Как он очутился в метро, он помнил смутно, но поезд уже подъезжал к его станции "ВДНХ". Пора было выходить. Вышел, добрался до дома. Почти не раздеваясь, рухнул в постель.
Неугомонный будильник разбудил его все-таки в девятом часу утра. Зубов в беспамятстве с трудом сообразил, что с ним было. Собрался было идти на работу, но листок отрывного календаря подсказал ему: сегодня суббота, а значит, остаемся дома. К двенадцати кое-как привел себя и мысли в порядок при помощи двух бутылок пива "Московское". День рождения вчера удался. Было весело. А вот именинника Зубов так и не увидел. Айзенштадт, правда, на память написал ему имя и фамилию. Поискал в брюках. Нашел: Остап Ибрагимович Бендер. "Богатый человек, спекулянт, наверное", – только и сообразил Зубов. Такой день рождения себе закатил! Выпил еще стакан холодного пива, а из консервной банки вилкой подцепил пару рыбных тефтелей в томатном соусе по 15 копеек за банку. Вкусно! Да еще с бородинским хлебом. Правда, накануне Миша Айзенштадт умудрился там же, в "Лесном", устроить своим не очень богатым знакомым свадьбу на 150 гостей. От жениха и невесты с родителями, родственниками, знакомыми было всего-то 30 человек, а остальным 120 Миша продал билеты. Всех объединила группа "Аэропорт". Правда, пришли какие-то милиционеры, посидели, послушали. Убедились: невеста, жених – настоящие. Выпили за молодых, посидели еще и ушли. А что они могли сказать? Свадьба есть свадьба. Многолюдная. Но красиво жить не запретишь.
На следующий день в том же "Лесном" был день рождения Остапа Ибрагимовича. Отпраздновали шумно, весело. Все были довольны. Музыканты за два дня заработали по 160 рублей каждый.
Утром в понедельник Зубов с тупым видом со своих записочек переписывал на чистый лист бумаги названия ансамблей: "Мозаика", "Ребята", "Сокол", "Аргонавты", "Аэропорт", "Скифы", "Тролли", "Славяне", "Грецкие орехи", "Кентавры". Зубова как-то резко повело в сон. Зевнул. Еле удержался на стуле. Дверь внезапно открылась, в кабинет вошла Зоя Владимировна Полынина.
– Ну, как дела с приказом?
Машинистка и методист Софья Васильевна Скворцова кивнули на стол Зубова, на его папку с тесемками и ответили:
– Вот, работаем над списком коллективов.
Полынина, видно, шла мимо, зашла не специально. Посмотрела на Зубова:
– Ну что же, не затягивайте, а то сама уже интересовалась.
Полынина ушла так же неожиданно, как и пришла. В комнате все посмотрели на Зубова. Он как-то неуверенно взял свои полумятые, полуразорванные записки и сам себе сказал вслух:
– Вот, работаем. Материал-то уникальный…
Но его уже никто не слушал.
Скворцова из-под каких-то министерских бумаг достала журнал с "Мастером и Маргаритой" и углубилась в чтение. А машинистка продолжала печатать "халтуру", которой у нее было в избытке.
"Молодец Зубов, – подумала Полынина, – организовал людей, вот сидят, работают".
В коридоре ее кто-то отвлек, и через минуту она уже забыла про Зубова.
Полынина соврала Зубову. Министру в данный момент все эти ансамбли были безразличны. Она вчера была у Генерального секретаря ЦК КПСС и получила его согласие на организацию в Москве концерта английских "Битлз". Вот что ее сейчас волновало. Она искренне хотела, чтобы граждане нашей страны познакомились с творчеством этой выдающейся группы. Она искренне считала, что эстраде в нашей стране легче будет развиваться в современном стиле. Министр культуры действительно переговорила с Брежневым. Объяснив ему и мрачно сидевшему в кабинете генсека Суслову, кто такие "Битлз" и каково их значение для мировой культуры. Ни Брежнев, ни Суслов особенно-то и не возражали. От них это было очень далеко. Ну, хочет министр культуры пригласить какой-то там ансамбль, пусть приглашает. Про "Битлз" они ничего не знали, а к рассказу министра культуры отнеслись как к ее очередной причуде.
– Ну ладно, – посмотрев на часы, сказал, вставая, генсек, – приглашай, если считаешь нужным.
Через час у Генерального секретаря была назначена встреча с Яношем Кадаром, Генеральным секретарем Венгерской социалистической рабочей партии. В Чехословакии не все было в порядке, что-то там местные товарищи недоработали. Хотелось посоветоваться с Яношем Кадаром.
– Ладно, приглашай, – еще раз сказал генсек.
С "Битлз" ему было все ясно, а вот с Чехословакией не так все просто.
Министр культуры попрощалась и поехала к себе на улицу Куйбышева в полной уверенности в том, что сделала нужное для страны и ее культуры дело.
* * *
Утром Зубов по дороге на работу в магазине "Канцтовары" купил пачку бумаги. Сидя в кабинете, пока никого не было, распаковал, часть положил в папку с надписью красным карандашом "Приказ о вокально-инструментальных ансамблях", а часть убрал в стол. Папка сразу стала выглядеть солидно: работают люди. Сверху – списки ансамблей из архива горкома комсомола. Дальше – невнятные записи самого Зубова. Еще дальше – бумага. Много бумаги. Разгладил папку, затянул покрепче розовые тесемки. А зря. Методист отдела принесла ответы филармоний на запросы Минкульта. Не читая, Зубов положил все в папку. Завязал опять тесемки и пошел покурить. Вернулся как раз вовремя, минут через сорок. Кто-то из клиентов машинистки Верочки Васильевой принес торт "Киевский". Сидели молча, пили чай. Верочка, чайной ложечкой кроша безе "Киевского" торта, спросила:
– Михаил Андреевич, а правду говорят, что эти самые "Битлз" – братья "Роллинг Стоунз"?
"А хрен их знает", – подумал про себя Зубов, но вслух ответил:
– Не факт, вряд ли. Вот Марков из бит-клуба придет, у него и спросишь. Он точно знает.
* * *
Где-то в конце мая Полынина проинформировала Зубова о желании завотделом культуры ЦК КПСС послушать его, Зубова, отчет о проделанной работе в свете издания приказа Минкульта об упорядочении работы с вокально-инструментальными ансамблями. В душе Зубова началась паника. Он, только он один, знал, что приказа нет и не было. Были списки коллективов, зарегистрированных у комсомольцев в бит-клубе, что-то обнаружилось в филармониях. Но не было приказа. Не было руководства к действию. Что со всем этим делать и, главное, как?
На помощь пришла методист Софья Васильевна Скворцова. Она принесла из соседнего управления приказ о создании системы работы с коллективами бальных танцев. Машинистка Верочка напечатала проект приказа. Убрав "бальные танцы", написали "вокально-инструментальные ансамбли". В последний момент вычеркнули и фразу "Тапочки и бальные платья в отдельных случаях приобретаются за счет участников кружков". Верочка также перепечатала все списки филармоний и списки комсомольцев, их подкололи большой скрепкой к проекту приказа. И вроде все стало выглядеть нормальным проектом министерского приказа. Зубов все сложил в свою папку. Внизу – бумага, сверху – проект приказа.
В ЦК КПСС с проектом приказа согласились, указав, что надо добавить и на что обратить внимание. Выйдя из ЦК, Полынина и Зубов разошлись. Зоя Владимировна подбодрила Зубова:
– Ну, все нормально. Продолжайте работать. Собирать материал. – И попрощалась. Пошла к метро.
Зубов посмотрел на свою папку, улыбнулся и поехал в "КМ" собирать материал. Показал папку Сушкину и Маркову. В этот момент он гордился собой. Подошел Миша Айзенштадт, повертел в руках приказ, посмотрел на синюю папку с розовыми тесемками.
– Ну что, – сказал он, – это дело надо отметить.
Заказали коньяк и шампанское. Затем подсели Кранов со Свободкиным. Зубов, в который раз упиваясь сознанием собственного величия, приукрашивая события, в пьяном задоре рассказывал Кранову и Свободкину о своем посещении ЦК КПСС. Конечно, Зубова там внимательно выслушали, согласились с его предложениями. Все это он в который раз рассказывал Кранову, который согласился проводить его до метро. Кранов и постоял на перроне, посмотрел, как Зубов вошел в вагон, нежно прижимая к груди синюю папку с розовыми завязками, сел, и голубой вагон умчал Зубова в чрево Московского метрополитена.
Часов в пять утра хмель отошел от Зубова. Впрочем, и благодушное настроение тоже. Папки синей с розовыми завязками в квартире нигде не было. А где же она? Квартиру нервно обыскал. Нет – и все тут. Прилег в постель и тут же забылся тяжелым неопохмеленнм сном.
Накануне симпатичная высокая стройная девушка, выходя из вагона метро на станции "ВДНХ", пыталась вручить сильно выпившему гражданину забытую им в вагоне синюю папку с розовыми тесемками. Станция конечная, толпа подхватила Зубова (подвыпившим гражданином был он) и по эскалатору понесла вверх, на выход. Девушка последовала за ним. Но, выйдя из метро, не нашла мужчину, забывшего папку. Остановилась у фонарного столба, при его тусклом свете развязала тесемки, открыла папку и тут же ее закрыла. О том, что в ее руках окажется проект приказа о создании вокально-инструментальных ансамблей Министерства культуры СССР, Барбара Стоун, стажер МГПИ им. Ленина, ведущая музыкальных программ русской службы Би-би-си, даже и не могла мечтать. Она возвращалась в институтское общежитие. Послезавтра в Лондон. А тут такой подарок. Оглянулась: нет ли вокруг мужчины в мятом коричневом кримпленовом костюме с рубашкой, наполовину вылезшей из брюк? Нет, вокруг не видно. Папку быстро спрятала в сумку, поймала такси и через минут тридцать уже была в английском посольстве. Папку показала советнику посольства по вопросам культуры и образования. Хоть и поздний час, но у того пропал сон, когда он ознакомился с содержимым смешной на вид папки. Внимательно с Барбарой изучив документы, разбудил одного из референтов посольства и распорядился утром, при первой оказии, отправить документы в Лондон.
* * *
Утром Зубов позвонил на работу, сказал, что приболел и будет послезавтра. Повесив трубку, полез в холодильник, где было что выпить и чем закусить, забыв про неписаное правило: "неправильная опохмелка ведет к запою". Выздороветь так сразу Зубову не удалось, и еще пару вечеров его соседи могли наслаждаться баянными вариациями на тему вальса "На сопках Маньчжурии".
От Полыниной министр культуры знала, что визит в ЦК КПСС закончился, в принципе, положительно и что Зубов Михаил Андреевич вплотную занимается приказом. Сейчас, правда, приболел. Но это ведь ненадолго.
Министра приказ никак не волновал. Занимается им кто-то, ну и ладно.
В июле 68-го года министр культуры СССР приняла английского импресарио Вика Льюиса и согласовала с ним сроки и место концерта "Битлз". 22 ноября, концертный зал "Россия", причем, 22 ноября – это было пожеланием "Битлз". В этот день должна была выйти их новая долгоиграющая пластинка, и им очень хотелось, чтобы это было мировой премьерой. Вик Льюис передал список песен, которые они хотели бы исполнить в Москве. Об одном Льюис умолчал: "Битлз" не выступали перед публикой с 29 августа 1966 года. Последний раз они вышли на сцену в Сан-Франциско в парке "Кэндэл стик" и в Москве планировали возобновить свою концертную деятельность. Но это мало волновало министра. Ей нужен был концерт "Битлз" в Москве, ей нужен был ориентир для своих домашних коллективов. Неумело копировавших английских музыкантов. В конце июля она отправила в ЦК КПСС все материалы, которые ей передал Вик Льюис, и, не думая больше ни о чем, уехала в отпуск.
* * *
Зубов с приказом остался один на один. Но он как-то успокоился, хотя в душе стал ненавидеть все эти ансамбли. Машинистка Верочка отпечатала ему заново все документы, включая и проект приказа. Своим-то он все объяснил: оставил, мол, все в ЦК КПСС. Себе купил точно такую же, как ему казалось, голубую папку с розовыми тесемками и набил ее чистой бумагой. На папке зеленым карандашом (красного под рукой не было) написал: "Вокально-инструментальные ансамбли". Сверху положил восстановленные Верочкой проект приказа и списки вокально-инструментальных ансамблей. Внешне все выглядело прилично. В первые дни он еще ждал звонка: вдруг позвонит тот, кто нашел папку. Но, видно, в Лондоне, в МИ-6 (а папка попала именно туда), решили не тревожить Зубова. Он подождал немного, положил папку в сейф, запер его и уехал в отпуск. Гори оно все ярким пламенем!
* * *
Чиновничьи страсти не касались участников многочисленных групп и ансамблей, они жили своей жизнью, учились в институтах, встречались с девушками, репетировали и играли свою любимую музыку. Им никто ничего не запрещал, но, правда, и не разрешал; для них чиновников как бы и не существовало, все это было там, где-то наверху. Но и для чиновников всех этих ансамблей тоже не существовало, не существовало биг-бита и рок-н-ролла. Им это зачем? Незачем! Советский народ и без того поднимал целину, варил сталь. Собирал урожай, летал в космос. Ходил на партсобрания. Зачем ему этот рок-н-ролл? Чиновники были уверены, что незачем! У нас в Советском Союзе и так очень сильная эстрада и без этого рок-н-ролла. А какой у нас балет!
Сережа Костров заканчивал МГИМО, играл в группе, встречался и спал с девушками своего круга – дочерьми дипломатов и работников Внешторга. Особенно ему нравилась Ольга Кузнецова, умная, хитрая девушка, не без стервозности, и ей тоже нравился Сережа Костров, но она прекрасно понимала, что он – не для ее семейной жизни. И как-то в конце апреля 68-года, переспав с Костровым в его квартире, отвергла его предложение поехать завтра на день рождения к Мише Машкову, хорошему приятелю Кострова, участнику группы "Тролли".
– Почему? – спросил Костров.
– Да я завтра замуж выхожу. Вот так, Сережа, – сказала она, закурив сигарету, – ему двадцать семь лет, работает в МИДе, в сентябре уезжает работать в Канаду, в посольство, в ранге первого секретаря, ему нужна жена, а я тут как тут. Ты не обижайся, расстанемся друзьями.
Она уже стала одеваться, натянула джинсы и вдруг остановилась с кофтой в руках, словно вспомнила то, что давно хотела сказать Кострову. Подошла близко, Костров скосил глаза на грудь. Она как бы не заметила этого.
– Ты помнишь сочинение на экзамене в институте?
– Да, помню, – сказал Костров, все еще не отводя глаз от ее мощной груди (все-таки пятый номер).
– Ну так это я тебе исправила. Ну все, Сережа, пора. Между нами теперь нет секретов, все выяснено!
Она улыбнулась, надела кофту. Потянуло духами.
"Клима", – подумал Костров.
Ольга была уже у вешалки. Надела кожаную куртку, которую привезла из Парижа.
"Хороша, сексуальна", – подумал Костров.
Ольга сама открыла дверь, вышла на площадку.
– Ну все, Сережа, не переживай. Если что не так – прости.
Вызвала лифт – и все, закрыла дверь. Лифт спустился на первый этаж. Дверь открылась, закрылась. Легкие шаги на первом этаже. Скрипнула входная дверь. Ну, вот и все, была Ольга Кузнецова – да ушла.
* * *
Но жизнь продолжалась. Костров не очень-то задумывался о своей судьбе. Надеясь на связи отца. Но судьба сама задумалась о Кострове и распорядилась по-своему.
Ирине Ивановне Черновой, студентке 1-го "меда", понравился стройный симпатичный Сережа Костров. Он вернулся с практики из Англии, впечатления переполняли его. Рассказчиком он был неплохим и в гостях у своей сокурсницы, студентки МГИМО, очаровал Ирину Ивановну Чернову, подругу своей сокурсницы. Длинноногая брюнетка Ирина Чернова увлекалась музыкой, ей нравилось ходить с Костровым на выступления, быть в компании музыкантов. Коля Зайцев, соло-гитарист "Виражей", который, как ему казалось, знал все про всех, увидев как-то Кострова с Ириной, только и сказал:
– Ну ты даешь! Знаешь, кто такая? Отец у нее кто?
– Вроде где-то в МИДе, – сказал Костров.
– Фамилия у нее Чернова.
– Ну и что? – спросил Костров.
– Будто ты не знаешь? – ехидно улыбнулся Зайцев. – Чернов Иван Алексеевич – завсектором Международного отдела ЦК КПСС.
Так судьба распорядилась первыми самостоятельными шагами Сергея Александровича Кострова. Родители тут оказались ни при чем.
* * *
Зубов отдыхал в Пицунде в Доме творчества ВТО. Разместили его в одноместном номере "сталинского корпуса" с пальмами, ковровыми дорожками на этажах, колоннами и большими креслами в холлах первого этажа. Сам же Михаил Андреевич на отдыхе ходил в китайской полосатой пижаме, в сандалиях "Скороход"; иногда, выходя за территорию, брал с собой старый кожаный портфель, в который как раз вмещалось 4 бутылки любимого портвейна "777". Магазин недалеко от входа, туда и обратно с портфелем получалось, как казалось Зубову, солидно. Вечером, вкусив любимого напитка, брал баян и удалялся на окраину роскошного субтропического парка, и звуки вальса "На сопках Маньчжурии" разносились в лучах южного заката. Иногда, правда, Михаил Андреевич откладывал баян и добавлял в организм любимый напиток. В этот момент он вдруг вспоминал о вокально-инструментальных ансамблях, о потерянной голубой папке с розовыми завязками. Злость вымещал на пальме, по которой, стуча, приговаривал: "Папку отдайте, сволочи!" – затем успокаивался, и вновь вальс "На сопках Маньчжурии" звучал в отдаленном уголке субтропического парка.
И вдруг однажды – знакомый вальс. А на зубовской скамеечке девушка-блондинка с баяном, в короткой юбке и кедах на босу ногу. Они играют в два баяна, даже не познакомившись. 22-летняя Люся Калинкина, пескоструйщица 5-го разряда из Братска, победительница конкурса самодеятельности. Портвейна она не пила, предпочитала водку, ни о каких "Битлз" она не слышала, а гитару, и то, акустическую, видела один раз в магазине, когда покупала баян.
Вокруг Пицунды было много различных баз отдыха московских вузов. А в них – бит-группы. Они отдыхали, репетировали и, конечно, играли на танцах. Зубов пригласил на танцы Люсю. Но группа "Аэропорт", на которую они ходили, ей не понравилась – громко, одни гитары, ни одного баяна, и потом, все поют на иностранном. Михаил Андреевич сказал, что на английском, что сейчас модно. Но у них в Братске все пели на русском. Да и сама Людмила Георгиевна Зыкина, выступая в Братске, все пела по-русски. А тут иностранщина какая-то! Это она и сказала Зубову, когда они распили бутылку марочного коньяка и стали обсуждать, нужны ли советскому человеку все эти ансамбли.
Тут они разошлись с Люсей. Люся считала, что нет, а вот Михаил Андреевич выражал мнение Минкульта, ЦК КПСС. С этой категорией надо работать, ну а что Люся там, в Братске, на своей ГЭС, знает? Директивы и мнения ЦК КПСС туда не доходят. Это он и сказал ей, откупоривая вторую бутылку марочного коньяка.
Через день Люся уехала домой, а через два дня Зубов улетел в Москву. Обменялись адресами, обещали писать друг другу. Отпуска кончились.