* * *
Синклер Уинслоу недовольно нахмурился, когда дочь быстро вбежала в столовую. Бетани прекрасно поняла выражение отца, который не терпел никаких нарушений хорошо отлаженного распорядка дня и считал пунктуальность одним из самых достойных качеств.
- Из-за тебя мы задержали ужин на целый час, - упрекнул он после того, как Вильям пододвинул стул Бетани. - Что тебя задержало?
Бетани не собиралась извиняться: после печальных похорон на кладбище она проговорила с Эштоном несколько часов, снова не могла удержать слез, в то время как Эштон хранил мрачное молчание.
- Я была с Эштоном, - объяснила она отцу.
- В самом деле, Бетани, нет никакой необходимости проводить с этим человеком столько времени, - поддержала Лилиан мужа. - Мы уже отправили ему необходимые продукты.
Синклер согласно кивнул.
- Я хотел заказать для него отпевание, но этот проклятый Континентальный Конгресс бойкотирует даже церковные службы. Вместо этого выплатил Маркхэму приличное пособие.
- Неужели ты считаешь, что это уменьшит его боль? Думаешь, несколько монет успокоят его? Эштон нуждался во мне, мама. Не в деньгах, не в пище, а во мне.
- Бетани, - медленно и сдержанно произнес Вильям. - Нам всем жаль этого человека. - Он дал знак слуге снова наполнить его бокал.
- Тогда почему вы никак не проявляете это?
- Успокойся. Эштон - сильный человек и сможет пережить смерть отца, - заверил дочь Синклер. - Сейчас у него будет слишком много работы, нужно готовиться к скачкам.
Ей не хватало слов, чтобы выразить возмущение - никакая беда не способна вызвать у родителей сочувствие к Эштону. Ей стало ясно, что они не считают его достойным их сострадания. Для них он оставался наемным работником, у которого не может быть никаких чувств, а есть только обязанность трудиться на своего хозяина.
Вильям заметил, что сестра даже не дотронулась до жареного цыпленка с овощами.
- Ты не заболела, Бетани? Совсем ничего не ешь.
- У меня нет аппетита.
Лилиан с тревогой взглянула на дочь.
- Нельзя быть такой замкнутой и необщительной, дорогая. С тех пор как ты вернулась из Нью-Йорка, с тобой стало трудно общаться. На балу у Мэлбоунзов на прошлой неделе твое плохое настроение было слишком заметным.
Бетани привыкла к подобным замечаниям: мать постоянно находила у нее недостатки.
- Пыталась быть вежливой, танцевала со всеми, кто меня приглашал.
- Но ни разу не пошутила, не пофлиртовала, не обменялась с гостями любезностями, - упрекнула ее Лилиан. - Ты должна уметь поддерживать разговор с людьми из нашего общества. Тебя не должны находить скучной.
- Вообще не хочу ни с кем общаться.
- Ей незачем волноваться, - заметил Вильям. - Она могла бы быть бедной, как церковная мышь, но все равно бы привлекала внимание мужчин, - засмеялся он. - Мне не повезло, что самая привлекательная женщина в Ньюпорте - моя сестра.
- Вильям, пожалуйста, не надо.
Бетани было невыносимо тяжело сидеть за этим элегантным столом и выслушивать комплименты, когда Эштон находился совсем один со своими грустными воспоминаниями.
- Даже Кит Крэнуик, эта холодная рыба, отметил необыкновенный цвет твоих глаз, - продолжал Вильям.
- Внешность очень важна, - заметила Лилиан. - Но, Бетани, сделай над собой усилие и будь любезной в обществе.
- Мне совсем не нравятся ваши друзья, мама. - Хотя обычно Бетани уважительно вела себя по отношению к родителям, сегодня у нее был очень тяжелый день и ей трудно было выносить замечания матери. - Мне не нравится, когда какой-нибудь глупец исполняет Баха деревянными пальцами, или меня вынуждают танцевать с жеманными щеголями, или нужно притворяться заинтересованной в бесконечных разговорах, кто и в чем был одет на балах в этом году. - Она поднялась и бросила салфетку на стол. - Очень хотелось бы не присутствовать на всех этих скучных вечерах!
Уединившись в своей комнате, Бетани не могла успокоиться. Она понимала всю безнадежность своего положения. Плохое настроение пройдет, и она снова станет послушной дочерью. Будет обмениваться любезностями, вести легкие бессмысленные беседы, делать то, чего от нее ждут. Как это сказала однажды мисс Абигайль? Чем отвратительнее задача, тем больше сил нужно на ее выполнение.
* * *
Легкий ветерок разносил ароматы душистых летних трав. Бетани и Эштон пришли на кладбище и стояли у холмика земли, под которым уже две недели лежало тело Роджера Маркхэма. Несмотря на упорные возражения Кэрри, Эштон потратил большую часть пособия Синклера Уинслоу на каменное надгробие, которое заказал в мастерской Джона Стивена. Сегодня его установили окончательно, и оно останется здесь навечно.
Простые и трогательные слова, высеченные на надгробии, привлекали взор и бередили душу. Два имени - Роджера и его жены - стояли рядом, а ниже его любимый библейский псалом.
- "Душа наша уповает на Господа; Он - помощь наша и защита наша", - тихо прочитала Бетани. - Покойный был бы доволен. - Она наклонилась и положила на могилу букет желтых первоцветов.
Эштон кивнул. Его боль немного притупилась, хотя пустота и одиночество не отпускали. Он взглянул на Бетани, ее глаза были мокрыми от слез. Она приходила к нему почти каждый день. Не обращая внимания на его мрачное настроение, втягивала в разговор, иногда молча сидела рядом, скрашивая одиночество.
Ему вспомнились ее приходы в конюшню и молчаливое наблюдение, как он старательно вел записи о скаковых лошадях, словно писал эпическую поэму. Она сидела рядом с ним за столом, положив голову на руки. Это воспоминание вызвало у него прилив нежности.
- Мой отец был бы счастлив иметь такую дочь, как ты.
- О, мне совсем бы не хотелось быть твоей сестрой, - застенчиво улыбнулась она в ответ.
- Почему?
- Братья не ведут себя с сестрами так, как ты совсем недавно, - щеки ее вспыхнули.
Его лицо стало жестким. Воспоминания о поцелуях преследовали его.
- Лучше об этом забыть, Бетани.
Девушка покраснела еще сильнее.
- Не смогу. - Длинные загнутые ресницы скрыли блеск ее глаз. - Храню тот цветок, который ты мне дал на пляже, положила его в томик стихов Энн Брэдстрит.
Он бросил на нее суровый взгляд, пытаясь скрыть приступ желания. Сначала ему представлялось, что она быстро забудет их встречи, но он оказался неправ - девушка оставалась такой же упрямой, какой была в детстве, только теперь ее порывы стали более сложными и опасными. Нежность, с которой Бетани смотрела на него, не оставляла сомнений, о чем она думает.
- Я провожу тебя домой, - резко произнес он, ведя ее вниз по поросшему травой холму. Они шли вместе по причалу Ньюпорта. Моряки в перепачканной рабочей одежде перетаскивали тюки с шерстью или бутыли с грогом. Мелочные торговцы горячились из-за каждого пенса, продавая ткань каламянку. Чайки, привлеченные запахом рыбы и пролитого рома, громко кричали, еще больше усиливая невообразимый шум порта. Они прошли мимо причала и, держась за руки, направились в сторону дома. Приблизившись к тихому богатому поместью, Бетани замедлила шаг - ей не хотелось расставаться с Эштоном, несмотря на его мрачное настроение. В саду буйно цвели цветы, распространяя дурманящий аромат. Летний домик стоял в небольшой рощице айвовых деревьев, предлагая уединение и блаженство. Бетани повернула по тропинке к летнему домику, дав знак Эштону следовать за ней. Остановившись около цветущего кустарника, она сорвала цветок, вдыхая его пьянящий аромат.
- Гуди Хаас как-то говорила мне, что этот цветок способен привораживать, - весело проговорила она. - Если положить по цветку в каждую туфлю, то станешь неотразимой.
Эштон рассмеялся и покачал головой.
- Тебе нет нужды пользоваться привораживающими средствами. Не сомневаюсь, что многие мужчины считают тебя неотразимой.
Ей хотелось спросить, не является ли он одним из них, но она не осмелилась. Эштон слишком добр, чтобы отрицать это, и воспитан, чтобы признать. Сев на скамейку около летнего домика, Бетани отложила в сторону цветок. Далеко внизу волны разбивались о скалы.
- Как здесь тихо и спокойно, - заметила она.
- Да, - согласился Эштон. - Хотя я предпочитаю, чтобы строения имели какую-то практическую цель.
- А я считаю, что здесь просто замечательно.
Его губы крепко сжались.
- Почему ты так на меня смотришь?
Он глубоко вздохнул.
- Ты напомнила мне о пропасти между нами.
Она только открыла рот, чтобы возразить, но он предупреждающе поднял руку и продолжал:
- Ты очаровательна, любовь моя, и необыкновенно наивна. Я не считаю это отрицательными качествами. Ты заслуживаешь роскошной жизни и снисходительности. И вполне естественно, что тебе нравятся такие вещи, как этот летний домик, увитый плющом.
- Что плохого в том, чтобы любоваться красотой?
- Совершенно нет ничего плохого. Ты должна простить мне мое плохое настроение. - Эштон подтянул колени к груди и посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом. - Я скоро уеду из Ньюпорта.
Бетани изумленно раскрыла рот.
- Ты уезжаешь?
- Да, детка. После смерти отца здесь меня почти ничто не держит.
- Систоун - твой дом. Ты не можешь уехать. Не должен.
Он только покачал головой.
- Это твой дом, любовь моя. А для меня это место моей работы.
Она смотрела на него невидящим взглядом, на глазах выступили слезы. Эштон отвернулся.
- Я не хочу чувствовать себя виноватым перед тобой. - Затем, как бы через силу, он снова взглянул на нее. - Раньше мне не раз приходилось успокаивать тебя в своих объятиях, заставляя снова смеяться, но в последнее время, когда я это делаю, никто из нас уже не смеется.
- Куда ты собрался уехать? - спросила она дрожащим голосом.
- Я еще не решил. Уеду, когда закончится сезон скачек.
- А как насчет Кэрри?
- Моя сестра живет собственной жизнью и будет, несомненно, рада моему отъезду. Я буду по возможности присылать ей деньги.
Импульсивно она взяла его за руку.
- Мне не хочется, чтобы ты уезжал.
Эштону показалось, что он ощутил боль ее сердца. От теплого прикосновения ее руки его охватил жар. Ее красота приносила наслаждение: длинные волосы медового цвета каскадом спускались на плечи, они словно излучали солнечный свет; от девушки исходил невыразимо приятный аромат жасмина; белая, словно сливки, кожа и полные губы молили отведать их спелость. Его твердая решимость поколебалась, когда он прочел желание в ее глазах. У него вырвался стон отчаяния, когда он стремительно привлек ее к себе и поцеловал. Бетани сладко вздохнула в его объятиях. Каждый раз, когда они обнимались, связь между ними укреплялась - шелковые нити страсти становились все прочней. Ее вздрагивающие ресницы коснулись его загорелой щеки, и он почувствовал, что Бетани с наслаждением вдыхает запах его кожи. Ее руки нежно гладили его спину, нарастающая страсть пробудила в нем горячее желание. Под его настойчивым поцелуем губы ее раскрылись ему навстречу, его язык скользнул сквозь ее зубы, и он услышал приглушенный стон в ее груди. Он упивался вкусом летней сладости, исходившим от нее, а ее теплое страстное тело таяло в его объятиях, которые, казалось, длились бесконечно, пока он не опомнился и с трудом не оторвался от нее. Бетани вся дрожала, сердце бешено стучало в груди.
- Эштон, не покидай меня, - выдохнула она дрожащим шепотом. - Мне кажется, что я только нашла тебя.
- Мы зашли слишком далеко. Если бы ты знала, что делаешь со мной, то убежала бы в страхе за свое целомудрие. А теперь позволь уйти, потому что, если останусь, не смогу уйти вообще.
- Останься, чтобы быть вместе.
- Вот так все просто, - грубовато ответил Эштон, кентский акцент стал более явным. - Даже если я останусь в Систоуне, мы никогда не сможем быть вместе.
- Нет, сможем, Эштон.
Его глаза источали гнев, рука крепко сжала ее плечо.
- Неужели ты действительно этого хочешь? - Он чуть встряхнул ее. - Встречаться украдкой, прятаться в саду, как нашалившие дети?
Она покачала головой. Погрустнев, отошла, обдумывая слова Эштона. Его взгляд скользил по саду, на лице появилась безрадостная язвительная улыбка.
- В чем дело? - поинтересовалась она.
- Я только что подумал, в какой скандал мог бы превратиться мой отъезд, если бы кто-нибудь увидел нас сейчас. Твой отец выгнал бы меня, как последнего негодяя.
Бетани попыталась улыбнуться - Эштон никого и ничего не боялся, и меньше всего гнева ее отца. Он отступил от нее, увеличив расстояние между ними.
- Меня ждет работа. До свидания, - резко произнес он и направился по тропинке к конюшням.
* * *
Как только гости намекнули, что им пора уходить, Бетани тут же вскочила с дивана, обитого парчой, - ей надоело с холодной вежливостью принимать ухаживания поклонников, особо не заботясь, что они начнут шептаться за спиной, называть ее высокомерной и неприступной.
Девушка протянула руку Киту Крэнуику, ее самому частому и нежеланному визитеру. Он склонился, целуя ей руку, его глаза блестели, что не укрылось от Мейбл Пирс, которая относилась к Киту как к своей собственности, считая, что Бетани перешла ей дорогу.
Приклеенная улыбка исчезла с лица Бетани; придется когда-нибудь рассказать Мейбл, как безосновательна ее ревность: Кит не вызывал у нее ничего, кроме зубной боли.
Затем хозяйка протянула руку второму гостю - необычайно красивому, темноглазому и темноволосому капитану Дориану Тэннеру, совсем не похожему на Кита Крэнуика. Его черты напоминали ей статую в вечерних сумерках, полную таинственности и теней. Но все же красивая военная форма придавала его внешности надежность и уверенность. Дориан не только поцеловал ее руку, но и склонился в грациозном поклоне.
- Приходите к нам снова, - сказала Бетани, вспомнив о манерах. - Возможно, в следующий раз сосредоточусь во время игры в карты, сегодня я все время проигрывала, не так ли?
- Мне совсем не доставляет удовольствия выигрывать у вас, мисс Бетани, - ответил Дориан. Стараясь улыбаться, Бетани проводила гостей к парадному входу и помахала вслед отъехавшему экипажу. Еще никогда ей не было так скучно.
* * *
В тот же вечер она отправилась на конюшни, надев блестящую светло-серую юбку и жакет того же тона.
В дверях появился Барнэби Эймз. Приподняв шляпу, он приветствовал ее.
- Рад вас видеть, мисс. Оседлать Каллиопу?
Она уже открыла было рот, чтобы ответить, как услышала громкое ржание из соседнего стойла. Заглянув, Бетани увидела Корсара, опустившего голову и бьющего копытами по посыпанному песком полу. Улыбка расплылась на ее лице. Беспокойное настроение жеребца полностью соответствовало ее состоянию духа.
- Оседлай для меня Корсара, - приказала она Барнэби. - Сегодня вечером мне нужен более норовистый конь.
Конюх переминался с ноги на ногу.
- Мисс, вам не следует садиться на это неукротимое животное: только сумасшедший может ездить на нем - этот дьявол скорее сбросит вас в колючие кусты, чем подчинится.
- Корсару нужна твердая рука. Разве я когда-нибудь боялась лошадей? - Жеребец снова заржал и мотнул головой.
Конюх продолжал спорить, но Бетани не уступала. И вскоре она уже сидела на черном жеребце, не выезжая из конюшни, упрямо стараясь справиться с ним. Конь игриво мотал головой из стороны в сторону. Когда она попыталась направить его к воротам, Корсар поднял в воздух передние копыта и заржал. Внезапно поводья были вырваны из ее рук, и на нее взглянула пара возмущенных голубых глаз.
- Какого дьявола ты села на эту лошадь? - сердито спросил Эштон, успокаивая коня. Она мотнула головой с упрямством, не уступающим упрямству Корсара.
- Решила вывести его на прогулку.
- Очень жаль, детка, но этого нельзя делать.
- Кто ты такой, чтобы запрещать мне ездить на лошадях моего отца? - Необъяснимое раздражение охватило ее. Его лицо стало каменным.
- Я отвечаю за конюшни и не разрешаю тебе садиться на Корсара.
Барнэби Эймз покинул конюшню, как поле боя.
- Поступлю так, как хочу.
- Понимаю. Дочь хозяина не потерпит неповиновения со стороны какого-то конюха. - В голосе Эштона прозвучала горечь. Бетани быстро прикрыла рот рукой, желая забрать назад вырвавшиеся слова.
- Я не хотела обидеть тебя. Я… У меня был сегодня тяжелый день и…
- О, да. Знаю, как утомляет игра в карты, особенно триктрак.
Бетани отвела взгляд, не желая показывать, как огорчает ее его сарказм.
- Я намерена отправиться на прогулку на этой лошади.
- Тогда не смею останавливать вас, мисс Бетани. - Говоря это, он нагнулся и извлек из коробки старую и пыльную седельную подушку. И прежде чем она поняла, что произошло, Эштон опустил Бетани на землю и закрепил подушку позади седла.
- Что ты делаешь?
- Собираюсь взять тебя на прогулку.
- Не пользуюсь седельной подушкой с двух лет, - возмущенно произнесла она. Он наклонился к ней, пока его нос почти не коснулся ее носа. Сердитые голубые глаза скрестились с упрямыми глазами орехового цвета.
- А со мной поедешь на седельной подушке, - спокойно проговорил Эштон, - или не поедешь на Корсаре вообще.
Ей хотелось сердиться на него, но безуспешно. В его властных словах, произнесенных в такой близости, Бетани почувствовала его заботу о ней. Ее охватило теплое чувство, и гнев сразу прошел. Не отводя глаз, она улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок.
- Так мы едем, Эштон?
Через несколько мгновений они оба были верхом на Корсаре. Конь закружился и поднял передние копыта в воздух. Чтобы не упасть с лошади, Бетани вцепилась руками в талию Эштона. Легким галопом конь пересек лужайку, а затем повернул в поля, поросшие красными маками, которые ярко выделялись на фоне зеленой травы. Бетани чувствовала гнев Эштона так же остро, как и силу коня под ней. Она понимала, что после такой поездки у нее неделю все будет болеть. Эштон пустил коня полным галопом. Она видела, что он специально испытывает ее. Седельная подушка мало помогала. При каждом толчке девушка стискивала от боли зубы, стараясь не закричать. Корсар продолжал скакать по полям. Проскакав несколько миль, Эштон, наконец, сжалился и замедлил бег лошади. Бетани поерзала на подушке, закрыв глаза от боли в бедрах и спине. Он бросил на нее взгляд через плечо.
- Как вам нравится прогулка, мисс Бетани? - любезно поинтересовался Эштон.
- Черт бы тебя побрал, - только и смогла произнести она. Девушка почувствовала дрожь в его теле, а затем он дал волю веселью, громко расхохотавшись. Бетани невольно заулыбалась, удивляясь, что весь ее гнев улетучился. - Мне уже приходилось плохо себя чувствовать на лошади.
- Ты всегда была плохой ученицей, - упрекнул он, усмехаясь. - Слишком нетерпелива и не желаешь слушать предостережений. Тебе еще многому надо научиться. - Эштон похлопал ее по руке и снова взялся за поводья.