- Хочешь взлететь к звездам? - раздался его голос. Он спустился вниз. - Тогда договорились. Буду через пятнадцать минут. Без меня не начинай! - со смехом добавил он. - О, привет. Роуз, - дружелюбно проговорил он, положив телефон в карман. - Давно не виделись. - Внезапно он прищурился. - Что это вы делаете?
Что это я делаю?
- На что это, по-твоему, похоже?
- Ну… вы чистите столбики на перилах.
- Ты попал в точку.
- О, - ответил он. Почему-то вид у него был ошарашенный. - Я как раз собирался уйти. Ну… ладно… приятного вечера, - с сомнением добавил он. - Увидимся.
- Увидимся, - ответила я.
Он ушел, осторожно заперев за собой входную дверь, и я вспомнила его слова. "Хочешь взлететь к звездам?" Ну-ну… это может означать только одно. У него кто-то есть. И что такого, великодушно подумала я, мне-то какая разница, лишь бы он занимался романтическими делишками подальше от моего дома. Под моей крышей не будет никаких садомазохистских оргий, твердо решила я, отправилась на кухню и нашла упаковку "Быстросупа". "Суп-пюре по-деревенски с луком-пореем и спаржей" - значилось на упаковке. Отвратительно, но придется смириться. Ненавижу готовить - и никогда этого не умела. Но я просто не заморачиваюсь с едой и покупаю то, что готовится быстро. К примеру, лапшу быстрого приготовления - знаю, знаю, это вредно, - пирожки и все такое прочее.
- В эфире Радио-четыре! - прокричал Руди. Я насыпала в кастрюлю зеленоватый порошок. - Порошок "Сцилли" для автоматических стиральных машин. Пять или шесть. Растет. Временная облачность. - Только не это. Я оставила включенным Радио-4 на весь день, и теперь скворец обрывочно повторял то, что выучил. - Викинги вырываются вперед. Умеренная влажность. Посол Германии. Осадки. Курс доллара падает. Хорошо. - Но, в отличие от радио, Руди не выключишь. - Добро пожаловать на программу "Радость садовода"! - душевно проговорил он.
- Только попробуй пропеть песенку из сериала "Арчеры", и ты покойник, - пообещала я. Я поискала виноград в холодильнике, чтобы утихомирить Руди. Обычно у меня в холодильнике пусто - головка сыра, пара бутылок вина, полбуханки хлеба и фрукты для Руди. Но сегодня он ломился от еды. В отделении для овощей была целая куча крошечных виноградных помидоров, три пузатых кабачка и сияющий баклажан, на верхней полке упаковка французского сливочного масла и кусок жирного сыра бри. Два кусочка куриного филе без кожицы, тигровые креветки, несколько ломтиков розовой ветчины. Тео явно оказался гурманом.
Помешивая свой глютамат натрия, я ломала голову: с кем же у него свидание? "Хочешь взлететь к звездам?" Какая она? А может быть… да. Может, это и не она вовсе, а он. Тео же сказал, что не будет приводить женщин: "Такой проблемы не возникнет. Это уж точно". И засмеялся, и скорчил рожу, как будто это предположение показалось ему нелепым и даже оскорбительным. Может, он голубой. И я задумалась, почему мне это раньше не пришло в голову. Он же жил со своим "другом" Марком, а как насчет идиотского замечания по поводу моих волос? Он явно совершенно не умеет вести себя с женщинами - даже не понял, что меня рассердило. Хорошо одевается, подтянутый, и у него подозрительно утонченный вкус на французские деликатесы. Сами посудите, гетеросексуал - особенно уроженец Йоркшира - предпочтет проснуться мертвым, чем купить миниатюрные виноградные помидорчики. Или, раз уж на то пошло, куриную грудку без кожицы. Да, скорее всего, он голубой. Как жаль, рассеянно подумала я. Хотя…
Суп закипел, и я внезапно поняла, что мне ничего не известно о Тео. До сих пор мы избегали общения друг с другом и осторожно ходили на цыпочках, словно животные, вынужденные делить клетку.
Я подумала об Эде, и тут же у меня внутри повисла жутковатая тяжесть. Внезапно я вспомнила: обувная коробка… Черт. Она все еще стоит под кроватью у Тео в комнате. С бешено бьющимся сердцем я рванула наверх, толкнула дверь и упала на корточки. Коробка была там, и ее никто не трогал. У-у-ф. Шансы, что Тео ее найдет, невелики, но рисковать я не собиралась. Я выудила коробку из-под кровати, выпрямилась, обернулась и замерла на месте. У окна на блестящем штативе стоял старинный медный телескоп. Ничего себе. Так вот что было в таинственном черном футляре. Я минутку послушала у двери, удостоверилась, что он не вернулся, потом подошла к телескопу, сняла защитную крышку и заглянула в трубу. Хотя прибор явно выглядел как антикварный, увеличение было огромным. К моему изумлению, телескоп был наведен прямо на задние дворики домов напротив. Я увидела женщину, лежащую на кровати, ее голые ноги и даже розовый лак на пальчиках ног. Повернув телескоп влево, я поймала в объектив маленького мальчика, который смотрел телевизор. В соседнем доме чья-то фигура передвигалась за запотевшим стеклом душевой кабины. Так вот почему Тео сказал, что ему нравится вид из окна - он маньяк-вуайерист! В его объявлении обязательным условием были "тихие соседи" - ага, тихие соседи, за которыми можно подглядывать!
Я так и знала, что с этим парнем что-то неладно, и оказалась права на все сто! Так вот почему он проводит так много времени в своей комнате, вот почему ходит взад-вперед по ночам. Подглядывать за людьми - это низость, сердито подумала я и решила хорошенько обыскать его комнату. Здесь был жуткий беспорядок, чудовищный беспорядок - меня так тянуло тут прибраться! На полу скомканная одежда, горы старых газет, свернутые в трубочку постеры и коробки с книгами. На столе лежал ноутбук и кучи документов. У него был отвратительный почерк, но на одном из листов я все же разобрала слова "небесное тело", и еще там был бинокль - уф! Значит, он не голубой, злобно подумала я. Вообще-то, мне было его жаль, ведь он на самом деле - Одинокий Молодой Человек. Но вторжение в личную жизнь - это преступно, с негодованием размышляла я, инспектируя другую половину комнаты. На каминной полке я обнаружила какие-то странные камешки и черно-белую фотографию красивой блондинки лет тридцати пяти в серебряной рамке. Она хохотала, прижав руку к груди, будто только что услышала уморительную шутку. Я повернулась к кровати. Она была небрежно заправлена коричневым покрывалом, но из-под него… только не это, неужели еще один… выглядывал кусочек шелка с цветочным рисунком. Я приподняла одеяло. Под подушкой лежала короткая шелковая ночная рубашка с этикеткой "Джанет Реджер". Вот такие дела! Я уже подумывала, где бы невзначай обронить буклет "Трансвестит ли я?", как тут раздался телефонный звонок. Быстро положив ночнушку на место и развернув телескоп, я схватила коробку и побежала вниз по лестнице.
- Алло, - запыхавшись, проговорила я. На том конце линии была тишина. - Алло? - повторила я. Вдруг кто-то тяжело задышал в трубку. Мои руки покрылись мурашками. - Алло! - резко произнесла я. - Кто это? - Мне вдруг вспомнился странный звонок в тот вечер, когда Тео впервые появился в доме. Теперь все, что я слышала, - это намеренное, медленное, тяжелое дыхание. Я поежилась - было жутковато. Поборов желание обрушить на молчуна поток отборной ругани, я бросила трубку.
- По-моему, мне названивает какой-то маньяк, - призналась я Генри, когда в следующее воскресенье мы гуляли по супермаркету "Виндзмор" в Дебенхэмс. - Как тебе это? - Я взяла облегающую кружевную блузку с высоким воротом.
Он наклонил голову набок.
- Я предпочитаю круглый вырез, - признался он.
- Не советую - у тебя грудь волосатая. - Я продемонстрировала ему красный пиджак из мятого вельвета двадцатого размера. - Это тебе по душе?
Он покачал головой.
- И почему ты думаешь, что это маньяк? - спросил Генри. Я теребила вешалки с платьями больших размеров. - Он что-нибудь говорит?
- Нет. Только тяжело дышит в трубку.
- Фу, какая мерзость. И что же ты делаешь?
- Следую собственному совету, который даю всем читателям. Не разговариваю с ним, не пытаюсь вовлечь в диалог и не теряю контроля над собой. Выжидаю несколько секунд, не произношу ни слова и тихо кладу трубку. Телефонные маньяки хотят, чтобы ты отреагировал, Генри, поэтому они и надоедают людям; но можно испортить им все веселье. Тогда рано или поздно эти недоумки поймут, что зря тратят время, и перестанут звонить.
- И сколько раз тебе уже звонили?
- За последние две недели - четыре раза. Не так уж много, но я нервничаю и вздрагиваю каждый раз, когда подхожу к телефону. Смотри, какая прелесть. - Я протянула ему голубую юбку с цветочным рисунком размером с парус.
Он скривил физиономию.
- Слишком цветастая. Что ж, если звонки не прекратятся, обратись в полицию.
- Наверное, я так и сделаю, но, если честно, я слишком занята, а на это уйдет время. Нет, это слишком розовое, как жвачка, ты будешь похож на Барби, попробуй вот это, цвета фуксии. И никаких подплечников, о'кей?
- О'кей. А ты пробовала звонить в телефонную службу?
- Естественно, но они говорят, что абонент скрыл свой номер.
- Ммм, - пробормотал Генри. - Это важно.
- Я знаю. Это уже начинает выводить меня из себя, - добавила я. Мы прошли мимо отдела "Верхняя одежда" к "Вечернему платью" под звуки синтезаторной рождественской песенки. - Но нельзя же жаловаться в полицию, если тебе не говорят ничего оскорбительного и не угрожают.
- Может, это Эд, - предположил Генри, украдкой пощупав бальное платье из тафты.
- Сомневаюсь. Это не в его стиле. К тому же у него даже нет моего нового телефона - с тех пор как мы расстались, мы вообще не разговариваем.
- И все-таки не мешало бы проверить.
- Но как? Не могу же я позвонить ему и сказать: "Привет, Эд, это Роуз. Я просто хотела спросить, не ты ли тот маньяк, что одолевает меня звонками". Я точно знаю, что это не он.
- А ты ни с кем не ссорилась в последнее время? - спросил Генри.
- Что-то не припомню, хотя… На прошлой неделе в эфир звонила одна чокнутая, и мы немного поцапались.
- Помню, помню, - произнес Генри. - Я слышал. Такая грубая, как животное.
- Она уверена, что я посоветовала ее мужу бросить ее. И сказала, что я "еще пожалею", так что, возможно, это она. Хотя как она раздобыла мой номер?
- Твоя работа предполагает риск, - проговорил Генри, прикладывая розовое боа из перьев к щетинистому подбородку. - Любой отморозок может с тобой связаться.
- Да уж. По-моему, вот это пойдет. - Я сняла с вешалки черное атласное платье, скроенное по косой. - О, оно с двадцатипроцентной скидкой!
- Правда? - обрадовался он.
- Да, может, примерим?
Он восторженно кивнул, и мы направились в примерочную.
- Это не ваш размер, мадам, - безапелляционно заявила продавщица. - Это же двадцатый. А у вас десятый.
- Но мне нравится, когда вещи свободно сидят. Мой муж пойдет со мной в кабинку, - беззаботно добавила я. - Он должен видеть, что я покупаю.
Мы наглухо задернули шторку, и Генри быстро разделся. Потом нацепил пару искусственных силиконовых грудей, которые заказал в "Трансформации", и втиснулся в платье. Я застегнула молнию. Генри взглянул на свое отражение и довольно вздохнул.
- То, что надо! - произнес он, крутясь перед зеркалом. - Это платье… как будто специально на меня сшито. - Вид у него был как у гориллы в пачке. Одна волосатая спина чего стоит! - Какие мне к нему нужны аксессуары?
- Бархатный шарф, можно жемчуг. Но лучше всего - ожерелье-ошейник, чтобы замаскировать адамово яблоко. И еще нужны черные колготки, по меньшей мере шестьдесят ден, если только ты не собираешься побрить ноги.
- А в сеточку нельзя?
- Нет, Генри. Слишком вульгарно.
- Правда? - У него был разочарованный вид.
- Да, правда. Твоя мама пришла бы в ужас.
- Это точно.
Он купил сумочку с блестками, и мы спустились на первый этаж, в отдел косметики.
- Как тебе общество "Бомон"? - вполголоса спросила я, когда мы разглядывали косметику.
- Здорово, - ответил он. - Мне очень понравилось. Нам рассказывали, что делать, чтобы тебя не "раскусили" в общественном месте.
- Ты что, собираешься носить эти вещи в общественном месте? - прошептала я.
- Ну, не на работу, конечно, юбку может засосать в гусеницу танка… Но как знать… - Он вздохнул. - В отпуске, если набраться храбрости, может, и надену пару раз.
- Но, Генри, ты же великан. В тебе роста шесть футов и один дюйм!
- И в тебе тоже!
- Но я женственная.
- Но не единственная, кто может быть женственной.
- Так, у тебя светлая кожа! - Я решила сменить тему. - Тебе подойдет сверхмаскирующая крем-пудра от "Лейхнер", чтобы скрыть круги под глазами, и, конечно, прозрачная пудра - компактная или рассыпчатая? Помада не красного, а кораллового оттенка, в стиле принцессы Дианы, и синяя подводка для глаз вместо черной. Раз уж мы здесь, нам нужны еще щипчики для бровей и лосьон для сужения пор.
- Черт, ты права, - в ужасе произнес он, вытаращившись на себя в увеличительное зеркало. - Поры, как у грейпфрута. Еще нужен парик и духи.
- Тебе нужен очень женственный аромат, пожалуй, "О де Ланком" или "Фамм".
Через два часа мы вышли из супермаркета, нагруженные шестью огромными пакетами. Генри весь сиял.
- Ты будешь выглядеть сногсшибательно во всем, что мы накупили, - пообещала я. Он поймал такси. - Как роковая красотка.
- Спасибо, Роуз. Ты просто чудо.
- Не за что, - ответила я.
Он обнял меня, и на этом мы распрощались. Шагая по Оксфорд-стрит в потоке спешащих людей, я поняла, что с Генри делать покупки было весело, а вот с Эдом ходить по магазинам всегда было сущим наказанием. Не потому, что он не любил делать покупки, а потому, что он всегда торговался. Если вещь стоила восемьдесят фунтов, он пытался сбить цену до шестидесяти; если пятнадцать - выторговывал до десяти. "И это ваша последняя цена?" - все время спрашивал он, а я краснела до ушей и отводила глаза. Один раз он сбросил цену на девяносто фунтов, когда покупал холодильник с морозильной камерой.
- Зачем тебе это? - спросила я.
- Это же весело. Адреналин повышается.
Но я понимала, что дело не в этом. Настоящая причина крылась в том, что семья Эда жила очень бедно и денег никогда не хватало. Его отец был старшиной на стройке и умер от асбестоза, когда Эду было восемь лет. Его мать не могла получить пособия в течение десяти лет, и порой у них не было денег даже на еду. Такое детство накладывает неизгладимый отпечаток, и я знала, из какой среды вышел Эд. В семье было пятеро детей, и это одна из причин, по которой он мне понравился, хотя, к сожалению, сейчас он почти не видится с братьями и сестрами. На нашей свадьбе была только его мама и одна сестра, Рут; остальные разбежались кто куда. Самого младшего брата, Джона, Эд не видел уже шесть лет: они сильно рассорились, и я подозреваю, что из-за денег. И тем не менее Джон прислал нам в подарок красивую алебастровую лампу, хоть Эд его и не пригласил. Меня это очень расстроило. Но мама Эда мне понравилась, и я восхищаюсь женщиной, которая ухаживала за пятью детьми в одиночку и при этом работала полный день. А некоторые мамаши не могут справиться и с одним ребенком, даже смотреть противно…
Я села на тридцать шестой автобус, и передо мной вошла женщина с маленькой дочкой лет двух с половиной, может, трех. Автобус был битком набит, и девочка уселась ей на колени. Мать обвила ее руками, словно обручем. Глядя на них, я ощутила, как старая боль всколыхнулась опять, и подумала, что моя мать никогда, никогда меня так не держала…
В тяжелые минуты я всегда стараюсь отвлечься, поэтому тут же достала "Дейли пост". На первой полосе была фотография Бев и Трева, а статья занимала большой разворот на две страницы. Она называлась "УМНИЦА ТРЕВОР". Там были домашние фотографии Тревора, наряженного в красный костюмчик с эмблемой "Лапы помощи". На снимках он задвигал занавески и приносил молоко. На одной фотографии он вынимал из стиральной машины белье и подавал "несчастной Бев" прищепки, а она вешала одежду. В супермаркете "Сэйнсбери", у касс, он протягивал ей бумажник. И наконец, на последнем снимке он расплачивался с кассиршей, зажав деньги в зубах. "Тревор не просто собака-помощник, - объясняла Бев. - Он спас мне жизнь".
Теперь я поняла, что Беверли поскромничала, назвав себя "учительницей физкультуры". Очень поскромничала. Да, она преподавала в школе для девочек, говорилось в статье, но была еще и выдающейся спортсменкой. В восемнадцать лет Бев стала чемпионкой округа по теннису, а в двадцать пять выиграла серебряную медаль на Играх Доброй Воли в забеге на среднюю дистанцию. После она присоединилась к женской хоккейной команде и играла за национальную сборную. Она должна была выступать за Англию на Олимпийских Играх в Сиднее, но травма разрушила ее планы. После несчастного случая она была "опустошена" и "подумывала о самоубийстве", но Тревор изменил ее жизнь. "Трев - мой герой, - говорила она. - Мы души не чаем друг в друге. Без него я бы не выжила". В целом статья получилась трогательная, и внизу был указан телефон ассоциации "Лапа помощи".
Вернувшись домой, я обнаружила, что Тео на кухне. Он готовил ужин и мурлыкал себе под нос. Поморщившись при мысли о том, что он шпионит за моими соседями, нарядившись в ночную рубашку в цветочек, я решила держаться от него подальше. Снимая пальто, я мельком взглянула на телефонный столик в форме полумесяца и увидела кучу нераспечатанной почты. Там были счета за квартиру, реклама изделий из кашемира и рождественский каталог из "Оксфам". Внизу лежал журнал в белой пластиковой обертке: на вид вроде "Ньюсуик" или "Тайм". Я перевернула его и обнаружила, что это "Астрономия сегодня". Ой.
- Привет, Роуз, - поздоровался Тео.
- О, привет!
"Астрономия сегодня"? Но это не объясняет наличие ночной рубашки от "Джанет Реджер"!
- Как прошел день? - вежливо поинтересовался он.
Я вошла в кухню.
- Хорошо. Ходила за покупками с… другом. Тебе почта пришла, видел?
Он вытер руки, сорвал обертку с журнала, взглянул на него и положил на стол. "Звездные скопления крупным планом!" - гласил заголовок. - "Магеллановы облака и туманности"!
- "Астрономия сегодня"? - произнесла я с деланным безразличием. - Не знала, что есть такой журнал. Можно посмотреть?
- Конечно. Еще я выписываю "Небо и телескоп".
- Значит, ты увлекаешься… астрономией? - промямлила я, проглядывая статью о Леонидовых метеоритных дождях.
- Это моя страсть, - ответил он и достал нож. - Я с детства помешан на звездах, я… - Внезапно у него зазвонил мобильник, наигрывая мелодию: "Хочешь покачаться на звезде, принести лунный лучик домой в рукаве?" Тео ответил на звонок, но, очевидно, ему было неловко разговаривать, потому что шея у него пошла красными пятнами. - Привет. Да. Нормально, - немного напряженно проговорил он. - Да. Хорошо. Это было бы здорово. Как хочешь. Да. Да. Я завезу ключи тебе в офис в понедельник. Нет, домой я заезжать не хочу. - Он положил телефон в карман и с притворным оживлением произнес: - Извини. О чем мы говорили?
- О звездах.
- О да. Это моя… Страсть, - сказал он, дрожащей рукой нарезая кабачок ломтиками.
- У тебя есть телескоп? - невинно спросила я.
- Да. В моей комнате. Если хотите, можете посмотреть.
- О-о-о, нет, нет, нет, зачем мне это. Я имею в виду, зачем мне заходить в твою комнату.