Ставлю упавший стул на место, чтобы сделать хоть что-то.
- Нам пора. Кассель, пошли. Идем отсюда.
- Постой. - Даника подходит к Сэму и застывает в нерешительности, а потом оборачивается к Крису и кричит: - Как ты мог?
- Я не виноват, что ты врала, - запинается тот.
Парень сам в ужасе и хотел бы забрать свои слова обратно.
Сэм ковыляет к дверям.
- Я с ним поговорю, - обещаю я Данике.
- Ты тоже врал. - Она в отчаянии хватает меня за руку, так сильно, что я чувствую, как ее ногти впиваются в кожу сквозь рукав рубашки, сквозь кожаные перчатки. - Ты ему врал все время, почему тебе можно, а мне нельзя?
Скидываю ее руку, стараясь не показать, насколько меня задели эти слова. Прямо сейчас я не очень к ней расположен. До сегодняшнего дня и не подозревал, насколько мало она мне доверяет. Единственный знакомый мне мастер эмоций - мама, если Даника хоть чуточку на нее похожа, то и мне не следует ей доверять.
- Я же сказал, поговорю с ним. Сделаю, что смогу.
"Кадиллак" по-прежнему припаркован возле дома, но Сэма нигде не видно - ни в саду, ни во дворе у соседей возле бассейна, ни на улице. Вдруг дверца катафалка открывается: он лежит на спине на заднем сиденье.
- Залезай. Все девчонки дуры.
- Ты что делаешь?
Забираюсь к нему. Немного жутковато. Крыша машины изнутри обтянута серой тканью, сквозь затемненные окна почти ничего не видно.
- Думаю.
- О Данике? - Глупый вопрос, и так все понятно.
- Теперь ясно, почему она не хотела проходить тест. - Голос у него злой.
- Она боялась.
- А ты знал про ее способности? Только честно.
- Нет. То есть сначала подозревал, пока мы не познакомились поближе. Из-за всей этой суеты с "Колдунами". Но потом решил, что Данике просто хочется быть мастером. Как мне самому раньше. Пойми, очень страшно...
- Я не обязан ничего понимать.
До меня наконец доходит, на что похож "Кадиллак" изнутри - на багажник машины Антона. Как тогда, когда я ехал вместе с трупами, завернутыми в мешки для мусора. Хорошо помню тот запах. Нет, надо сосредоточиться на настоящем.
- Ты ей не безразличен. А когда кто-нибудь не безразличен, еще труднее...
- Я тебя никогда не спрашивал, какой ты мастер. - Сэм выплевывает слова, одно за другим.
- Нет, не спрашивал. И я очень тебе благодарен.
- А если бы спросил... Если бы спросил, ты бы рассказал?
- Надеюсь, что да.
Больше он ничего не говорит. Мы молча лежим на заднем сиденье катафалка, как два трупа.
ГЛАВА 11
Нельзя же вечно торчать возле дома Вассерманов. Едем к Сэму, утаскиваем из запасов его отца упаковку пива и распиваем его в гараже, сидя на старом темно-красном диване. Там еще стоит ударная установка - старшая сестра Сэма играла в группе.
- А где она сейчас? - Я отправляю в рот горсть арахиса в кунжуте (нашли пакетик рядом с пивом); орешки хрустят на зубах.
- В колледже Брин-Мар в Филадельфии. - Сосед громко рыгает. - Родители бесятся, потому что у нее девушка вся в татуировках.
- Да ну?
- А что? - ухмыляется он. - Думаешь, в нашей семье все насквозь правильные?
- Конечно, правильные, в таком-то навороченном колледже.
Сэм бросает в меня пыльной подушкой, но я отбиваюсь локтем, и она летит на бетонный пол.
- У тебя самого брат в Принстоне учился.
- Туше, - отпиваю еще немного теплого пива. - Устроим дуэль? У кого больше прав опорочить имя любимого родственника?
- А знаешь, - Сэм внезапно становится серьезным, - я вообще-то весь первый год, как нас поселили в одну комнату, думал, что ты меня убьешь.
От смеха чуть не выплевываю пиво.
- Да нет, с тобой жить - это как... Как постоянно заряженный пистолет. Ты похож на леопарда, который притворяется домашним котом.
Смеюсь еще громче.
- Да ну тебя, не смейся. Ведешь себя вроде как обычные люди, но ведь леопарды тоже пьют молоко и играют, совсем как кошки. Но ты совершенно другой. Отвлечешься на минуту, а ты уже точишь когти или, не знаю, антилопу загрыз.
- Да уж.
Сравнение нелепое, но мне уже не до смеха. Я-то думал, что неплохо маскируюсь в школе, а судя по словам Сэма - притворщик из меня совсем никудышный.
- И Одри тоже. - Сосед тычет в меня пальцем; уже порядком набрался и не успокоится, пока не выложит свою теорию во всех подробностях. - Вы встречались, и ты вел себя так, словно она с тобой именно из-за этого - потому что ты умело притворяешься хорошим парнем.
- А я и есть хороший парень.
Во всяком случае, стараюсь им стать.
- Да ну, - фыркает Сэм. - Ты ее пугал, именно поэтому и нравился. А потом она испугалась слишком сильно.
- Да ладно, давай серьезно. Я ведь никогда ничего...
- А я и так серьезнее некуда. Всем известно - ты опасен.
- Прекрати. - Хватаю еще одну подушку и у тыкаюсь в нее лицом.
- Кассель?
- Ты травмировал мою нежную психику. Больше не надо...
- Какой ты мастер? - В глазах у соседа пьяное доброжелательное любопытство.
Замолкаю на полуслове. Что сказать? Время замирает, мы застыли, как мухи в янтаре.
- Ладно, неважно, можешь не говорить.
Я знаю о его догадках: Сэм считает меня мастером смерти. Наверное, даже думает, я кого-нибудь убил. Сосед у меня совсем неглупый малый, раз догадался раньше меня самого, что я по-настоящему опасен. А значит, и про мое участие в убийстве одного из тех людей, из досье, тоже вычислил. Скажу, что мастер смерти -. поверит и будет считать меня настоящим, честным другом.
Ладони потеют от напряжения.
Я и хочу быть настоящим, честным другом.
- Трансформация, - собственный голос больше похож на хриплое карканье.
Сэм резко выпрямляется. От былого веселья не осталось и следа.
- Что?
- Видишь? Натренировался говорить правду, - стараюсь казаться легкомысленным, а самого всего скрутило, вывернуло наизнанку.
- Ты с ума сошел? Не надо было мне говорить! Никому не надо говорить! Погоди, то есть действительно?..
Киваю.
- Ух ты! - К Сэму наконец возвращается дар речи, и он опасливо продолжает: - Ты же можешь создавать лучшие в мире спецэффекты. Монстры. Рога. Клыки. Настоящие, не накладные.
Мои губы невольно расплываются в улыбке: никогда не задумывался, что могу со своим талантом делать что-нибудь нестрашное, безопасное.
- А такие проклятия накладываются навсегда?
- Да, - вспоминаю про Лилу и Янссена. - Ну, я могу потом вернуть как было. В основном.
Сосед оценивающе меня рассматривает.
- Так ты можешь оставаться вечно молодым?
- Теоретически. Но тогда в мире было бы полно мастеров трансформации, поэтому вряд ли.
Ох, сколького же я не знаю о своем даре, о правилах и ограничениях - даже думать не хочется.
- А сделать себе огромный... ну, ты понимаешь, о чем я? - Сэм, откинувшись в кресле, обеими руками показывает себе на штаны. - Ну, гигантский такой.
- Издеваешься, да? Так тебе это интересно?
- У меня-то как раз все в порядке с приоритетами, а вот ты не желаешь правильно ставить вопрос.
- Впрочем, как всегда.
В кладовке мы находим пыльную бутылку рома и приканчиваем ее.
Просыпаюсь в воскресенье днем. Кто-то звонит в дверь. Как я вчера домой добрался? Не помню, пешком, наверное. Во рту - неприятный привкус, волосы наверняка торчат в разные стороны. Безуспешно приглаживаю их рукой, спускаясь по лестнице.
Кто там, интересно? Наверное, посылку принесли. Или бродячие проповедники, или школьники продают печенье. Что-нибудь в этом роде. Может, федералы. Но уж Захарова я точно никак не ждал. Стоит возле заднего входа, свеженький, как новая поддельная купюра. Открываю дверь.
- Здравствуйте. - Наверное, у меня изо рта сейчас смердит.
- Есть планы на вечер? - Он старательно не замечает, что я только что проснулся. - Хотел тебя кое-куда пригласить.
Позади топчется громила в длинном черном пальто. На шее - татуировка в виде черепа, как раз над ожерельем из шрамов.
- Нет, никаких планов. Подождете минутку?
- Да, иди оденься. Позавтракаешь по дороге.
Поднимаюсь в спальню, дверь оставляю открытой - пускай ждет меня на кухне, если ему так хочется.
Забираюсь в душ, горячая вода иголками впивается в шею. Как же странно - Захаров внизу ждет меня. Я уже почти полностью проснулся. Нет, очень странно, как-то неправдоподобно.
Через пятнадцать минут спускаюсь на первый этаж, на ходу жуя аспирин. На мне черные джинсы, свитер и кожаная куртка. Глава клана преспокойно сидит в моей кухне и барабанит пальцами по столу.
- Готов. А куда мы?
Он встает и приподнимает седые брови в притворном удивлении:
- Как куда - в машину.
Во дворе стоит блестящий черный "Кадиллак", за рулем мой давнишний знакомец Стенли. Парень с черепом усаживается на переднее сиденье. Захаров машет рукой, и я поспешно забираюсь на заднее, с удивлением обнаружив там пластиковый стаканчик с дымящимся кофе и бумажный пакет с булочкой и бутербродом из фастфуда.
- Привет, пацан.
- Привет, Стенли. Как дела у домашних?
- Превосходно.
Захаров садится рядом, и матовая перегородка между передним и задним сиденьями тут же поднимается. "Кадиллак" выезжает на дорогу.
- Я так понимаю, вы с моей дочерью в пятницу вместе провели вечер?
- Надеюсь, ей понравилось, - приходится говорить с набитым ртом.
Интересно, а он часом не прознал про мамино проклятие? Тогда очень мило с его стороны - позволить мне перед смертью вымыться и поесть. Но Захаров лишь улыбается.
- А за день до того ты пообщался с федеральными агентами.
- Да, - приходится притворяться испуганным, чтобы он не увидел, что я на самом деле выдохнул от облегчения. - Они в школу приходили. Расспрашивали про Филипа.
- А что с Филипом?
- Брат заключил сделку, - врать бессмысленно, Филип мертв, вреда ему уже не будет, но все равно я чувствую укол совести. - Сказали, что он стал их осведомителем, а потом его убили.
- Понятно.
- Хотят, чтоб я помог найти убийцу, - на мгновение замолкаю. - По крайней мере, так они сказали.
- Но ты думаешь, врут.
- Не знаю, - задумчиво отпиваю кофе. - Понятно одно - они законченные придурки.
- Как их зовут? - смеется Захаров.
- Джонс и Хант.
Как же приятно выпить кофе и чего-нибудь съесть. Мне уже гораздо лучше. Какие удобные кожаные сиденья. Хорошо бы, конечно, еще знать, куда мы едем, но пока и так сойдет.
- А, мастера удачи.
- Я думал, они мастеров ненавидят.
- Вполне возможно. Но при этом сами мастера. Агенты, которые имеют дело с нашим братом, в основном волшебники.
"С нашим братом", видимо, означает "с людьми из преступных кланов Восточного побережья". Вроде его клана.
- Ясно.
- А ты не знал? - Он улыбается, похоже, доволен, что сумел меня удивить.
Качаю головой.
- Они ведь угрожали, что прижмут твою мать? Я их методы знаю. - Захаров кивает, словно давая мне понять "хочешь - отвечай, не хочешь - не отвечай". - Могу помочь стряхнуть их с хвоста.
Пожимаю плечами.
- Конечно, ты еще не решил. Я, наверное, слишком сильно давил на тебя на похоронах Филипа. Во всяком случае, Лила так думает.
- Лила?
- Когда-нибудь она возглавит клан, - он улыбается почти с гордостью. - Мужчины будут идти ради нее на смерть. Убивать ради нее.
Киваю. Конечно, Лила же его дочь. Только когда он говорит об этом вслух - неприятная правда становится очень уж очевидной. Будущее наступит уже скоро, чересчур скоро. Машина резко сворачивает.
- Но некоторые не захотят подчиняться женщине. Особенно женщине, которую так хорошо знают.
Заезжаем в гараж и паркуемся.
- Надеюсь, вы не меня имеете в виду.
Щелкают замки на дверях.
- Да, я тоже надеюсь.
Гараж не достроен: на голом бетоне даже нет привычной разметки. У владельца, наверное, закончились деньги прямо в процессе работ.
Так что помощи тут не дозовешься.
Выходим. Иду вслед за Стенли и Захаровым, а громила с татуировкой замыкает шествие. Когда я принимаюсь озираться, он легонько подталкивает меня в спину затянутой в перчатку рукой.
Гараж новый, а здание, которое к нему примыкает, наоборот - старое. На табличке значится: "Таллингтонская фабрика по изготовлению ниток и иголок". Тут уже давно никто не работает: окна заколочены, а доски заросли толстым слоем жирной черной грязи. Кто-то, наверное, решил перестроить ее в жилой дом, как раз перед последним экономическим кризисом.
Гоню прочь непрошеные мысли - меня же не убивать сюда привезли? Дедушка рассказывал: привозят тебя обычно куда-нибудь такие все дружелюбные, а потом бах - пуля в затылок.
Засовываю руку в карман и принимаюсь незаметно стягивать перчатку. Сердце колотится, как бешеное.
Подходим к лестнице, Стенли немного отстал, Захаров жестом приглашает меня подниматься первым.
- Лучше вы, я-то не знаю, куда идти.
- Осторожничаешь? - смеется он и поднимается сам.
За ним Стенли и громила, я оказываюсь позади. Снял-таки перчатку, сжимаю ее в кулаке.
На втором этаже коридор, освещенный мигающими лампами дневного света. Некоторые перегорели. Передо мной маячит спина громилы. Подходим к большой железной двери.
- Надень. - Захаров достает из кармана пальто черную лыжную маску.
Страшно неудобно натягивать ее на голову одной рукой. Они, наверное, заметили, что вторую я держу в кармане, но молчат.
Стенли стучит, три раза.
Дверь распахивает какой-то незнакомец. Лет ему около сорока. В грязных джинсах, голый по пояс, высокий и худой, со впалой грудью и весь в татуировках: скелеты, отрубающие головы обнаженным женщинам, черти с раздвоенными языками, надписи на кириллице. Татуировки выполнены черными чернилами, и рука у мастера дрожала - любительские; наверняка в тюрьме делали. На лицо падают длинные засаленные пряди. Одно ухо почернело - совсем как дедушкины пальцы. Он здесь не первый день: на полу стоит койка, застеленная грязным одеялом, посередине комнаты стол, сооруженный из строительных козел и куска фанеры, на нем валяются коробки из-под пиццы, почти пустая бутылка водки и завернутые в фольгу остатки пельменей.
Он с вожделением смотрит на меня, потом на Захарова и спрашивает, презрительно сплюнув на пол:
- Это он?
- Полегче. - Стенли встает между нами, второй телохранитель прислонился к дверному косяку и чуть напрягся, словно приготовился действовать в случае чего.
- Ты поменяешь ему лицо, - отвечает на мой вопросительный взгляд Захаров так спокойно, словно речь идет о погоде. - В память о прошлом. Ты мне кое-что должен.
- Сделай из меня красавчика. - От мужчины разит застарелым потом и рвотой, он подходит ближе, но Стенли все еще преграждает ему путь. - Хочу выглядеть как кинозвезда.
- Ладно, - вытаскиваю из кармана руку. Без перчатки. Кожу холодит сквозняк. Зачем-то потираю пальцы.
Мужчина отпрыгивает, Стенли оборачивается и тоже пятится. Голые руки - штука опасная.
- А ты мне правду сказал? Ты ведь не хочешь от меня избавиться? Или стереть мне память, чтобы я имя собственное забыл?
- Зачем тогда тащить сюда мальчишку? - спрашивает Захаров.
Но татуированного мастера смерти он, похоже, не убедил - тот показывает пальцем на мою шею:
- Покажи шрамы.
- У меня их нет. - Я оттягиваю вниз воротник свитера.
- Нет времени на бессмысленные споры, - сердится Захаров. - Эмиль, сядь. Я человек занятой и лично бы не приехал тебя убивать. И я не рискую понапрасну.
Эмиль вроде успокоился - садится на проржавевший складной стул и смотрит, не отрываясь, на мою руку.
- Зачем это? - спрашиваю я у Захарова.
- Потом все объясню. А сейчас делай, как я прошу.
Стенли бросает на меня злобный взгляд: глава клана никого и ни о чем не должен просить. Магический дар и плохие возможности а у меня разве есть выбор?
Дотрагиваюсь до грязной шеи Эмиля, тот широко распахивает глаза. Сердце громко стучит и у меня, и у него.
Здесь требуется точность и тонкая работа - никогда таких трансформаций не делал. Закрываю глаза и смотрю на мужчину своим странным вторым зрением - он становится податливым и тягучим. Внезапно накатывает волна паники - не помню подробно ни одного мужского лица. Только женщины-актрисы. В голове сплошная расплывчатая круговерть из полузнакомых глаз, носов. На ум приходит лишь Стив Броди, который играл доктора Вэнса во "Вторжении гигантских пауков".
Превращаю Эмиля и открываю глаза. Я, похоже, приноровился к своим способностям: из него получился вполне сносный красавчик а-ля семидесятые. Исчезли шрамы и татуировки. Ухо целое. Стенли изумленно вздыхает. Эмиль дотрагивается до собственного лица и открывает рот от удивления.
Захаров улыбается очень жадной улыбкой.
Потом колени у меня подкашиваются, и я надаю на пол. Тело изменяется и содрогается в судорогах, пальцы превращаются в железные гвозди, кожа сползает, словно со змеи. Слышу собственный вопль, или это стон?
- Что с ним такое? - кричит Эмиль.
- Отдача, - поясняет Захаров. - Потеснитесь, ему нужно побольше места.
Кто-то отодвигает в сторону стол. Я бьюсь на полу.
- Он не откусит себе язык? - интересуется Стенли. - Как-то странно. Он же себе устроит сотрясение мозга. Надо хоть под голову что-нибудь подложить.
- Под какую именно?
Я уже не понимаю, кто это говорит. Эмиль? Громила с татуировками?
Больно. Как же мне больно. Жуткой бесформенной волной накатывает чернота, обрушивается, и я тону, проваливаюсь куда-то в темное забытье без сновидений.
Открываю глаза. Я лежу на койке, завернутый в вонючее одеяло, за столом сидят Стенли и Захаров и играют в карты. Ни громилы, ни новоявленного Стива Броди не видно. В окно сквозь щели между досками пробивается свет - значит, еще день. Я же не мог надолго отключиться.
- Смотрите-ка, - Стенли заметил мое копошение. - Пацан очнулся.
- Кассель, ты молодец, - Захаров разворачивается ко мне. - Хочешь еще поспать?
- Нет.
Заставляю себя встать. Ощущение - как после долгой болезни. Лыжной маски на лице нет - сняли, наверное, пока я спал.
- А поесть?
Снова качаю головой. Слегка подташнивает, такое впечатление, что желудок все еще не на своем месте. Какая уж тут еда.
- Скоро захочешь. - Отец Лилы говорит очень уверенно, что тут возразишь? Да и я слишком устал, чтобы спорить.
Стенли помогает мне подняться и поддерживает по пути к машине.
Я, наверное, снова заснул, прислонившись лбом к окну - на стекле остались следы слюны. Захаров, улыбаясь, трясет меня за плечо:
- Пора вставать.
Тяжело вздыхаю, все тело онемело, но вроде уже не болит.
В полумраке машины на фоне темных кожаных сидений его седые волосы словно сияют серебристым светом.
- Дай руки.
Протягиваю ему ладони, на одной - перчатка.
Он снимает ее и берет мои голые руки в свои. Я чувствую себя уязвимым, хотя это он в перчатках, а я без.