Забыл, наверное. Или утомился. Уже не смаковал, выпивал всю порцию - граммов сто - тремя глотками. При этом кадык его бегал, как челнок на ткацком станке.
- Вообще-то я русский. Моя настоящая фамилия - Патрикеев. А Патрик - это псевдоним. Артисты, ик! часто себе звучные фамилии берут. А у вас, - обратился к Владе, - хорошая, сценическая внешность. Я могу оказать содействие… если, ик! Я много, что могу…
Лекс с затаенным торжеством наблюдал за происходящими во Владе метаморфозами. И заметил, как разочаровывает ее недавний кумир.
Он подмигивал жене дальним от Игоря глазом. На первое подмигивание она укоризненно покачала головой, на второе - ответила солидарной улыбкой. Влада уже явно томилась за столом.
- Коньяк, ик! конечно, благородный напиток, но, ик! действует как мочегонное. Где у вас можно… отлить? Извините, конечно.
Влада резко поднялась.
- Что вы! Что вы! - В порыве великодушия Игорь замахал руками. - Не надо! Я сам… Вы только подскажите, где это, ик! а я сам…
Последнее он говорил уже в спину удаляющейся Влады. Даже спина выражала полнейшее разочарование.
- Так, где у вас… дальняк? Я, кажется, видел… ик! Когда мы шли - там такая белая дверь. А, Леша? Это, кажется, вон за той дверью?
- Да, - холодно подтвердил Алексей. - Только этот туалет - для членов семьи. А дальняк у нас во дворе. Но там собака. Так что придется потерпеть. А, Гарик?
После этого, если появлялся Патрик на экране, Влада немедленно переключала канал. Да и к другим "звездам" стала относится уже не столь трепетно. Снял с нее Лекс розовые очки.
Часть вторая
Люди гибнут за металл
- Фауст, сколько же можно тебя искать?! - ностальгически знакомый голос картавил в трубку. Павел напряженно сопел, пытаясь вспомнить. А собеседник продолжал резвиться: -Да, вижу, не узнал. Где уж нам? Вы вон как высоко взлетели, а мы - мелкая тля. Где уж…
- Дусик! - радостно воскликнул Павел. - Дусик, семь якорей тебе в глотку!.. Ты откуда? Из Обетованной?
- Из Обетованной. Прямо из ее сердца. Из Москвы. Ты же знаешь, что для меня землей обетованной всегда был СССР. А теперь - Россия… Видимо, нам, аидам, на роду написано тосковать по родине. Сейчас, когда в Израиле живу, - по Москве тоскую.
Павел, зажав трубку между ухом и плечом, достал сигарету. Дусик - точнее, Эдик Стариков, его школьный приятель, - навеял воспоминания: о школе, о том времени…
Стариков был одним из лучших в классе. В отличие от многих других отличников, этот за пределами школы был борзым, драчливым. И азартным бабником - в самом завидном смысле слова - был Эдик.
Отец его работал в каком-то министерстве большой шишкой. Семья была обеспеченной, дружной. И очень патриотичной. Павел часто вспоминал, как нервничал и сердился отец Эдика, Григорий Евсеевич, если кто-то из знакомых или родни вдруг уезжал:
- Не понимаю я вас. Не могу, да и не хочу! Что это за, непонятного происхождения, тяга обнаружилась на старости лет?! К чему тяга? К Родине? Так здесь же твоя родина. Вот здесь! Где первые капли молока материнского всосал. Родина - это земля, которую ты своими первыми шажками попирал. Что это за родной язык, который тебе надо на старости лет изучать? А все равно будешь в сознании на русский переводить… Не могу понять вас.
- Да здесь же детям дороги нет! - возражали ему. - На каждом шагу только и слышишь: жид! жидовская морда!
- Ну а ты ответь: русская морда. Или, там, украинская. Ведь что такое жид? Это польское произношение слова "аид" или "йуде". Что оскорбительного в этом?.. А то, что детям дороги нет, - вы меня извините! Если ребенок туп безнадежно и бездарен - ему нигде дороги не будет. А если он умен и деятелен - он и здесь стезю найдет. И никто ему не перегородит дороги. Пусть это звучит нескромно, но вон мои Саша и Эдик - сами на свою дорогу вышли. И вон как размашисто шагают.
Вот такая позиция была в семье Стариковых.
И вдруг - в девяносто третьем или девяносто четвертом - всей семьей в Израиль переехали. Вот тебе и патриотизм. Вот тебе и "не хочу и не могу понять"!
- Ты надолго? - спросил Павел, вернувшись из воспоминаний на "землю обетованную".
- На неделю. Здесь у нашей тети Клары - помнишь ее? - сын женится. На свадьбу приехали.
- А как там Григорий Евсеевич?
- Не "там", а здесь. Он тоже приехал. Так что, Фауст, давай завтра к нам. Посидим, водочки попьем, старое помянем. Договорились? Завтра в 19 часов ждем. У тети Клары.
…Застолье уже подходило к концу, когда Стас, новоявленный жених, вдруг поднял на дядю опьяневший взгляд:
- Вот вы, дядя Гриша, на свадьбе тост сказали - за Россию, за Москву, - он произнес это несколько пародийным тоном. - А если так Россию любите, что же уехали?
Григорий Евсеевич посмотрел на него со снисходительной улыбкой. Ничего не ответил.
- А в самом деле, Григорий Евсеевич, - вставился Павел, - и меня тоже это интересует. Ведь вы были "на коне". Должность высокая, и квартира в самом центре Москвы. И Эдька с Сашей так раскрутились… Извините, конечно, что этой темы касаюсь. Понимаю, деликатная это проблема, но любопытство… Меня этот вопрос очень долго мучил.
- Дело в том, молодой человек, что причиной моего исхода отсюда был, как это ни парадоксально, именно патриотизм. Советск… нет, тогда уже российский… Вот вы сделали удивленные глаза. А я вам поясню. Всю жизнь я проработал в геологии. Последние 18 лет - до исхода - занимал очень высокие посты в министерстве. Так вот: в советские времена недра разрабатывались, но не алчно, не безоглядно. Они - недра эти - богаты, но, как и все на земле, - исчерпаемы. Всему приходит конец. В советские времена разработки планировались, более или менее ограничивались. Знаете, сколько угольных пластов ставили на консервацию! Или нефть… А вот потом, в постсоветский период, пошло такое разбазаривание! Такая разухабистость! Чиновники, не уверенные в завтрашнем дне, старались урвать от своего положения как можно больше. Ни интересы страны, ни народ их не заботили. Только бы урвать. В данный час, в данный миг. Завтра от этой кормушки могут отлучить.
Стариков снял очки, остервенело протер их и посмотрел на просвет. Задумчиво посмотрел, словно открыли они ему те времена:
- Теперь слово "кормило власти" приобрело новый, алчный смысл: то, что их кормило. Стали распродавать Россию в розницу. С удалью, цинично. С чего прежде миллиарды государству шли, теперь отдавалось за копейки. Лишь бы пару тысяч "отката" взять. Добрались эти хапуги и до недр. Бо-ольшой интерес возник к недрам.
Где бы еще найти клад, чтобы быстренько его за бесценок продать?!
В то время работал у нас талантливейший геолог. Изыскатель от Бога.
- Это о ком вы? - спросил Павел.
- О Пла… Ну, в общем. Не стану я называть его имя. По причине, о которой скажу. Этот геолог - назовем его условно Иванов - сначала опосредованно, априорно обнаружил беспрецедентные залежи нефти в… Своими прогнозами на залежь поделился со мной. Только со мной. И я организовал ему камуфлированную командировку в Лозовое.
- Это что, место, где…?
Стариков досадливо поморщился:
- Да это я условно называю место! Как и имя геолога. Все условно. Так вот: месяца два они вели там буровые работы. Он позвонил и сообщил мне, что прогноз полностью подтвердился: океан нефти оказался под этим участком. Океан! Он тоже был отчаянным противником разбазаривания недр. Знал, если месторождение рассекретить, начнется его бессовестное разграбление. И вот - представьте себе, молодые люди, - человек совершил самое крупное открытие в своей жизни, самое значительное! Но вынужден его замалчивать. Как вам это?! А министр - будто чувствовал - крутится, выспрашивает: а где это наш Платунов? Чутье у министра было потрясающим. Только не геологическое чутье, а на дармовую поживу. Но не узнал ничего. Не сказал я ему. Правда, мог бы он у самого геолога все выведать: Виктор Павлович был человеком наивным и доверчивым. Но случилась беда: при возвращении в Москву их самолет разбился. Прямо при посадке. Я был свидетелем: встречал же. Мне удалось отыскать среди руин чемодан Пла… Иванова. Там была вся документация по этому месторождению… Вот так погиб выдающийся ученый… Выпьем за его светлую память. Пусть земля тебе будет пухом, дорогой Виктор Павлович. - Стариков поднял глаза к потолку.
После поминального тоста за столом воцарилась торжественная тишина. Нарушил ее Павел:
- А вы, Григорий Евсеевич, можете сейчас эти данные передать правительству России? Нынешнему?
- Нет, молодой человек. Не могу! Еще не верю, что используют они во благо. Вон как нефть бесшабашно продают. Нет уж. Я потерплю пока.
- А если что-нибудь с вами случится, дядя Гриша? - развязно спросил Стас. - Так и пропадет это открытие. Без понту пропадет.
- Ты, молодой человек, рассуждаешь, как и эти, нынешние. А я, в отличие от вас, человек предусмотрительный. Все материалы хранятся в банке, и в случае моей… если что случится - там есть распоряжение.
- Так лучше бы сейчас Дусику расклад дали. Он бы наварился. Купил бы через подставу эту землю. И вам хорошо, и Эдику бабки.
- Нет, дорогой мой. Если бы я так поступил, я бы уподобился этим. Что против моих принципов. Знаете, что происходит, когда землю изнуряют? Когда исчерпывают до дна? Любой организм при голодании вначале "съедает" свой жир, потом - мясо и, наконец, - мозг. Так вот, я не хочу, чтобы Россия обезумела… Нельзя изнурять землю.
Дусик под столом отжал ногу Павла и состроил ироническую гримасу.
- А в самом деле, Григорий Евсеевич, - настаивал и Павел, - если там такой Клондайк, почему бы не подключиться? И я, и Стас, и Эдик - все бы вошли в это дело. Мы не народ разве? Вот и пошло бы открытие Иванова на пользу простым россиянам. Я даже могу вам письменное, заверенное у нотариуса обещание дать, что не стану эту нефть за рубеж продавать. Только для России. Я не алчный человек.
Стариков видел, что Павел относится к его рассказу с некоторой долей иронического недоверия, но ответил серьезно и твердо:
- Вы, молодые люди, ставите меня в щекотливейшее положение. Если я сейчас открою тайну месторождения, то нарушу клятву, которую дал на могиле… моего друга. Я, собственно, уехал в Израиль, покинул друзей, землю меня родившую, только потому, что сограждане мои изменились, стали беспринципными. Я не мог без душевной боли наблюдать, как растворялась в воздухе нравственность, чистота. Вот почему я оставил свою Родину и сейчас испытываю душевные мытарства… А вы мне предлагаете сделку с совестью. Тогда зачем все эти жертвы, которые я принес? Алчность и равнодушие к последствиям - серьезные пороки. Их гнушайтесь!.. В общем, хватит об этом. Я знаю, молодые люди, что вам не интересна эта тема. Простите стареющего сентиментала… Лучше расскажите, чем вы занимаетесь, молодой человек.
- Как раз нефтью, - рассмеялся Павел. - Но не океан у нас, а озеро. Скоро закончится. Вот тогда и приду к вам.
Теперь и Стариков рассмеялся, чтобы отойти от темы.
Так и посчитал бы Павел этот мимолетный разговор фантазиями стареющего чудака, если бы дней через пять-шесть не выскочила эта тема.
Как обычно, ужиная, он просматривал блок новостей. Из телевизора текла монотонная болтовня, а Павел прилаживал на вилку гарнир и вдруг встрепенулся. Что-то в равнодушно пропускаемом им рокоте телевизора насторожило. Что? Так и замер с повисшими вилкой и ножом и чуть приоткрытым ртом. На экране крупным планом неопрятный мужичок, очевидный выпивоха, жаловался на жизнь:
- Вот уже, почитай, лет десять нет нам здесь работы. Крутимся, кто как может. Земля у нас не родит, заводов и фабрик нет, а государство никак не помогает. Вон, Михалыч, хотел свиней разводить. Ага. А государство кормами не помогает. А на рынке покупать корм - себе дороже. Так и провалилась задумка со свиньями. Ага… Вот, лет восемь назад геологи здесь были. Так они баяли, что нефти здесь - океан. Под нами прямо. Мы и купились на это, губешку раскатали. А оно - вон как вышло: оказалось, нет нефти никакой. Прикупил нас тот геолог. И вот вы скажите, как нам здесь жить? Мы то надеялись, что нефть нашли, значит, завод будет, рабочие места. Ага. А теперь что? Руки-то уже истосковались по труду.
Не мог понять Павел, что же так заинтересовало его. Он досадливо поморщился и наклонился к тарелке.
- С вами в забытом всеми Лозовом был корреспондент Сурин.
"Лозовое!" - вот то слово, которое так смутило и напрягло Павла.
Лозовое… Может, не фантазировал дядя Гриша? Хотя как можно держать такую информацию и не поделиться хотя бы с сыном?! Или… Да нет… Давно бы уже наварился сам… А может…? Хотя…
От этих сомнений сразу пропал аппетит.
На следующий день Павел отправился в архив Министерства геологии.
Архив разместили в убогом строении. Пожилая женщина встретила Павла с исключительным радушием. Видно, редко заглядывали люди в эту нору. А когда Павел сунул ей в кармашек пятьдесят долларов, готова была отдать ему весь архив.
- Вот… Главный геолог… Платунов Виктор Павлович. Вот открытые им месторождения… все это здесь. Я, знаете ли, раньше в министерстве была старшим инспектором отдела. Это сейчас… - она махнула рукой и продолжила свой рассказ о Платунове: - Мне посчастливилось работать с Виктор Палычем. Чудесный был человек - порядочный, кристальной души. И умер, вернее погиб так нелепо: из командировки возвращался - они в Бийске были в командировке.
- Как в Бийске? Вы не путаете?
- Если я спутаю, то документы меня исправят, - спокойно возразила женщина и, послюнявив палец, перелистала несколько страниц. - Вот, пожалуйста: командирован на семьдесят дней в Бийск.
Павел разочарованно откинулся на спинку ветхого кресла, когда женщина вдруг тревожно свела брови:
- Погодите, я, кажется, вспомнила. Он однажды позвонил в отдел. Какой-то запрос делал. Я как раз трубочку взяла. А там телефонистка говорит: сейчас будете разговаривать… Но назвала не Бийск, а какой-то другой населенный пункт. Я уже не помню, да это и не важно… Может, Виктор Палыч по делам в том городе был.
- Вы мне не подскажете, семья этого Платунова живет в Москве?
- Конечно. И жена, и сын его - здесь они, в Москве. В нашем доме. У нас же дом ведомственный. Правда, нынче люди все больше продавать…
- Да, понимаю, - поспешно заговорил Павел, испытывая азарт охотника. - Вы не могли бы адрес мне дать?
…Павел сидел в уютной комнате, сохранившей интерьер 60-х годов: фотографии на стенах, большая настольная лампа с красным абажуром, громоздкий письменный стол. Под стать обстановке была и хозяйка - Светлана Васильевна Платунова, чистенькая, интеллигентная старушка:
- Значит, собираетесь очерк создать о Викторе Павловиче? А, простите мне мое любопытство: в связи с чем? Что или кто побудил вас?
- Стариков Григорий Евсеевич.
- О, Григорий Евсеевич! Это снимает все вопросы. Это имя - пропуск ко всем документам Виктора.
Вдова вытащила из ящика стола большой ларец и поставила его перед Павлом. Сверху, отдельно упакованные, хранились ордена и медали:
- Это его награды. - Женщина застенчиво, как обиженная сирота, утерла слезы. - Когда кончилась советская власть, стали нефть из месторождений безоглядно продавать за границу, он так болезненно реагировал! Говорил: соотечественники в очередях за бензином стоят, а эти - он так правительство называл - запад обеспечивают. Ты, говорил, сначала свой народ обеспечь, а потом, лишнее - продавай… Вот тогда и перестал эти награды носить. Принципиальным он был… А это письма.
Потягивая вкусный чай, Павел читал последние письма. Конкретно об открытии в них не говорилось. Только где-то в самом конце: "…Эта экспедиция нерезультативная. Потому мне и жаль, что вот уже семьдесят шесть дней я вдали от тебя, моя дорогая! Семьдесят шесть бездарно проведенных дней. Но скоро мы закончим, я вернусь и закатим с тобой, родная моя девочка, пир горой! Надо радоваться жизни. Ведь жизнь - это прекрасная штука! Ну, родная, заканчиваю свою эпистолу. Надо на буровую! Не ждет время! Целую тебя крепко-крепко. Твой Виктор - Победитель".
Приподнятая тональность не согласовывалась с "нерезультативной экспедицией". Чувствовался скрываемый триумф. И вдова Платунова подтвердила эту догадку Павла.
- Удивительно, - мягко прошелестела она, заметив, что гость дочитал письмо. - Виктор Палыч был человеком эмоциональным. И такие воодушевленные письма писал только с успешных экспедиций… Тех, которые венчались открытиями. А месторождение, с которого он это письмо прислал, - оно же по его прогнозам должно было быть плодотворным. А получалось - разочарование. Но он не впал в уныние! Впервые за все годы нашей жизни! Знаете почему? Он почувствовал, что это его последнее письмо. Вот такой он был, мой дорогой Витюша. Он не только предчувствовал, уникально предчувствовал геологические открытия, но и свою гибель… Да, предчувственный был человек, Виктор Павлович! Равных ему не было в этом.
Может быть… Только и Павел чувствовал, что золотую жилу нащупал.
В правом углу письма рукой Платунова было написано "Бийск". А размытый штемпель этого названия не содержал. По кругу шли неразборчивые буковки, складывающиеся, если внимательно присмотреться, в слово "Татарстан".
…Прямо из машины Павел сделал поручение:
- Узнай через Валеру, кто прикупил недавно Лозовое. Это где-то в Татарстане. Ло-зо-вое. Как узнаешь - сразу объективки на владельца. На деньги не скупись. Сейчас скорость важнее денег.