Разговор должен был быть коротким. Он все скажет ей в лицо. Он отнюдь не намерен лишать жизни ни ее, ни Василия, но даст Софье понять, что козни ее известны и что она до тех пор будет находиться в заточении, пока не раскается в содеянном со всей искренностью. И он, государь, должен быть уверен, что она стала благонравной женой и будет покорной подданной царскому соправителю и великому князю Дмитрию. И не перечить! Он долго терпел ее выверты! Жена мужу во всем должна быть подвластна и жить в тихости! А плакать будет, утешать ее не станет. Сама во всем виновата, теперь и расхлебывай кашу и докажи мужу верность покорностью.
Софья сидела в окна, читая какой-то длинный свиток. При виде мужа, она не выказала удивления, неторопливо поднялась со скамьи, поклонилась по обычаю, аккуратно свернула свиток и трубку и протянула царю. Тот молча стал читать.
- … Икона Спасителя, да икона Богородицы с убрусцем и ряснами жемчужными, икона Иоанна Крестителя с привесами, также застенки с дробницами. Крест золотой, на нем Распятие, во главе яхонт синь, у устец два жемчуга, около креста обнизь жемчужная, склянцы с чудотворными монастырскими медами, еще со святой водой, а также свечи воску ярого…
Свиток был длинным, несколько полос бумаги пришлось склеить, чтобы переписать все это добро…
- … также постеля пуховая, одеяло атлас золотой и серебряный по лазоревой земле, рундук, обитый бархатом червленым и пара шпалер, одни с оленем, а другой с птицей-лалой и павлином. Также ковер турский, зерцало осмигранное с рукоятью в золотом станке с изумрудами и бирюзой, а еще гребни из слоновой кости однозубчатые и из кипариса двоезубчатые…
Иван бросил читать и с изумлением посмотрел на жену, та выглядела совершенно невозмутимой.
- Что это?
- Это обиход мой, который, надеюсь, государь позволит взять с собой, когда поведут меня в Приказные палаты.
- Зачем тебя поведут в Приказные палаты?
- Вслед за сыном.
- Откуда знаешь? Кто сказал?
- Никто не сказал. Воздухом надуло. В одном дому живем. Воздухом, - она сделала волнообразный жест рукой, - все и передается. Окна-то не занавешены.
- Вон ты как дело-то повернула, - со злобной усмешкой проговорил Иван. - Я думал, ты сидишь здесь в слезах и раскаянии, а ты о зеркалах и яхонтах заботишься.
- И в тюрьме жизнь. Не появлюсь же я пред святой иконой неубранная и нечесаная.
Софья говорила вроде бы разумно и богобоязненно, и все-таки Иван чувствовал в интонации ее скрытую насмешку. А может, только кажется ему, что лезет царица на рожон. Все вокруг угодничают, а эта вроде бы спокойна и рассудительна.
- Тебе впору голову пеплом посыпать! И меня благодарить, что был к тебе милостив. За грехи-то твои…
- В чем же я грешна? - перебила его царица.
- И ты смеешь мне в лицо и эдак безбоязненно говорить, что клятву, пред алтарем данную - быть всегда с мужем заедино, - не нарушила? Не ты ли пошла супротив воли моей, строя козни против наследника? - вскричал Иван гневно.
- Кто наследует твой трон - один Бог знает. Когда вавилонский царь Навуходоносор бросил в раскаленную печь невинных отроков Ананию, Азарию и Мисаила, то они чудесным образом не погибли в пламени. И мой сын не сгорит!
- Смела! - Иван даже хмыкнул от подобной наглости. - Недаром говорят: "От жены начало греху и тою все умираем". Если муж жены не учит - он сам погублен, и дом свой погубит и прочих с собой. Я один должен дать ответ за вас в день Страшного суда. А ты запятнала имя царицы русской. Подол свой запятнала в скверне. Я взял тебя из дома бедного, погибшего, а приданым твоим была одна память…
- Память, говоришь? - Софья встала со скамьи, выпрямилась, Ивану показалось, что тучное тело ее заполнило всю горницу. - Господи, святые и великомученики, вас призываю в свидетели, какова эта память. Я византийского дома дочь, за моей спиной багрянородные Комнены и Палеологи, они помогут мне в горемычной судьбе моей. Меня привезли в снега и деревянные терема, в страну варваров и теперь попрекают тем, что я хочу им блага - этим стенам, этому городу! У Феклы, спутницы апостола Павла, тоже приданым была одна память, но она была верна святому до последнего его вздоха, а когда приговорили ее к публичной казни, травле дикими зверьми, то звери эти покорно легли у ее ног. И эти лягут… - полная рука обвела горницу широким жестом и словно задела за сам окоем-горизонт, за дальние леса и реки.
- Про казну и Вологду что знаешь? - тихо спросил Иван.
- Вологда город холодный, неласковый. Добром его вспомнить не могу. Спасались там семнадцать лет назад, во времена великого стояния на реке Угре… В дому сквозняки, Васенька- младенчик все кашлял…
- Ладно… И что чаровницы к тебе ходили будешь отрицать?
- Нет. Этого я отрицать не буду. Годы уходят. Старею я. На все готова пойти, чтоб удержать твою любовь. Или это во вред государству?
- К пользе, - буркнул Иван. - Тем более что не помогли тебе эти чаровницы. А про бабу Кутафью что скажешь?
Софье бы удивиться, кто такая, но она не сдержала себя, и Иван понял, что, находясь под стражей, царица была в курсе всех застеночных дел.
- Что ж я про нее скажу, - Софья с видимым трудом уперла руки в боки. - Говорят, тьфу-тьфу, что она отрока хотела отравить. Но ведь все живы… Вот только ясельничий преставился. А не может ли такого быть, что Кутафья того ясельничего отравила по приказанию Елены Волошанки?
- Ох, и злобы в тебе, царица! Зачем это княгине Елене понадобилось бы?
- А чтоб шум поднять, чтоб переполох закружить. И ведь закружила, смутьянка неблагодарная! Я кару твою несправедливую приму, если смерть мне назначишь, я и ее приму, не скуля и не причитая. Но беспрекословной в злодействе быть не могу, а потому ты меня выслушай. Волошанка твоя - еретичка. Иль ты не знаешь, что мать Волошанки родная сестра Олельковича?
- Михайла Олелькович казнен по приказу Казимира. Олельковича не черни. Он к Руси от Литвы отложиться хотел.
- Если бы не казнь, и отложился бы, хоть он и есть главный еретик. Или ты не знаешь, что двадцать лет назад, когда новгородцы призвали княжить этого самого Олельковича, то именно он привез с собой жидовина Схарию, с которого и пошло еретичество. И Курицын твой, и Патрикеев с Ряполовским - все они еретичествуют. У тебя под носом неправду творят, а ты и не видишь. А теперь еретика на трон замыслили.
- Что ты кричишь, безумная? Ты все вывернула наизнанку, только понять не могу - по глупости или по умыслу. И склоняюсь я к тому, что хоть ты и византийского дома дочь, но спесива, как кошка египетская, и умом пошла в ту же кошку!
Софья рассмеялась вдруг.
- А ты, государь, прости меня, поступаешь, как онагр.
- Онагр - это кто? Не знаю такого имени в Библии. Кто сей царь?
- Онагр по-гречески дикий осел, - запальчиво крикнула Софья.
Царь побагровел лицом, вскинул руку для удара, но только кулак сжал. Так и не добавив больше ни слова, он ушел, плотно затворив за собой дверь.
14
Тоска, братья и сестры, тоска… Поживи-ка один в этих четырех, пяти, двенадцати стенах, походи из комнаты в кухню, а из кухни обратно в комнату. Ему никто не звонил. Он словно выпал из жизни. В мастерскую к Домбровскому идти бессмысленно. Ким пить не может, мужики будут себя чувствовать неловко. Когда говоришь о высоком, все должны прибывать в одной кондиции. Иначе какой разговор?
К Рахманову, модельеру-мяснику, он тоже не пойдет, потому что твердо решил с ним не связываться. Оставалось одно - пялиться в надоевшую рукопись, складывая листки по главам. Водки нельзя, так хоть бы пива! Глоток из большой запотевшей кружки, и он сразу почувствует себя человеком. Шалишь, братец… Это старый курильщик, который давно завязал, может позволить себе три затяжки. Говорят, что человек чувствует мерзкий вкус во рту и надолго забывает постылую привычку.
А про себя он знал - позволишь глоток, потом уже не остановишься. И не явления Софьи Палеолог он боялся. Достаточно было вспомнить ужас, который он пережил в ту роковую ночь, и ему уже становилось дурно. Это был запредельный страх. Такое переживаешь только в детстве, когда младенческая душа вдруг остается наедине с мирозданием и ты повторяешь в испуге: "Я больше не буду жить никогда, никогда, никогда…" Остается только закрыться с головой одеялом и молиться, чтобы когти ужаса разжались.
Для того чтобы выжить, ему все время надо держаться за главную мысль. Назовем эту главную мысль - поиск. Живут же так люди науки! Час за часом, день за днем. И он тоже листает прошлое, как слежавшиеся страницы книги. XV век - он так далеко, так давно! Скользишь по словам бездумно, как луч света, пока не зацепишься за нужную фразу, цитату-связку, которой можно склеить расползающийся текст, и тут же устремляешься в глубь написанного. И глубина эта неоглядна, как крутящиеся по спирали ступени, которые идут все вниз, вниз, не достигая дна. И он идет по ним с зажженным факелом. Это и есть поиск. Но если он вдруг выпустит из руки канат, скатится по осклизлым ступеням, то никакой Макарыч не сможет вытащит его на поверхность. Есть от чего поехать крыше, что ни говори.
Произошло еще одно гадкое и неприятное событие, на которое он раньше бы и внимания не обратил, а здесь оно его крепко зацепило. Позвонил Ленчик Захарченко.
- Привет.
- Привет.
- Увидеться бы надо.
- Работа есть?
- Приезжай, поговорим.
Ким и поехал. И в этой дурацкой шестнадцатиэтажной башне в Коньково-Деревлево застрял в грузовом лифте. Он был не один, вместе с ним ехал небольшого роста плотный мужик, по виду работяга. Киму было на восьмой, мужику, как выяснилось, на четырнадцатый. На восьмом этаже лифт остановился, упреждающе затарахтел, дверь поехала в сторону, как ей и было положено и вдруг остановилась, что-то там заело. А ведь Ленчик предупреждал когда-то: "Не садись в грузовой, он у нас вечно барахлит, я в этом лифте однажды три часа сидел".
Ким стал нажимать одну кнопку за другой, пытаясь вызвать диспетчера. Ни фига… Видимо, пока это открывающее устройство тарахтело, все телефонные связи не работали. Мужик выматерился, вцепился в кромку двери, щель была - как раз пальцы встаить, и стал эту металлическую дуру тянуть вбок.
- Смотри, как бы тебе пальца не оттяпало, - предупредил Ким, - вдруг она сейчас закроется.
Мужик, не обращая внимания на разумные слова, пыхтел, сопел и матерился, пытаясь победить механическую силу напором слабых мышц. Мотор продолжал тарахтеть. Абсурд! Потом они кричали, колотили в дверь. Граждане спокойно сновали вниз-вверх на параллельном лифте, если кто-то и слышал их крики, то, естественно, думал, что грузовой лифт опять поломался и в настоящий момент его чинят. Спасти пленников могли только жильцы восьмого этажа, но в одиннадцать часов дня никто не хотел покидать свои норы. Все, кто поспешал на службу, уже ушли. Разве что Ленчик отзовется на шум, высунет нос из-за бронированной двери.
Обозленный донельзя "сокамерник" опять принялся воевать с дверью. Кима эта ситуация пока просто забавляла. В конце концов их как-нибудь отсюда извлекут. Воздуха достаточно, дыши не хочу, место тоже есть, можно даже прогулялся по лифту. И тут он совершенно беспечно подумал: "А что такое клаустрофобия - эта самая пресловутая боязнь замкнутого пространства?" Он слышал раньше про подобные заморочки. У него была приятельница, которая не ходила по мостам. Ехать - пожалуйста, а ногами - никогда. Не могла и все! Она очень долго и сбивчиво объясняла Киму сущность. Короткий мост она могла пересечь бегом, но на длинном ей становилось плохо, то есть попросту теряла сознание. А что больные клаустрофобией ощущают в замкнутом пространстве? Он посмотрел на гудящую от напряжения дверь, и вдруг ему дико захотелось выйти на волю, сейчас же! Он моментально покрылся с головы до ног липким потом, а какой-то чужой, злобный голос в башке произнес: "Беда. Сдохнешь ведь". Здесь Ким совершенно осязаемо почувствовал, что не доживет до того часа, когда чья-то рука выпустит наконец его на волю.
Он бросился к мужику и вместе с ним вцепился в упирающуюся дверь. Они кряхтели, пыхтели, Ким обливался потом, потом что-то вдруг щелкнуло, и дверь урча поползла вбок.
- Ух, - сказал мужик, - слава Богу. Дальше я уже пешком.
- И я пешком, - согласился Ким.
Оба через балкон вышли на лестницу, мужик пошел наверх, а Ким вниз. Только на улице он сообразил, что был как раз на восьмом этаже, том самом, где обитает Ленчик. Но у него даже мысли не возникло вернуться. "Значит, не судьба", - сказал он себе и побежал к метро.
Он и раньше слышал, даже, кажется, где-то читал, что в нашем сознании живут двойники. Их может быть несколько, как в коммуналке. До времени мы можем и не подозревать об их существовании. Им даже название придумано - внутренний голос. Но раньше у него внутренний голос отожествлялся с собственной персоной, а этот, который пробудился в лифте, косматый, грязный, нечесаный, явно принадлежал к другому племени. И что эта сволочь имела в виду, когда нашептывала в ухо "беда" и "сдохнешь"?
Ночью, засыпая, Ким думал: "Интересно, кого я обнаружу завтра в собственной кровати? Буду ли это я или некто с другой фамилией, косматый и нечесаный?" При этом Ким отлично понимал, что это никакое не сумасшествие, просто он играет сам с собой, ставит себе психологические задачи и пытается их разрешить. Как он поведет себя дальше? Как здоровый нормальный человек, то есть выкинет это вздор из сознания или, как в лифте, начнет беседовать с косматым соседом? Где ты, ау! Что постыднее в его поведении: испуг в лифте или то, что он настолько испугался, что забыл пойти к Ленчику?
Про мысли говорят - поток сознания, мысли текут, цепляясь одна за другую, почему же его мысли кишат словно черви. Заснул он с омерзительным ощущением, что его мысли отбрасывают тень.
А утром явился Никитон - волосы торчком, зубы вразлет, в глазах восторг.
- Братушка! Все сходится! Это потрясающе! Твой папахан написал отличную книгу! Это не его, конечно, предвидение, а Геннадия, архиепископа Новгородского. Но ведь надо было интуитивно почувствовать, что тема злободневна. Я должен прочитать роман целиком.
- Да нету его целиком, - воскликнул Ким. - Ворох бумаг, некоторые главы написаны по два раза, иные - просто конспект, а историческая мякоть, подлинность, так сказать - отсутствует. Словом, начало есть, середина провисает, а конца вообще нет.
- Допиши сам!
- А с чего ты взял, что роман написал именно мой отец?
- Да ты вроде сам об этом говорил.
- Как я мог тебе об этом говорить, если сам узнал все совсем недавно. Имелись только предчувствия.
- Вот я твои предчувствия и материализовал. Я подозреваю, что твой отец был просветленным.
- Почему - был?
- А он что - жив?
Ким ушел от ответа. Ужасно глупо говорить о собственном отце, не знаю, мол, жив он или умер. Но Никитон не обратил никакого внимания на смущение собеседника. Он продолжал дуть в свою дуду.
- Книга эта - мистическая. И все, что с ней связано, - судьбоносно.
Ким был рад Никитону, но его беспечный щебет вызывал раздражение. Что этот рыжий обалдуй может понимать в его судьбе?
- Может, по бабам пойдем? - уныло предложил Ким. - С платными телками я дел не имею, я СПИДа боюсь, но ты меня с кем-нибудь из своего легиона познакомишь, а?
- Да не тарахти ты! - крикнул Никитон, явно распаляясь. - Все стараются закрыть глаза перед очевидным, и предпочитают тратить жизнь не на истину, а на пустяки. Все бы тебе тело свое льготить! Сейчас я тебе объясню связь между романом и последними научными изысканиями в области духа.
И объяснил. Никитонова байка касалась Ветхого Завета и апокалипсиса, то есть конца света, который будет выглядеть не как возмездие за грехи и предательство для всех живущих и умерших, а как мягкое приземление всех и вся в благоуханных ромашковых лугах. Ким слушал с удовольствием. Никитонова дичь была, во всяком случае, не скучной, и даже, пожалуй, веселой, внушающей надежды если не на мистические ромашковые луга, то хотя бы на скорую прочную снежную зиму. Он даже произнес шепотом, как чеховские три сестры: работать, работать, работать…
Оказывается, в Соединенных Штатах, а может быть, в другом месте, не суть важно, есть некий чувак (фамилию опускаем, потому что Никитон ее забыл, а может, и не знал никогда), который пятьдесят лет кряду изучал Библию, а именно Пятикнижие. Этот человек и обнаружил, если брать в тексте каждую пятидесятую букву, то каждый раз получается слово "Тора". Во второй книге Ветхого Завета из этих же пятидесятых букв складывается тоже Тора, а в третьей книге - имя Бога.
- Иисуса?
- Ты что - очумел? Евреи не признавали Христа. Видимо это был Иегова. В пятой книге тоже прочитывалось тора, тора и так далее, - добавил Никитон скороговоркой, - и еще в Библии имеется твердое указание, что есть Шестая книга Бытия, но найдена она будет только перед концом света.
- То есть сейчас, - весело согласился Ким. - Говорят, евреи всегда прикуп знают.
- А что ты ржешь? Все это научно и документально подтверждено, потому что с появлением компьютера было обнаружено, что в Библии дан код для всего человечества. В Штатах составили программу, охватывающую весь Ветхий Завет. Результаты были фантастическими! Программа эта очень сложная, нам ее не понять и вообще не обывательского ума это дело. Но уже многие люди испытали действие этой программы на себе, и до сих пор не могут поверить тому, что они получали. Если, например, взять одно слово Библии - любое, и работать с ним по этой программе, то все буквы на мониторе начинают складываться в другие слова, появляется новый текст. Усек? Потом на экране библейское слово как бы перекрещивается, и появлялась вся информация, связанная с этим словом, - рассказывая, Никитон все время складывал свои длинные грабли крестом, при этом отчаянно шевелили пальцами, явно пытаясь изобразить странные письмена.
- Где ты все это почерпнул? - перебил его Ким, но Никитон отмахнулся от его вопроса, как от докучливой мухи. Внимай, мол, и молчи.
- Понятное дело, мужики шизонулись. Тогда они взяли свой текст. Надыбали имена пятидесяти ребе, то есть самых уважаемых, уже покойных людей, и стали поочередно вводить эти имена в компьютер. Там они обрабатывались и на экране появились слева: место и дата рождения, справа место и дата смерти, а посередине на имени крестообразно давались сведения о каждом из этих людей. И все это оказалось чистой правдой. Уже и ученые все проверяли, и университеты искали опровержения - не нашли. Получается, что все прошлое, настоящее и грядущее находится в Библии, только надо уметь расшифровать.
- Давай поначалу проверим сами каждую пятидесятую букву. Сейчас я найду Библию…
- Ты что! Нужен подлинник! У тебя же перевод. Геннадий напереводил там по-своему, как же мы найдем нужные буквы? И вообще, не отвлекай меня. В Америке уже создана вторая программа, которая называется "расшифрованный библейский код". Теперь с помощью этой программы ученые в Америке выясняют, что нас ждет в будущем.
- Ну и что же нас ждет?
- Программу можно купить. Она издается в Америке и стоит двадцать долларов. Может, твою мамашку попросить купить?