* * *
Меня накрыло саваном тишины, и паника отступила. "Наверное, все закончилось", - подумала безмятежно. Я умерла и теперь непременно попаду в рай. Я ведь вела относительно правильную жизнь, и честно заслужила пару-тройку квадратных метров в поднебесье. Подзатыльники брату и прогулы занятий были не в счет. Таких праведников, как я, еще поискать надо!
На смену одной нелепой мысли тут же являлась другая. Я все спрашивала себя, где же достославный туннель, в конце которого каждый умирающий обязан увидеть свет. Гадала, увижу ли сверху свое распростертое на полу тело, смогу ли побывать на собственных похоронах и вместе с родными всплакнуть у себя на могилке.
Я бы еще много чего могла нафантазировать, если бы не едкий запах гари, проникший в легкие. Грешным делом подумала, что вместо эдема угодила прямиком в ад. Но мой ад был на Земле. Как тогда, в том страшном, давно позабытом сне, огонь расстилался по каменным плитам, окружая меня. Потом коснулся Камила, лежащего в луже крови, подобрался к Нэле и стал с жадностью пожирать ее одежду.
Глаза снова заволокло соленой пеленой. Я различила три фигуры, замершие неподалеку. Парни что-то возбужденно обсуждали, но мне никак не удавалось уловить смысл их разговора. Голоса тонули в оглушительной какофонии. Все, кроме одного:
- Она - не наша забота! Девчонку нужно оставить здесь! - холодно отрезал незнакомец, тем самым предрешив мою судьбу.
Цепляться за жизнь больше не имело смысла. Темный силуэт человека, так безжалостно растоптавшего мою надежду на спасение, скрылся в облаке дыма. Я смежила веки, а в голове продолжал звучать равнодушный голос.
* * *
Дождь с яростью хлестал по лицу, студил разгоряченную плоть, но даже он не в силах был погасить колдовское пламя, завладевшее мастерской, унять жар в сердце Этери.
- Мы не можем оставить ее здесь! - выкрикнул он наконец.
Крис резко затормозил и подскочил к другу:
- А что нам еще остается?! Вытащим ее, и огребем по полной! И от Цецилии, и от Габора!
- Сотри ее воспоминания! - запальчиво воскликнул колдун.
Заявление друга показалось Крису абсурдным:
- Смею тебе напомнить, я еще ни разу этим не занимался!
- Ты хотя бы мог попытаться это сделать, - укоризненно склонил голову Даниэль.
- Акцент на слове "попытаться", - снисходительно заметил ведьмак. - Вероятнее всего после моих стараний она превратится в овощ. А это, на мой взгляд, не самая лучшая альтернатива смерти.
На Этери нахлынуло раздражение. Даже в такой ситуации Кристиан находил место для иронии. Понимая, что Эчеда не переубедить, маг развернулся и побежал к зданию, напоминающему огромный костер.
- Ты погубишь всех нас! - донеслось ему вслед.
Хорошо, что Крис больше не пытался его остановить, только кинул напоследок, что не собирается помогать совершать глупейший благородный поступок, и поспешил убраться подальше от места пожара, забрав с собой Даниэля.
Этери ворвался в мастерскую. Огонь под его ладонями начал гаснуть, будто тростник на ветру пригибаясь к земле. Каким-то чудом пламя так и не коснулось девушки, она лежала в центре очерченного искрами круга и не подавала признаков жизни. Подхватив хрупкое тело, Этери выбежал на улицу, с тревогой вслушиваясь в неровное дыхание несчастной. Дождь прекратился. Редкие капли осыпались с деревьев на ее лицо, запачканное кровью и пеплом.
Он оставил ее в парке на скамейке. Вызвал "скорую" и, дождавшись, когда тишину нарушит вой сирены, скрылся в ночи. Хотелось верить, что девчонка сумеет оправиться от пережитого и попытается все забыть. Хотя о таком, Этери знал по себе, забыть невозможно.
Глава пятая
Разборки в клане Эчедов
Меня разбудило монотонное бормотание в трубку:
- Да, вернемся к концу недели… Нет, ты зря беспокоишься, с нами все отлично… Эрика в полном порядке, на этот раз интуиция тебя обманула, - вдохновенно врала мама.
По всей видимости, на другом конце провода находилась бабушка. Обладающая завидной проницательностью, в общении с близкими Тереза была в высшей степени доверчива и наивна, а уж дочери верила безоговорочно.
Дальнейший разговор превратился в череду односложных ответов, преимущественно состоящих из "да" или "нет".
Пока маман, отвернувшись к окну и нервно теребя шнурок жалюзи, подвергалась бабушкиному допросу, отец сидел в кресле, ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. В этой позе было столько безнадежности, столько отчаяния, что мои собственные невзгоды вдруг стали восприниматься, как что-то незначительное и недостойное внимания.
Папа горестно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Вокруг потухших карих глаз пролегли синие тени, лицо осунулось и приобрело землистый оттенок, а в висках прибавилось седины. Сейчас отец, только-только справивший сорокапятилетие, напоминал старика.
Я попыталась повернуться и окликнуть его, но застонала от боли. Ныла каждая клеточка истерзанного тела. Мама мельком глянула в мою сторону, быстро свернула разговор и, оставив мобильный на подоконнике, выбежала в коридор.
Я проводила ее усталым взглядом, лишь на мгновение задержавшись на окружающей обстановке. Просторная больничная палата, наполненная светом уходящего дня, так контрастировала с обрывками воспоминаний, беспрестанно мелькающих в голове: лужи крови, сполохи пламени, вздымающегося к потолку; дым, заволакивающий все вокруг…
Отец ласково коснулся моей щеки, смахнул покатившуюся слезинку и ободряюще сжал мою ладонь. Было видно, что он сам на грани и едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.
- Эрика… Ты нас так напугала! - Мне показалась или в голосе матери послышался упрек?
Понять, что же все-таки это было, не успела, так как следом за ней в палату вошел долговязый мужчина в белом накрахмаленном халате, со стетоскопом на шее и черной папкой в руках.
Бегло осмотрев меня и задав дюжину вопросов, на которые я упорно отвечала одно и то же - не помню, не знаю, не понимаю - медик осветил свою версию произошедшего: девушка отправилась в клуб, угостилась бодрящим коктейлем из экстази, мескалина и прочей дури и повеселилась от души. Правда, ночь для нее закончилась плачевно. Но ведь могло быть и хуже…
Лекарь только диву давался, как меня угораздило, приняв убойную дозу психотропных веществ, остаться в живых. Я тоже хотела бы это знать…
- Вам повезло, что вовремя вызвали "неотложку". Иначе могли бы и не откачать, - безжалостно припечатал "Айболит" и на всякий случай еще раз уточнил: - Не помните, как очутились в парке?
Далее вопросы пошли по второму кругу. Глядя в одну точку на потолке, я с завидным упрямством твердила о своей амнезии. Поняв, что вразумительных ответов добиться от меня не удастся, доктор обнадежил родителей, что с их непутевой дочерью все будет в порядке и был таков.
Не успел он скрыться в коридоре, как роль дознавателя взяла на себя мама:
- Где ты была?! С кем?! Вся перемазана в крови! - захлебывалась она словами.
- Мам, я правда ничего не помню, - вяло отбивалась я от попыток родительницы докопаться до истины.
Признаюсь, что меня хотела прикончить шайка психопатов, и непременно попаду на учет к душеведу. Нет уж, увольте! Со своими тараканами я как-нибудь сама разберусь.
- По крайней мере, как сбегала из гостиницы ты помнишь?! - сорвалась на крик Анна. - Мы из-за тебя чуть с ума не сошли!
Виктор обхватил плачущую жену за плечи и ласково, но в то же время не терпящим возражений тоном произнес:
- Оставь ее, Рике нужно отдыхать. Успеем поговорить, - и повел ее к выходу.
Меня действительно вымотали расспросы. Сил хватило только на то, чтобы благодарно улыбнуться отцу, а через мгновение я снова оказалась в плену у своего кошмара.
* * *
Когда открыла глаза, в окна больницы черным вороном билась ночь.
Спрятавшись за ширмой, родители о чем-то возбужденно спорили. Не имея ни малейшего желания снова выслушивать мамины упреки, сделала вид, что продолжаю крепко спать.
- Нужно обо всем рассказать Терезе! - как заведенный твердил отец.
- Об этом не может быть и речи! - взвилась Анна. - Хочешь заставить ее пережить то, что пережили здесь мы?!
- Ты видела, в каком состоянии ее нашли?! - гневно прошипел глава семьи. - Вдруг это…
Но мама не дала ему закончить:
- Как только Эрика поправится, мы заберем ее домой и сделаем все возможное, чтобы она никогда не вспоминала ни о Словакии, ни об этой ночи. Кроме нас больше никто не узнает о случившемся!
Отец безнадежно вздохнул. Временами Анна была упряма, как сто ослов. Если она что-то решила, то уже ничто не могло ее поколебать. Но в этот раз я целиком и полностью ее поддерживала. Признаться во всем бабушке, глядя в ее строгие и такие грустные глаза, было выше моих сил. Мама права, пусть все плохое останется в Словакии.
Но на поверку все оказалось намного сложнее. Мысленно я постоянно возвращалась в ту ночь. Видела Камила: сначала нацелившего на меня нож, потом его труп, объятый пламенем. Интересно, что я должна была испытывать? Боль от того, что человек, которому по наивности доверилась, заманил меня в ловушку или тоску из-за его смерти? А может, радость, потому что справедливость восторжествовала? Как ни странно, но ни одно из этих чувств не объясняло мое состояние. Про любовь вообще вспоминать не хотелось, будто ее никогда и не было.
Кто те люди, что помешали Камилу завершить начатое? А может, ужасная церемония - лишь плод больного воображения, одурманенного наркотиками… Лишь страшная галлюцинация?..
Оставшись одна, я попыталась отвлечься от навязчивых воспоминаний и включила телевизор, поставив на режим без звука. На экране замелькали видеокадры с места пожара…
Щелкнув пультом, устало откинулась на подушках и прикрыла глаза. Кажется, этот кошмар будет преследовать меня всю мою жизнь.
Венгрия, Будапешт
К особняку Эчедов они подъехали на закате. Серое двухэтажное здание встречало ведьмаков сонной тишиной, и на первый взгляд могло показаться, что этот дом необитаем. Не горели фонари, окаймляющие дорожку, ведущую к парадному входу, ставни наглухо сомкнули створки, охраняя от взора любопытных частную жизнь обитателей дома. Только в круглом окне-розе мансарды, которую облюбовал для себя глава семьи, Венцель, маячил тусклый свет, да в глазницах каменных чудовищ - драконов, венчавших карнизы, полыхало синее пламя. Недремлющие стражники верно служили Эчедам на протяжении долгих лет, оберегая их покой.
Кристиан взбежал по лестнице и приложил ладонь к гербу на двери. От его прикосновения створки бесшумно раскрылись. На первом, не так давно отреставрированном этаже, еще сохранились остатки былого великолепия: люстра-каскад на двадцать свечей с ангелочками из золоченой бронзы; на полу - мраморные плиты с выгравированными на них магическими рунами; стены, обтянутые шелком и украшенные фамильными портретами.
В остальном загородная резиденция Эчедов мало чем отличалась от соседских коттеджей. Кухня была оборудована по последнему слову техники, почти в каждой комнате имелись плазменные панели и кондиционеры, которые являлись скорее предметами интерьера, чем необходимостью, потому как воспользоваться благами цивилизации домочадцам удавалось нечасто.
В особняк постоянно наезжали гости, а перепады напряжения при большой концентрации колдовской энергии были обычным делом. Именно поэтому повсюду стояли канделябры, а вместо лампочек в настенных бра горели свечи. Летом изнывали от жары, а зимой спасались от холода, затапливая камины. Дом убирали по старинке, используя метлу и тряпку. Пылесосы без надобности хранились в кладовках, работу холодильников приходилось поддерживать заклинаниями, а чтобы насладиться просмотром фильма, Эчеды вынуждены были отправляться в кинотеатр.
Частое отсутствие электричества доводило отца Кристиана до нервного тика. Вот и сейчас Венцель, столкнувшись с парнями в холле, принялся изливать тем свои возмущения:
- Сил моих больше нет терпеть это безобразие! Столько дней мечтал о финале Кубка, надеялся спокойно провести выходной перед телевизором, но нет! Твоей матери приспичило именно сегодня организовать вендетту! - Мужчина с тоской посмотрел на горку бутербродов и баночку пива на подносе, который держал в руках. Угощения должны были помочь скрасить вечер и составить ему компанию во время просмотра любимой игры. Сунув подмышку газету, лежавшую на столике возле лестницы, Венцель стал подниматься наверх, при этом беззлобно бормоча: - Даже дома нет покоя…
- Причина собрания? - окликнул отца Крис. Вчера, когда он созванивался с матерью, та ни словом не обмолвилась о предстоящем съезде.
Худосочная фигура, закутанная в зеленую хламиду, обернулась:
- Цили решила устроить показательный суд.
Субтильность и высокий рост Кристиан унаследовал от отца. А в остальном он был точной копией матери: такие же, как и у нее, прямые русые волосы, глубоко посаженные зеленые глаза, четко очерченный подбородок с ямочкой, которая безотказно действовала на слабый пол. Тонкие губы зачастую кривились в пренебрежительной усмешке. Керестей на всех смотрел свысока. Привилегированное положение будущего хозяина рода позволяло ему себя так вести.
Даниэль, до этого сонно озиравшийся по сторонам, заметно оживился.
- Нашли предателя? - бойко проговорил он.
В последнее время Габор был в курсе всех событий, происходящих в семье Эчедов, что наводило на мысли об измене.
- Цецилия так считает, - загадочно оповестил Венцель и, посчитав разговор оконченным, отправился к себе.
Миновав холл, парни оказались в церемониальном зале - огромном помещении со сводчатым потолком и стрельчатыми витражными окнами, сейчас заполненном молчаливыми людьми. Стараясь не привлекать к себе внимания, ведьмаки пристроились в задних рядах.
Цецилия сидела в глубине алькова и больше походила на прекрасную статую, высеченную из холодного мрамора, нежели на женщину из плоти и крови. Густые волосы были заплетены в косу, на лоб опускалась фероньерка - золотая цепочка, украшенная жемчугом, пальцы были унизаны перстнями, амулетами из магических камней: сапфира, гиацинта и сердолика. Свободное темное одеяние, в которое по традиции глава клана облачалась для колдовских церемоний, еще больше подчеркивало белизну ее кожи.
Позади нее стояли Анталь и Шандор, как и Цецилия, потомственные колдуны, по силе едва ли уступающие хранительнице рода. Они и еще несколько опытных ведьмаков являлись главной опорой клана. Остальные были неопытными, пока еще желторотыми птенцами, только начавшими познавать азы волшебства.
Что касается Габора, то его свиту в большинстве своем составляли маги с длинной колдовской родословной. Один Ксавер, любимец Батори и, как поговаривали, его приемник, мог с легкостью перебить с дюжину учеников Цецилии. Чародейка понимала, что ее положение очень шатко. Если Габор и сохранял иллюзию мира, то Ксавер после смерти старика церемониться не станет и, несомненно, попытается подчинить себе Эчедов. А если учесть, что Габору уже перевалило за шестой десяток, то пертурбация во вражеском клане могла произойти в любой момент.
Цецилия не могла допустить, чтобы кто-нибудь из ее окружения шпионил для старого колдуна или для Ксавера. К счастью, предателя вовремя удалось разоблачить.
Перед нею на полу, скрючившись, лежал мужчина. В широко раскрытых глазах читался страх, впалые щеки пересекали красные полосы. Когда Имре привели к хозяйке клана, он даже не попытался оправдаться. Наоборот, начал глумиться над Эчедами и сыпать проклятиями. Под влиянием эмоций Цецилия накинулась на него, хотела заставить замолчать, а заодно выцарапать предателю глаза, чтобы впредь неповадно было следить и доносить Батори. С трудом заставила себя остановиться. Она сохранила выродку жизнь, но избежать наказания ему не удастся.
Поднявшись, женщина громогласно объявила:
- За предательство, за отречение от семьи и обман ты, Сенди Имре, будешь лишен дара и навсегда изгнан из клана.
Ведьмак вскинул на Цецилию взгляд и снова неуклюже повалился на бок. Последовавшая за этим невнятная фраза:
- Я ни в чем перед тобой не виноват, - потонула в яростном крике:
- Довольно притворства! Изменой ты запятнал свое имя! Не пытайся вызвать к себе жалость, Имре, ты достоин только презрения!
Анталь приблизился к пленнику, словно заклинание бормочущему единственную фразу: "не виноват, не виноват", и заставил того встать на колени. Цецилия обхватила голову Имре руками, прижала ладони к его раскаленным вискам. Глубокий, тягучий голос колдуньи разнесся по залу, отражаясь от стен, увешанных старыми гобеленами. Крылатые создания с тканых полотен взирали на госпожу то ли с грустью, то ли с укором, пока она, произнося заклятие, уничтожала все воспоминания Имре, связанные с годами его жизни в клане.
Тело ведьмака конвульсивно дернулось. Он выгнулся дугой и истошно закричал, когда сила, часть его самого, вырвалась наружу, чтобы обрести нового хозяина. Цецилия небрежно оттолкнула от себя Имре и холодно произнесла, пробежав взглядом по залу:
- Вы давали мне присягу, и любой, кто попытается ее нарушить, понесет ответ.
Велев увести изменника, женщина пересекла зал, стук ее каблуков прозвучал оглушительной барабанной дробью. У самого выхода она обернулась и сухо проронила, обращаясь к сыну:
- Живо в мой кабинет. И вы тоже, - кинула она Этери и Даниэлю, устало подпиравшим стену.