- А вы не правы, отрицая правду и называя меня господином графом, в то время как я ясно приказал звать меня Шарлем.
- Я не думала, что этот приказ надо выполнять беспрекословно.
- Все приказы следует выполнять.
- Но я не принадлежу к числу ваших оруженосцев. Я вольна завтра же уехать. Меня здесь ничто не держит.
- А как же то чувство, которое вы испытываете к моей дочери? Девочка в печали. Мне не понравился приступ истерии, случившийся с нею вчера. Это меня очень тревожит. Только вы можете успокоить мою дочь. Вы можете заставить ее прислушаться к голосу разума. Скоро Маргарите придется выйти замуж. Это я решил твердо. И хочу, чтобы вы оставались с ней… до тех пор, пока она благополучно не выйдет замуж. Только после этого вы сможете подумать о том, чтобы покинуть нас. Все это время я буду класть на ваш счет деньги, так что у вас их будет достаточно для того, чтобы открыть школу… возможно, в Париже, где вы сможете преподавать английский. Я буду направлять к вам учеников, как это делал в Англии сэр Джон. Заключения брака не придется ждать долго. Маргарита доказала, что она готова к нему. Я знаю, что вы очень рассудительная девушка. Я прошу не так уж много, ведь правда?
- Вначале я должна буду посмотреть, как пойдут дела, - осторожно сказала я. - Я не могу ничего обещать.
- По крайней мере, вы проявляете участие к судьбе Маргариты.
- Разумеется.
Пройдя через древнюю часть замка, мы перешли в крыло, выстроенное триста лет спустя. Здесь господствовало изящество шестнадцатого и семнадцатого веков.
- С этой частью здания вы познакомитесь постепенно, живя с нами, - сказал граф. - Я хотел лично показать старинную часть замка.
Осмотр окончился. Настроение графа, похоже, изменилось. Он несколько помрачнел. Я ломала голову почему, и хотя я находила приятным его общество, однако обрадовалась тому, что осталась одна, так как смогла обдумать сказанное, ибо я была уверена, что в нашем разговоре осталось много двусмысленного и недосказанного.
II
После всего пережитого Марго испытывала не только душевное, но и физическое истощение. Она быстро утомлялась и постоянно переживала по поводу своего малыша. Я не сомневалась, что нужна ей. Мне было жаль Марго, так как я понимала, что она чувствует себя потерянно в своей семье. Учитывая, что у нее за родители, это было неудивительно, и я еще отчетливее сознавала любовь и чуткость своей матери - дар, больший чем благородное происхождение и богатство, доставшееся Марго от родителей. Что же до Этьена с Леоном, то, хотя они и выросли в замке, вряд ли их можно было считать братьями.
Ну- Ну понимала состояние Марго, так как была одной из немногих, посвященных в тайну. Она настояла на том, чтобы Марго несколько дней оставалась в постели, и кормила ее блюдами собственного приготовления, в которые входили какие-то снадобья, заставлявшие Марго много спать. Я была уверена в необходимости этого, так как Марго, пробуждаясь, чувствовала себя посвежевшей и в хорошем настроении.
Это оставляло мне много свободного времени, а Этьен и Леон старались завоевать мою дружбу. Я по очереди каталась с ними верхом и, оглядываясь назад, нахожу, что прогулки эти имели большое значение.
После обеда в тот день, когда граф провел меня по древней части замка, Этьен поинтересовался, не угодно ли мне покататься верхом. Он сказал, что хочет показать мне окрестности.
Я всегда с наслаждением ездила верхом - даже на бедной старушке Дженни, - и с тех пор, как рассталась с Приданым, постоянно тосковала по ней. Поэтому я с готовностью согласилась. К тому же, у меня был весьма элегантный костюм для верховой езды.
Единственный вопрос состоял в том, на ком ехать, но Этьен заверил меня, что в конюшне замка имеется подходящая лошадь.
Он был прав. В конюшне меня ждала прекрасная чалая кобыла.
- Не слишком резвая, - сказал Этьен. - О, мне известно, что вы великолепная наездница, но первое время…
- Не знаю, откуда вы это взяли, - ответила я. - Я просто умею ездить верхом - и не очень хорошо.
- Вы слишком скромны, кузина.
Я обратила внимание на слово "кузина" и про себя улыбнулась. Если я являюсь кузиной графа, Этьену хотелось бы, чтобы я стала и его кузиной. Я начала понимать Этьена.
Его манеры были безукоризненны. Он помог мне сесть в седло и сделал комплимент по поводу моего наряда.
- Очень элегантно.
- Дома я так и считала, - сказала я, - но здесь уже не столь уверена. Странно, как в зависимости от окружающей обстановки меняются наряды.
- Вы будете выглядеть очаровательно в любой обстановке, - учтиво заметил Этьен.
Окружающая местность выглядела очень красиво, так как листву деревьев уже тронули осенние краски. Мы скакали то рысью, то легким галопом, и я радовалась тому, что получила некоторый опыт, объезжая Приданое. Меня тронула та забота, которую проявлял по отношению ко мне Этьен, я заметила, что он постоянно следит за мной, и, если ему казалось, что у меня возникают какие-то затруднения - а это случилось один или два раза, - он подъезжал ко мне, чтобы убедиться, все ли в порядке.
По дороге назад к замку - думаю, мы удалились от него мили на две - мы подъехали к стоящему в ложбине дому. Выложенный из серого камня, увитый разнообразными растениями, он выглядел просто очаровательно. Листья некоторых лиан тронул коричневатый багрянец, что еще больше усиливало красоту пейзажа.
У ворот, словно поджидая кого-то, стояла женщина. Меня сразу же поразила ее броская красота. У нее были густые рыжие волосы и зеленые глаза, она была высока, склонна к некоторой полноте и очень элегантно одета.
- Позвольте представить вас госпоже Легран, - сказал Этьен.
- По-видимому, она - ближайшая к замку соседка.
- Вы правы, - ответил Этьен.
Госпожа Легран отворила ворота. Мы спешились - Этьен придержал при этом мою лошадь - и привязали коней к специальной жерди.
- Это мадемуазель Мэддокс, - представил меня Этьен. Госпожа Легран шагнула мне навстречу. Она была одета в зеленое платье, которое ей очень шло и было в тон ее глазам. Юбка с кринолином подчеркивала тонкую талию, а между складками дорогой ткани проглядывала нижняя юбка из чуть более темного атласа. Волосы на голове госпожи Легран были тщательно уложены в высокую прическу, согласно господствовавшей во Франции моде, введенной королевой, которой это было нужно для того, чтобы отвлечь внимание от излишне высокого лба. Спереди в корсаже был глубокий вырез, позволяющий видеть белизну шеи и слегка обнажающий высокую полную грудь. Это была поразительно красивая женщина.
- Я слышала, что вы приехали в замок, мадемуазель, - сказала она, - и с нетерпением ждала встречи с вами. Надеюсь, вы окажете мне честь, выпив со мной бокал вина.
Я сказала, что буду рада сделать это.
- Пройдемте в гостиную, - предложила госпожа Легран, Мы вошли в прохладный зал, украшенный листьями всех оттенков зелени. Зеленый, судя по всему, был излюбленным цветом госпожи Легран. Он очень шел ей. Я заметила, как привлекательно выглядели обрамленные черными ресницами зеленые глаза, особенно в контрасте с огненно-рыжими волосами.
Гостиная была небольшой, но, возможно, мне просто так показалось после просторных комнат замка. По сравнению с гостиной нашего дома в Англии это помещение было огромным. Мебель была столь же изысканной, как и в замке, а пол устилали прекрасные ковры. Бледно-зеленый цвет штор гармонировал с цветом подушек. В целом комната выглядела очень изящно.
Принесли вино. Госпожа Легран спросила, как мне нравится пребывание в замке моего кузена.
Я замялась. Несмотря ни на что, я не могла думать о себе как о кузине графа. Я ответила, что нахожу все очень интересным.
- Как необычно то, что вы после стольких лет встретились с Маргаритой и графом. Хотя, думаю, вы догадывались о вашем родстве с ним. Знали о родственной связи.
Казалось, и она, и Этьен пристально наблюдают за мной.
- Нет, - сказала я, - для меня это явилось полной неожиданностью.
- Как интересно! А как именно вы встретились друг с другом?
Граф говорил, что, играя какую-то роль, разумнее всего держаться как можно ближе к правде.
- Это произошло во время пребывания графа с семьей в доме Джона Деррингема, в Англии.
- Вы тоже там гостили?
- Нет. Я там жила. Моя мама содержала школу.
- Школу? Как странно!
- Мадемуазель Мэддокс - в высшей степени образованная молодая леди, - поспешно заметил Этьен.
- Это ничуть не странно, - возразила я. - Мама овдовела и была вынуждена сама содержать себя и дочь. Так как она была готова к преподавательской деятельности, ею она и занялась.
- И граф обнаружил эту школу, - вставил Этьен.
- Его дочь училась там.
- А, понимаю, - сказала госпожа Легран. - И тогда он обнаружил, что вы являетесь родственниками.
- Да… все случилось именно так.
- Вы, должно быть, находите необычным то, что попали из школы… сюда, - она взмахнула рукой, указывая на замок.
- Да. Я была очень счастлива в школе. Пока была жива мама, мы были всем довольны.
- Сочувствую вам. Все это очень печально. А зачем вы приехали во Францию?
- Маргарите был нужен отдых. Она болела. Поэтому я отправилась с ней.
- А школа?
- С ней все кончено.
- Значит, вы приехали сюда на… неопределенное время?
Мне подумалось, что госпожа Легран для простого разговора из вежливости задает слишком много вопросов, а я поступаю глупо, отвечая на все. Я холодно ответила:
- Мадам, я не определилась в намерениях, поэтому не могу обсуждать их с вами.
- Мадемуазель Мэддокс говорит по-французски очень хорошо, не так ли, Этьен?
Этьен улыбнулся мне.
- Я редко слышал, чтобы англичане говорили так хорошо.
- Лишь едва уловимый акцент.
- Но он просто очарователен, - добавил Этьен. Госпожа Легран кивнула, а я решила, что теперь мне пора начинать расспросы.
- У вас чудный дом, мадам. Давно вы живете здесь?
- Девятнадцать лет.
- Должно быть, от замка это ближайший дом.
- Он находится меньше чем в двух милях.
- Наверное, вы счастливы тем, что обладаете таким прекрасным жилищем.
- Я счастлива, что живу в нем, но я не владею этим домом. Как и все в поместье, он принадлежит графу Фонтэн-Делибу. Мадемуазель, вы часто бывали во Франции?
- Я не была здесь ни разу до того, как приехала сюда с Маргаритой.
- Как любопытно.
Я переменила тему, и мы поговорили о красотах окрестных мест, об их сходстве и отличии от Англии, и наша беседа протекала в более привычном русле.
Через некоторое время мы поднялись, чтобы ехать, и госпожа Легран, взяв меня за руки, выразила надежду, что я навещу ее еще.
- К счастью, Этьен часто навещает меня. Этьен, ты должен еще привезти сюда мадемуазель, но, если хотите, можете приехать одна, я буду рада.
Поблагодарив ее за гостеприимство, я подождала, пока Этьен отвяжет наших лошадей.
Когда мы поехали к замку, я сказала:
- Какая очаровательная женщина.
- Разделяю ваше мнение, - ответил Этьен. - Возможно, я небеспристрастен.
Я удивленно взглянула на него. Он улыбнулся и, не отрывая взгляда от моего лица, словно желая проследить за моей реакцией, добавил:
- Вы не догадались, что это моя мать?
Я была потрясена, ибо тотчас же подумала о том, в каких отношениях состоит эта женщина с графом. Интересно, нарочно ли от меня держали в тайне то, кто она, чтобы Этьен имел возможность так поразить меня.
Благодарение Богу, я сохранила спокойствие, помня слова мамы о том, что английская леди никогда не выказывает своих чувств, особенно в минуты стресса. А что такое стресс?
Несомненно, под это понятие подпадает изумление.
- Должно быть, вы очень гордитесь тем, что у вас такая очаровательная мать, - сказала я.
- Да, - улыбнулся Этьен, - горжусь.
Остается ли она до сих пор любовницей графа? Она живет рядом с замком… его домом. Навещает ли он ее? Посещает ли госпожа Легран замок?
Я мрачно сказала себе, что это не мое дело.
На следующий день я поехала кататься верхом вместе с Леоном. Я нашла, что общаться с ним проще, чем с Этьеном. Леон вел себя свободнее и естественнее. Он не видел причин скрывать то, что он крестьянский сын, и этим нравился мне.
Если Леону и недоставало южной красоты Этьена, он был с лихвой вознагражден обаянием. Синие глаза на смуглом лице приковывали внимание. Темные коротко стриженные волнистые волосы казались шапкой на голове. Ладно скроенный костюм был тем не менее удобным и в нем полностью отсутствовали броскость и изящество туалетов Этьена.
Леон великолепно держался в седле, точно они с конем составляли одно целое. Я скакала на чалой кобыле, на которой выезжала накануне. Я уже начала осваиваться с ней и чувствовала, что лошадь тоже привыкает ко мне.
По природе своей Леон был веселее Этьена - мне показалось, и беззаботнее его, но и он высоко отозвался о моем костюме для верховой езды, после чего мы некоторое время разговаривали о лошадях. Я рассказала Леону о Приданом, о том, с каким сожалением я рассталась с лошадью и о том, как до этого я трусила верхом на Дженни.
Я обнаружила, что рассказываю ему о своей матери, и с облегчением почувствовала, что могу говорить о ней свободно и с уверенностью, что он поймет, хотя, откуда взялась такая уверенность после столь краткого знакомства, я не представляла. Вероятно, Леон располагал к себе в силу своей естественной манеры держаться. Он вел себя прямо и открыто, и я могла вести себя с ним так же.
- Что бы подумала ваша мать, узнав, что вы здесь? - спросил он.
Я замялась. Вне всяких сомнений, граф вызвал бы ее совершеннейшее неодобрение. Но маму обрадовало бы, что меня принимают в замке как гостью.
- Полагаю, она согласилась бы с тем, что я поступила разумно, оставив школу… до того, как у меня начались с ней настоящие трудности, - ответила наконец я.
- И, полагаю, она сочла бы, что быть рядом с кузиной - comme il faut.
- Думаю, Маргарита рада тому, что я с ней, - уклончиво ответила я.
Он хитро улыбнулся.
- И граф тоже рад. Он ясно это дает понять.
- Он просто радушный хозяин.
После предыдущей откровенности упоминание о том, что должно было оставаться тайной, мгновенно возвело между нами стену.
Затем Леон сказал:
- Я слышал, что вчера вы навестили Габриэллу Легран.
- Да.
- Несомненно, вы поняли, что она - большой друг графа.
- Я узнала, что она мать Этьена.
- Да. Их дружбе с графом много лет.
- Понятно.
Вспомнив услышанные мною слова, которыми Леон обменялся с Этьеном, я решила, что он предупреждает меня. Никто не поверил в мое родство с графом - и это неудивительно. Я видела, что Леон решил, будто граф познакомился со мной в Англии, я ему понравилась, у него возникли планы относительно меня, и он привез меня во Францию, чтобы осуществить их. Должно быть, у Леона сложилось обо мне дурное мнение. Но как могу я сказать ему, что я здесь исключительно потому, что Маргарита нуждается во мне?
- Полагаю, - сказал Леон, поддерживая разговор, - что жизнь в Англии сильно отличается от здешней.
- Естественно… хотя, вероятно, в основе она такая же.
- Ну, вот ваш сэр Джон Деррингем посмел бы вот так в открытую поселить рядом с собой свою любовницу? И что бы сказала его жена?
Его слова поразили меня, но я попыталась не показать и виду.
- Нет. Это недопустимо. Так или иначе, сэр Джон не стал бы вести себя подобным образом.
- А здесь это обычное дело. Пример подают короли.
- У нас тоже были короли, которые вели себя так же. Например, Карл II.
- У него была мать-француженка.
- Вы полны решимости доказать, что ваши соотечественники легко попирают мораль.
- Думаю, у нас разные устои.
- То, о чем вы говорили, вне всякого сомнения существует в Англии, но не так открыто. Добродетельна ли скрытность, я не знаю. Но, по-моему, она упрощает жизнь тем, кого это непосредственно касается.
- Некоторым из них.
- Женам. Не очень-то приятно, когда муж тычет в лицо своей неверностью. С другой стороны, для мужчины и его любовницы встречаться открыто означает избавление от хлопотных уловок.
- Вижу, мадемуазель, вы реалистка, но слишком честная и очаровательная, чтобы быть когда-либо вовлеченной в подобные грязные дела.
О да, это было явное предупреждение. Мне следовало бы оскорбиться, но я увидела неподдельную озабоченность в глазах Леона и невольно испытала к нему прилив симпатии.
- Можете быть в этом уверены, - твердо сказала я. Похоже, он очень обрадовался, прочтя его мысли, я поняла, что Леон поверил в то, что граф встретил свою кузину - или же, если родство наше выдумано, то сделано это без моего участия, - и пригласил ее сюда в качестве компаньонки своей дочери, а та, воспитанная в строгих английских традициях, даже не догадывается о его намерениях.
Каждое из предположений Леона было ошибочно, но он не мог не понравиться мне своей заботой и суждениями.
Похоже, он отбросил в сторону все сомнения по поводу меня и приготовился наслаждаться прогулкой. Он начал рассказывать о себе с порадовавшей меня откровенностью.
Судьба Леона была странной, все предопределил случай - граф стал причиной смерти его брата.
- Только подумайте, - сказал Леон, - если бы не это, моя жизнь была бы совершенно иной. Бедный малыш Жан-Пьер. Я частенько думаю, не глядит ли он с небес на меня, говоря: "Вот! Всем этим ты обязан мне".
- Это было ужасно, и все же, как вы сказали, вам от этого одно благо.
- Я убеждаюсь в том, какое это благо, когда прихожу к себе домой, - не только для меня, но и для всех родных. Понимаете, я могу помогать им. Графу это известно, и он рад моему поведению. Помимо этого, он также выплачивает моим родителям пенсию. У них лучший дом в деревне и несколько акров угодий. Они неплохо живут, и соседи завидуют им. Я не раз слышал, как они говорили, что Господь улыбнулся нам в тот день, когда Жан-Пьер попал под колеса коляски.
Меня передернуло.
- Реализм, мадемуазель. Это самая сильная черта в характере французов. Если бы Жан-Пьер не выбежал именно в тот момент прямо под копыта коней графа, он влачил бы убогую жизнь, такую же, как и его семья. Понятны следующие из этого выводы.
- Я подумала о вашей матери. Что чувствует она?
- Мать - это другое дело. Каждую неделю она относит цветы ему на могилу, вокруг которой посажены вечнозеленые кусты, напоминающие, что память о сыне свежа в ее сердце.
- Но, по крайней мере, она радуется, видя вас.
- Да, но это напоминает ей о моем брате-близнеце. О нем сейчас говорят не меньше, чем тогда, когда все это случилось. Графа винят все сильнее и сильнее, забывая, что он сделал для нашей семьи. Это признаки поднимающейся против знати волны. Им вменяется в вину все, что только можно.
- Я чувствую это с тех пор, как приехала во Францию, но слышала об этом еще раньше.