовав ее рассеянность, мужчина оттолкнулся от стены, выпрямился, поправил пиджак и вышел. Может быть, это была игра ее возбужденного воображения, и Дженне показалось, что расслабленная поза мужчины была маскировкой, а на самом деле он напряженно наблюдал за ней?
"Ты теряешь свое хладнокровие и способность здраво мыслить, - подумала Дженна. - Ссора с Брэдом вывела тебя из равновесия. Если ты и дальше будешь давать волю чувствам, то тебе самой скоро понадобится психиатр".
Когда люди разошлись, к ней подошел Барри.
- Док, вы не будете возражать, если я приглашу вас сегодня на обед? На Торговой улице есть одно очаровательное местечко…
- Я с удовольствием приняла бы ваше приглашение, - Дженна постаралась сердечным тоном смягчить отказ, хотя вопросами Барри она сегодня была сыта по горло, - но я так устала. Я с самого утра на ногах, мне пришлось переделать кучу дел, и теперь пора отдохнуть.
- Ну, тогда в другой раз, - Барри, судя по всему, нисколько не расстроился.
Они обменялись ничего не значащими фразами о прошедшей передаче, о необходимости поддерживать дальнейшие контакты и со спокойной совестью расстались. Вот Дженна и свободна… Свободна, но зачем ей свобода?
Еще год назад она поспешила бы домой или в университет и с головой окунулась бы в работу. Но потом в ее жизни появился Брэд. Он всегда был рядом, деля с ней все радости и горести, победы и поражения. Появился человек, на которого она могла опереться и о ком могла заботиться.
"Прекрати, - остановила себя Дженна. - Ты думаешь о нем так, словно он ушел навсегда. Но это неправда. Брэд не мог так поступить. Он вернется. Он не может не вернуться. Остаться одной теперь, после того, как ты познала тепло любви и истинной близости… Это было бы невыносимо".
Выйдя на улицу, Дженна огляделась и не заметила ничего подозрительного. Улица была полна людей, спешивших по своим делам. Все как обычно. Рядом с Дженной притормозило такси.
Она глубоко, с облегчением вздохнула и открыла дверцу машины.
Немногие знакомые, что бывали в гостях у Дженны, считали роскошной ее двухэтажную квартиру на Мальборо-стрит: две гостиные, два камина, солярий, зимний сад, неброская современная и очень дорогая мебель, расставленные повсюду восточные антикварные редкости… Но для самой Дженны, а вернее, для той прежней, привычной к дворцовой роскоши женщины, подобная квартира была не более, чем причудливой и забавной лачужкой.
Но сегодня собственная квартира не казалась Дженне ни причудливой, ни забавной. Следы вчерашней близости с Брэдом напомнили ей о злосчастном повороте в их отношениях. На лакированном китайском столике стояла едва початая бутылка божоле. Ее принес вчера Брэд. Пить вино в его объятиях было поистине райским наслаждением. А потом он предложил Дженне выйти за него замуж, и она ответила единственно возможным для него образом. После этого ощущение светлого праздника исчезло. Они с Брэдом расстались, как чужие.
Дженна налила в бокал вина и сделала изрядный глоток. Но чувство райского наслаждения не вернулось. Она отставила бокал. В квартире было очень тихо, но тишина не успокаивала, а подавляла ее.
Жаль, что Карима нет дома. Дженна была готова с радостью терпеть его вызывающее поведение: мальчик просто становился мужчиной. Но Карима нет. Уехал с друзьями на Эгейское море - походить под парусами. Скоро, совсем скоро он повзрослеет и уже окончательно вырвется из-под опеки матери в самостоятельную жизнь. Вот тогда Дженна действительно останется совсем одна. Жалость к себе - самая нелепая из эмоций. Тоже мне психолог!
Но почему Брэд не проявил должного терпения, подумала Дженна. Почему он не поверил в ее любовь, в ее бескорыстие? Она едва не рассмеялась вслух. Как может она рассчитывать на чье-то доверие, когда сама никому не верит, и Брэду в том числе? Дженна вздрогнула от стука в дверь. С радостным криком она бросилась открывать.
- О, любовь моя, я…
На пороге стоял человек, но это был не Брэд. Дженна в первый момент не узнала пришельца, хотя рыжие волосы пришельца сразу бросились ей в глаза. Это был он, незнакомец, попавшийся ей на глаза в книжном магазине и преследовавший ее в синей машине. Правда, сейчас он казался выше и массивнее. Из-за его спины выглядывал другой мужчина - меньше ростом, темноволосый.
Рыжеволосый великан окинул Дженну ледяным взглядом голубых глаз и произнес два слова, от которых в ее жилах застыла кровь:
- Амира Бадир?
- Это… недоразумение… Вы ошибаетесь. - Чтобы не упасть, Дженне пришлось опереться рукой о столик, стоявший в прихожей.
- Сомневаюсь. - Мужчина показал служебное удостоверение. - Служба иммиграции и натурализации. Нам надо задать вам несколько вопросов, мисс Бадир. Мы сделаем это в офисе. Собирайтесь. Не забудьте захватить плащ.
От страха у Дженны пересохло во рту. Двигаясь, как автомат, она подчинилась. Все происходящее напоминало сцену из дешевого детективного фильма. Следом за мужчинами Дженна прошла к их машине. Они приехали все на том же синем автомобиле.
Рыжеволосый открыл заднюю дверь и жестом указал Дженне на сиденье. Это был приказ, а не вежливое приглашение.
Мужчины расположились впереди, темноволосый сел за руль. За окном замелькали знакомые кварталы. "Надо что-то предпринять, - подумала Дженна. - Но что?" У нее было свидетельство о натурализации и непросроченный паспорт, но все документы были выданы на имя Дженны Соррел. Документы фальшивые! Крыть нечем. Подделка документов - преступление. Но насколько серьезное? Ее посадят в тюрьму? Депортируют? Куда? В Аль-Ремаль? Господи, только не это! Возвращение в Аль-Ремаль - смертный приговор. А что станет с Каримом? Какая судьба ждет его?
"Думай, Дженна, думай. Думай, Амира. Адвокат! Мне нужен адвокат. В компании Брэда есть адвокат, и не один. Надо позвонить Брэду. Ей позволят позвонить? Может быть, это сработает. Надо попросить, чтобы дело не получило огласки. Ведь в Аль-Ремале читают "Нью-Йорк таймс". Во всяком случае, мой муж читает".
Мужчины на переднем сиденье спокойно переговаривались, не обращая внимания на отчаяние своей пленницы. Ну что ж, люди просто делают свое дело. Внезапно на ветровом стекле Дженна заметила знак фирмы проката автомобилей. Странно. Неужели государственные чиновники для своих нужд арендуют машины в частных фирмах? Кто знает, может быть, так положено. Дженна посмотрела на дорогу и увидела впереди указатель: "Аэропорт. "Логан". Четверть мили". Они повернули к аэропорту. Внезапно ее охватил страх.
- Почему мы едем в аэропорт?
Рыжеволосый обернулся и снисходительно улыбнулся.
- Леди, мы - иммиграционная служба и работаем в аэропорту.
Да, да, конечно, все это так. Вот только…
Доехав до здания аэровокзала, машина свернула влево и проехала через ворота прямо на взлетную полосу. После короткого разговора с охранником никто не чинил им никаких препятствий. Автомобиль остановился возле маленького частного самолета с уже работающими двигателями.
- Выходите! - гаркнул рыжеволосый, стараясь перекричать вой самолетных моторов. - Поднимайтесь на борт этой замечательной птички!
Он помог Дженне выйти и машины и взял ее под локоть. Черноволосый пристроился с другой стороны и тоже взял ее под руку. Дженна была близка к обмороку.
- Подождите, вы же собирались отвезти меня к себе офис. Что это за самолет?
- Мы летим в Нью-Йорк, - пояснил рыжеволосый, - чтобы встретиться с директором нашей конторы. Видать, вы не мелкая рыбешка, мисс Бадир.
Дженна совершенно растерялась. Так вот, значит, как работает закон в Америке. За пятнадцать лет своего пребывания здесь Дженна не раз была свидетелем того, как вызывали полицию, давали показания. Видела она и то, как производятся аресты. Ей следовало бы быть готовой к подобному повороту событий. Она должна позвонить Брэду. Может быть, ей разрешат позвонить в самолете? Но, поднявшись по трапу, Дженна вдруг поняла, что уже никогда и никуда не сможет позвонить. Что-то было не так, это "что-то" вселяло ужас. Нет, не только из-за того, что она оказалась единственным пассажиром… Пилоты - она видела их через открытую дверь кабины - были не американцы. Французы? Или?.. Нет, нет, этого не может быть!
К Дженне, неслышно ступая, подошел пожилой стюард.
- Желаете кофе, мадам? Или прохладительного?
Это какой-то сюрреализм. Ночной кошмар.
- Мне ничего не нужно. Ничего, кроме объяснений! - Дженна повысила голос, надеясь криком приободрить себя.
- Конечно, конечно, - вежливо попытался успокоить ее пожилой. - Вам обязательно все объяснят, и очень скоро, но, видите ли, я всего лишь стюард. Так, может быть, вы все же хотите освежиться?
- Да, хочу, - заявила Дженна. - Принесите мне "перье"!
- Слушаюсь, мадам.
Дженна одним духом осушила принесенную бутылку минеральной воды. Стрессы надо гасить. Боже, какая жажда! Надо будет держать в кабинете минеральную воду для пациентов. Раньше эта простая мысль как-то не приходила Дженне в голову.
И вдруг наступило озарение. Дженне все сразу стало ясно. Так ясно, что она едва не расхохоталась. Какая же она была наивная! Воображала, что сможет убежать, стать счастливой, обрести свободу, жизнь и любовь! Дженна отчетливо представила себе своего мужа Али, протянувшего к ней руки через годы. Миллиарды долларов сделали эти руки длинными и цепкими, от них не дано спрятаться никому, и вот теперь она, Амира Бадир, возвращается домой, чтобы умереть.
Перед ее внутренним взором встали два дорогих образа - Карим… и Брэд. Амира Бадир провалилась в черноту забытья.
Часть первая
Амира Бадир
Аль-Ремаль ("Песок"), конец шестидесятых
Даже жаркому полуденному солнцу было не под силу преобразить окованные железом мрачные и грозные ворота тюрьмы аль-Масагин. Снизу казалось, что крыша этого страшного здания упирается в небеса. Приглядевшись, на правой створке ворот, почти у самой земли, можно было заметить зияющую пробоину в железной обшивке, обрамленную заусенцами искореженного металла. Поговаривали, что отметина эта появилась очень и очень давно.
Если верить рассказам, которые слышала Амира, пробоина была делом рук одной молодой женщины, чей муж был приговорен к пожизненному заключению в аль-Масагине. Как говорили деревенские старухи, горе помутило разум молодой жены, и она, сев за руль машины своего мужа (что строжайше запрещено законом), поехала к тюрьме и на полной скорости протаранила ее ворота. Охранники открыли огонь, и безутешная женщина, не снижая скорости, отправилась в рай, чтобы поджидать там горячо любимого мужа.
Эта романтическая история звучала подлинным гимном могуществу истинной любви, и тринадцатилетняя Амира верила каждому ее слову. Любовь способна толкнуть человека на странные и недозволенные поступки.