Тристан подался вперед, положив руки на разделяющий их плащ, но не пытаясь нарушить границу. Глаза его горели, тело напряглось.
– Если ты пересечешь границу, я поцелую тебя везде, где твои пальцы прикасаются к телу, – сказал он.
Пруденс, ритм дыхания которой тоже был давно нарушен, а тело горело, спросила:
– Везде?
Бросив чулок на пол, она снова опустила до щиколотки подол платья.
– Тристан, если ты пересечешь линию, я позволю тебе нечто большее, чем просто поцеловать меня.
Она с улыбкой развязала ленточку, стягивавшую ворот платья, высвободила плечи и руки, потом стянула платье вниз до талии. Приподняв бедра, она окончательно сняла платье, которое теперь лежало на полу, словно лужица из атласа и кружева.
Тристан никогда в жизни не видел ничего более прекрасного. Она была прирожденной искусительницей, однако в ней не было ничего вульгарного. Это была женщина респектабельная и при этом пылкая, чувственная, что делало ее тем более желанной.
Она снова села. Кроме сорочки, на ней ничего не было. Тонкая ткань обрисовывала груди, над каждой из которых красовался элегантный бантик, который так и напрашивался на то, чтобы его развязали.
Тристан был чрезвычайно возбужден, однако не двигался. Уцепившись за край сиденья, он был полностью поглощен созерцанием раздевающейся женщины. Он уже сожалел, что создал проблему, предложив провести эту разделительную линию.
Она развязала один из бантиков на сорочке. Сорочка соскользнула с одной груди. Она потянулась ко второму бантику, но пальцы зависли в воздухе.
Карие глаза встретились с его взглядом.
– А что, если ты пригласишь меня пересечь границу?
– Я проиграю.
– Понятно.
Он уловил желание в ее голосе. Тристан и сам чувствовал то же самое, но не мог позволить ей выиграть. Просто не мог.
Она развязала второй бантик, и сорочка соскользнула с грудей, открыв его жадному взгляду нежные холмики. Они были прекрасны: полненькие, с розовыми сосками, которые сами по себе привлекали его внимание и возбуждали еще сильнее.
Она грациозно приподняла бедра, и сорочка соскользнула на пол следом за платьем. Глаза Пруденс сияли, на губах играла загадочная улыбка, словно она отлично знала, что с ним делает.
Столь возбуждающей сценки он не наблюдал никогда в жизни.
Подняв руки, она принялась вытаскивать из волос шпильки.
– А что, если нам изменить правила?
– Каким образом? – спросил Тристан, чувствуя, что не в силах оторвать взгляда от ее грудей.
– Пока бедра не прикоснутся к плащу, это не будет считаться нарушением границы. Но руки и все остальное... – в ее глазах блеснули озорные искорки, – руки и все остальное могут забираться куда угодно.
У Тристана снова взыграла кровь.
– Руки и все остальное?
– Все, кроме бедер.
– Я согласен с изменением правил.
– Я так и думала, – усмехнулась она, вытаскивая последние шпильки. Каштановые волосы шелковистой волной хлынули на плечи.
Тристан затаил дыхание. Она была великолепна.
Она отклонилась назад, чуть раздвинув ноги. Ее волосы струились по плечам, прикрывая одну грудь и оставляя вторую открытой для его голодного взгляда.
– Ну, что дальше?
Протянув руки над разделительной линией, он положил их на ее колени, лаская нежную кожу.
– И впрямь – что дальше?
Ее обнаженная кожа жгла его. Тело отреагировало немедленно. Его член, уже крайне напряженный, аж подпрыгнул.
– Можно поцеловать тебя?
Глаза у нее потемнели, она тяжело дышала, и он понял, что она возбуждена так же, как он.
– Наверное, мы могли бы встретиться на границе.
– Пожалуй, могли бы.
Пруденс наклонилась вперед. Тристан пришел в полный восторг от того, в каком соблазнительном ракурсе предстали перед ним ее полные груди.
А потом... она оказалась в пределах досягаемости, и он поцеловал ее, нежно раздвигая языком губы.
Поцелуй длился долго. Потом его стало недостаточно. И их руки принялись нетерпеливо обследовать тела друг друга.
Это было похоже на какое-то безумие. Ему хотелось лишь потеряться в ее великолепной женственности. И казалось, что Пруденс чувствует то же самое. Он ощущал, как бешено колотится ее сердце. Ему нужно было всего лишь подвинуться ближе, посадить ее к себе на колени и подтвердить, что она принадлежит ему.
Она застонала, требуя дальнейших действий.
С невероятным усилием Тристан чуть отодвинулся от разграничительной линии.
– Я не могу, любимая. Не могу пересечь границу. Если ты сама не позовешь меня... – Он замолчал, надеясь, что она сдастся и позволит...
– Нет. – Она наклонилась вперед, запустила пальцы в его волосы и притянула к себе его голову, так что губы их почти соприкоснулись. – Возьми меня.
Он дрожал от желания вторгнуться в ее тело – еще, еще и еще. Но всякий раз, как только он делал попытку придвинуться к ней, его останавливал плащ, напоминая об их игре. Если она была слишком горда, чтобы проиграть, то он был слишком упрям.
– Я не хочу проиграть, – сказал он.
На ее губах заиграла улыбка. Она откинулась на мягкую спинку сиденья. Груди ее на фоне красного бархата обивки казались молочно-белыми, так и напрашиваясь, чтобы он к ним прикоснулся. Заложив руки за голову, она пожала плечами.
– Тогда не надо.
Тристан понял, что она умышленно провоцирует его. Причем провоцирует очень умело. Как будто читая его мысли, она взяла груди в ладони и, опустив ресницы, призывно выпятила губки.
Господи, какой же она была желанной! Долго он сдерживаться не сможет. Надо предпринимать какие-то чрезвычайные меры. Протянув руку над разделительной полосой, он прикоснулся к ее колену.
Она вскинула ресницы и взглянула на него теплыми карими глазами. Наклонившись над границей, он поцеловал ее в щеку, уголок рта, шею... С каждым поцелуем его рука скользила все выше и выше, и, когда он поцеловал ее в плечо, рука была уже на ее бедре. Он легонько погладил кончиками пальцев кожу и прикоснулся к тугим кудряшкам, вид которых возбуждал его сверх всякой меры.
Наклонившись, он взял губами сосок, а его пальцы тем временем отыскали тайные складочки кожи. Пруденс судорожно глотнула воздух и выгнулась ему навстречу, ерзая на сиденье.
– Скажи, – пробормотал Тристан, – скажи, что зовешь меня к себе.
– Нет, – задыхаясь, сказала она, – я... о Боже!
– Скажи, – настаивал он, засовывая палец во влажное тепло, – скажи, что хочешь, чтобы я пересек разделительную линию.
– Нет, – повторила она, отчаянно мотая головой.
Проклятие! Как видно, эта женщина настроена решительно. И при этом она была такой загадочной и эротичной. Он никогда еще так отчаянно не хотел ни одну женщину. Никогда еще с таким упорством не добивался благосклонности ни одной из них. Но ведь и Пруденс была не такой, как все. Она была более любящей, более откровенной в своих желаниях, более чувственной, чем все прочие женщины.
Она застонала, когда его пальцы шевельнулись внутри ее тела, и, заерзав, прижалась к его руке.
Ощущая пальцами теплую влагу, он испытал огромное желание.
– Пруденс, позволь мне...
– Нет, – выдохнула она. Его пальцы возбуждали ее, не принося удовлетворения. – Тристан, я хочу... – Она закусила губу и беспокойно завертела головой.
Наклонившись, он прошептал ей на ухо:
– Я мог бы это сделать. Но ты должна попросить меня пересечь линию.
Все его тело напряглось. Он хотел ее безумно. Но он был не из тех, кто сдается. Он принялся потирать подушечкой большого пальца ее самое чувственное местечко.
Она сразу же выгнулась ему навстречу, возбудившись еще сильнее.
– Тристан! – умоляюще крикнула она.
– О, Пруденс, – произнес он сквозь стиснутые зубы, – я не могу... – Он хотел вырвать у нее свою руку, но она крепко держала его за запястье.
Черт возьми, она не могла ни остановиться, ни послать куда подальше свою гордость. Он тоже не мог. Проклятие! О чем он только думал, когда предложил провести эту чертову демаркационную линию?
Пруденс обхватила его лицо руками.
– Тристан, двигайся вместе со мной.
– Что ты затеяла? – не понял он.
– Двигайся со мной вместе. Мы пересечем линию одновременно. И займемся любовью прямо поверх нее.
Его заторможенный похотью разум не сразу воспринял смысл ее слов, а когда воспринял, по его лицу медленно расплылась улыбка.
– И мы оба выиграем, – услышал он свой удивленный голос.
Он не мог не рассмеяться. Его Пруденс всегда была самой практичной из женщин, даже в пылу страсти. Он взял в ладони ее ягодицы и одним плавным движением подвинул ее под себя, сам оказавшись на ней. Она помогала ему, раскинув ноги, чтобы принять его, и упираясь ступней в край противоположного сиденья.
Свернутый плащ лежал теперь прямо под ее спиной.
– Он не будет тебе мешать... – начал было он, но она не позволила ему продолжить. Со счастливой улыбкой Пруденс обхватила ногами его талию и буквально надела себя на него.
Больше Тристан не думал. Он мог лишь чувствовать. Ощущать обволакивающий его жар.
– Тристан, – прерывисто дыша, сказала она, – еще.
Еще. Какое мощное слово. И если она желает еще, то она получит еще. Тристан начал двигаться, задавая ритм.
Покачивание экипажа еще настойчивее толкало их друг к другу, добавляя остроты моменту. Тристан слегка повернулся, чтобы было удобнее, но неожиданно ударился больной ногой о край сиденья.
Он поморщился, охнув от боли.
– Что с тобой? – спросила Пруденс.
– Нога, – проворчал он. – Это проклятый экипаж виноват.
Озорная улыбка тронула манящие губы Пруденс.
– Тристан, позволь мне быть сверху.
Он на мгновение застыл от неожиданности, глядя в ее теплые карие глаза. Потом его губы дрогнули в улыбке.
– Ладно, милая. Держись за меня.
Она обеими руками обняла его за шею. Тристан положил руки на ее талию, потом плавно перевернулся вместе с ней.
Тяжело дыша, она некоторое время не двигалась, а, запрокинув назад голову, смаковала ощущение от его проникновения так глубоко в ее плоть. Тристан, ухватив ее за бедра, помогал ей двигаться вперед-назад и покачиваться. Пруденс вскоре нашла нужный темп и двигалась, держась руками за его плечи. Ее волосы рассыпались по его груди. Ощущения множились и становились все сильнее. Тристану лишь большим усилием воли удавалось сдерживаться. И его усилия были с лихвой вознаграждены, когда она неожиданно напряглась в его руках и, хрипло выдохнув его имя, упала на него. Волны ее наслаждения возбудили его еще сильнее, и Тристан, крепко прижав ее к себе, достиг кульминации следом за ней.
Некоторое время спустя, когда он все еще крепко прижимал ее к себе, а их сердца бились учащенно, Пруденс вдруг приподнялась на руках. Он в это время все еще находился внутри ее тела, и ее движение заставило его застонать.
Она замерла и, откинув упавшие на глаза волосы, с беспокойством взглянула на него:
– Ты... я сделала тебе больно?
Он хохотнул и, взяв ее на руки, возвратился на свое место.
– Нет, моя милая. – Взяв плащ, он укутал ее. – Мне совсем не больно. Наоборот, все было великолепно. – Он поцеловал ее в нос. – Просто чудесно.
На ее губах появилась робкая улыбка.
– Боюсь, что у меня небольшая проблема.
Он намотал на палец прядку ее волос. Казалось, он не может перестать прикасаться к ней, поглаживать ее.
– Что за проблема?
– Думаю, что я, возможно, слишком сильно люблю это.
Он тихо рассмеялся.
– В любви "слишком сильно" не бывает.
– Вот как?
– Да. В том-то и заключается ее красота: у нее нет пределов.
Она провела пальчиком, очерчивая линию его подбородка.
– Значит, это сражение никто из нас не выиграл.
– Мы оба выиграли, милая. Оба выиграли, – с улыбкой сказал он сонным голосом.
Пруденс прижалась щекой к его плечу. Значит, они оба выиграли. Она не сожалела о том, что они снова занялись любовью, – это было предопределено самой судьбой. Она инстинктивно знала это. Она была лишь не уверена в том, что будет дальше. Мысль об этом заставила ее спуститься с небес на землю.
– Мы должны одеться.
Он вздохнул.
– Ты уверена?
– Да. Как бы я ни любила Стивенса, но, если он выйдет встречать экипаж и обнаружит нас в таком виде, я, наверное, никогда больше не смогу смотреть ему в глаза.
– Это действительно стало бы проблемой. Хорошо, дорогая. Давай оденемся.
Они собрали свои вещи и стали одеваться, хотя Тристан всячески замедлял этот процесс и принялся страстно целовать ее, когда она попыталась надеть чулки.
И вот когда Пруденс разглаживала на себе уже надетое платье, ей с ясностью звона церковного колокола открылась правда: она любит Тристана.
При этой мысли у нее подогнулись ноги, и она опустилась на сиденье. Не может быть. Возможно, это всего лишь отголоски наслаждения после их страстных объятий. Или просто реакция на прикосновение мужчины после столь длительного перерыва. Наверняка все дело лишь в этом...
Но это было правдой. Она, Пруденс Тистлуэйт, полюбила Тристана Ллеванта, возмутительно нецивилизованного герцога Рочестера.
Она прижала руку ко рту – скорее для того, чтобы успокоить дрожащие губы, чем по какой-либо другой причине.
Должно быть, здесь какая-то ошибка. Она что-нибудь не так поняла. Одним словом, допустила оплошность.
– Готово, – сказал Тристан, на шее которого вновь красовался галстук. На сей раз он был завязан простым узлом без затей. – Так значительно лучше. Теперь, когда Стивенс откроет дверцу экипажа, мы сможем сохранить свое достоинство.
– А это очень важно, – заставила себя улыбнуться Пруденс.
– Сохранять достоинство? Да, временами это важно. – Он улыбнулся. – Однако иногда это бывает обременительной формальностью. – Не тратя лишних слов, он поднял Пруденс на руки и снова усадил к себе на колени.
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь согреться. – Удобно примостившись в углу, он накрыл плащом их обоих.
Пруденс прижалась щекой к его груди. Как только попечители выскажут свое одобрение, он отправится в Лондон, где дамы из высшего света постараются свести его с кем-нибудь равным ему по положению.
И это будет не она. Она никогда не захочет вернуться в бездушное лондонское общество. Никогда не пожелает появиться в залах величественных домов и слышать у себя за спиной шепот и жестокий издевательский смех или – что еще хуже – видеть высокомерные взгляды тех, кому, по сути дела, ее судьба была абсолютно безразлична.
Тристан пригладил прядку волос, упавшую на ее щеку.
– Я всегда догадывался, что ты страстная женщина. Но до сегодняшней ночи я, оказывается, даже не знал, что такое страсть.
Пруденс попыталась улыбнуться, поуютнее устроившись у него на груди.
– Это было великолепно.
Так оно и было. И будет. Пока реалии жизни не вмешаются в их отношения. Но она не станет об этом думать. По крайней мере, пока.
Прижавшись щекой к его накрахмаленной сорочке, она прислушивалась к равномерным ударам его сердца. Он глубоко дышал, тело его расслабилось, и ей показалось, что он заснул. После смерти Филиппа она никогда не думала, что полюбит снова. Но она ошибалась.
Тристан пошевелился и еще крепче прижал ее к себе. Тепло его объятий подействовало на нее успокаивающе.
Пруденс не двигалась. Сдерживая готовые брызнуть из глаз слезы, она думала о том, что будет дальше. Скоро прибудут попечители, и причина, по которой она появилась в его жизни, исчезнет, как только они согласятся передать ему наследство. Скоро придет время и ей исчезнуть из его жизни.
А до того момента она постарается насладиться тем, что дают их отношения.
Экипаж накренился набок, заставив их обоих скользнуть по сиденью к дверце. Тристан еще крепче прижал ее к себе и, подставив плечо, защитил от удара.
– Что он себе позволяет, этот проклятый кучер? – пробормотал Тристан, когда их безжалостно швырнуло в другую сторону.
Экипаж накренился снова, на сей раз под еще более рискованным углом. Тристана швырнуло вперед. Прижав к себе Пруденс одной рукой, он удержался с помощью другой руки, но при этом сильно ударил больную ногу о противоположное сиденье, скрипнув зубами от боли.
Экипаж швыряло из стороны в сторону, как будто за ними гнались по пятам исчадия ада. Единственный фонарь, висевший на потолке, раскачивался и мигал.
Прозвучал выстрел, и звук его эхом отозвался в тишине ночи.
Тристан выругался:
– Пропади все пропадом! Похоже, это ограбление! – Столкнув Пруденс на пол, он достал из-за ее спины коробку. Внутри лежали два пистолета. Он вытащил их, и на губах его заиграла холодная улыбка.
– Не бойся, любовь моя. Этот разбойник никогда больше не увидит дневного света.
Глава 17
Вы можете обнаружить, что за сварливостью характера вашего хозяина скрывается истинная любовь к хорошей потасовке. Не удивляйтесь. Даже знатный дворянин может счесть царапину-другую на своем теле приятным развлечением.
Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким
Тристан задул фонарь, и внутри экипажа стало темно. Сунув руку глубже под сиденье, он извлек еще одну коробку, которая была подлиннее первой. Открыв ее, он достал шпагу.
Пруденс схватила его за колено.
– Тристан, дай мне один из пистолетов.
Не видя в темноте ее лица, он мог представить себе спокойную отвагу в ее карих глазах.
– А ты умеешь стрелять?
– Конечно. Отец научил меня стрелять еще в детстве.
Он сунул пистолет ей в руку. В этот момент экипаж резко остановился, и испуганно заржали лошади.
– Спрячь в складках юбки и не вздумай...
Дверца распахнулась, но никто не появился. Тристан выругался. При ярком свете луны перестрелять нападающих было бы проще пареной репы. Но тот, кто спланировал налет, был, судя по всему, человеком опытным.
– Выходи, положив руки на голову!
Судя по голосу, человек был настоящим гигантом.
Тристан двинулся к двери, но едва успел дойти до нее, как Пруденс обняла его сзади и прижалась к нему всем телом. Он тоже обнял ее и на мгновение прижался щекой к ее волосам.
У него голова шла кругом от множества мыслей и эмоций. Он вспомнил, какой беспросветной казалась ему собственная жизнь всего несколько коротких недель назад, когда он, не обремененный мыслями о будущем и какими-либо желаниями в настоящем, лишь приветствовал бы ночную схватку вроде сегодняшней. Теперь же все изменилось. Он будет драться и выйдет победителем, потому что если не победит, за это может поплатиться жизнью Пруденс.
Эта мысль придала ему сил и одновременно испугала его. Он должен выйти победителем из этой заварухи. Другого не дано.
Взглянув последний раз на Пруденс, Тристан собрался с духом и вылез из экипажа. Справа от дверцы стоял громадный детина, в руках которого поблескивала в лунном свете короткоствольная винтовка.