В России на праздниках или вечеринках люди почему-то до сих пор думают мозгами, построенными по формуле "Свадьбы без драки не бывает". И когда драка случается – все рады. Значит, вечер удался, все было не зря. Потом долго мусолят, и вспоминают моменты жизни именно по таким вот происшествиям: "Серег, а помнишь на днюхе Андрея, Федя и Коля подрались? Вот круто тогда было!", "А помните, в тот вечер мы еще с Вованом подрались? Во, во. Все так и было!". Если драки на мероприятии нет, то всем делается скучно, вспомнить нечего. В таком случае строят небылицы или довольствуются простенькими зарисовками: "Вот я тогда нажрался!", "Зинка, помните, как блевала?!".
И я решаю подарить этим господам незабываемый вечер, который они точно не забудут. Я вообще, щедрый.
Неспешно поднимаюсь, возношу бокал, и немного погодя, начинаю речь.
– Эй! Эй вы! – большая часть толпы поворачивается в мою сторону. – Вы либо жалкие содержанки и будущие воры-бюрократы, этого не скрывающие, либо тупое быдло, которому впору смеяться над шутками Петросяна! – теперь весь зал уставился на меня. – Еще вы настоящие колхозники! Что, напялили дорогих шмоток, и теперь думаете, что стали красивыми и успешными!? Хрен там! Вы все такие же колхозники! Ни у кого из вас нет достойной мечты! Вы все уроды! Я вас ненавижу! – затем залпом выпиваю содержимое бокала, и весело добавляю – Спасибо, я кончил!
Повисает пауза. Молча и не шевелясь, толпа переглядывается. Очень забавно, не хватает только тишины. Отрубить бы музыку, и картинка точ в точ как в фильмах.
Я ставлю бокал и направляюсь к выходу. За спиной слышится незнакомый мужской голос: "Ты не кончил, а кончен!"
2
В такси стремительно накрывает вязким алкогольным дурманом. Но дурман, к несчастью моему, не прогоняет мыслей. Моя голова так устроена, что постоянно чем-то занята, даже когда не требуется. Мысли не выветриваются просто так, их приходится усваивать. Именно тогда я принимаюсь писать, чтобы избавиться от них. Если этого не делать, липкие мысли не дадут покоя.
Думать, грезить, ощущать, записывать. Так устроена моя жизнь. И я устал от нее.
Я больше не вижу смысла в окружающем, голова постоянно забита чем-то непонятным, как огромная кладовая. Хочешь поставить туда что-то нужное, полезное, а разный хлам громко сыпется с полок. Приходится ставить его на место, сортировать, перебирать в руках. А где там что-то новое и полезное? Где эта мысль?
Нет ее. Затерялась средь бесчисленных полок – видать случайно закинул с остальным хламом. Лезть ее искать?
Хочется поменяться. Как жить в таком беспомощном состоянии? Ничего больше не интересно, от всего устал.
* * *
Стоя возле домофона, долго не решаюсь набрать номер ее квартиры. Скорее всего, не откроет. Я набираю на бум.
– Кто? – из домофона звучит женский голос.
– Э… почта.
– В девять часов?
– Ну да. Срочный выпуск. Газету отпечатали раньше времени и вот… решили сразу разослать. – сочиняю на ходу.
К моему удивлению, женщина принимает всерьез эту скудную басню и дверь радостно пиликает.
Подъезд покрыт тьмой; ни зги не видно. Лишь где-то вдалеке, на лестничной клетке, еле-еле горит лампочка, и я смутно вижу ступени, которые ведут меня до самого 6-го этажа, на котором уже заметно светлее.
Я нахожу квартиру и долго не притрагиваюсь к кнопке звонка. Я нервничаю, как школьник у доски.
Чуть помявшись и выдохнув, тихо стучу в дверь. За дверью начинается суматоха, потом слышатся тихие шаги. Вскоре я слышу ее голос:
– Кто там?
–Это я.
Наступает пауза. Кажется, что я чувствую ее дыхание и вижу беспокойные мысли.
Дверь отворяется и взору предстает самое прекрасное создание на свете. На ней какая-то бесформенная футболка, потертые джинсы, она босиком и без косметики, но выглядит лучше всех девушек в мире.
– Я люблю тебя. – к сожалению, это произношу я.
– Послушай, – я смотрю в ее глаза, и хочется в них утонуть– ты что, опять пил? У тебя язык заплетается.
– Прости, что в прошлый раз так получилось. Обещаю, больше не буду тебя игнорировать. Приходи в гости, или можем погулять, ну… то есть куда-нибудь сходить. Как друзья.
– Нет. Не хочу. – в голосе слышится тревога.
– Я не прошу сегодня. Можно завтра, или когда сама захочешь. Давай фильм какой-нибудь посмотрим, пообщаемся, расскажешь про своих подружек.
– Нет. Ни сегодня, ни завтра. Я не хочу с тобой видеться, не хочу с тобой разговаривать.
– Родная, не говори так. Ну, прости еще раз, я тогда был не в себе. Пожалуйста… – ее слова ранили меня и гнали тревогу, но я пытался не показывать это.
– Слушай, ты перепил, я к тебе не приходила.
– Как не приходила? О чем ты? То есть… ты приходила неделю назад, хотела пообщаться! Ты что!? – я реально пугаюсь. Может, я уже не ориентируюсь в пространстве и времени?
– Нет. Этого не было. – она отводит взгляд в сторону.
Тут я допетрил, что за чертовщина творится. Там, в квартире, за ее спиной, в приглушенном свете, стоял он. Человек, испортивший нашу судьбу. Алкоголь притупил восприятие настолько, что я не заметил его.
– Ты что, из-за него так нагло врешь мне?
– Э-э, обо мне в третьем лице не надо! – он вышел на свет. Худощавый, рыжеватый, с уродской стрижкой и мерзкими, маленькими глазенками.
– Тебя не спрашивали. – резюмирую я.
Дальше происходит то, что обычно видится со стороны. Будто не ты это делаешь. В голове пульсирует мысль, что это происходит не с тобой, но от мысли нужно сразу же избавляться, ведь все происходит за секунды. Только и даешься диву, как тебе удается думать в резких кадрах, плывущих перед глазами.
Я выстреливаю правой рукой и попадаю в бровь. Он хватает за пальто, начинает прижиматься, махать ручонками, краснеть от натуги; дерется как ребенок. Я вырываюсь из мерзотных объятий, отступаю к лестничной клетке и ожидаю, пока тот подойдет ближе.
Она в тапках выбегает на лестничную площадку, истерично кричит и просит чудовище оставить меня в покое.
Подожди дорогая, вот сейчас я ему яйца вырву, и у тебя не будет желания встречаться с кастратом…
– Эй, чмошник. Ну, подходи давай. – я в предвкушении epicfight.
С громкими матами и проклятиями он подлетает ко мне и тут же получает в область рыла, которым пережевывает пищу и целует мою дурочку. Попятившись, с еле слышными матюгами, прикрывает клешнями рот и видно, что из носа течет кровь. Красного цвета, как у человека.
– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! – оназаливается слезами и явно расположена к нему. Это бьет похлеще.
Я разочарованно смотрю на нее, ощущая внутреннюю боль, наблюдаю, как она плачет и выгоняет меня, ненавидя. Боль нестерпимая. Я чувствую себя полным ничтожеством, ненужным никому и не способным ни на что.
Первый кадр: на меня летит он. Второй кадр: перила.
Все, теперь я бьюсь о ступеньки, неотвратимо падая. Это не так больно, сколько обидно. В голове пролетает мысль, что через мгновение станешь инвалидом на всю жизнь или просто отделаешься легким испугом. Зависит от того, как ударишься. Но мысль не ясная, где-то в уголке сознания.
* * *
Я очнулся. Темно. В голове туман и боль. Сколько прошло времени с момента, как меня бросили на ступеньки, я не знаю, но кажется, совсем немного.
Тело чувствуется смутно. После ощупывания я принимаю позу обделавшегося бомжа-алкоголика, спиной прислонившись к холодной стене. Такой грязный бомж, валяющийся в подъезде; рядом лужа мочи. Вот сейчас я похожу на него, только без лужи.
Я нащупал шишку на голове, боль в правом бедре и левом локте.
Крови вроде не было, но чем дальше шло время, тем больнее становилось жить. Я подумал, что это такая модель мира, в которой я существую, это то, как я отражаю этот мир: чем дальше идет время, тем больнее. Вот так, оказывается, все просто. И не надо строить никаких иллюзий. Просто старайся, старайся изо всех сил противостоять этой метафоре.
Я попытался встать, но не вышло – голова, потяжелев, потащила вниз, правая нога отказалась работать, пуская по телу волну боли, а локоть не обрадовался сгибаниям. Я попробовал еще раз: немного приподнялся и тут же рухнул. В голове застрекотал вертолет, затошнило. Организм отказывался вставать, и я решил немного отлежаться.
Завибрировал мобильник, извещающий о новом полученном сообщении.
Да, это она. Давно не виделись, сучка. Нажимаю "читать". На треснутом дисплее высвечивается текст: "Ты не сильно ушибся? Как ты себя чувствуешь?" Я пишу "Отлично. Спасибо за встречу" и ставлю смайлик, нажимаю "отправить" и убираю мобильник назад.
Сидя на холодном полу грязного подъезда, я понимаю, в каком безнадежном положении оказался. Хочется вдыхать больше воздуха, чтобы голова прояснилась, но он мерзкий. Я буду дышать снова, если получится встать и покинуть это место. Здесь разит мочой и плевками. И хорошо, что тьма скрывает эти все эти пакости, и можно тешиться иллюзиями, представляя более сносный подъезд.
Голова напоминает о себе – похоже на неослабевающий, негасимый вертолет после пьянки. Только пьянки то, не было. Ни сегодня, ни вчера. Я забыл, когда последний раз алкоголь доставлял хоть какие-то ощущения. Он лишь притупляет боль, а с остальным приходится разбираться.
В таком состоянии я прибываю еще минут пять. Где-то сверху отворяется дверь, слышно, как спускаются. Я облегченно вздыхаю: кто бы ни был, хотя бы смогу попросить о помощи.
Тягучие, грузные шаги. Мои предположения подтверждаются, когда свыкнувшиеся с темнотой глаза видят тучную пожилую женщину с мусорным ведром. Не успев раскрыть рот и попросить о помощи, я получаю взрыв, отчего в голове ломит.
– Ты чего тут разлегся, а? А ну марш отсюда!
– Вы… – успеваю я прокряхтеть, приподняв правую руку.
– Вставай, вставай! Мигом! – она машет ведром в мою сторону.
От ее помоев тошнит еще сильнее.
– Я не могу встать, кажется, я себе что-то повредил, помогите мне – жалобно прошу я.
– Еще чего! Буду я тебя трогать, пьянь! Сам вставай, а не то ведро на голову одену!
Я собрался с силами и попытался приподняться. Получилось неважно.
– Вставай, пьянь! – эта совковая тварь спускается с лестницы и подходит ко мне вплотную, но вижу я только ее ноги.
– Я не могу! – у меня наворачиваются слезы. – Пожалуйста, вызовите скорую…
– Какая тебе скорая, пьянь ты подзаборная? Тебя лечить-то никто не возьмется. Помогать нужно нормальным людям, а не таким, как ты. У докторов на тебя времени нет.
– Тогда отойдите…
Когда безумная сторонится, я пытаюсь потихоньку встать. Меня хватает только на то, чтобы подползти к периллу. Я хватаюсь за него правой рукой и берусь подтягиваться.
– Как напился-то, а! Даже встать не может! – не умолкает старуха.
Подтянувшись, я подпираюсь левой, здоровой ногой. Получается встать. Голову орошает сильнейшая волна боли, тошнота усиливается.
И этот запах из ведра!
– Ну, а теперь… вооон от-сю-да! – мерзко и угрожающе орет безумная.
Подпершись периллой, я потихоньку плетусь по ступенькам, словно девяностолетний старик; хотя и те ходят гораздо живее.
– Чего встал? Шуруй дальше!
Я спускаю левую ногу с последней ступеньки и плачу. Мне страшно. Что я буду теперь делать? Слезы стекают по щекам и это единственное, что греет.
Я медленно встаю на правую ногу. Появляется боль в районе бедра, но выходит не сильной.
Я ковыляю до лифта, бью по кнопке, а слезы все текут.
– Ссстааррая ты ведьма! – говорю я, и меня начинает рвать. Почти ничего не выходит, кроме горько-кислой жидкости. После первой волны следуют еще три.
– Ах ты пьянь! Еще и наблевал! – не унимается старая ведьма. – Нечего тебе лифтом пользоваться, он для нормальный людей. Шуруй по ступенькам, пьянчуга!
* * *
Вот уже двадцать минут я слоняюсь по улице и не знаю, что делать. Периодически смотрю на дисплей телефона, чтобы узнать время, прислушиваюсь к правой ноге и пытаюсь понять – сломана все-таки, или нет.
Хочу надеяться на ушиб, но походка моя такова, что со стороны я напоминаю престарелого.
Мне очень… очень… очень… плохо. Я никуда и ни к кому больше не пойду. Хватит с меня увлекательных встреч с одноклассниками и бывшими девушками. Дома никто не ждет, друзей нет.
Не хочу больше никого видеть. Пошли все к черту! Глаза от вас устали! Живут во лжи, вечно что-то замалчивают, притворяются, отыгрывать какую-то роль, пытаются соответствовать всяким статусам.
Все это – большая ролевая игра, и каждый не тот, за кого играет, он лишь притворяется. Точно люди в мире – персонажи. Слепленные болванчики. Компьютерная игра.
Все вокруг – это кто? Запрограммированные NPC в игре без онлайна, или тут MMORPG, и за каждым персом скрывается реальный человек(?), сидящий за компом в темной комнате? Его можно согнать с компа?
Или как?
Одно я знаю точно. И это про гопников. Это же ненастоящие люди. Это роли, которые играют молодые парни, сами со временем превращаясь в болванчиков.Это хреновая роль в сатирическом спектакле.
А Лена? Лена играет девочку-эмо, Роман – ответственного клерка, Елена Васильевна – маму шестнадцатилетней девочки, а моя… Кого она играет? Такое впечатление, что полную идиотку, запутавшуюся в жизни и получающую по заслугам.
Я не хочу больше с вами, ребята. Не-не-не-не-не! Больше не надо. Даже не просите. Я в этом театре больше не актер.
Я оказываюсь в незнакомом районе города – среди старых трехэтажек. Они, давно выполнившие ресурс, стоят как памятники прошлой эпохи с вычурными фасадами и крышей, точно из детских книжек.
Будь я местным, наверняка бы испытал нескончаемое чувство уюта и защищенности. Дома, сотворившие внутри себя дворик – родные защитники.
Но сейчас я чувствую совершенно иное. Я чужак. Высокие грозные здания смотрят с недоверием. Им безразличны мои горести и страданиям. А ведь всего-то три этажа!
Я прохожу третий двор квартала чужих зданий и замечаю небольшую пристройку в одном из них. Заасфальтированная дорожка ведет к внушительной железной двери с вывеской над ней. На вывеске, под светом слабой лампочки, крупными буквами написано "МЕЧТА". Я порываюсь мотыльком на свет, но боль в ноге заставляет плестись подобно раненой собаке.
Достигнув асфальтного крыльца, еще раз читаю вывеску: "МЕЧТА". Все верно. Правая рука ложится на узорчатую металлическую ручку, и я тяну на себя.
Всего лишь магазинчик. Застекленные витрины и стеллажи набиты всякой ерундой: чипсы, кириешки, шоколадные батончики, сушеные кальмары, жвачка, сок в малых количествах, алкоголь в больших количествах, огромный выбор лапши быстрого приготовления.
Я не двигался с места и смотрел на все это, не понимая, что делать. Но стало неудобно перед продавщицей, и я купил коньяк в небольшой бутылке, пачку чипсов, сигареты и шоколадный батончик. Потом вышел и заплакал, уже во второй раз за сегодняшний день. Держать в руках все вещи было неудобно, я медленно опустился на корточки, прислонился к железной двери и продолжал тихо скулить, со стороны, наверняка похожий на эмо.
Из-за угла вышли люди, стало неудобно и перед ними: я быстро поднялся, разложил купленное по карманам пальто, словно только украл, и направился к ближайшей остановке.
По дороге я вспомнил, что не купил спичек или зажигалки, и теперь обречен подкуривать у прохожих.
Я достаю пачку из наружного кармана, распечатываю ее, и вынимаю сигарету. Последний раз я пробовал курить лет в восемнадцать, но как оказалось, зависимости не возникло, и сигареты постепенно вышли из обихода. Сейчас же я как дурень шагаю к остановке с неприкуренной сигаретой, и снова пытаюсь привыкнуть к этому идиотскому ощущению, когда у тебя во рту свернутая бумажка с непонятным содержанием.
На остановке я прошу подкурить у первого встречного. Вот такая картинка: стою, жду нужную маршрутку, пытаюсь переставлять ноги от холода, курю. И мне это не нравится. От втягиваемого дыма тошнит, а горло и легкие так жжет, что хочется закашлять. Я выбрасываю сигарету в урну и хочу отдать оставшиеся парню, который дал прикурить. Но побоявшись выглядеть идиотом, в урну следом летит и пачка.
Завидев номер 23, машу рукой, и маршрутка отзывается правым поворотником, начиная сбавлять ход. Машина останавливается неаккуратно, вдалеке от меня, что с учетом больной ноги, выливается для меня в дополнительное испытание. Заходя в машину, я слышу бурчание от водилы: "Молодые, а ходят как старики!". Азартно и живо дискутировать нет сил.
В маршрутке я встречаю довольно противного типа. Он по несчастью соседствует напротив, талантливо развалившись на два места. Лицо его скривилось, выражая полное отвращение, когда я неловко присел. Сперва он бросил пренебрежительный взгляд на мой верх, а после – с презрением осмотрел больную ногу. Личное пространство пацана нарушено! Господин восседает, расставив ноги широко, по-царски. Лицо, ну как бы это сказать помягче – бандитская рожа. Такой пацанчик из того самого бумера: славянский тип, короткая стрижка, щеки будто набитые дробленкой, глаза, выражающие ненависть пяти демонов ада.
Я сосредотачиваюсь на окне. Мое самое любимое занятие в маршрутке – смотреть в окно, чтобы не видеть чужие лица, вроде этого бумера. Впрочем, так поступают многие.
Грязная дорога – образцовое место на земле. Можно увидеть всю убогость построенного нами мира, всю силу бесцветия. Хотели комфорта, чистоты и скорости, а получили тесную, грязную маршрутку в пробке. И шансон, и шансон…
Домой не хочется, я выхожу на две остановки раньше, в надежде прогуляться по парку, что по близости, и распить бутылку коньяка, удобно устроившуюся в кармане.
От остановки до парка буквально пара минут пешком; я не успеваю заметить, как из тесной маршрутки с рвотным бумером и хамским водилой, оказываюсь в тихом, безлюдном месте, окруженным качающимися деревьями, подобно струнам, на которых играет ветер. Они конечно не поют, как в LocoRoco или PATAPON, но песню я непременно чувствую. Звуки от шелеста листочков, которые вот-вот опадут, пускают еле уловимую мелодию. Нужно только прислушаться. А бывает, деревья поют дуэтами: веточки соприкасаются друг с другом, и получается очень редкая, но яркая нота. Нужно только прислушаться. Ведь это не концерт, деревья делают это не на показ и не за деньги. Они такие, какие есть.
Я нахожу самую чистую лавочку, удобно усаживаюсь, достаю из правого кармана бутылку коньяка, отвинчиваю крышечку и вкусно отпиваю обжигающей жидкости.
Чем вы живете, люди?
MP3, Hi-Fi, Blu-ray, Next-Gen, GPS, HD… Все это потеряло ценность для меня. Что бы там ни было. Исчезло, растворилось, утекло и больше ничего не значит. Больше этим не живу. Мне вообще больше нечем жить. Нечем и незачем. Но все равно живу. Поэтому что трус. И все исчезло. Все. Ничего не помню, ничего не знаю. И себя не помню, себя не знаю. Пропал, стерт, погиб. Но почему-то все еще жив. Интересно? Нет, не интересно. Просто грустно. Ничего нет, ничего не было, ничего не будет. И только мысли остались. Они не могут дать мне ответ на будущее, на прошлое и даже на настоящее. Я не могу сделать вывод, не могу подытожить, не могу проанализировать, не могу заключить. И только мысли остались…
Ночь. Сижу на скамейке в парке, бутылка в руке. Полный бред, а не жизнь.