Скоро оказалось, что он унаследовал отцовское обаяние во всем, что касалось женщин. Колин Хей пытался не выказывать гордости, а мачеха только качала головой и смеялась. Потому что любила пасынка и все ему прощала.
Когда Бэну исполнилось двадцать, Колин отвел ему собственный коттедж и дал в управление пастухов и все отары овец. Бэн был доволен щедростью отца, считал себя счастливчиком и много работал. И вовсе не завидовал брату Джеймсу, наследнику Колина. Он незаконнорожденный и знает свое место. Этому его научили еще дочери кузнеца, Парлана Ганна. Колин Хей хотел, чтобы Бэн носил его фамилию. Но тот отказался. Он решил оставаться Макколом.
Отношения с братьями тоже были прекрасные. Они вместе охотились, пили и гонялись за юбками. Играли в карты. Выигрывали и проигрывали. И всегда заботились друг о друге.
Хею нравилось, что сыновья так дружны и между ними нет ни зависти, ни вражды. У каждого было место в его сердце, и каждый знал свое место в доме.
А его третья жена Эллен, мать Джеймса и Гилберта, приняла пасынка в свое сердце спокойно и с обычным великодушием. Сама она смогла родить мужу только двоих сыновей, но любила Бэна, как собственного. И часто спрашивала, не объявятся ли другие побочные дети.
- Насколько я знаю, нет, - ухмылялся Колин.
Умерла Эллен два года назад, но ее до сих пор вспоминали добрым словом все домочадцы и жители деревни.
Из всех сыновей больше всего походил на отца именно Бэн. Только глаза у него были материнские, темно-серые. В этих глазах Колин видел дочь батрака, с которой однажды лежал в вереске тем летом, много лет назад. Тора была девственницей, и от их страстного соития родился его старший сын. Странно, что, родив такого крепкого парнишку, она больше не имела детей. Бэн признался, что брак матери был несчастливым, что муж был с ней жесток, а падчерицы ее просто не замечали.
- Она была добра с ними, но они во всем следовали примеру отца. И за это были наказаны: никто не захотел взять их в жены. Они так и остались в отцовском доме, но, когда отец умрет, не знаю, что будет с ними. Ни один мужчина не пожелал о них заботиться.
Громкий треск дров в очаге вернул Бэна к действительности. Он снова налил себе рюмку виски и тут же выпил, после чего встал и подошел к постели. Снял сапоги, расстегнул одежду, облегчился в ведро, поставленное именно для этих целей, лег и укрылся, прислушиваясь к вою ветра. Постепенно усталость взяла свое, и он крепко заснул. Разбудили его суетившиеся в зале слуги. Он немного полежал с закрытыми глазами: уж очень не хотелось покидать уютного гнездышка, но наконец отбросил одеяло и поднялся.
- Доброе утро, - поздоровалась Элизабет со своего места за высоким столом. - Я тут гадала, когда вы проснетесь. Утро уже в разгаре. Идите есть.
Бэн поправил одежду, натянул сапоги и подошел к ней.
- Утро в разгаре? - переспросил он.
- Да, - подтвердила Элизабет. - Очевидно, вы очень утомились. Садитесь рядом со мной.
- А что, все уже поели? - смущенно пробормотал Бэн.
- Нет. Мой дядя и его секретарь, как правило, встают поздно, и им подают завтрак в их покои. Дядя удивится, увидев вас, - улыбнулась девушка.
- А ваш муж? - вырвалось у него.
- Муж? У меня нет мужа, И никогда не было. Фрайарсгейт я получила в наследство. Я - хозяйка здешнего поместья.
- Тогда почему вы отослали меня в Клевенз-Карн?
- Письмо было адресовано Розамунде, леди Фрайарс-гейта. Это моя мать. Фрайарсгейт достался в наследство ей и должен был перейти ее старшей дочери Филиппе. Но та любит жизнь при дворе и вышла замуж за аристократа. Ей Фрайарсгейт не нужен. Моя средняя сестра Бэнон станет наследницей нашего дяди и получит Оттерли. А вот я люблю Фрайарсгейт. В тот день, когда мне исполнилось четырнадцать, мама передала эти земли мне и моим потомкам. Так что я - хозяйка этих мест. Очевидно, шотландцы не знают о том, что произошло за эти годы.
- Но вы уже прочли письмо? - спросил он. - Умеете читать?
- Разумеется! - негодующе воскликнула Элизабет. - А вы? Знаете грамоту?
- Да, - коротко ответил он, принимаясь за овсяную кашу - его опять донимал голод.
Элизабет налила ему кубок эля.
- Просто вчера ночью было слишком поздно для чтения писем. А вы знаете, что в этой тарелке?
- Знаю. - Он потянулся к хлебу и маслу. - Это джем?
- Клубничный, - кивнула Элизабет.
Он со счастливой улыбкой намазал джем поверх масла.
- Итак? - осведомилась она.
Он недоуменно взглянул на нее.
- О чем идет речь в письме?
- Я думал, вы умеете читать, - пробормотал он, сунув в рот последний кусок.
- Могу. Но на чтение уйдет больше времени, а я сгораю от любопытства! - почти закричала Элизабет. - Поверить не могу, сэр, что вы такой олух!
Он расхохотался так громко, что всполошил занятых уборкой слуг.
- Мой отец хочет купить у вас отару овец шропширской породы. Если, конечно, вы согласитесь продать.
- Они не для еды, - сухо ответила Элизабет. - Вы, шотландцы, предпочитаете поедать овец. Я выращиваю шропширскую породу на шерсть.
- Мой отец тоже продает шерсть, - хмыкнул он.
- Но мы ткем сукно прямо здесь, во Фрайарсгейте, - пояснила Элизабет.
- Вы не отсылаете шерсть в Нидерланды? - поразился Бэн.
- Только ткань. Наше голубое сукно имеет большой спрос. Чтобы сохранить высокие цены, мы каждый год производим заранее определенное количество ткани. Голландцы пытались сделать такую же ткань, но не сумели. Она перевозится на нашем собственном судне. И мы вполне способны полностью контролировать экспорт.
- Это очень интересно, - серьезно проговорил он. - А кто ткет сукно?
- Мои батраки, в зимние месяцы, когда другой работы нет. Они зарабатывают деньги и не успевают разлениться. А весной засевают поля. В прежние времена им было нечего делать в темные дни и длинные ночи. А потому много пили, дрались, избивали жен и детей. Теперь же у меня все заняты работой.
- Чья это была идея? - поинтересовался Бэн.
- Моей матери. А потом дядя решил, что мы должны иметь собственное судно, и велел его построить.
- А сколько лет вы управляете Фрайарсгейтом?
- С четырнадцати. В конце мая мне исполнится двадцать два.
- Моя дорогая девочка, леди никогда не упоминает о своем истинном возрасте, - упрекнул ее Томас Болтон, входя в зал. - Мне сказали, что шотландец вернулся?
- Вы, разумеется, уже позавтракали, дядюшка? - спросила Элизабет. - Если нет, боюсь, джема больше не осталось. Весь съеден.
- Мы с Уиллом вот уже два часа на ногах, дорогая девочка, - сообщил Томас. - Обсуждали состояние твоих волос и рук.
- А что не так с моими волосами? - удивилась она.
- Прическа. Нужно определить самый элегантный для тебя стиль, и Нэнси должна научиться укладывать твои волосы в модную прическу. И отныне ты перед сном смазываешь руки жиром и обертываешь их тряпочкой.
- Это еще зачем?!
- Дорогая, только вчера Уилл заметил, что у тебя руки как у молочницы. У леди должны быть гладкие и мягкие руки. А этого можно добиться только обертываниями и жиром. Ни в коем случае не стоит заниматься физическим трудом.
- Дядя, я не собираюсь ничего менять! - раздраженно бросила Элизабет.
- Иногда с ней бывает очень трудно, - вздохнул Томас. - Видите ли, она через несколько недель едет ко двору. Ее сестрам не терпелось там оказаться, но, увы, моей дорогой Элизабет больше всего хочется остаться дома. Да, кстати, девочка, нужно попрактиковаться в походке.
- Я научилась ходить в год, дядюшка. Что плохого в моей походке?
- Ты топаешь, дорогая. Леди не топают: они скользят, как лебеди по воде, - терпеливо объяснял лорд Кембридж.
- Дядюшка! - взорвалась Элизабет.
- По крайней мере нужно избавиться от топота, - невозмутимо сказал Томас.
Бэн Маккол фыркнул, за что получил в награду мрачный взгляд Элизабет.
- В таких платьях, что тебе сшили, топать немыслимо, - продолжал Томас. - А ты выглядишь в них просто неотразимой, солнышко мое. Видите ли, мистер Маккол, она самая красивая из дочерей Розамунды. А теперь расскажите, что привело вас назад, во Фрайарсгейт. Я думал, вы отправились в Клевенз-Карн.
Бэн объяснил, в чем дело, а Элизабет пересказала дяде содержание письма.
- Вы сын хозяина Грейхейвена? - спросил Томас.
- Да, старший, но незаконнорожденный, - честно признался Бэн. - Я жил в доме отца почти двадцать лет. Меня растили вместе с законными единокровными братьями и сестрой Маргарет, которая стала монахиней.
- Я всегда считал, что мужчина должен нести ответственность за последствия своей страсти, - заметил Томас. - Двое сыновей Болтона рождены вне закона: Эдмунд, управитель Фрайарсгейта, и Ричард, настоятель аббатства Святого Катберта. Наследником был Гай, а самым младшим - Генри. Оба законных сына мертвы и лежат в земле.
- А где ваше место на фамильном древе? - дерзко осведомился Бэн.
- Несколько поколений назад в семье родились близнецы. Тот, кто появился на свет вторым, уехал в Лондон, чтобы жениться на дочери торговца и искать удачи в большом городе. Однако его жена побывала в постели короля Эдуарда и в приступе раскаяния покончила с собой. Король чувствовал свою вину, тем более что семейство девушки преданно поддерживало его во время войны. Поэтому он даровал моему деду дворянство, - рассказал Томас.
- Но вы, похоже, живете где-то неподалеку?
- Да, я продал свои поместья на юге, все, если не считать двух домов. И вернулся на север, чтобы быть рядом с родными. И никогда не пожалел об этом решении. Каждые три года я на несколько месяцев уезжаю ко двору, а потом с радостью возвращаюсь домой.
- И клянется больше никогда не ездить, - рассмеялась Элизабет. - Но всегда нарушает клятву.
- Только, чтобы услышать последние сплетни и обновить гардероб, - заверил Томас собеседников. - Мои люди из Оттерли будут крайне разочарованы, если я не появлюсь перед ними в модном виде.
- И ты никогда их не разочаровываешь, дядюшка, - лукаво хмыкнула Элизабет.
- Бессовестная девчонка! - вскричал он. - И не надейся, что я забыл об уроках этикета. Потому что я не забыл! Немедленно выходи из-за стола! Пора начинать!
Элизабет застонала, но послушалась. За окнами густо шел снег, так что из дома все равно никуда не убежишь.
Она вышла из-за стола и потопала по залу. Увидев мучительную гримасу на лице лорда Кембриджа, Бэн усмехнулся, но промолчал, наслаждаясь неожиданным развлечением. Похоже, веселье только начиналось.
- Нет-нет, дорогая, - тяжко вздохнул лорд Болтон. - Что у тебя на ногах? Возможно, в этом вся беда?
Элизабет высунула ногу из-под юбок. На ней были сильно поношенные башмаки из коричневой кожи, с квадратным мыском.
- Хмм. Да, возможно, дело в этом, - произнес лорд Кембридж. - Трудно скользить в подобной обуви, не так ли? Альберт! Поднимись в спальню мистрис Элизабет и попроси Нэнси принести пару бальных туфель.
Слуга тут же умчался выполнять распоряжение.
- При дворе, дорогая, таких башмаков не носят, хотя они могут прекрасно послужить в дороге. Нельзя обрести настоящую придворную походку в подобных башмаках. Только бальные туфли!
- Они мне жмут, - пожаловалась Элизабет.
- Ради моды леди обязана терпеть подобную пытку, - мягко объяснил он.
- Интересно, болят ли ноги у лебедей? - мрачно пробормотала Элизабет.
- Боюсь, твоя мать слишком долго откладывала эту поездку, - сказал Томас, не слыша ее. - Но ты поедешь ко двору и будешь иметь успех, даже если это последнее, что я сделаю для семьи.
Туфли были принесены, и Нэнси натянула их на ноги леди. Элизабет встала.
- Очень маленькие и тесные, - закапризничала она.
- Покажи! - рявкнул дядя.
Она протянула ногу. Томас уставился на Нэнси:
- Немедленно неси шелковые чулки, девушка! Неудивительно, что туфли не лезут! На ней грубые шерстяные чулки. Немыслимо! Я должен поговорить с Мейбл!
Нэнси убежала и быстро вернулась с шелковыми чулками и подвязками. Надела их леди и снова натянула туфли. Элизабет встала и вопрошающе посмотрела на дядю.
- Попытайся снова пройтись по комнате.
На этот раз Элизабет двигалась медленнее, осторожнее, не имея другой цели, кроме как благополучно достигнуть другого конца зала. Совершив этот подвиг, она повернулась и снова взглянула на лорда Кембриджа.
- Уже лучше, мой ангел, но трудиться придется много, - изрек он.
Весь следующий час Элизабет расхаживала по комнате, пока Томас наконец не остался доволен. Элизабет плюхнулась на стул и сбросила туфли.
- Я не хочу ехать ко двору, дядя. И мне все равно, выйду я замуж или нет.
Бэн Маккол вздохнул. Такая прелестная девушка, как Элизабет Мередит, не должна умереть девственницей. Почему она до сих пор не замужем? Неужели с ней что-то не так? Почему семья не позаботилась о, ее будущем?
- Нэнси, дай мне башмаки и шерстяные чулки, а все это отнеси в мою комнату! - приказала Элизабет служанке. - У меня полно работы.
- Сегодня? В метель? - удивился лорд Кембридж.
- Этот день месяца я отвожу для проверки счетов. За последние недели родилось много ягнят, и я должна внести их в расчетные книги. Вчера, когда мы загоняли овец, я подсчитала всех новорожденных, - пояснила Элизабет, вставая. - Мастер Маккол, мне жаль, что вам нечем заняться. Садитесь у огня. Как видите, пока что буран только усиливается.
- Вы играете в шахматы, дорогой мальчик? - с надеждой спросил лорд Кембридж.
- Да, милорд. Отец научил меня, когда я только пришел в его дом. Скажите, где доска, и я разложу ее.
Заглянув в зал, Уильям Смайт застал хозяина и Бэна за оживленной игрой и улыбнулся. Хозяин снова становится истинным придворным. Последнее время это случалось нечасто.
- Вижу, он побеждает, милорд! - громко заметил Уильям, подходя ближе. - Удивительно!
- Мы еще только начали, Уилл. Как большинство молодых людей, он очень торопится. А кто торопится, тот ошибается.
Лорд взял коня Бэна и, усмехнувшись, поставил рядом с доской.
- Хороший ход, - улыбнулся шотландец с легким поклоном.
До чего же умный молодой человек!
Уилл покачал головой.
Шотландец позволит лорду Кембриджу выиграть эту партию, хотя явно играет лучше. Странно видеть такой такт у грубого горца!
Секретарь отошел. У него много дел, невзирая на дурную погоду. И он закончит эти дела гораздо скорее, если милорд будет чем-то занят.
В маленькой комнатке, которую она использовала как контору, Элизабет прочла письмо от Колина Хея, хозяина Грейхейвена. Он писал, что шерсть его овец достаточно хорошего качества, но все же слишком груба, и вряд ли стоит посылать ее в Нидерланды. Его друг Адам Лесли рассказал, что во Фрай-арегейте выращивают несколько пород овец, дающих превосходную шерсть. Хей хочет улучшить свои отары. Не согласится ли леди Фрайарсгейта продать ему часть своих овец?
Элизабет задумалась. Овцы шропширской, хэмпширской и шевиотовой пород давали шерсть высокого качества. Но в производстве голубого сукна были свои тайны: шерсть на него шла от мериносов. Мать узнала об этой породе от королевы Екатерины и с ее помощью приобрела молодого барана и несколько маток. С годами отара разрослась, и теперь четверть всего поголовья составляли мериносы. Их руно было снежно-белым и очень тяжелым, а подшерсток - невероятно мягким.
Элизабет рассудила: окот прошел так удачно, что можно продать овец всех пород, кроме мериносов. Но нужно убедиться, что шотландцы их не съедят и не пустят легкие на омерзительное блюдо, называемое хаггис. Ну а мериносов они не получат!
Она отложила пергамент. Пройдут месяцы, прежде чем овец можно будет отправить на север. Значит, все это время Бэну придется оставаться во Фрайарсгейте. Сегодня вечером они поговорят об этом.
Проклятие! Она не хочет ехать ко двору! Разве здесь обойдутся без нее? Эдмунду уже за семьдесят, а она не выбрала ему преемника. Впрочем, он этого и не позволил бы. Но когда она вернется домой, придется обсудить с ним такую возможность.
Снег шел почти три дня. Но потом выглянуло солнце, и Бэн Маккол решительно заявил, что хочет помочь людям расчищать дорожки от дома к сараям и загонам. Очевидно, он не любил бездельничать и, уж конечно, не боялся тяжелого труда. Он внимательно выслушал предложение Элизабет остаться во Фрайарсгейте, пока не потеплеет.
- А ваш отец сможет передать деньги за овец с моими пастухами, - добавила она, и Бэн сразу согласился…
- Не боитесь, что мы украдем овец и перебьем ваших людей? - поддразнил он.
- Но ведь вас послали Лесли, - серьезно ответила Элизабет. - А им я доверяю. Кроме того, мой отчим - Хепберн из Клевенз-Карна. Если попытаетесь обмануть меня, Логан соберет свой клан и отправится на север - искать вас, сэр.
Бэн усмехнулся, весело блестя глазами.
- Подозреваю, что рядом с ним будете скакать вы, мистрис Элизабет.
- Совершенно верно, - кивнула она. - Я отвечаю за Фрайарсгейт.
- Как по-вашему… не могли бы вы звать меня просто Бэном? - спросил он.
- Могла бы… Однако какое странное имя. Что оно означает?
- "Бэн" на шотландском - "красивый". А "Маккол" - сын Колина.
- Ваша мать любила вашего отца? - неожиданно спросила Элизабет.
- Они встречались всего один раз.
- Один раз? - пробормотала шокированная Элизабет, густо краснея.
Если они встречались один раз, выходит, его мать легла с хозяином Грейхейвена, совершенно его не зная. Трудно представить что-нибудь подобное!
- Да, именно так, - повторил он, улыбаясь одними глазами. - Я узнал, кто мой отец, только когда мать лежала на смертном одре. Она все рассказала мне и велела после ее смерти идти в Грейхейвен. Моего отчима трудно было назвать добрым человеком.
- Сколько лет вам было тогда?
- Двенадцать.
- И поскольку вы здесь, значит, отец принял вас и вырастил.
Двенадцать. Совсем мальчишка. Сама она в двенадцать лет была беззаботной, легкомысленной девчонкой, а он… почти сиротой. До чего же странная штука - жизнь…
- Хозяин Грейхейвена оказался хорошим отцом, - заверил Бэн.
- А ваши братья и сестра? Они не возражали против вашего появления?
- Ничуть. Уже через несколько дней мы подружились. Я на десять лет старше Джейми. А Гилберт - еще моложе. Мачеха за нами присматривала. Мег, конечно, была очень хорошей девочкой. Она единственная дочь отца от его первой жены. Эллен, наша мачеха, была его третьей женой и родила отцу двух сыновей.
- А что случилось со второй женой? - с любопытством спросила Элизабет.
- Отец удушил ее, когда застал с другим мужчиной, - спокойно ответил Бэн.
- Он так сильно ее ревновал?
- Нет. Но она его обесчестила. Вот он и смыл пятно позора со своего имени, - пояснил Бэн.
- Господи милостивый! Какое восхитительное дикарство, дорогой мальчик! - воскликнул Томас, слышавший весь разговор. - Вы очень похожи на отца?
- Точная его копия, если не считать цвета глаз. У него глаза зеленые. У меня серые, как у мамы. Но я тоже берегу свою честь, милорд.
- Должно быть, никуда не отпускаете жену, - заметила Элизабет..