- Извините, я невольно прислушался к вашему разговору. Меня зовут Олег. Я - предприниматель из Ровно. По российскому телевидению постоянно крутят, что мы все здесь националисты, бандеровцы. Есть, конечно, и такие. Вон "Правый сектор" гуляет, - он показал в сторону палатки, где бузила пьяная толпа. - А меня, поверьте, просто достала такая жизнь, нет больше сил терпеть произвол чиновников, жадность и продажность милиции. Почему мы не можем жить, как в Европе? У нас же всё есть. И плодородная земля, и заводы, и шахты, и порты. Мне тридцать три года, я - программист по образованию. У меня свой небольшой бизнес. Продаю и обслуживаю компьютеры и прочую оргтехнику. Так меня задушили налогами и поборами. За любой муниципальный заказ откат 60 процентов от стоимости. Я даже не могу прокормить свою семью. И я здесь такой не один.
На обратной дороге Катя взахлёб рассказывала, как в конце ноября, всего через две недели после нашего с отцом отъезда, когда Янукович отказался подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом, милиция дубинками разгоняла протестующих демонстрантов.
- Даже девушек избивали! Мне чудом удалось спастись. Монахи открыли ворота в Михайловский собор и укрыли нас от донецкого ОМОНа.
На открытие Зимних Олимпийских игр в Сочи билеты достать мне не удалось. Зато подфартило с церемонией закрытия. Ради этого я даже отказался от олимпийского хоккейного финала. И угадал - наша сборная всё равно вылетела из турнира гораздо раньше, проиграв американцам.
С работы меня отпустили только на неделю. Поэтому многие соревнования, включая российский триумф в фигурном катании, мы пропустили. Катя прилетела в Москву вечером, а на утро мы улетели в Сочи.
Я обалдел, когда увидел город, где не был семь лет. Современные стадионы, скоростные автобаны, толпы иностранцев. Пальмы, синее море, откуда дует тёплый ветер. Можно ходить в одной рубашке, а поднимешься немного в горы - укрытые снегом высоченные хребты, лёгкий морозец, настоящая зима!
Кате тоже очень понравился Сочи.
- Здесь далее круче, чем в Альпах! Лазурный берег отдыхает! - восхищённо говорила она. - Про Америку вообще молчу. Я была на прошлой Олимпиаде в Ванкувере. По сравнению с вашей она - полный отстой!
Правда, с гостиницей мы пролетели. Предприимчивые владельцы на скорую руку переделали летний пансионат во всесезонный отель. Получилось это у них плохо. В ночные заморозки температура в номере падала градусов до десяти тепла, по утрам перемерзала в трубах вода, поэтому душ мы могли принимать только днём, когда субтропическое солнце растапливало ледяные пробки, и с вечера набирали в ванну воду, чтобы умыться утром.
Дважды ездили в горы. Посмотрели женский биатлон. К Катиной радости медаль завоевала украинская спортсменка. В мужском гигантском слаломе лыжники из бывшего Союза не блистали. Но впечатлённая соревнованиями, Катя уговорила меня взять напрокат горные лыжи и дала мне первый урок по скоростному спуску. Она летала по склону, как ракета. Я же постоянно падал, хорошо, хоть лыжи не сломал. Но какой был кайф - снять с ног тяжелейшие горно-лыжные ботинки!
Конькобежный спорт, шорт-трек, кёрлинг, хоккей - эти соревнования можно было посмотреть в приморской зоне, никуда не выезжая из города. На них мы и ходили.
- Данила, Данила, проснись! "Евроньюс" передаёт. В Киеве вооружённое восстание. Янукович приказал "Беркуту" стрелять на поражение. Десятки убитых!
Она судорожно набрала телефон матери. Та долго не отвечала, видать, спала. Нервничая, Катя отгрызла длинный накрашенный ноготь. Наконец, Оксана Марковна взяла трубку.
- Мама, мамуля, как ты там?
Мать успокоила дочь, как могла: что в их районе всё спокойно, стреляют только в центре, из дома она далеко не выходит, только в магазин. Пока ситуация не успокоится, Кате лучше в Киев не возвращаться.
В этот день на стадион мне пришлось идти одному. Невеста осталась в номере и не отрывалась от телевизора. Смотрела только новости по CNN и ВВС. Когда я вернулся, она встретила меня с горящими глазами.
- Янукович сбежал. Рада избрала спикером Турчинова, а премьер-министром - Арсения Яценюка.
На экране телевизора прыгали торжествующие правосеки и скандировали во всё горло:
- Москаляку - на гиляку! Кто не скачет, тот - москаль! Мою возлюбленную словно подменили. От радостных, восторженных глаз не осталось и следа. В них теперь поселилась глубокая печаль. Далее в постели исчезла её былая страстность. Она отдавалась мне, словно исполняла долг, в какой-то прострации, в мыслях была далеко.
В последний день я повёз её в горы. Но ни белоснежные вершины, ни голубое небо, ни триумфальная победа наших лыжников, завоевавших все награды в мужском марафоне, ни всеобщее ликование толпы не вернули Катю.
На церемонии закрытия Олимпиады я плакал как ребёнок от переизбытка чувств, а она сидела рядом, бесчувственная, с каменным лицом.
В Москве она немного отошла. В "Охотном ряду" мы купили ей очаровательную короткую норковую шубку и роскошные итальянские сапоги. Из‑за беспорядков в Киеве свадьбу решили сыграть в российской столице. Она обещала прилететь на 8 марта, и мы должны были подать заявление в ЗАГС.
Но не прилетела. Я звонил ей по несколько раз в день. Вначале она ссылалась на учёбу, потом - на нездоровье матери, затем - бабушки, дедушки. А в итоге заявила:
- Извини, Данила. Мы не можем быть вместе. Мы слишком разные. Ты любишь свою страну, а я - свою.
- Да причём здесь наши страны? - взорвался я. - За тысячу лет они то расходились, то снова сходились. Страны живут в одном измерении, а люди - в другом. Да, я люблю свою страну, но мне это не мешает любить тебя! Главное, что мы любим друг друга, и что бы не происходило в мировой политике, мы должны быть вместе!
- Но твоя Россия оккупировала наш Крым. Тот Крым, где мы встретились с тобой! Понимаешь, его больше нет!
- Но мы-то есть! Молчание. И короткий ответ:
- Я - патриотка Украины. Прощай.
Я сошёл с ума. Не мог ни работать, ни есть, ни тренироваться. Думал только о ней. Она постоянно стояла перед моими глазами. Я знал, я чувствовал, что Катя - не такая. Она - добрая, нежная, ласковая. Она - моя родная женщина. Просто её околдовали, напустили на неё порчу демоны. Или кусочек льда из-под колесницы Снежной Королевы попал ей в глаз, и её сердце сковало льдом. Только я могу спасти её. Стоит мне её обнять, расцеловать, и её замёрзшая душа оттает, колдовские чары спадут, и ко мне вернётся моя прежняя тёплая Катя.
В пятницу сразу после работы я поехал в Шереметьево. Купил билет на первый рейс до Киева. Полтора часа над облаками пролетели, как мгновение.
И вот я на украинской земле. Аэропорт Борисполь, ставший мне родным за последние девять месяцев. А вот и та милая девушка из погранслужбы, неоднократно строившая мне глазки, интересовавшаяся, не прихожусь ли я родственником её школьному учителю-историку по фамилии Козак? Встаю в очередь к её пропускной кабинке. Подходит мой черёд. С улыбкой как старой доброй знакомой подаю свой паспорт и нарываюсь на растерянный взгляд:
- Извините, но вам въезд в Украину запрещён.
Я начинаю качать права, девушка вызывает старшего офицера и просит меня отойти в сторону и не задерживать очередь.
Ко мне подходят двое: майор-пограничник и штатский в кожаной куртке. Просят мой паспорт, внимательно его рассматривают и возвращают. Офицер объясняет:
- Ничем помочь не можем. Мужчинам в возрасте от 16 до 60 лет, являющимся гражданами России, въезд на территорию страны запрещён. Исключение можем сделать только для тех, кто представит нотариально заверенные документы о болезни или смерти близких родственников, приглашения от физических и юридических лиц, а также для мужчин, путешествующих вместе с семьёй и детьми. И то на усмотрение начальника пограничного пункта. Вы же ни под одну их льготных категорий не подпадаете. Поэтому просим вас перейти в зону вылета и приобрести билет обратно в Москву.
- Но по какому праву?
- По праву военного времени, москаль, - штатский правила приличия не соблюдает, по первым словам понятно, что он националист, скорее, с Западной Украины. - В Донбасс, поди, намылился? Пострелять захотелось. Да будь моя воля, я бы тебя тут же шлёпнул, как собаку. Твоё счастье, что ты на нейтральной территории.
Как бы мне ни хотелось съездить по этой наглой физиономии, но я себя сдержал и решил схитрить:
- Какой Донбасс? Да я такий же москаль, як и ты. Москаль по фамилии Козак, умора. Я к невесте прилетел. Она всю зиму хлопцев на Майдане кормила. У неё, знаешь, кто батька? Украину в ООН представляет, в самом Нью-Йорке. Я ей только позвоню, она тут же приедет и заберёт меня.
Националист смутился. Видно было, что на погранпункте он всё решает, командир пограничников - так, исполнитель.
- А, звони! Побачим твою дивчину.
Я трижды набираю Катин номер, но она так и не отвечает. Звоню Оксане Марковне - тоже молчание.
Бандеровец ликует:
- Что, москаль, не по зубам тебе наши жинки? А ну, ноги в руки и вали скорее в свою Москву, пока мы их тут тебе не обломали.
Трупы с переломанными конечностями мы нашли на дне шахты. Все тела - и мужчин, и женщин - были обнажены ниже пояса. Перед смертью их пытали. У многих мужчин между ягодиц торчали куски арматуры с запекшейся кровью.
Глава 6
Демоны прошлого
Ах, Одесса, жемчужина у моря,
Ах, Одесса, ты знала много горя,
Ах, Одесса, любимый милый край,
Живи, моя Одесса, живи и процветай.Михаил Табачников
Москаль не свой брат, не помилует.
Украинская поговорка
- Я боялась, что они сломают Саше ногу или руку. А ему через неделю в рейс. Убить бы не посмели. Там же гаишники стояли рядом. Но пинали ногами жестоко, без жалости. А потом заставили жевать придорожный песок и приговаривали: "Жри, жидовско-москальская морда! Передай своим одесситам, так будет со всяким, кто украинскую землю предаст". Отдохнули в Трускавце, называется. Чтобы я ещё хоть раз поехала к западенцам, да ни в жисть! А Саша кое-как довёл машину до Одессы, поставил в гараж и слёг на три дня. А потом встал и заявил, что ни в какой рейс он не пойдёт, а поедет в Донбасс и будет, как говорил Путин, "мочить в сортире" этих сволочей. Он же родом из Мариуполя. Там его родители, сестры. А нас с Гавриком и больной бабушкой кто кормить будет? Меня из театра уволили, на съёмки никто не приглашает. Да и не буду я пропагандировать фашизм! Все живём на его капитанскую зарплату. Я хотела уйти с ним в рейс, чтобы не видеть всё это безобразие, так нет - не выпустили. Боятся, что сбежим.
Я слушал мать с упоением, как она мою исповедь, и в груди становилось тепло, на глаза накатывались слёзы, но зрение моё возросло многократно, я видел то, чего раньше никогда не видел или старался не замечать. Очень родного и близкого мне человека, женщину, давшую мне жизнь и очень любившую меня. Всё моё существо тянулось к ней, как всё живое на земле тянется к солнцу. Я словно вернулся домой после долгой войны.
- Мама, мамочка, прости меня! - я разрыдался и упал перед ней на колени.
Она сидела на стуле, гладила меня по голове узкой ладошкой и приговаривала:
- За что мне тебя прощать, сынок? Жизнь так сложилась. В молодости мы все максималисты, видим родительские ошибки и строго спрашиваем за них, а проходит время, и сами теряем голову, такого накуролесим, что расплачиваемся потом всю жизнь. Увы, но в области чувств ни мужчины, ни женщины сами себе не хозяева, они играют пьесу, написанную провидением. В ней может быть много актов, но финал всегда один, - удручённо произнесла актриса.
- Почему вы расстались с отцом? - набравшись смелости, задал я самый сокровенный вопрос.
Мать встала, выпрямилась, достала из секретера пачку сигарет, подошла к окну и закурила.
- Помнишь, как нас с тобой захватили в заложники?
Я отрицательно покачал головой.
- Ну как же? Мы ещё целый день сидели в тёмном и холодном подвале. Тебе же было почти семь лет. Ты должен помнить!
- Нет, мама, я ничего не помню. Но похожие кошмары мне до сих пор снятся по ночам. И я подсознательно боюсь темноты и подвалов.
- Может, оно и к лучшему, что ты забыл весь этот ужас. Твой отец нас нашёл. Он пришёл один, с ружьём, и хладнокровно расстрелял похитителей. Прошло уже столько лет, но я, как сейчас, вижу его глаза. Это был нечеловеческий взгляд. Со мной случилась истерика. Он накачал меня успокоительными средствами и первым рейсом отправил к матери в Одессу, транзитом через Москву. Нервный срыв у меня перешёл в глубокую депрессию. Я далее лежала в лечебнице для душевнобольных. Он прилетал, но я не могла его видеть. А потом встретила молодого моряка. Саша ещё учился в мореходном училище. Ходил на все мои спектакли и всегда дарил огромные букеты белых роз. И я не устояла. Володя на развод согласился сразу, но отдать тебя - ни за что. Я пробовала судиться, но силы были не равны. Я - гражданка Украины, вы - россияне. Тем более, твой дед - видный юрист, с большими связями.
Она нервно затушила окурок в пепельнице.
- А теперь вот и ты влюбился. И как водится у вас, Козаков, с надрывом, вразнос! Ты уже третий из этого рода приезжаешь на Украину за женой. Смотри, твоим предшественникам это больно аукнулось. Тем более, как я поняла из твоего рассказа, Катя - ещё та штучка! Но я ни в коем случае не собираюсь тебя отговаривать, переубеждать. Знаю, что занятие это бесполезное. В любви мы учимся только на своих ошибках, и то не всегда.
Хлопнула калитка. Но собака на привязи молчала.
- Это Гаврик. Из школы пришёл. Что-то рано, - всплеснула руками мать, ожидая и боясь первой встречи своих сыновей.
Но её страхи оказались напрасными. В комнату ворвался разрумянившийся от бега, крепко сбитый, коренастый подросток. Невысокий, темноволосый, с носом-картошкой, но нашими, бархатными, глазами.
- Гаврила! - протянул мне ладонь с растопыренными пальцами.
- Данила, - представился я столь же церемонно и пожал руку брата.
Мать с умилением смотрела на нас:
- Какие вы разные. Но как похожи!
От проявления дальнейших эмоций её воздержал вопрос проголодавшегося школьника.
- Ma, а что у нас на обед? А то я на физре так набегался, что корову проглочу.
- Иди мой руки, Робин Бобин. На первое - борщ, на второе - тефтели с овощами.
- Фу, опять овощи. Лучше бы пюре из картошки сделала.
- Ешь, что дают. Вот мы завтра с Данилой поедем в Киев, будешь перед бабушкой выбрыкивать, а передо мной не надо, - строго сказала мама.
- Я тоже хочу в Киев, - заканючил брат.
Я с удивлением посмотрел на мать.
- Вы…, то есть ты, - со мной?..
- А ты что думал, я тебя одного через пол воюющей страны отпущу? Да тебя с российским паспортом СБУ сразу арестует, только сунешься на вокзал или в аэропорт. Я тебе оформила приглашение, я за тебя и в ответе.
- И что же делать?
- На машине поедем, - твёрдо решила мать. - Правда, из меня ещё тот водитель. Но права есть. С божьей помощью доберёмся. Мне тоже интересно посмотреть на твою избранницу!
Против такого аргумента возражать было бесполезно.
- Я неплохо вожу. Могу подменить. И права у меня с собой.
- Вот и договорились. Завтра с утра и поедем.
- Данила, а ты футбол любишь? - спросил меня Гаврик, допивая компот.
- Конечно. Я даже в прошлом году в Праге был на розыгрыше Суперкубка УЕФА. Когда "Бавария" по пенальти обыграла "Челси".
- Ух ты! - выдохнул от зависти подросток. - А на чемпионат Европы к нам не ездил?
- Только на некоторые матчи в Донецк. А ты что спрашиваешь: киевское "Динамо" к вам приехало?
- Нет. Харьковский "Металлист". Но игра будет жаркой. Давай сходим?
- Я не против. Если мама отпустит.
Она лучезарно улыбнулась и согласно кивнула.
Мой брат оказался совсем не простым школяром. Едва мы вышли со двора и помахали провожавшей нас матери, домашняя маска мигом слетела с его лица, и передо мной предстал во всей красе юный агитатор-антифашист.
- Ты что, всерьёз подумал, что мы пойдём на футбол? Это отмазка для маман. Сейчас в Одессе такое творится! Решается судьба Новороссии. Или мы объявим свою республику, как в Крыму и на Донбассе, и останемся частью русского мира, или нас нагнут бандеровцы и установят здесь свои фашистские порядки.
Он достал из кармана ветровки две георгиевские ленточки, одну прикрепил булавкой себе на грудь, а другую отдал мне.
- Вчера одна провокаторша из нацистов сожгла на Вечном огне две такие же. Они называют нас колорадами, по расцветке огородных вредителей. А для нас это память о Великой Отечественной войне и символ сопротивления неофашизму.
Я тоже пристегнул знак отличия на лацкан пиджака и поинтересовался:
- Так куда же мы всё-таки идём?
- Как куда? - удивился Гаврик. - На Куликово поле. Там наш одесский "Антимайдан". Сегодня будет митинг антифашистов. Все одесские патриоты соберутся. Поступила информация, что "правосеки" готовят провокацию. Под видом футбольных фанатов из Харькова к нам понаехали радикалы со всей Украины. Только вчера из Киева пятнадцать автобусов с евромайданщиками пришло. Боятся Дня Победы!
В центре большинство улиц было оцеплено милицией и перекрыто для движения транспорта. На одном из перекрёстков собралась толпа.
- Наши! - с гордостью произнёс брат и потащил меня в гущу.
Он пользовался здесь авторитетом. Солидные мужики здоровались с ним, как с равным. А молодёжь даже подчинялась его приказам.
- Привет, Гаврош! Как дела, Гаврош? Зададим фашистам жару, Гаврош? - слышалось с разных сторон.
Неожиданно из переулка вышел капитан милиции и отозвал Гаврика в сторону. Брат представил меня, сказал, что я из России, тогда блюститель порядка заговорил без утайки:
- Будьте осторожны. Готовится серьёзная заваруха. Это никакие не футбольные фанаты, и даже не активисты "Правого сектора", а переодетые в гражданку военные из батальонов "Штурм" и "Днепр‑1". Они вооружены битами и цепями, у многих топоры и пистолеты. На головах каски, а лица - под масками. Их - тысячи. На Соборной площади яблоку некуда упасть. Будет не мирное шествие, а побоище. Предупреди товарищей, Гаврош.
- Я вас умоляю, товарищ милиционер, не паникуйте. Шо имели, то сказали. Гаврик знает за облаву, - с развязностью одесского хулигана ответил юный карбонарий.
Милиционер скрылся так же внезапно, как и появился. Гаврош стал искать глазами командиров, но все они были возле импровизированной трибуны. Один оратор сменял другого.
- Одесса помнит погромы и власть под пятой румынских оккупантов. Украинский национализм и неонацизм мало чем отличается от румынского фашизма. Поэтому мы будем стоять до конца. Пока нога последнего оккупанта не покинет наш город. И власть в Одессе будет одесская. Мы не согласны ни на каких гауляйтеров из Киева.