На самом деле он скрывался от любой свободной особы.
К огромному беспокойству Герцогины.
Джорлан слегка нахмурил брови, когда до него дошло весьма важное сообщение Лаймакса. У нее был содержанец. Он не слишком удивился, хотя по какой-то странной причине эта новость раздосадовала его. Учась, он слышал лихорадочные шепотки, голоса, в которых сквозило желание, испытываемое к Маркели Тамрин. Она хорошо умела обращаться с мужским полом. О ней ходила молва, как о легендарной любовнице. Большинство мужчин сегодня ночью практически умоляли ее о внимании.
Он не относился к таким.
- Мне это не интересно, - вслух пробурчал Джорлан.
Его друг рассмеялся.
- О, конечно же тебе интересно. Точно так же, как и остальным. Молчаливый, замкнутый отщепенец Джорлан просто не хочет признать, что он полностью увлечен. Я сужу по твоему взгляду на нее.
- Могу же я смотреть. Это вовсе не означает…
- … что ты готов нарушить свой тайный обет никогда не становиться имя-носящим? Возможно и нет. Но за те года, что я тебя знаю, я никогда не видел, чтобы ты бросил что-то больше мимолетного взгляда, оставаясь в тоже самое время созерцателем.
- Она… другая.
- Она такая. Говорят, что она действительно дожигательница. Я не отказался бы от предложения, сделанного из ее дома, будь она даже не слишком знатной Лордой, доложу я тебе, - Лаймакс глубоко вздохнул. - К сожалению, моя жертва скорее всего очень титулованной, очень богатой и очень степенной аристократкой, чей интерес ко мне будет исчерпываться только продолжением ее рода.
Джорлан взглянул на друга.
- Почему ты так говоришь?
- У моей матери пять сыновей и ни одной дочери. Я самый старший. Первое же подходящее предложение будет сразу же поспешно принято.
Джорлан выдохнул, признавая истинность слов друга.
- Ты можешь отказать.
- И опозорить мою семью скандалом? Нет. Я не похож на тебя, Джорлан. Я не из тех, кто торит свой собственный путь, ломая традиции. К тому же, у меня нет чересчур снисходительной бабушки из великого дома, потакающей моим прихотям.
Джорлан стиснул челюсти.
- Желать право личной свободы - это не каприз.
Лаймакс пожал плечами.
- Это мужской долг быть скрепленным и произвести наследниц. Такова возложенная на нас миссия.
- Возложенная? Возложенная кем? Ты действительно веришь, что это дух-закон?
Лаймакс побледнел.
- Ты кощунствуешь! К счастью, я привык к твоим диким выходкам, мой друг, однако прошу тебя попридержать свой язык. Будет только лучше для всех заинтресованных сторон, если ты откажешься от этих радикальных идей. Добра они не принесут.
- Почему считается бунтарством хотеть выбирать направление своей собственной жизни?
- Согласись, Джорлан, мы слабый пол. Поэтому наши имя-дающие берут на себя заботу о нас. Оставшись одни мы потерпим крах. Мы слабее в интеллектуальном плане. Оставшись без контроля, наша врожденная мужская агрессия разрушит этот мир.
Джорлан фыркнул.
- Слабее в интеллектуальном плане? - он взглянул на напившуюся Лорду, которая пела и кружилась с несколькими молодыми спесивицами поперек дальнего конца комнаты. - Держу пари, Лорда не сможет ни беседовать на запутанном наречии сам’он, ни цитировать по памяти все шестьдесят три тома беэ-тина, ни нарисовать чертежы полной кисистемы. - Кисистемы использовались архитекторами Форуса для построения всего: от единичных построек до целых городов. Джорлан любил составлять сложные кисистемы.
- Конечно. Твой интерес и способности к учению хорошо известны, Джорлан, даже несмотря на то, что Герцогина пыталась преуменьшить подробности об этой твоей специфической черте, - Лаймакс улыбнулся ему. - Этой спесивице не требуются такие способности, поскольку она фантастически богата и в высшей степени устроена в жизни.
- Это моя точка зрения. Она попала в зал заседаний Септибунала только из-за своего наследственного титула. Даже корявое полено может голосовать за законы, которые управляют нами, если оно будет женщиной и у него будет титул.
Лаймакс тяжело вздохнул, не желая соглашаться на словах с правдой, высказанной Джорланом.
- И в то, что ты сказал о наших агрессивных наклонностях, Лаймакс, я не верю тоже. Разве мы не тренируемся контролировать наш разум как и наши тела? В любом случае ты прав в одном. Моя бабушка дала мне слово, что не выберет для меня имя-дающую без моего согласия, а я его не дам.
Лайсакс помотрел смущенно на него. Было заметно, что он не мог понять мятежной позиции своего друга.
- Скоро это не будет иметь никакого значения, - заявил Джорлан.
- Почему ты так говоришь?
- Скоро я выйду из подходящего возраста для такого союза. Тогда ни я, ни моя бабушка не будем иметь отношение ко всему происходящему.
Лаймакс заржал.
- Джорлан, ты давно смотрелся с зеркалокамень? Предложения не прекратятся. По какой-то странной причине, которую никто из нас даже не надеется понять, твои продолжающиеся отказы только усиливают твою желанность. Высший Слой рассматривает тебя как крайний вызов и как максимальный приз. Взамен того, чтобы оттолкнуть, это притягивает их только сильнее.
Джорлан насупился. Это не приходило ему на ум.
- Вдобавок к твоей ошеломляющей внешности, мой друг, - продолжил Лаймакс, - считается, что твой далекий прародитель на самом деле был содержанцем. Благородные держат пари, унаследовал ли ты страстность, присущую многим из этого племени.
Колючие аквамариновые глаза зловеще прищурились. Лаймакс мложил руки в защитном жесте.
- Не обвиняй меня, это распространенный слух. И он делает тебя еще более исключительным призом: внук Герцогины с доброй толикой крови содержанца в своих венах. Ты заставляешь их сходить с ума. Какая бы женщина не захотела такую комбинацию в своей законной постели?
- Я не женский приз! И никогда им не буду!
- Это может оказаться правдой, - одновременно из-за его спины раздался мелодичный голос. - Такое решительное высказывание показывает тебя в большей степени наказанием, а не подарком, несмотря на то, что из-за этого ты выглядишь совершенно мрачным и занятным.
Злясь на себя, он скривил губы в кривой усмешке. Не было сомнений, кому за его спиной принадлежал и мелодичный голос, и мерзкое остроумие. Повернувшись, он оказался лицом к лицу с Маркелью Тамрин.
- Могу я принять это как комплимент, Маркель?
- Безусловно, нет, - усмехнулась она. Обаятельной улыбкой, обозначившей ямочки на ее щеках, от которой у него буквально пропало дыхание.
Она была не просто привлекательной.
Она была неправдоподобно… прекрасной.
Некоторая напевность ее голоса, казалось, таит в себе соблазнительные секреты. Замечательные изгибы ее сладких губ предвещали неизвестное знание. Он не сомневался, что эта женщина знала, что ей нравилось в мужчине, и что она ожидала от него. Это сияло в ее знающем виде. В ее янтарных глазах.
И, несмотря на это, ее имя никогда не связывали с Балконным сообществом Клу, испорченными богатыми новородками Высшего Слоя, которые часто посещали квартал Неоновых Ночей. Столетия назад Избранная Кварта посчитала модным встречаться в учреждении, называемом Поздний Олмак. Несмотря на попытки конкуренции со стороны других клубов в течение столетий, он никогда не терял своей притягательности.
Или своей эксклюзивности.
Название клуба было позаимствовано с маловразумительных страниц древнего текста, найденного в частном собрании одного из первых поселенцев с Исходоточки. Старые записи до сих пор вызывали споры. Одни считали, что данный текст относится к какому-то религиозному культу, пока другие утверждали, что это часть учебного руководства. Неоднократно встречались слова "исторический" и "романтичный". Никто не был уверен, в каком контексте использовались эти понятия, хотя из обрывков сохранившейся личной переписки переселенцев было известно, что на борту чисто женского корабля было множество подобных таинственных книг.
Некоторые из историков зашли настолько далеко, что заявляли, что такие тома могли оказать формирующий эффект или влияние на развитие их цивилизации. Но это были всего лишь голословными утверждения. Любые сохранившиеся древние страницы, содержались в особом хранилище, открытом только для главы Септибунала и ни для кого иного.
Но Поздний Олмак всегда пользовался сокрушительным успехом.
Необузданные банды новородок элиты устраивали каждодневные приемы под сенью кривых зеркал Клу. Названные так в честь встречающейся в природе Клу, зеркала, казалось, изменяют цвета таким же способом, как Клу пестроту своего оперения. И подобно постоянно меняющейся Клу, эти женщины ежечасно меняли свое мнение о том, что можно. Они следовали стилю и могли исчезнуть из своего круга на месяцы из-за единственного презрительного взгляда на неподобающий наряд.
Спесивицы, правящие сильными мира сего с помощью зеркал, получали все, что хотели, от Позднего Олмака. И часто они требовали невозможного. Неконтролируемые, блестящие новородки использовали влияние своих богатых семей, чтобы потакать своим капризам.
Им была не страшна опасность поставить все фамильное состояние на один поворот диска на столе бета-бэйз.
- Ты знаешь кто я? - Грин сделала крошечный глоток своего напитка, взглянув на него поверх ободка филигранного бокала. Она всегда слышала, что он великолепен. Но он был более пикантной смесью надменной гордости и врожденной уязвимости. Да, в его взглядах мелькал нахальный вызов, но блеск в глазах не мог полностью скрыть беззащитное сердце внутри. И поразительный цвет этих глаз!..
Кроме как у него, Грин ранее никогда не видела такого гипнотизирующего оттенка. Великолепный зеленый с полупрозрачным всплеском голубого. Аквамариновые глаза. Цвет так похожий на Великое Бездонное Море, которое покрывало более половины поверхности Форуса. Незабываемые.
И так глубоко приникающие. Замечательная способность, скрывающаяся за пассивным созерцанием.
На его щеках заиграли желваки. Грин наблюдала за тем, как он усмирял свою натуру. Он был не просто избалованным порождением аристократии. Джорлан Рейнард, она была уверена, был соблазнительным вместилищем проблем.
Он уже ей нравился.
В отличие от большинства своих ровесниц, она предпочитала мужчин менее покорных, чем те, которые соответствовали широко распространенному представлению о мужском совершенстве. В тех, в которых был яркопламенный дракон.
И этот яркопламенный дракон хотел быть свободным.
Она знала как оставить его на воле. Ее пульс участился.
Она медленно втянула воздух, успокаивая сердцебиение, и снова внимательно оглядела его с головы до пят. Черты его лица были очень красивы. Твердые губы, нижняя слегка полнее верхней, были гладкими и чувственными. Они словно были изваяны рукой лучшего скульптора. Крошечные скобки в уголках рта, казалось, указывали на дразнящее чувство юмора. Прямой, великолепно вылепленный нос.
Как и его ресницы, волосы были черны как смоль, густые, чуть-чуть недостающие до плеч. Шелковые эбонитовые пряди ловили отблески пламенных огней, беспорядочно играя с ними. Только самые легчайшие волны отделяли их от того, чтобы считаться абсолютно прямыми. Эти неуловимые изгибы только разжигали невообразимый интерес. Недостаточно волнистые, чтобы считаться настоящими кудрями, они создавали сверкающую структуру его волос. Она наблюдала, как насыщенно-черные пряди томно скользили, когда он двигался.
Трудно помнить, что он - сын благородной женщины. Особенно с такими взглядами.
Они намного лучше смотрелись бы в спальне, чем в салоне.
Грин сделала себе мысленную отметку посмотреть, кто был ответственен за его линию предков. Судя по его глазам, она сказала бы, что Санторини. Никто на Форусе еще не смог превзойти работы Санторини за более чем тысячу лет. Методика требовала руку мастера и была описана одной из величайших генетических искусниц всех времен. С одной сотней и двадцатью тысячами генов в палитре ее гений брал природные предрасположенности или "подарочки", содержащиеся внутри особого кода, и украшал их, позволяя индивидуально изменять эти способности на желаемые. Все, что она имела под рукой, было пущено в оборот. Селекция и направленный отбор увеличивали благоприятный результат. Талант, подобным которому обладала Санторини, состоял в том, чтобы извлечь желаемый результат из смеси генетических и окружающих факторов. Уникальные картины, которые являлись итогом, сформированным ее искусством. Санторини ввела на Форусе науку, которую она назвала селективной ген-ен.
Если ребенок имел природную предрасположенность к музыке, грани его таланта могли быть усилены, если он так желал, чтобы анализировать и увеличить до предела этот талант в любом выбранном им направлении. Предрасположенность к такому таланту, конечно же, передавалась им своему потомку. Грин слышала, что подарочки также годились для использования и в других, более интересных областях.
Немногим женщинам выпала огромная удача воспользоваться выгодой от изобретения Санторини.
Существующие примеры ее работы были чрезвычайно редки.
А это многократно повышало цену ложа Джорлана.
Грин по-настоящему заинтересовалась.
В то же время, мужчины рода Рейнардов славились как чувственные от природы создания - возможно, он был не Санторини. Возможно, просто сам по себе.
В любом случае он был бунтующим сочетанием для возбуждения. Именно то, что она обожала. И к тому же весьма редкостным образчиком. Как жаль, что она не в сфере действия Сезона. Она могла бы соблазниться предложить ему цену скрепления.
- Вы знакомы с Герцогиной, - он казался удивленным. Она была намного моложе обычных бабушкиных друзей. Он предположил, что ей около тридцати четырех - тридцати пяти лет по Форусскому счету.
- Достаточно хорошо. Мы хорошие друзья, наши семейные отношения продолжаются со времен Корабля-Семени.
- Я не встречал вас дома.
- Нет. Я подозреваю, что Аня хорошенько прятала тебя, всякий раз, когда приезжала я, - Грин мягко рассмеялась, красивым чистым, как будто хрустальным смехом. - Сколько тебе сейчас, Джорлан? Двадцать три? Двадцать четыре?
Он посмотрел на нее сквозь полуопущенные ресницы.
- Двадцать пять.
Она приподняла брови.
- И на тебя заключен контракт?
- Нет, - его ответ был резок. - И не будет.
Легкая, неуловимая улыбка скользнула по ее губам.
- Почему нет?
- Я не вижу свое будущее таким.
- Правда? А каким же ты его видишь? - ее вопрос был задан из чистого любопытства. Она не смеялась над ним. И поэтому Джорлан ответил.
- Я еще не уверен, Маркель Тамрин. Я просто знаю, что я не хочу.
Казалось, она задумалась над его словами.
- И Герцогина согласилась с этим?
Он посмотрел направо, явно раздраженный необходимостью ответить. Грин была очарована его непокорностью. Это было так необычно. Такой вызов изобличал пылкую натуру.
- Она обещала мне не подписывать контракт без моего согласия на предложение в первую очередь.
Губы Грин слегка приоткрылись.
- Необычно.
- Возможно.
- Она потворствует тебе. Она должна утонуть в предложениях для тебя.
- Я все их вернул.
Грин поддразнивающе улыбнулась.
- Поблагодари ее, Джорлан. Бедная Аня должна с ума сходить от досады.
Ее шутливый комментарий заставил его озорно оскалить зубы.
- Только когда они прерывают ее чтение.
Было хорошо известно, что Аня Рейнард была кем-то вроде отшельницы, обожавшей свои видео-книги. Она привила эту любовь к чтению своему внуку.
Грин засмеялась.