– Прочь! – крикнула она, силой голоса сбивая с ног эльфийскую принцессу. Фаэливрин же поразил ее в грудь новой вспышкой. Тело Аредель дернулось и замерло.
Келебрин толкнула ее носком туфли – та чуть слышно простонала.
– Орки ее забирай, только оглушена, – недовольно буркнула она. – У меня немного времени.
Облачившись в темный дорожный плащ, Келебрин мимоходом подняла и заткнула за пояс стилет Аредель. Крадучись, вышла из дворца. Взяв на конюшне Сирда, что возил ее пару раз на прогулки с Кейраном, она помедлила на последнем мосту.
– Кей, – прошептала девушка. – Может быть, наше время еще придет.
Оседлав Сирда, Румер, не оглядываясь, покинула Имладрис. Дорогу в "Семь рек" ей освещала восходящая луна.
Цвет третий: Огненно-золотой
Постоялый двор погружался в сон, когда белоснежный скакун доставил беглянку на место. Привязав взмыленного Сирда к ограде, Румер бросилась к дверям, чувствуя, что силы ее на исходе. Постучала. Тишина. Ей хотелось кричать, звать Боромира, но сдерживаясь, она снова постучала.
– Кто там? – раздался ворчливый голос изнутри.
– Откройте!
– Добрые путники приезжают при свете дня. Что тебе надо?
– Откройте немедленно. Меня ждут.
Зарешеченное смотровое окошко отворилось, выпуская мигающий свет лампы.
– Откройте, – воскликнула Румер. – Меня здесь ждет…витязь.
– Ты опоздала девица – все шлюхи уже отработали свое, – насмешливо заявил говоривший и захлопнул окошко.
Девушка навалилась на дверь, прислонившись лбом к шершавому дереву. Ноги подкашивались, а руки продолжали колотить, но с каждый ударом надежда угасала.
Окна комнаты Боромира выходили во двор. Воин не спал, с тоской рассматривая круглый диск луны на безоблачном небе. Срок, назначенный им Румер, истекал сегодня. Утром он уедет на юг. Без нее… Сердце отказывалось биться от этой мысли. Мужчина с размаху упал на кровать. Закрыл лицо руками, вызывая в памяти образ любимой.
Внимание Боромира привлек стук копыт и звуки перебранки на крыльце, что находилось как раз под его комнатой. Прислушавшись, он опрометью бросился вниз. Отталкивая преграждающего ему путь хозяина, открыл окошко, едва не выламывая створку. Еще не веря в реальность происходящего, громко позвал:
– Румер!
В это слово он вложил все надежды и опасения, что томили душу. Произнесенное в ответ имя убедило его, что это не сон.
– Оро… – выдохнула девушка, услышав за дверью возню, сдавленный стон, а потом звук родного голоса.
Дверь распахнулась, и она рухнула внутрь, но не упала на пол, а была подхвачена сильными руками, которые вмиг защитили ее от жестокого внешнего мира. Румер вцепилась в ткань надетой на Боромире рубахи, пряча лицо на его груди.
– Спаси… – едва различимый стон прорезал напряженную тишину, и беспамятство наконец-то накрыло ее.
– Господин, я не …– начал оправдываться хозяин.
– С тобой утром, – рявкнул витязь, направляясь со своей бесценной ношей в занимаемую ним комнату на втором этаже.
Боромир уложил бесчувственную девушку на кровать. Распутывая завязки плаща, он почувствовал, что шея ее влажная и липкая. Выбил искру, зажег лампу и понял, что эта влага – кровь. Побледнев, бросился в отделенный ширмой угол, где находились туалетные принадлежности.
Смыв местами уже запекшуюся кровь он увидел, что на шее Румер красуется тонкий вертикальный порез. Чертыхаясь, Боромир смочил остатками недопитого за ужином эля полотенце. Аккуратно приложил к ране. Слишком крепкая и для его глотки, жидкость обожгла нежную кожу девушки – она жалобно всхлипнула и очнулась.
– Потерпи, радость, – попросил он, касаясь кончиками пальцев ее холодной как лед щеки. – Сейчас я перевяжу.
Он приподнял ее за плечи, и Румер послушно села. Боромир принялся накладывать повязку, настороженно поглядывая на недружелюбно поблескивающий камень, что висел на ее шее. Металл, из которого была сделана цепочка, пылал и при каждом касании обжигал руку воина. Украшение словно защищало хозяйку от его посягательств.
Сквозь застилавшую взор пелену слез Румер счастливо улыбалась, всматриваясь в озабоченное лицо Боромира. Волны тепла и спокойствия набегали на нее, ласкали измотанные чувства. Едва он покончил с перевязкой, она тут же прильнула к нему, пряча лицо в изгибе шеи. Боромир прижал Румер к себе, покрывая неспешными поцелуями ее макушку. Долго сдерживаемые рыдания вырвались из груди, тонкие пальцы схватились за обнимающие ее предплечья. Проткнув ткань, ноготки до крови впились в кожу. Мужчина не ощущал боли, купаясь в бурлящем потоке радости от того, что его Серебрянка снова рядом. Время прервало свой неумолимый бег.
Боромир прислушался к размеренным вздохам и понял, что выплакавшись, девушка уснула. Он бережно уложил ее на спину, укутал одеялом. Устроился рядом, обнимая за талию, будто опасаясь, что если отпустит, то поутру не найдет ее в своей постели.
Румер-Келебрин проснулась и долго не хотела открывать глаза, упиваясь ощущением стальных объятий и теплом дыхания, что так до боли знакомо щекотало ее щеку. Чувство безопасности, как в детстве, затопило все уголки израненной души. Мужчина пошевелился – немного шершавые кончики пальцев погладили ее бровь. Румер улыбнулась.
– Уже не спишь, Серебряночка?
Она мотнула головой, но глаз не открыла.
– Я боялся, что ты не придешь. Что потерял тебя навсегда, – целуя ее веки, прошептал он.
Девушка снова отрицательно покачала головой.
– Нельзя потерять то…
"…чего не имеешь", – хотела договорить она, но губы Боромира порывисто припали к ее рту.
Румер содрогнулась всем телом, точно от удара хлыста. Оцепенела, когда через миг шею опалило огнем. Боромир отпрянул, озадаченный такой реакцией подруги.
– Что… Мне не следовало… – пробормотал он, садясь на кровати. – Прости, радость, я…
Поднялся, избегал смотреть на нее. Холодные пальцы ухватились за его запястье, пытаясь удержать.
– Это ты прости, – сказала она, – я должна все тебе объяснить. Мне нужно…
– Тебе нужно новое платье и завтрак, – ласково погладив ее по руке, ответил он.
– Нет, Оро, послушай! – воскликнула Румер.
– Разговоры подождут, – бросил он через плечо, перед тем как закрыть за собой двери.
– Мужчины! – взмахивая руками, буркнула девушка. – Всегда делают по своему: что человек, что эльф…
При воспоминании об эльфе горло сжала тоска. Желая справиться с давящим чувством утраты, она по привычке коснулась фаэливрина, но тот не принес желанного облегчения. Напротив боль разлуки яростно запульсировала в груди.
Походный лагерь Эльдаров спал. Лишь кое-где светились дежурные кострища. Владетелю же Имладриса было не до отдыха – Кейран пристально всматривался в беззаботно танцующие языки пламени, отчаянно призывая видение. Он хотел узнать, что делает его Келебрин. Тревога за нее и за ребенка не давала ему покоя. Дар предвидения упорно отказывался выполнять пожелание – видения не приходили. Только малопонятное, но недоброе предчувствие нарастало с каждой минутой.
Кейран сотни раз мысленно казнил себя за интрижку с Ар-Фэйниэль.
– Своим вожделением я едва не разрушил наш союз, – он сокрушенно уронил голову на руки. – Еще эта война… будь она неладна!
Рассвет Владетель Кейран встретил с твердым намерением вернуться в Имладрис.
– Я уезжаю, – заявил он сонно потягивающемуся Финголфину. – Что-то недоброе творится в моем доме. Дурные предчувствия терзают мой разум.
– Ты преувеличиваешь, друг мой, – усмехнулся подошедший Фингон. – Если б что и случилось, я бы знал об этом первым.
Брови Кейрана грозно сошлись на переносице, а пальцы инстинктивно потянулись к эфесу меча.
– Кто из нас двоих Господин в Имладрисе?
– О, не сердись, мой добрый друг, – поспешил встать меж ними Финголфин. – Фингон прав. Ну, в некотором роде… Сынок, покажи Кейрану перстень.
Нолдор протянул Властелину Авари левую кисть с поблескивающим на указательном пальце алым камнем, заделанным в темное серебро. Кейран недоуменно склонил голову на бок.
– Такой же есть у Аредель, – пояснил Фингон, – с их помощью мы передаем друг другу весточки. Сестра бы сообщила…
– Вот видишь. Ты просто терзаешься разлукой с прелестной Госпожой Келебринкель, – сказал Финголфин. – Потому и ищешь повода сбежать.
– Вижу, – пробормотал Кейран, пропуская мимо ушей последние слова Князя. Разве он мог сказать отцу и брату, что меньше всего доверяет своей тайной почти любовнице.
Небольшое запыленное зеркало в комнате Боромира не порадовало Госпожу Имладриса: на нее взглянуло бледное лицо с залегшими под глазами тенями. Вздохнув, она удивленно коснулась повязки на шее с проступившими пятнами крови. Потом заметила, что так же окровавлен и лиф ее платья.
– Эта гадина сумела меня поранить? Вот о чем толковал Боромир.
Вернувшись на кровать, Румер обхватила себя за плечи. Сомнения в правильности вчерашнего побега неспешно закрадывались в ее душу. Любовная тоска вступила в поединок с ощущением защищенности, подаренным ей давним другом.
Внезапно она поймала себя на мысли, что их встреча пробудила в ее сердце глубоко скрытые чувства к Боромиру. И они не очень-то напоминали дружескую привязанность маленькой девочки к старшему товарищу. Когда губы витязя прикоснулись к ее губам, первым желанием было ответить на ласку, сгореть в огне его объятий. Если б не…
Раздумья были прерваны стремительно вошедшим Боромиром. Мужчина оставил принесенный поднос с едой на столе и присел рядом.
– Что мучает тебя, радость моя?
Румер повернулась и тут же утонула в сиянии его взора. Непрошеные слезы обожгли глаза, голова по собственному разумению очутилась на плече воина.
– Боромир, помоги мне вернуться к отцу в Оссирианд. Я должна переждать…
– Прости, Серебрянка, – перебил витязь, гладя ее растрепанные волосы, – твой отец не будет рад опять узреть мой светлый лик.
Она вопросительно подняла брови. Хотела выпрямиться, но руки Боромира не позволили, пленяя и сжимая стальным кольцом.
– Как это? Ты же всегда был его любимчиком, он даже звал тебя сыном.
– Узнав, что он отдал тебя остроухому я немного… повздорил… с ним.
Румер вздохнула, понимая, что планы ее рушатся: добираться в одиночку она не рискнула бы, надеялась на помощь друга детства.
– От чего ты бежишь, девочка? – Боромир взял ее за подбородок, заставляя поднять глаза. Слезинка покатилась по щеке Румер – он стер ее кончиками пальцев, а потом приложил их к своим губам. Сердце девушки ухнуло в пропасть, взметнулось и бешено забилось у горла. Она упивалась синим пламенем, что полыхало в Боромировых глазах, полускрытых упавшими на лицо угольно-черными прядями.
– Это… он поранил тебя? – запинаясь от сдерживаемого гнева, спросил витязь. – Я убью…если…
Румер отрицательно покачала головой, но не стала вдаваться в подробности.
– Расскажешь, когда сможешь. Да?
Получив утвердительный кивок, Боромир поправил повязку. Он снова испытал легкое жжение, когда притронулся к украшению.
– Откуда у тебя эта штука? – поинтересовался он, потирая о колено зудящую руку. Румер, казалось, не обратила внимания на его вопрос – он повторил.
– Подарок Кей…
– Ясно! – резче, чем следовало бы, воскликнул Боромир и поднялся на ноги.
"Не нравится мне эта вещица", – мысленно пробормотал мужчина. – "Что-то недоброе кроется в ней. Хотя чего можно ожидать от этих… Ну, почему, почему Боэросу понадобилось заключать с ними союз! Да еще такой ценой".
Скрежеща зубами, он перенес на кровать поднос. Шумно выдохнул, успокаиваясь, чтобы не испугать девушку.
– Ешь, радость, тебе нужны будут силы в дороге.
– Так ты все же отвезешь меня, Оро?! – захлопала в ладоши Румер, превращаясь в глазах Боромира в прежнюю маленькую девочку.
– Да, но постараюсь не попасться на глаза Боэросу.
Она вскочила, бросилась ему на шею. Витязь обнял ее, оторвал от пола, прижимая к себе, словно только этого и ждал.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – целуя его в обе щеки, защебетала Румер. Зарываясь лицом в ее волосах, Боромир улыбнулся, продолжая обдумывать идею, что пару минут назад родилась в его голове.
Кейран позволил Финголфину успокоить себя еще на день. Но чем дальше отъезжали они от места слияния Нарога и Сириона, где возвышалась его цитадель, тем сильней холодные пальцы тревоги впивались в сердце.
После неясных видений, что пришли к нему следующей бессонной ночью Владетель решил твердо: "Возвращаюсь в Имладрис – гори все синим пламенем!" Мысленно он увидал опустевшим свой дворец, только ветер гонял по запыленным переходам жухлую листву.
Разговаривая с нолдорами, Кейран был непреклонен. Обещал догнать их, как только выяснит причину своей тревоги.
– Чем дольше вы удерживаете меня разговорами – тем больше времени уходит зря! – крикнул он, взлетая в седло. Стук копыт белоснежного Акинта заглушил возражения Финголфина.
Аредель пришпоривала одолженного на конюшне Кейрана скакуна. Нарог, вверх по течению которого не так давно ушли нолдоры с вместе авари Имладриса, а теперь мчалась и она, неспешно катил свои воды на юг. Всадница трепетала, воображая ближайшее будущее. Стискивала зубы при воспоминании о постигшей ее неудаче.
Придя в себя к полудню, она оторопело пыталась понять, как ничтожному Последышу удалось одолеть княжну из рода нолдоров. Ожоги уже сошли с ее нежной кожи, но уязвленное самолюбие не давало покоя. Разыскивая Келебринкель во дворце, она подслушала разговоры прислуги о том, что Госпожа бесследно исчезла.
Белая Дева провела ночь без сна, не ведая, отправилась ли смертная вдогонку мужу или сбежала к своим соплеменникам. Последнее устроило бы нолдорскую принцессу как нельзя лучше.
– Как же узнать?! – весь день напролет мечась по своим покоям, непрестанно восклицала Аредель.
– Как?! – воздев в очередной раз руки, закричала она. На глаза ей попался подарок дяди Феанора – перстень с перешептывающимся камнем. Близнец его украшал руку Фингона.
– Надо бы поосторожней расспросить брата, – подумала Ар-Фэйниэль и, приблизив перстень к губам, произнесла нужные слова.
Узнав о том, что Кейран покинул войско отца, она мгновенно решилась выехать навстречу.
– Мы будем на нейтральной территории, а не здесь, где все напоминает ему о Последыше. Кейран не сможет противиться мне, – самодовольно вскидывая подбородок, рассмеялась эльфийская княжна, облачившись в нарядное платье. Украшенный осколками бриллиантов, низко вырезанный лиф обнажал ее стройную шею и ложбинку меж пышных грудей.
– Кейран не устоит, – промурлыкала она, вплетая нити жемчуга в волосы и скрепляя их конским хвостом на затылке.
Властелин Кейран скакал целый день. Не пожелал отдохнуть и при свете луны. Обветрившиеся губы эльфа шептали имя супруги, а память все подсовывала картинку из последнего видения – пустая спальня, где ветер колышет обрывки балдахина над их брачным ложем.
– Я не позволю этому свершиться! – твердил он.
Лишь когда Акинт споткнулся и жалобно заржал, прося хозяина о передышке, Кейран остановился. Тут же слух его заполнил стук копыт другого скакуна, не слышимый ранее из-за собственного шума. Кто-то приближался.
– Келебрин? – шальная мысль кольнула сердце.
Через несколько мгновений горький вкус разочарования перебил не успевшую укорениться надежду. Черноволосая всадница в девственно белом платье могла быть только Аределью. Поравнявшись с ним эльфийская княжна, приветственно улыбнулась.
– Кейран, я знала, что найду тебя на этой дороге! – спрыгивая наземь, воскликнула она.
Кейран почувствовал, как кровь начинает пульсировать при виде обольстительной красы Ар-Фэйниэль, но усилием воли превозмог порыв.
– Что делает здесь посреди ночи Финголфинова дочь? Душенька, такие прогулки могут быть опасны, – поучительно-сухим тоном процедил эльф, отводя взгляд от ее откровенного декольте.
– Не стоит учить меня жизни, Кейран. А вот о манерах не помешало бы вспомнить: негоже разговаривать с дамой, восседая на спине коня, – наигранно сердясь, ответила Аредель.
Кейран спешился.
– Аредель, что случилось? – спросил он, не в силах более наступать на горло любопытству. – Почему ты здесь?
– Тоска по тебе, мой темный Авари, снедала мою душу, – ластясь к Властелину, прошептала она. – Я не могла усидеть в четырех стенах.
– Прекрати, ведь я сказал тебе перед отъездом, что наше будущее невозможно, – он отступил назад. Не хотел, чтобы чары Белой Девы вновь туманили его мозг, заставляли кипеть кровь и совершать непоправимые глупости. Он вызвал в памяти светлый облик Среброструйной Госпожи Имладриса, подавляя темную жажду плоти к нолдорской принцессе.
Аредель настойчиво сделала шаг вперед, прижимаясь всем своим разгоряченным телом к Кейрану, запустила пальцы в волосы, притянула к себе.
– Кейран, к чему эта холодность? – знойный шепот Ар-Фэйниэль обжег стиснутые губы Кейрана. – Ведь нам обоим известны твои чувства ко мне.
– Чувства, – процедил он. – Я хочу тебя, Ари, но это не те чувства…
– Плевать! – почти закричала она. – И почему бы нам просто не хотеть друг друга? На берегу реки в лунном свете…
Одурманенный жаром страсти, Кейран сжал Аредель в объятиях и припечатал свои губы к ее. Безумие лунной ночи закружило их, опрокинуло наземь, сорвало одежды. Аредель извивалась и стонала, неистово желая слиться воедино с запавшим ей в душу Властелином Авари. Он же словно стремился выместить на ней гнев из-за незваных гостей, что разлучали его с Келебрин и втягивали в нежеланное противостояние. Кейран покрывал ее податливое тело укусами-поцелуями, смакуя привкус нолдорской крови на языке. Разум отказывался спорить с влечением плоти.
Изготовившись погрузиться в манящий жар Белой Девы, он на минутку поднял глаза на небо. Сияние луны напомнило ему о брачной ночи с Келебрин, когда он купал ее в лунном свете. Кровь мгновенно охладела, а тело последовало ее примеру. Тяжело дыша, он прислонился лбом к плечу княжны.
– Ну, что же ты медлишь, Кейран? – недовольно проворчала Аредель. – Возьми же меня!
– Не могу, – простонал он. Откатился в сторону, сел, обхватил руками голову.
Аредель тут же оказалась рядом.
– Это как "не могу"? – воскликнула она.
– Я люблю ее, – восстанавливая дыхание, ответил эльф. – Твоим чарам не под силу справится с этим, Аредель.
– Секунду назад я чувствовала другое.
– Смотри сама, – бесстыдно откидываясь на спину, невесело хмыкнул Кейран.
Княжна изумленно уставилась на физическое подтверждение этих слов.
– Этой беде я помогу, – сально облизывая губы, сообщила она и припала к его плоти.
– Аредель!
– Молчи, Кейран, – приказала она. – Заключим пари: если я сумею снова завести тебя, мы познаем друг друга; если нет – каждый поедет своей дорогой.
Кейран улыбнулся и снисходительно кивнул – в данный миг он был абсолютно уверен в себе. Но сколь бы не был силен его дух, желание роа одержало победу.
Добившись успеха, Ар-Фэйниэль сжала бедрами бока Властелина и приняла в себя предавшую хозяина плоть. Он взвыл точно хищник, попавший в капкан. Переливы звонкого женского смеха переплелись с нотами запоздалого раскаяния в ночной тиши.