– Разве не этим ты занимаешься? – Тео чувствовал, что сам на себя не похож. Он стал существом, в которое превратила его она. Из-за нее он стал таким же, как его отец, который разбрасывался обещаниями, постоянно тасуя их по степени важности, чтобы в конце концов не выполнить большую часть. Другими словами, Тео превратился в собственный ночной кошмар. Но сейчас он сосредоточился на Холли, а не на своих ощущениях. – Когда тяжело, когда ситуация накаляется до предела, ты ищешь отговорки или лжешь, после чего делаешь ноги, оставляя после себя развалины. – Он пожал плечами. – Почему сейчас что-то должно пойти иначе?
Холли была ни жива ни мертва. Ей хотелось впасть в состояние, похожее на забвение, потому что так было бы намного легче.
– Никуда сбегать я не собираюсь, – с жаром возразила она.
Но ей пришлось напрячься, чтобы не отойти еще дальше от Тео, подальше от этого выражения его лица. Холли было ненавистно сознавать, что Тео способен читать ее как открытую книгу. Это делало ее уязвимой.
Точнее, еще более уязвимой, чем до этого.
Они стояли в темноте, и секунды казались вечностью. Из клубов доносилась музыка – басы, барабаны сливались в какую-то дикую мелодию, к которой примешивался рокот волн. Море было перед ними, но они словно находились на противоположных берегах.
– Сколько их было? – спросила Холли, чувствуя, что ей становится плохо. Жалкий вопрос, она знала это, но ничего не могла с собой поделать. Даже заставить себя молчать. – Со сколькими женщинами ты переспал? Сколько раз ты мстил мне?
– Я не собираюсь отвечать. – Голос Тео вибрировал в темноте ночи. В нем смешались страх, ярость и гордость – все сразу. – Ты не можешь претендовать на какие-либо моральные устои, Холли. Это не тебя ввели в заблуждение.
– Однако я была верна тебе.
Тео издал низкое рычание.
– Одно с другим не связано. Ты ушла. Ты бросила мне в лицо слова о своей неверности, пусть даже это была ложь, а затем ушла.
– Да, поэтому ты поспешил тоже стать неверным, чтобы не отставать от меня, – с горечью подхватила Холли.
Тео пошевелился, и у нее сложилось впечатление, что он с трудом держит себя в руках.
– А что, ты думала, должно было произойти дальше? Мне полагалось стать святым, монахом, ожидая наступления сегодняшнего дня, на который у меня не было причин надеяться? – Он издал какой-то звук, который можно было бы принять за смех, если бы в нем не слышалась боль. Холи ощутила пустоту в душе. – Неужели ты действительно столь наивна?
Она понимала, что несправедлива к нему. Хуже того, она запустила весь этот механизм сама, когда солгала. И ответственность за то, что произошло потом, тоже лежит на ней. Но как тяжело это принять…
– Ты никогда не требовал развода, – беспомощно напомнила ему Холли спустя мгновение после того, как шум в ушах стих, зато закружилась голова. – Я думала…
Не следовало ей это говорить, поэтому она не удивилась, когда Тео вновь обуяла ярость, туго натянувшая кожу на его скулах и заставившая глаза сверкать.
– Это что-то вроде извращенного флирта? Ты считала, что я, поверив, что ты наставила мне рога, должен был надеяться вернуть тебя, предоставив тебе беспрепятственный доступ к банковскому счету, а во всем остальном был обязан проявлять абсолютное безразличие?
– Это ты научил меня играть во все эти игры! – яростно выкрикнула Холли, будучи не в состоянии разбираться, справедливо это или нет. Ты мог бы поехать следом за мной, но ты предпочел откупиться. Не смей обвинять меня в том, что я разрушила наш брак. Ты пальцем о палец не ударил, чтобы попытаться его спасти. Ты сразу же начал искать утешения с другими, стоило мне уехать!
– Довольно.
Такую интонацию Холли слышала впервые. Резкую и вместе с тем властную, напоминающую о том, каким человеком стал Тео за эти годы. Каких высот он достиг в отцовской компании и как в процессе этого стал достойным сыном достойного отца. Ее снова затрясло. Она несколько раз потерла ладони друг о друга, чтобы согреться. Тео стоял, сжав губы.
– Тео…
Но Холли не знала, что говорить.
– Я сказал достаточно. – Преодолев разделявшее их расстояние, он взял ее за руку. Когда она машинально попыталась высвободиться, его пальцы только сжались. С губ женщины сорвался удивленный вздох. – У тебя два варианта: пойти самой, или я потащу тебя на буксире, agapi mou. В моем теперешнем настроении мне все равно, что ты выберешь.
Холли нашла в себе силы последовать за ним на подкашивающихся ногах.
Тео продолжал крепко сжимать ее руку. Она сказала себе, что это ничего не значит. После нее эти руки обнимали бессчетное количество женщин, может, и сегодня вечером тоже – до того, как она нашла Тео. Если ему известны такие укромные местечки, как тот альков, значит, он уже использовал их по назначению, разве что не с ней.
От осознания этого к ее горлу подступила тошнота.
Все ее вина. Она сама создала такую ситуацию, она одна. Холли очень хорошо помнила, в какого человека превратился ее отец, как сломило его то, что мать их покинула, хотя он ни разу не пытался отправиться за ней. Она приписала себе такой же грех и в ответ получила такую же реакцию. Она все сделала сама.
Но понимание только ухудшало все. Или, может, это заставляло ее ненавидеть саму себя? Впившиеся в ее предплечье пальцы Тео не помогали успокоиться и разобраться в случившемся.
– Я могу взять такси, – сказала Холли, когда до нее дошло, что Тео идет к своей машине, возле которой стоит шофер.
Она чуть не проглотила язык, когда Тео повернулся и испепелил ее взглядом.
Наверное, сейчас лучше всего сесть в машину, а потом сообщить водителю, где она остановилась. Ни к чему начинать спор или пытаться скрыть название отеля.
– Тео, – снова начала Холли, когда они отъехали от тротуара. – Я хочу попытаться…
– Моя мать умерла, когда мне было всего двенадцать лет, – спокойно произнес Тео, не дав ей договорить.
Холли не поняла, что означает внезапная смена темы.
Тео сидел рядом с ней, но казалось, что их разделяют миры. Его тренированное тело в элегантной одежде было напряжено. Гнев исходил от мужчины почти осязаемыми волнами. Его взгляд был устремлен в окно, но Холли понимала, что он разговаривает не с собой, а с ней.
– Я знаю, – негромко произнесла она. – Мне очень жаль.
– Фраза, которую уместно пробормотать в таких случаях, – кивнул Тео. – Проблема в том, что так принято говорить, если произошла трагедия, но моя мать слишком увлекалась алкоголем и таблетками, и я полагаю, что для семьи стало огромным облегчением, когда она перешла в вечность.
Глаза у Холли расширились.
– Я понятия не имела.
– Отец говорил всем, что она проиграла в борьбе с внезапной и тяжелой болезнью. Я допускаю, что в некотором смысле так оно и было. – Тео говорил спокойно, словно делился с ней не семейными тайнами, о которых Холли прежде не слышала, а чем-то незначительным.
Он молчал очень долго, и она решила, что его откровения закончились. Однако Холли не понимала, почему она натянута как струна. Наконец Тео повернул к ней голову, и она от страха вжалась в сиденье.
– У моего отца было полно романов, целый легион любовниц, что было известно всем. Каждая драгоценность, которую он преподносил моей матери, была взяткой, извинением за то, что он не удержался и овладел очередной женщиной. Это в конце концов ее и сломило. Драгоценность за драгоценностью, любовница за любовницей… Отец не прекращал медленно убивать ее. А мать носила все эти побрякушки – доказательство вины моего отца и его беспечности. Она погибла из-за непрекращающейся череды его предательств.
Холли не могла шевельнуться. Огни ночного города плясали на их лицах, то высвечивая, то погружая их в темноту, пока машина неслась по улицам. Холли не нужен был свет, чтобы видеть глаза Тео, горевшие мрачным огнем, и кривую усмешку его сжатых губ.
Она прошептала его имя – или ей это только показалось, – но в любом случае он никак не отреагировал.
– А сегодня ночью, – все тем же убийственно-ровным тоном продолжил Тео, – ты превратила меня в моего отца.
Холли не могла вздохнуть.
– Я думала, что ты им восхищаешься. Мне казалось, ваши отношения изменились.
Белые зубы Тео сверкнули в темноте, но его улыбка больше походила на звериный оскал.
– Я говорил, что он крутой бизнесмен. – Взгляд Тео скользил по ее фигуре, и это причиняло Холли почти физическую боль. Она боялась, что он оставит на ней шрамы, которые дополнили бы те, что остались у нее от их короткого брака. – Но я никогда не считал его хорошим человеком.
Остаток пути они провели в тяжелом молчании.
– Я тебя провожу, – безапелляционно заявил Тео, когда машина затормозила у дверей отеля "Харрингтон", возвышавшегося над средневековыми зданиями. Он даже не взглянул в ее сторону.
Холли сглотнула:
– Мне кажется, это лишнее.
Наверное, ей лучше вернуться в Даллас, к своему одинокому, унылому существованию. Все это было ужасной ошибкой, но ее можно исправить. Она вылетит завтра утром, первым же рейсом. И прекратит глупые игры с деньгами Тео – детскую попытку привлечь его внимание. Она продолжит жить своей жизнью, какой бы та ни была. Все, что ей нужно сделать, – это уехать.
– Я не спрашивал у тебя разрешения, Холли.
– Давай сделаем вид, что ничего не было? – предложила она, стараясь не замечать его жесткости и притворяясь, что все произошедшее сегодня вечером не повлияло на ее способность ясно мыслить. – Мы разведемся и продолжим жить. Начнем с того, что ты не станешь меня провожать, потому что это всего лишь жалкая пародия на нормальное свидание.
– Менее чем час назад ты оказалась на небесах. С помощью моих рук, – колко заметил Тео. Холли снова почувствовала, какая она маленькая по сравнению с ним. – И однако же, в твоем понимании, проводить тебя до номера – значит зайти слишком далеко?
Холли ничего не ответила. Она не доверяла себе. Выбравшись из машины, она позволила Тео сопровождать ее в лобби, хотя и не была уверена, что ему требовалось разрешение. Как можно его остановить? Как прекратить все это? Неужели решение оставить его четыре года назад неминуемо должно было привести к тьме и отчаянию сегодняшнего дня?
Даже при мысли об этом к ее горлу начинала подступать тошнота.
Они молчали в кабине лифта, молчали, пока шли по коридору к ее номеру. Холли посмотрела на Тео, когда вытащила ключ. Он ответил ей пристальным взглядом. В его глазах горел мстительный огонь, руки были засунуты в карманы брюк.
– Открывай эту чертову дверь, – велел он, поскольку она медлила. – Я больше не собираюсь обсуждать подробности моей личной жизни в местах, где каждый прохожий может меня услышать и увидеть.
С языка Холли были готовы сорваться ответы, один ядовитее другого, но она сдержалась.
– Не испытывай меня, – посоветовал Тео. – Не сегодня.
Она подчинилась. И это была капитуляция, но Холли уже сомневалась, знает ли она себя. Она действовала как марионетка, словно к ее рукам и ногам были привязаны нити, которые дергал невидимый кукловод.
Впрочем, возможно, это был еще один способ не брать на себя ответственность за хаос, в который она превратила свой брак.
Они вошли в номер, в котором было довольно места, когда Холли была в нем одна. Тео ворвался в него, как яростный шторм, привнеся с собой столько мужского в атмосферу спокойной, сдержанной элегантности, что Холли сразу почувствовала себя в ловушке.
"Сегодня ночью ты превратила меня в моего отца…"
– Прости, – через силу выговорила Холли, понимая, как это нелепо звучит. – Я отдаю себе отчет в том, что ты действовал на основе имеющейся у тебя информации. У меня нет права винить тебя за это. Нет права чувствовать себя задетой.
Тео подошел к окну и повернулся к ней, в глубине его глаз отражалось что-то дьявольское.
– У меня в голове до сих пор не укладывается, – спустя несколько секунд сказал он. – Я ничего не могу понять. Ты не только чудовищно поступила со мной. С нами. Ты превратила меня в монстра, а я поклялся никогда им не стать. Я не смог вынести твою измену, Холли.
Она снова сжала кулаки:
– Значит, вот в чем смысл? Желаешь выяснить, кто из нас хуже?
– Понятия не имею, в чем смысл, – хрипло ответил Тео.
Он удерживал ее взгляд, а Холли захлестывала какая-то черная волна, которая давила сильнее, чем горечь и печаль. В памяти женщины воскресла их первая неделя на Санторини – такая солнечная, легкая и радостная. Прекрасная неделя, когда они ничего не делали, только упивались друг другом, все глубже погружаясь в океан любви. Она верила всеми фибрами души, что это неописуемое волшебство никогда не закончится. Тогда у нее и в мыслях не было, что они станут врагами.
– В любом случае это не важно, – сказала Холли и сглотнула. Это причинило боль. Даже дышать ей было больно. – Конечно, наша связь не должна была стать чем-то большим, чем мимолетный курортный роман. Твоя семья была права.
Его губы изогнулись в гримасе, которую при всем желании нельзя было принять за улыбку.
– Конечно, – повторил Тео. Ни нотки протеста. Согласие. Покорность. – Мне думается, сейчас самый честный момент, какой у нас был вне постели. Ты считаешь, что мы должны все закончить. Почему-то меня это не удивляет.
– Ты ничего обо мне не знаешь! – воскликнула Холли. – Если наш брак и сегодняшняя ночь и доказали что-то, то только это. Ты мне не судья. Ты поверил моей лжи. А ты сам? Что я знаю о тебе? Мне было известно, что ты потерял мать еще в детстве, но я не знала, как это случилось. Мы до сих пор остаемся незнакомыми людьми. Вступившие в брак незнакомцы, которым давно пора развестись.
Тео смотрел на нее, казалось, целую вечность и – помоги ей боже! – это было больно. Он взъерошил волосы и повернулся. "Сейчас он уйдет", – предположила Холли.
Наконец-то все закончилось. Она заверила себя, что это принесет ей облегчение.
– Я не собираюсь бегать за тобой, Холли, – низким голосом произнес Тео. – Ты заварила всю эту кашу четыре года назад из каких-то своих, я полагаю, веских побуждений. – Однако выражение его лица говорило прямо противоположное. – Тебе известно, где я остановился. Если хочешь разобраться с хаосом, в котором мы оказались благодаря тебе, если решишь прекратить эти игры, ты знаешь, где меня найти.
– Для чего? – Ее голос был едва слышен, хотя ей показалось, что она оглохла от крика. – Чтобы посмотреть, как мы можем ухудшить то, что уже имеем?
– Нет. Чтобы посмотреть, как нам соотнести это с честностью. – Его рот искривился, а в следующую секунду он оказался слишком близко к ней. Слишком. – Но я далек от оптимизма.
– И на что, по-твоему, это будет похоже? – спросила Холли. Слова жгли ей горло, и она ужасно боялась, что по ее пылающим щекам потекут слезы. Тео не должен стать свидетелем этого. – Я не так распущенна, как ты. Не думаю, что мне доставят удовольствие плети и наручники.
– Жаль, – произнес Тео, не сводя с нее глаз. Его руки по-прежнему были в карманах брюк, а на лице появились тени. – Мне кажется, я получу удовольствие, перебросив тебя через колено и шлепая до тех пор, пока ты не закричишь. – Он усмехнулся, словно картина его позабавила, и это стало для Холли подарком, разбудило в ее душе слабый лучик надежды. – Как минимум.
Она напомнила себе, чего изначально добивалась. Холли хотела Тео, а не развод. Казалось глупым проделать долгий путь, пройти через все муки и не продемонстрировать это. И не важно, что ей хотелось броситься наутек.
– Или, – предложила Холли, теряясь в догадках, откуда в ней столько безрассудства, – ты можешь меня поцеловать.
Тео смотрел на нее целую вечность. Холли охватили страх и усиливающаяся надежда.
– Мне это не кажется достаточным наказанием, – заметил он.
– А мне кажется, все зависит от поцелуя, – возразила она.
Тео подошел к ней. Он был такой большой, такой красивый, а от выражения его лица ее сердце забилось в сумасшедшем ритме. Он обхватил ладонями лицо Холли, приподнимая его.
Сердце женщины выбивало барабанную дробь, и она ничего не слышала, кроме его стука.
Глаза Тео могли соперничать по цвету с ночью.
Он наклонился и прижался губами к ее лбу. Так же нежно он поцеловал Холли сначала в одну щеку, затем в другую.
И если все сметающий на своем пути безумный огонь, что горел в ней, перекинулся на него, он этого не показал.
– В следующий раз, когда я поцелую тебя, Холли, – если этот следующий раз когда-нибудь наступит, – это будет означать, что я тебе доверяю. – Тео говорил спокойно, почти приветливо, хотя она понимала, что это не так. Он отпустил Холли, но его глаза сверлили ее, как два лазера. – Но я не думаю, что это произойдет в ближайшее время. Ты согласна со мной?
Холли стояла молча. Он только что убил ее снова. В горле у нее пересохло, желудок бунтовал.
Тео бросил на нее последний взгляд, на его губах застыла кривая усмешка. После чего он пересек гостиную, открыл дверь и исчез в предрассветных сумерках.
Глава 7
Следующим утром Тео проснулся поздно, в номере, в котором когда-то провел медовый месяц. И обнаружил себя занятым по горло, что было гораздо предпочтительнее моря розовых лепестков, которые убрали по его требованию.
Сообщениям из офиса не было конца. Его потеряли подчиненные. У миссис Пападопулос был такой стальной голос, какого Тео еще не слышал. Его искал отец. Искал даже младший брат, Брэкс, находившийся в деловой поездке в Австралии.
– Ваш отец пытается с вами связаться, сэр, – ледяным тоном проинформировала его миссис Пападопулос в одном из своих голосовых сообщений. – Он лично проходил мимо вашего запертого кабинета. За сегодняшнее утро – уже четыре раза. Но это пустяки по сравнению с бесчисленными звонками навязчивой до неприличия прессы.
Это сообщение было оставлено в девять утра.
– Что происходит между тобой и той проклятой женщиной? – требовал ответа Брэкс. Он был зол и расстроен, что чувствовалось, несмотря на разделявшее их расстояние. – Тебе обязательно играть с ней в эти бесконечные игры, бросая тень на имя Цукатосов? Почему бы не признать, что она была ошибкой, развестись и жить дальше?
Его отец высказался грубее, и злости в его голосе было больше.
– Меня не забавляет, что моего преемника представляют в газетах ограниченной секс-машиной, – метал громы и молнии Деметриус Цукатос. – Кончай с этим, Тео. Немедленно.
Тео швырнул телефон на кровать и вскочил. Затем заставил себя остановиться. Сделать вдох. Сказать себе, что пульс не отдается грохотом в ушах. Он уговаривал себя, что не испытывает знакомое ощущение невероятного унижения от того, что так походит на очередное предательство. Что бы ни случилось, что бы ни вызвало поток этих сообщений, Холли не ответственна за это. Разве нет? Он ушел из ее номера незадолго до рассвета, причем оставил ее в растрепанных чувствах.
Он позвонил на ресепшн. Сотрудница отеля подозрительно долго извинялась, а это всегда было дурным знаком. Ему принесли огромный кофейник с крепчайшим кофе и газеты, которые Тео разложил на стеклянном кофейном столике. Том самом столике, на котором он несколько лет назад устроил себе неспешный пир, наслаждаясь каждым дюймом восхитительного тела своей новоиспеченной жены.