Она сама обняла Артёма и поцеловала. Было хорошо, предательски хорошо. Пара движений, еще и еще. Аня застонала. Быстрее, еще быстрее. У Артёма подкашивались ноги. Наконец, он, стиснув зубы, глубоко вздохнул, тоже застонал и осторожно опустился вместе с Аней на телегу.
– Тёма…
– Молчи.
– Тёмочка…
– Молчи, тебе говорю!
– Мне так хорошо с тобой! – Аня подвинулась, чтобы Артёму хватило места поверх скатывавшихся с телеги коробок.
Они тяжело дышали, у Артёма даже мелькнула мысль, сможет ли он после такого приключения подняться и осилить погрузку мороженого в рефрижератор. Но, как ни странно, силы появились из ниоткуда, сами собой, без видимых на то причин. Просто нахлынуло ощущение легкости, то, которое было в процессе, а потом иссякло.
– Мне тоже классно, Аня. Честно. Веришь мне?
– Ага.
– Точно?
– Ага.
– Устала?
Возникла пауза. Слышно было, как в цеху затарахтела линия, скрипнул конвейер.
– Устала, Тёмочка – призналась Аня, – Но было так классно! Вот бы каждый день так, а?
– А что мешает? – возразил Артём. – Вернее, кто?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – Артём откашлялся. – Какая-то фигня в жизни происходит. Мы делаем не то, что хотим, поступаем не так, как поступили бы. И доверяем совсем не тем, кому следовало бы доверять. А потом сокрушаемся, плачем, жалуемся друг другу, не знаем, что предпринять. А ведь все просто, понимаешь, Ань? Все так просто!
– Не надо мне объяснять, я не маленькая, Тём. Все прекрасно соображаю!
– Да? – Артём провел по ее руке и легонько ткнул в плечо. – Боишься щекотки? И что же ты понимаешь?
– Нет, не боюсь! А понимаю то, что через десять минут уже пойдет мороженое на конвейер и мне нужно быть на линии, иначе такое поднимется! У нас и так Катька не вышла, получается, что двух человек не хватает. Слушай, а где мои шорты?
Артём начал шарить руками, ощупывая коробки и ручку телеги.
– Тут – сказал он. – А ты моих трусов случайно не видела?
Аня фыркнула и засмеялась. Вокруг было темно, совершенно темно. Видимо, кто-то, проходя по коридору со стороны цеха, взял и дернул выключатель.
– Это твой Василич электричество экономит.
– Да кто сказал, что он мой? – возмутился Артём. – С чего? Все постоянно твердят, что Василич мой, а? Я не пойму, вы что, сговорились все? Позлить меня хотите? Посмотреть хочется, какой я в гневе?
– Успокойся, ты трусы лучше свои найди, все какая-то польза будет.
– Да не вижу я их! – Артём ползал по полу на коленках. При свете это выглядело бы в высшей степени смешно, но сейчас, даже окажись кто-нибудь рядом, он бы все равно ничего не разглядел бы. Обследовав угол, он заметил с облегчением, – А, вот они, родимые. А ты свои-то нашла?
– А ты думал, я так и пойду? Нет, я девушка, в отличие от некоторых, вполне приличная! – надевая майку, Аня присвистнула. – Так мы гулять пойдем сегодня? Может, в кино? По правде говоря, я так устала от этого цеха и всего этого шума, что мне все равно куда идти, главное идти, чтобы забыться.
Артём задумался, с трудом в темноте застегивая молнию на джинсах.
– Знаешь, мне бы поспать как следует и в магазин сходить.
Ответа не последовало. Где-то вдали раздавался гнусавый голос Василича.
– Пускаемся, девочки, хватит тут мне отдыхать, – последние слова фразы ни Аня, ни Артём не расслышали.
– Ха, куда это он девочек собирается пускать? В космос, что ли?
Пускаемся! Нашел тоже наложниц себе!
– Кого? – захохотал Артём и почувствовал щелчок по носу. Аня поняла свою оплошность. Фраза действительно вышла забавная. Сама того не замечая, она вдруг стала чувствовать себя рядом с Артёмом совершенно свободно, не скованно: нечего было бояться, стесняться, скрывать. А он никогда не боялся, не стеснялся, не скрывал – просто был собой, но оказался в таком виде ненужным. Но ей он был нужен, хотя никогда она бы в этом ему не призналась, по крайней мере, на этом этапе. Аня что-то усердно заворачивала в непонятно откуда взявшуюся салфетку. "Презик"
– подумал Артём и снова удивился ее предусмотрительности; вспомнив, что это профессиональное, ведь Аня учится в медицинском.
– Так что? – Аня вдруг снова обняла Артёма за шею. Ему это уже не казалось чем-то из ряда вон выходящим.
– Ничего, отдыхать я буду – буркнул Артём. – Хочешь, приходи, вместе побудем, пельменями тебя угощу. Больше нечем, извини. Ну, может еще пивом, я иногда его пью.
По правде, Артём думал, что она скажет "нет", и совсем не потому, что она его чем-то раздражала. Просто он дико устал: силы были, но чувствовалось, что это открылось второе дыхание или нечто в этом духе.
– Приду – вдруг согласилась Аня. – А меня пустят?
– Пустят, там своя вахтерша сегодня должна дежурить, я ее попрошу пустить, – как-то нехотя, потирая лоб, говорил Артём. – А во сколько придешь?
– В десять.
– Точно?
– Точно! Ты сомневаешься, зайка?
– Нет, котя, – передразнил ее Артём. – Ну что за зоопарк?
Его никогда не раздражали подобные обращения, просто сейчас он как-то заострил на них внимание – они резали слух. Слышать такое от еще час назад совершенно чужого человека было как-то нелепо, если не сказать больше.
По коридору обратно в цех они пробирались снова тихо и крадучись. За последней огромной горой коробок, возвышавшейся в самом конце коридора, они еще раз обнялись, Аня поцеловала Артёма в нос:
– Ну, так я прихожу сегодня?
– В десять? – переспросил Артём.
– В девять вроде договаривались, – Аня спешно осматривала себя и Артёма на предмет наличия чего-либо, что могло бы их выдать. – Короче, я сбегаю домой и к девяти к тебе. Готовься.
Артём несколько опешил, но все же ответил:
– Всегда готов, приходи!
Конечно, он нисколечко не был готов, даже не думал готовиться и с ужасом перебирал в голове варианты, что делать. В том, что баба Даша пропустит Аню в общежитие, сомнений никаких не было. В комнате никто, кроме Артёма, не жил, это тоже был бесспорный плюс, чтобы устроить свидание или нечто на него похожее. Но не пригласишь же девушку в комнату, где кроме остатка пельменей и йогурта в холодильнике нет абсолютно ничего, если не считать огромной снежной шубы, мешавшей закрывать дверцу.
– Заметано! – улыбаясь как-то таинственно, произнесла Аня.
Она побежала на линию – через мгновение конвейер загремел, и посыпалось мороженое. Аня вместе с остальными кинулась его собирать и укладывать в коробки. Хрупкая, маленькая, с исцарапанными руками и легким румянцем на лице, она вдруг стала привлекать внимание Артёма. Чем? Сложно сказать, но наверное тем, что ничего не требовала взамен отношений, ничего не просила, ни на что не намекала, пыталась как-то развеселить Артёма, понимая, что ему приходится нелегко.
Он и сам понимал это.
Василич бежал навстречу, потирая руки.
– Ну что, отдохнул, готов?
– Отдохнул – промычал Артём. – Если только это можно назвать отдыхом.
Василичу, естественно, не было известно о том, что они с Аней творили во время перерыва на складе, и ничто это не выдавало. Поэтому он лишь внимательно осмотрел Артёма с ног до головы и заключил:
– Не забудь фартук, возьми сразу два, и перчатки тоже не забудь. Машина приехала, Макар уже готов. Думаю, что сегодня вы управитесь быстрее. Как доделаете, загрузите все, то можешь идти домой, девочки сами с телегой управятся. И вообще через час смесь закончится, дружно будут линию мыть.
– Хм, а как там вчерашние? – Артёму было интересно, чем закончилась история с дракой.
– А, ну их, дуры, – Василич махнул рукой и выругался. – Жанку ты видел, а вторая несколько отгулов взяла, думаю, с неделю на больничном побудет. А этой дылде все нипочем, даже больничный брать не стала. Так что запомни, Тёма, таких баб надо опасаться и проходить мимо, ничем не задевая. А иначе видел, что происходит…
– Видел – согласился Артём.
– Ладно, хватит разговоров, давай, поторапливайся!
Машина, действительно, уже поджидала у эстакады. Со стороны спуска со склада доносилось поскрипывание – это Макар толкал телеги, на которые для экономии времени он нагрузил больше коробок, чем это обычно делалось.
Водитель лениво курил, сидя на краю эстакады и свесив вниз ноги. Был ли это тот же, что и накануне, Артём не разглядел, да и не хотел разглядывать. Нацепив фартук, он вдруг вспомнил про плеер: хотелось отвлечься, расслабиться, не сосредотачиваясь ни на чем.
Музыка привела в чувство. Артём начал бодро таскать коробки и перекладывать их в рефрижератор. Затем Макар прикатил целую телегу, и они вдвоем втолкнули ее в прицеп, так проще и легче было перегружать мороженое. Макар о чем-то говорил ему. С потолка снова капал холодный конденсат, капли скатывались за шиворот. Почему-то думалось об Ане, а не об Алине.
"Что это со мной? – размышлял Артём. – Только расстался с одной и уже завел себе другую? Но ведь это не отношения. Мы притворяемся, никакие это не отношения. Мы просто хотим помочь друг другу не грустить, помочь думать о чем-нибудь хорошем и светлом, не вешать нос…".
Коробка выскользнула из рук и больно ударила по ноге. Артём не успел докрутить мысль в собственной голове. Она была прервана резкой болью. Он потер ногу, что-то сам себе сказал, но в наушниках звучала музыка и Артём не расслышал сам себя.
"У нее и у меня никого нет, нас бросили, – Артём грузил коробки дальше, забивая их к стенкам прицепа. – Что нам остается делать? Притворяться, что нам хорошо, замечательно, и все у нас в полнейшем порядке. Хотя, когда мы с ней, у нас все точно в полном порядке. Не плакать же мне и убиваться из-за того, что Алина оказалась такой…".
Артём присел на коробки и стал вслушиваться – не в свое дыхание или звуки, что были вокруг и которых он не слышал. В слова. Артём даже поправил наушник в левом ухе, постоянно выпадавший, когда он вытирал пот о руку.
Время движется под музыку в ритме танго:
Забавная ассоциация, ничего не скажешь,
Еще и ангелов к этому делу приплетают,
Падших, конечно.
Они смотрят друг другу в глаза,
А в них показывают кино.
И они понимают, что кино как раз про них,
И все близится к развязке.
Спрячем слезы от посторонних,
Все равно подумают о нас не так,
Как думаем мы,
А мы не такие, как все.
Конечно, простим друг друга,
Кто же это еще сделает,
Кроме нас.
И снова про это движение в ритме танго.
Кто, интересно, все это придумал?
Они смотрят друг другу в глаза,
А в них показывают кино.
И они понимают, что кино как раз про них,
И все близится к развязке.
"Только что Валерий Меладзе спрятал слезы, а заодно и сопли, от посторонних – зазвучал, затарахтел ничего не выражающий голос ди-джея.
– Видимо, высморкался наш уважаемый не куда-нибудь, а в кулак. Кстати, прекрасная идея, всем рекомендую, если вы забыли дома носовой платок. Практически уже пять утра в Петербурге, впереди у нас…".
Артём выключил радио и свернул наушники. "Вот что за привычка портить прекрасные песни такими идиотскими комментариями? Сам пукни в кулак и всем расскажи, как это здорово и романтично – возмутился Артём. – Дурацкие песни комментируй, а нормальные не надо".
Артём взглянул на стоявшие на эстакаде телеги. "Осталось немного, надо приналечь" – подбадривал себя он, пытаясь побороть приступы усталости, ломоту в ногах и руках. А сам повторял чуть слышно, местами просто шевеля губами:
– Спрячем слезы от посторонних, печали нашей никто не понял, – он вздохнул. – Почему я не слышал этой песни раньше? Ведь она же про меня. И про Аню. А, может быть, слушал, но не слышал, о чем там поется? Да, точно, так и есть, самое интересное чуть не прошляпил!
– Эй, Тёма, кому ты там молишься? – судя по голосу, Макар тоже валился от усталости. – Не молиться надо, а коробки переставить. Давай, помоги мне, я уже еле на ногах держусь. Ты-то вторую ночь грузишь, а я неделю до этого без выходных каждую ночь в таком режиме.
– А выходные-то собираешься брать? – Артём встал рядом и стал плечом подталкивать телегу, которая явно была перегружена. – Без выходных же нельзя!
– Да знаю я…. Вот здесь еще подтолкни…. Хорошо…. Ставь, я тебе передам. Просто моя уехала в Грецию, а мы заявление в ЗАГС собрались подавать. А там сам понимаешь – свадьба, расходы, нужны деньги, и еще какие! Хотя мы решили расписаться тихонько, без особых торжеств, без смокингов, платьев и прочей дребедени. Сэкономим деньги, поедем в путешествие. Куда – не знаю, но поедем. Может, в Париж, может, в Стокгольм. Да, наверное, с Хельсинки и Стокгольма начнем. Я никогда там не был. Интересно, какие они, эти города? А ты был там?
– Неа – ответил Артём. – Тоже очень хочу получить загранпаспорт, в конце концов, и съездить куда-нибудь. Тоже с Хельсинки хочу начать. Тут ехать-то всего-ничего!
Последняя телега – и все коробки с нее аккуратно расставлены вдоль стенок рефрижератора, часть на поддонах, часть на подстеленных огромных листах картона. Артём замерз, пару раз даже закашлялся. В прицепе было холодно, неприятно дуло с эстакады, а на улице, несмотря на ночь, вовсю царствовала духота.
– Ну вот, восемнадцать тонн – процедил сквозь зубы Макар и сплюнул на потрескавшийся асфальт. – Можно собираться по домам.
Водитель подошел и с грохотом захлопнул дверцы прицепа.
– Вот – буркнул он, дымя сигаретой, и вручил Артёму и Макару по двести рублей.
Это был тот же самый водитель, что и накануне. Выглядел он крайне уставшим и явно не был настроен на общение.
В цеху стоял привычный шум. Две линии работали, у другой суетились упаковщицы, вооружившиеся тряпками и ведрами. Попахивало хлоркой. Артёму нравился этот запах. Он напоминал ему о чистоте и порядке, который он так любил, но которого в жизни, в том числе и в общежитии, достичь было сложно. Странно, но за погрузкой коробок он забыл о том, что договорился с Аней о встрече у него.
"Так, главное не забыть немного прибраться, а остальное как будет – пускай так и будет", – заметил он и щелкнул пальцами Аня помахала ему рукой издалека и сразу сделала вид, что между ними ничего нет и не было, и принялась тщательно намывать конвейер. Снова Артём обратил внимание на ее тонкие руки и хрупкое тело.
"Надо же, а мне оно показалось таким сильным, – подумал он, – Неужели темнота настолько меняет людей? Или чувства? Или страсть? Интересно, а каким выглядел там я? Нет, секс верхом на сломанной телеге – это экстрим, надо бы устраивать что-то менее будоражащее".
– Вот тебе пропуск твой, иди отсыпайся, – Василия явно был доволен тем, что столько удалось сделать, и всего за одну смену. – Кстати, не возражаешь, если завтра ночью снова попрошу тебя с Макаром машину загрузить? Снова тонн пятнадцать-восемнадцать, еще не знаю точно. А?
– А чего мне возражать? И разве у меня есть выбор?
– Ага, все правильно понимаешь, это хорошо. Просто ты маленький у нас еще. Восемнадцать тебе когда исполнится?
– В сентябре – не задумываясь, ответил Артём.
– То-то и оно! Ладно, нет у меня времени, беги домой, отдыхай!
Артём, перепрыгивая ступеньки, пробежал по металлической лестнице наверх, за пару минут переоделся и долго вертел в руках двести рублей, думая, на что их можно потратить, чтобы порадовать Аню. Город в шесть утра понемногу просыпался. Еще не грохотал и не чадил транспорт, проезжая вдоль небольшого парка у промзоны, где Артём обычно шел к общежитию. Хозяева не выгуливали собак, не кричали дети. Даже электричка на подходе к платформе издавала какой-то по-особенному нежный гудок, будто извиняясь за попорченную тишину и чье-то пробуждение.
Если свернуть по парку немного вправо, то тропинка вела к огромному гипермаркету. Артём в него иногда ходил – когда были деньги и время. Бывая там, он с недоумением замечал, что многие, не выглядевшие голодными и одетые с иголочки, слонялись в раздумьях о том, чего бы купить для того, чтобы захотелось есть.
– Скажите, а это вкусно? – спросила как-то у Артёма молодая женщина в меховой накидке, замшевых сапогах и с кольцами, лихо нахлобученными по несколько штук на короткие кривоватые пальцы. – Вы это едите вообще?
Артём в тот момент вертел в руках банку икры минтая, а та дама с серьезным видом разглядывала банку красной икры, стоившую больше, чем стипендии Артёма и его заработки на халтурах за три месяца.
– Ем, а что?
– Просто интересно, хочется чего-нибудь новенького – простонала дама.
В ее голосе не было ни грамма шутки или сарказма. Артём это почувствовал, и ему стало искренне жаль эту женщину, очевидно, никогда и ни в чем не испытывавшую нужду, и от этого страдавшую.
– Знаете, икру минтая хорошо как закуску к водке или пиву – как можно более тактично сказал Артём. – Намазываете на кусочек черного хлеба или на булку, просто сказочно получается. А еще можно салат сделать, туда еще картошку в мундире и яйцо порезать.
– И это вкусно? – снова с недоверием переспросила дама.
– Вы себе не представляете, насколько! Как говорится, соотношение цены и качества приятно радует, – Артём позволил себе отпустить шутку, понимая, что рискует просто ни с того ни с сего обидеть человека.
Дама внимательно рассмотрела банку, вслух прочла "Икра минтая соленая пробойная", задумалась, положила банку в корзину и медленно направилась бродить по магазину дальше, даже не поблагодарив Артёма за гастрономический ликбез.
"Что ей купить? Что может понравиться? – Артём судорожно перебирал в памяти то, о чем они говорили с Аней на предмет упоминаний о еде. – Так, пиво, бутерброды, пельменей надо взять, да и макароны не помешают, а то у меня уже ничего нет. А, может, она хочет что-нибудь молочное? Нет, мороженое я точно не донесу, да и противно, смотреть на него уже не могу. А что, это мысль. Ведь ее от мороженого и от сладкого наверняка уже тоже тошнит! Все верно".
Уже стоя в магазине, Артём раскрыл бумажник. Двести двадцать рублей, плюс мелочь, плюс еще двести, заработанные сегодня. "Да я просто олигарх какой-то" – Артёму не нравилось это слово, олигарх, но, борясь со сном, он не подобрал какого-то другого.
В корзине оказались две бутылки пива, дешевого и чуть горьковатого, филе селедки в масле в небольшой пластиковой банке, батон, пачка пельменей – на них Артём не экономил и брал только дорогие.
"М-да – вздохнул он. – Денег совсем мало остается. Все вокруг дорожает, весь мир дорожает. И куда все катится? Куда?"
Он вспомнил про картошку – жареной с луком ему хотелось давно. В тумбочке у кровати у Артёма была припрятана начатая бутылка растительного масла, значит, дело было за картошкой и луком. Скрепя сердце, Артём взвесил килограмм картошки и одну небольшую луковицу.
Глаза слипались. Сон нападал как хищник: затаивался, атаковал и, наткнувшись на сопротивление, на некоторое время отступал, чтобы присмотреться и выработать новый, еще более коварный план нападения.
По дороге к кассе Артём решил взять два стаканчика йогурта, а на кассе – пачку презервативов.
"Как стыдно, да ладно, какое кому дело, – успокоить себя было непросто. – Только бы эта зараза на кассе не стала спрашивать паспорт. А то снова пиво не продаст. В армию, значит, добро пожаловать, а вот пива купить нельзя".