Оказавшись в классной комнате, Эсме начала беспокойно озираться, ее взгляд переходил с одного пустого угла на другой. Даже Аласдэр чувствовал, как холодно и грустно стало здесь без жизнерадостной Сорчи. Он молча наблюдал за Эсме, понимая, что она должна была чувствовать. Она винила себя, как и он сам.
Ему казалось, что за время, прошедшее с ужасного происшествия в парке, он стал старше на десяток лет. Мысленным взором он видел распростертое на траве детское тельце, он помнил появившееся у него чувство, что его жизнь кончилась. Как если бы она неумолимо вытекала из него вместе с кровью, заливающей его девочку. И в этот миг суровой правды он понял, что имела в виду Эсме, когда с таким сочувствием говорила о страданиях Джулии. Потерять ребенка! Существует ли боль сильнее?
Может быть. Может быть, если теряешь сестру. Или мать. Бедная Эсме. Ей столько пришлось пережить, и она держалась стоически. Он стоял у холодного камина, глядя, как она двигалась по комнате, брала в руки игрушки, затем снова ставила их на место, переставляла книги, которые и так стояли в идеальном порядке, и все это время слезинки скатывались с ее ресниц. Аласдэр не мог больше вынести этого. Он подошел к ней и осторожно взял ее руки в свои.
- Вы не виноваты, Эсме, - тихо сказал он. - И я тоже, как бы я ни винил себя сейчас.
Она взглянула на него, стараясь сдержать слезы.
- Но я отвечала за нее! - шептала она. - Это моя работа. И мой долг как сестры.
Дверь мягко открылась, вошла Лидия с подносом. Уэллингз, да благословит его Господь, прислал графин виски и два стаканчика, а также блюдо с хлебом, сыром и холодным мясом, к которым, впрочем, и он, и она вряд ли притронутся.
- Спасибо, Лидия, - тихо поблагодарил он. - Остаток вечера вы можете поработать внизу. Скажите Уэллингзу, что мисс Гамильтон не следует беспокоить ни при каких обстоятельствах, если только за ней не пошлет доктор Рид.
Лидия посмотрела печально, присела в поклоне и вышла.
- Аласдэр, - всхлипнула Эсме, когда захлопнулась дверь. - Что я наделала! Что, если она умрет? Я не перенесу этого! Я не смогу!
Теперь Аласдэр знал достаточно, чтобы суметь успокоить ее. Он сам все еще ужасался. А для Эсме смерть была слишком реальной. Она недавно похоронила мать, женщину, которая была еще молода и полна жизни. Она потеряла отца и трех отчимов. А теперь ее сестренка лежала неподвижно, бледная как смерть. Жизнь, несомненно, была для Эсме чем-то очень хрупким и кратковременным. Ему захотелось - и это его потрясло - обнять ее и поцелуями осушить слезы. Но гораздо разумнее было вытереть их носовым платком, налить ей виски и вложить стакан в ее руку.
- Это не вода, - сказал он, как бы извиняясь. - Выпейте.
- Спасибо. - Эсме без колебаний сделала глоток и продолжала смятенно ходить по комнате. Время от времени она подносила стакан ко рту и только тогда останавливалась.
Аласдэр подумывал, не уйти ли ему. Не вызвать ли сюда Лидию. Но он хотел - нет, ему было необходимо - быть рядом с ней. В результате он не сделал ни того, ни другого и ругал себя за это.
Солнце покидало небо, его лучи окрасили мир за окнами классной комнаты в теплые темно-розовые тона. Полумрак и интимность на некоторое время исчезли. Аласдэр опустошил свой стакан, отставил его в сторону и еще раз мысленно взмолился, чтобы Сорча поправилась.
- Боже, что я наделала? - Голос Эсме звучал словно ниоткуда, глухой, охрипший. - Я на самом деле никогда не училась тому, как нужно ухаживать за ребенком. В нашем распоряжении, у меня и у мамы, было множество слуг. Они делали все.
- Я считаю, что вы очень хорошо справлялись с работой, - вставил он.
Но она продолжала, как будто не слыша его слов.
- Конечно, я подозревала, что Ачанолт выдворит меня, - говорила она, и по ее голосу было слышно, что она на грани истерики. - Но выгнать ребенка? Как он мог? Как? Он должен был знать! Он должен был знать, что я совсем беспомощна!
Она неловко поставила свой почти пустой стакан - он звякнул - и уронила голову на стол.
- О Господи, Аласдэр! Он этого и хотел!
Аласдэр подошел к ней и обнял за плечи. Он больше не был уверен, что стоило давать ей виски.
- Вам надо сесть, Эсме, - сказал он, оглядывая комнату. - Бог мой, ни одного нормального стула!
Она подняла голову и посмотрела на маленькие стульчики, как будто впервые увидела их.
- Там, - сказала она глубоким горловым голосом.
Он безрассудно последовал за ней в ее спальню. Ее постель под пологом была уже разобрана, за каминной решеткой горел огонь. Другая, маленькая, кроватка была пуста. Эсме остановилась около нее и побледнела.
Аласдэр взял ее за локоть и увел к креслам, стоявшим у камина.
- Спасибо, - сказала она. - Вы очень добры. Я не знаю, почему я раньше думала по-другому.
Аласдэр бросил на нее настороженный взгляд.
- Даже сатана смотрится по-другому сквозь дно стакана, - пробормотал он. - Почему вы не садитесь, моя дорогая?
Она обхватила себя руками и водила ладонями вверх-вниз, как если бы ей было холодно.
- Я не в состоянии стоять на месте, - вырвалось у нее. - У меня такое чувство, что я могу взорваться.
Он осторожно обнял ее за плечи.
- Эсме, с Сорчей все будет в порядке, - утешал он ее. - Она поправится.
- Но, Аласдэр, почему вы так уверены? Он сжал ее крепче и слегка потряс.
- Она поправится, Эсме. Я знаю это. Я верю в это.
Эсме всхлипнула, издав глубокий, горестный звук, и упала ему на грудь, ее руки обхватили его шею. И вот он уже снова держал ее в руках, в который раз за этот ужасный день. Эсме рыдала, уткнувшись в его рубашку, как будто сердце ее разрывалось на части. Аласдэр ослабил объятие и губами прикоснулся к ее виску.
- Тсс, успокойтесь, моя милая, - шептал он. - Все хорошо. Поверьте мне, Эсме. Просто поверьте мне.
Поверить ему? О чем это он?
Но вместо того чтобы с негодованием оттолкнуть его, Эсме тяжело вздохнула и кивнула.
- Когда вы говорите это, я верю, - прошептала она. Он понимал, что с ее стороны было глупо доверять ему, нераскаявшемуся и упорствующему грешнику. Но в эту минуту он хотел, чтобы она ему верила. Он хотел заслужить доверие, потому что вдруг увидел по глазам Эсме, как отчаянно она в этом нуждалась. Она прижалась щекой к его груди.
- Аласдэр! - Ее просьба была такой робкой, что он едва услышал. - Обхватите меня руками на минуточку. Пожалуйста.
И он обхватил ее и прижал к себе. Он наклонил голову, намереваясь снова поцеловать в висок. Но она смотрела на него широко раскрытыми, ждущими глазами. Она издала какой-то слабый, ласковый звук, скорее это был вдох, и как-то так получилось, что он склонился ниже. Их губы встретились - случайно, он мог бы в этом поклясться, - и она всей тяжестью своего тела приникла к нему, безмолвно умоляя о чем-то.
Но в Аласдэре, наверное, еще оставалась капля благородства. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.
- Аласдэр, виски здесь ни при чем, - шепнула она. - Я не настолько опьянела, чтобы не понимать, что я делаю.
Еще одна слезинка выкатилась из-под ее ресниц. Он безотчетно наклонился и губами смахнул ее. Эсме снова издала короткий жалобный звук, и одна ее тонкая рука обвилась вокруг его шеи.
Он смотрел на ее лицо, словно вырезанное из слоновой кости, залитое слезами, и убеждал себя, что нельзя отказать ей в минуте утешения. Поэтому он позволил себе осторожно передвинуть руку с плеча Эсме на спину и успокаивающе погладить ее вверх-вниз; это принесло ему небольшое облегчение. Спрятав лицо в ее волосы, он вдыхал неповторимо прекрасный аромат, знакомый аромат вересковых пустошей. Дома. Самой Эсме.
Она нетерпеливо поднялась на цыпочки и потянулась к нему губами, отчего голова у него пошла кругом. Он помнил о ее невинности и поцеловал легко и нежно. Но это было не то, чего она хотела. Эсме приоткрыла губы, побуждая его к следующему шагу.
Он уже не думал. Он проник внутрь ее рта, ощущая вкус виски на ее губах. Ее дыхание было как душистый плод, спелая хурма, оставляющая сладость с привкусом горчинки на его языке. Руки Эсме начали беспомощно блуждать по его плечам и груди, неопределенные прикосновения становились настойчивее.
Аласдэр понимал, что тяжелые переживания иногда толкают людей на самые неожиданные поступки. Возникает желание избавиться от ужаса с помощью другого сильного ощущения. Но он не объяснил это Эсме, потому что не мог подыскать слова. Вместо этого второй рукой он стал похлопывать ее по спине, надеясь, что жест будет понят как отеческий, а не как жадное поползновение.
Ему не удалось задуманное. Она оторвала губы от его губ.
- Аласдэр, - задохнулась она. - Не оставляй меня одну этой ночью.
Ее намерения были ясны.
- О, Эсме, - прошептал он, - так не годится, милая. Ты сошла с ума. Я не для тебя. Вспомни, я даже не нравлюсь тебе.
Она беспокойно облизывала губы.
- Я ошибалась, - ответила она. - Ты заставляешь меня бояться себя самой.
Он поцеловал ее в шею под подбородком.
- Бойся меня, милая, - прошептал он ей в ухо. - Я не джентльмен.
Она запрокинула голову, чтобы его губы могли продолжить свой путь по ее шее.
- Просто побудь со мной, Аласдэр, - умоляла она. - Сделай так, чтобы я забыла этот ужас. Я не могу оставаться одна. Я не вынесу этого. Я не вынесу эту ночь.
Ее голос заманивал в ловушку. Он сказал себе, что она молода и невинна и что он должен помочь ей справиться со страхом за Сорчу, не выказывая явно свое желание. Но именно с ним он боролся несколько последних недель. Он так желал Эсме, что боялся оставаться дома по ночам. Боялся, что его одиночество закончится, потому что чувствовал, как, несмотря на их яростное сопротивление, страсть ломает преграды между ними.
Ода, опытному соблазнителю нетрудно было соблазнить невинное создание. А сейчас, когда им обоим было плохо, когда оба боялись остаться наедине со своими страхами, совсем легко. Ему следовало сказать "нет". Но когда ее губы снова прикоснулась к его губам, а теплая тонкая рука легла на его спину, он сказал "да", закрыл глаза и страстно целовал ее до тех пор, пока ее тело не оказалось бесхитростно прижатым к бугру на его брюках.
Какая она наивная маленькая глупышка! И какой скот он сам. Вдруг его спине стало прохладно. Она вытащила его рубашку из брюк. Ее маленькие руки оказались на его теле, теплые и ищущие, как если бы она проверяла мышцы на его спине, и это бросало его в дрожь.
- Боже всемогущий, Эсме, - задохнулся он. - Не надо.
Но Аласдэр не привык к самоограничению, он контролировал свои действия только за карточным столом. Он не отказывал себе ни в чем - а сейчас он хотел Эсме. Что на самом деле не было новостью. Поэтому он позволил ей стянуть с него сюртук. Позволил ее пальчикам возиться у пояса его брюк. Позволил своей руке легко пройтись по восхитительной выпуклости ее ягодиц. Пусть все идет к черту, слишком велик страх, слишком велико подавленное желание.
Поцелуи Эсме больше не были поцелуями невинной девушки. Она отвечала на его ласки, томно сплетала свой язык с его языком. Кровь стучала в его висках, заставляя забыть о добрых намерениях. Оторвавшись от ее рта, он погрузил пальцы в массу ее волос и запрокинул ее голову, губами проложив дорожку по нежной коже шеи.
Эсме дрожала.
- Я хочу… о, я хочу… - шептала она.
Он знал, чего она хочет. Аласдэр никогда не был святым. Он раздел ее с ловкостью опытного соблазнителя и даже вынул еще остававшиеся в волосах шпильки - и все это, не отрываясь от ее губ.
О, он знал, что будет жалеть об этом; знал, что за это придется жестоко платить. Но он снова вдыхал ее запах; странная смесь страха и желания клубилась в его сознании мерцающей дымкой, затмевающей здравый смысл.
Эсме нисколько не смутилась под его жадным взглядом. Может быть, виновато виски. Или она была очень земной натурой. Какая разница; он был зачарован мягкими линиями ее алебастровых бедер, округлостями ее грудей. Маленькая Эсме была прекрасно сложена и казалась такой хрупкой, что он боялся повредить ей. Но невозмутимые зеленые глаза смотрели на него, проницательные и правдивые, как в тот день, когда он впервые ее увидел. Тяжелые каштановые волосы, которые когда-то показались ему самыми обыкновенными, мерцающей волной накрыли ее до поясницы, щекоча ее соски. Он снова погрузил свое лицо в эти чудные волосы, вдыхая запах меда и вереска, и забыл обо всем.
Позднее он не мог вспомнить, как разделся сам, как нес ее к кровати. Но он помнил податливую белую мягкость постели, на которую уложил ее, помнил, как лег сверху. Ее груди были удивительно округлыми, и, когда он сжал руками ее плечи и приник ртом к одной груди, Эсме выгнулась под ним и прошептала его имя.
Он был как в горячке, как одержимый, но все же помнил об опасности. Эсме была так молода, так прекрасна и невинна. И казалось, она была готова отдать ему свою невинность.
В тот момент, когда его губы коснулись ее груди, Эсме почувствовала сладостное тепло, рождавшееся где-то в глубине ее тела. Она вскрикнула, ее тело поднялось навстречу ему - первый признак нарастающего желания. Она не была восторженной дурочкой; она понимала, что предлагает ему нечто, чего нельзя будет вернуть. Это не имело значения. Она хотела забыться в объятиях этого потрясающего мужчины, позволить ему смягчить ее боль и избавить от страха.
- Аласдэр, - настойчиво прозвучал в темноте ее голос. - Аласдэр. Пожалуйста.
Он взял ее лицо в ладони и целовал ее медленно и страстно. Голова у Эсме шла кругом. От него пахло мылом и табаком, потом и виски - и этот запах дразнил ее ноздри, переворачивал что-то внутри. Она безотчетно подняла одну ногу и положила на него, отчего их бедра соединились. Но он почти грубо стряхнул ее ногу и приник к другой ее груди. Его тяжелые золотые волосы упали ему на глаза.
Он долго не отрывался от ее грудей, удерживая ее сильными руками, отчего в ней закипала кровь. Да, это было то, чего она жаждала. Все еще распростершись на ней всем телом, он сжал зубами ее сосок. Она негромко вскрикнула, но это не была боль. Это было… что-то другое. Что-то пьянящее и не поддающееся контролю.
Голова Эсме глубоко ушла в подушку, ее пальцы крепко сжались, она позволяла ему делать все, что ему хочется, наблюдая за ним из-под ресниц. О, он был так прекрасен, любовник, которым он не должен был стать! Но раскаяние подождет до утра. Сейчас ей нужно забыться. Тело Аласдэра было худощавым и твердым, словно очерченным длинными плавными линиями. Мускулистые руки и ноги были покрыты на удивление темными волосами. А теплая шелковистая тяжесть, которую она ощущала между своими бедрами… о!
- Я хочу тебя, - сказала она, едва ли осознавая, что произнесла эти слова вслух.
В ответ Аласдэр провел губами между ее грудями и вниз по животу, потом сел на пятки. Тяжелая волна волос все еще падала ему на глаза, разделяя их. Начинающую и учителя. Рабыню и хозяина. Он поработил ее против ее желания, взгляд его мягких карих глаз, его красота и обаяние сделали это. Он положил руку на ее живот, и Эсме задрожала. Неторопливо его рука заскользила ниже и ниже, пока большой палец не оказался у густых завитков ниже живота. Он провел пальцами между складками ее кожи, и Эсме почувствовала, как завибрировала кровать. Он мучительно застонал и коленом раздвинул ее бедра шире, провел рукой между ними - его рука скользнула между складками ее плоти, что мучительно-сладко отозвалось в ее теле.
- О, Эсме! - Это прозвучало почти как раскаяние. - Какое прекрасное, чувственное создание.
Положив руки на внутреннюю поверхность ее бедер, он развел их шире, затем наклонил голову и коснулся ее языком.
- Ах! - вскрикнула она, потому что наслаждение было так велико, что она не могла удержаться от крика.
- Расслабь ноги, любовь моя. Откройся для меня, Эсме. Позволь мне сделать тебе приятное.
"Позволь мне сделать тебе приятное".
Она сжималась под его прикосновениями. Боже! Он может, она инстинктивно чувствовала это. Но что это будет? Его руки жестко давили на внутреннюю поверхность ее бедер, пока она не распростерлась безвольно на постели, затем большими пальцами он раздвинул ее плоть. Его язык скользнул внутрь, во влажную глубину, усиливая ее желание, пока не коснулся самого потаенного, и все ее тело начало содрогаться. Все же это было мучительно - наслаждаться легкими короткими движениями его языка, а затем долгими, томительными поглаживаниями. Эсме била дрожь, она растворилась в новых ощущениях.
Когда осознание происходящего вернулось к ней, она увидела, что Аласдэр стоит на коленях. Она прерывисто вздохнула, увидев, какой большой была его напряженная плоть. Он поднял голову и рывком отбросил со лба закрывавшие глаза тяжелые золотые волосы. Теперь его горящие глаза смотрели прямо на нее, а рукой он водил по своей невероятно длинной плоти, обхватив ее. Эсме с трудом проглотила комок в горле и протянула к нему руки в зовущем жесте. Но он опустился рядом с ней. Утомленная и непонимающая, она повернулась на бок лицом к нему. Он должен что-то делать, а не просто смотреть ей в глаза, смутно думалось ей, но что?
- Аласдэр, я… я хочу…
- Ш-ш, любовь моя, - шепнул он, прикладывая палец к ее губам. - Я знаю, чего ты хочешь. - Он придвинулся ближе, опрокинул ее на спину и накрыл своим телом.
Вот оно. Наступил момент, которого каждая женщина и жаждет, и боится. Но он против ожидания не вошел в нее. Он снова поцеловал ее, царапая лицо щетиной; его ноздри широко раздувались, дыхание участилось, сделалось неровным.
- Возьми его, - простонал он, как если бы слова выходили из глубины его тела. - Эсме, возьми его. - Он почти грубо взял ее руку и направил, куда хотел.
Эсме сделала то, что он просил, просунув руку между их телами. Он был гладкий, но твердый и теплый, и он пульсировал. Она попробовала погладить его так, как это делал он, проводя крепко сжатыми пальцами по всей его длине. Аласдэр приподнялся на локте и задрожал.
- Еще, - выдохнул он, глаза у него были закрыты. Эсме повиновалась, удивляясь, что его тело оказалось не в его власти. Он задрожал, а потом снова накрыл ее рот своим и стал неистово целовать ее. Эсме внезапно ощутила свою власть над ним, свою способность давать ему наслаждение. Длинные изящные пальцы Аласдэра сомкнулись поверх ее пальцев, побуждая ее совершать движения вдоль его горячей плоти, а его язык глубоко проник в ее рот. Она снова и снова повторяла одни и те же движения, чувствуя его пальцы на своих, его язык обвивался вокруг ее языка, его тело содрогалось все сильнее, пока наконец он с глухим стоном не оторвал от нее свой рот. Она еще раз провела рукой вдоль его плоти, и его прекрасное тело откинулось назад, рот открылся в молчаливом торжествующем крике. Эсме ощущала, как снова и снова содрогалась его плоть, пока теплое влажное семя не изверглось на ее живот.
Аласдэр недолго оставался умиротворенным. Он позволил себе около часа подремать, обняв Эсме, потом заворочался - чувство вины и беспокойство овладели им. Он неохотно оторвался от ее теплого тела и возвратился с влажным полотенцем, взятым с умывальника.
Эсме открыла глаза и застыла.