- Да, грядут перемены. Навещая своих родных, я слышу о зреющем недовольстве. Со мной они ведут себя откровеннее, чем с кем бы то ни было не из их круга. Возмущение растет. Иногда оно оправданно - но одному Богу известно, всегда ли. В нашей стране слишком много несправедливости. Народ разочаровывается в своих правителях. Порой я задумываюсь, долго ли сможет так продолжаться. Теперь небезопасно проезжать по деревне, не переодевшись в крестьянина. Никогда в жизни еще не было такого.
- Чем это кончится?
- Ах, милая мадемуазель, поживем - увидим.
Приблизившись к замку, мы услышали стук копыт, и навстречу нам выехал всадник. Он был высок, довольно скромно одет, и на его пышных рыжеватых волосах не было парика.
- Это же Люсьен Дюбуа, - воскликнул Леон, - Люсьен, друг мой, рад видеть вас!
Всадник натянул поводья. Увидев меня, он снял шляпу. Леон представил ему меня. Мадемуазель Мэддокс, кузина графа, гостящая в замке.
Люсьен Дюбуа сказал, что рад знакомству со мной, и спросил, долго ли я собираюсь пробыть здесь.
- По обстоятельствам, - ответила я.
- Мадам англичанка, но она говорит на нашем языке как уроженка Франции, - сказал Леон.
- Боюсь, это не совсем так, - сказала я.
- Вы говорите по-французски просто великолепно, - подтвердил господин Дюбуа.
- Вы приехали к сестре, - обратился к нему Леон. - Надеюсь, вы побудете здесь некоторое время.
- Повторяя слова мадемуазель, скажу: по обстоятельствам.
- Вы уже познакомились с госпожой Легран, - повернулся ко мне Леон. - Господин Дюбуа ее брат.
Мне показалось, что я заметила некоторое сходство - броская красивая внешность, яркие волосы, хотя глаза мужчины были не такими зелеными, как у его сестры, - впрочем, возможно, он не владел искусством подчеркивать их цвет.
Мне стало интересно, что думает господин Дюбуа об отношениях между своей сестрой и графом. Вероятно, как француз, он признает их допустимыми. Я цинично подумала, что, вероятно, знатность графа делает положение еще терпимее. Быть любовницей короля - почетно, простолюдина - зазорно. Однако согласиться, что это различие существенно, я не могла, происходило ли это ввиду моей неопытности или же отсутствия реализма, но я была рада этому.
- Что ж, не сомневаюсь, что скоро мы увидимся вновь, - сказал Леон.
- Если я не удостоюсь приглашения в замок, вы должны навестить нас с сестрой, - отозвался господин Дюбуа. С этим он поклонился нам и тронул коня.
- Перед вами был человек, недовольный жизнью, - заметил Леон.
- Почему?
- Потому что он считает, что не получил от нее того, что заслуживает. Вы скажете, таков удел многих. Все неудачники в мире во всем винят судьбу.
- Виноваты мы сами, а не звезды, сказал наш поэт.
- У нас много грехов, мадемуазель. Самое распространенное в мире чувство - зависть. Именно она лежит в основе всех смертных грехов. Бедный Люсьен! Он сильно страдает. Думаю, что он никогда не простит семью Фонтэн-Делибов.
- Что они сделали ему?
- Не ему, а его отцу. Жан-Кристоф Дюбуа был заточен в Бастилию и умер там.
- За что?
- Потому что граф - отец нынешнего - хотел заполучить жену Жана-Кристофа - мать Люсьена и Габриэллы. Это была красивая женщина. Габриэлла унаследовала ее внешность. Есть такая вещь, называемая lettre de cachet. С тех пор Жана-Кристофа больше не видели.
- Какая жестокость!
- Времена жестоки. Именно поэтому народ полон решимости изменить существующие порядки.
- Тогда сейчас самое время для этого.
- Потребуется значительно больше, чем несколько недель, чтобы исправить ошибки столетий. У Жана-Кристофа были сын и дочь. Три года спустя после того, как граф забрал у Жана-Кристофа жену, он умер, и графом стал его сын, Шарль-Опост, нынешний владелец замка. Габриэлла была молодой восемнадцатилетней вдовой. Она пришла просить за отца. Ее красота и изящество поразили Шарля-Огюста. Он в ту пору был очень молод и впечатлителен. Но было уже слишком поздно. Жан-Кристоф скончался в тюрьме, не дождавшись освобождения. Однако Шарль-Огюст влюбился в Габриэллу, и спустя год после их знакомства родился Этьен.
- Меня поражают драмы, которыми, похоже, окружен замок.
- Где графы Фонтэн-Делибы, там всегда драмы.
- Габриэлла, по крайней мере, простила несправедливость, проявленную по отношению к ее отцу.
- Да, но с Люсьеном, полагаю, дело обстоит по-иному. Мне частенько кажется, что он лелеет жажду отмщения.
По дороге к замку я не переставала думать о несчастном бедняке, безжалостно осужденном провести остаток своих дней в темнице лишь потому, что другому захотелось убрать его с дороги, и мне показалось, что вокруг меня сгущается тайная драма, постичь которую я еще не в состоянии.
Марго позвала меня к себе в комнату. Она буквально сияла, и я в который раз поразилась ее способности переходить от отчаяния к радостному возбуждению.
У нее на кровати лежало несколько отрезов ткани.
- Подойди сюда, Минель, и посмотри! - воскликнула Марго.
Я осмотрела отрезы. Один отрез бархата был модного красновато-коричневого цвета и к нему золотые кружева, а другой - нежно-голубого и серебристые кружева.
- У тебя выйдут замечательные платья, - заметила я.
- Мне сошьют только одно. Другое тебе. Я специально выбирала для тебя голубой бархат, серебристый цвет великолепно с ним сочетается. Скоро будет бал, и отец распорядился, чтобы я выглядела на нем как можно лучше.
Проведя пальцами по голубому бархату, я сказала:
- Я не могу принять такой дорогой подарок.
- Не глупи, Минель. Ну как ты сможешь пойти на бал в том, что привезла с собой?
- Очевидно, что не смогу. Но есть альтернатива. Я не пойду на бал.
Марго нетерпеливо топнула ножкой.
- Тебе это не позволят. Ты должна будешь пойти. И именно поэтому тебе нужно платье.
- Соглашаясь поехать с тобой, я не знала, что стану… лжекузиной. Я считала, что стану твоей компаньонкой.
Марго расхохоталась.
- Наверное, ты - первый человек, который жалуется на то, что с ним обращаются слишком хорошо. Ну конечно же, ты должна пойти на бал. Мне ведь нужна опекунша, не так ли?
- Ты говоришь глупости. Зачем тебе нужна опекунша на балу, который дают твои родители?
- Один родитель. Не думаю, что мама будет присутствовать. У нее, по словам папы, в таких случаях всегда начинается приступ хандры.
- Это очень недобрые слова, Марго.
- О, перестань вести себя как строгая учительница. Ты уже больше ею не являешься. - Схватив красно-коричневый бархат, она обмоталась им и прошлась перед зеркалом. - Разве не великолепно? Какой цвет! Мне он очень идет. Ты согласна, Минель? И разве тебе не доставит радость видеть меня еще счастливее?
- Удивляюсь, как ты можешь так быстро меняться.
- Я ничуть не изменилась. В глубине сердца я по-прежнему скорблю по Шарло. Здесь сплошная печаль, - она указала на свою грудь. - Но я не могу грустить постоянно, и то, что я люблю балы и новые платья, не означает, что я не люблю своего ребенка.
Она обвила меня руками, и некоторое время мы стояли, прижавшись друг к другу. Думаю, в эти мгновения, несмотря на всю свою приземленность, я пребывала в не меньшем смятении, нежели Марго.
- Полагаю, я все же не смогу принять это платье, Марго, - сказала я наконец.
- Почему? Это тоже твое жалованье.
- Деньги я беру. Платье - это дело другое.
- Папа будет в ярости, а в последнее время он такой спокойный. Он сам сказал мне, что я должна выбрать ткань для нас обеих, и сам предложил цвета, что в его духе. Уверена, он будет очень недоволен, если я "выберу" не то, что он советовал.
- И все же я считаю, что мне нельзя принимать этот дар.
- Анет, наша портниха, придет сегодня после обеда для того, чтобы приступить к работе.
Я решила, что мне нужно повидаться с графом и начать приготовления к отъезду. Я слишком много узнала о нем и его образе жизни, чтобы быть счастливой в его семье. Я не могла за считанные месяцы отбросить все, чему меня учили всю жизнь. Более того, я была уверена, что жизненные принципы моей матери были достойнее тех, которые господствовали в замке.
Я уже знала, что в этот час граф обычно находится в библиотеке и не любит, чтобы его там беспокоили. Но я решила бросить вызов его недовольству, ибо, если граф разгневается на меня, мне будет проще организовать свой отъезд.
Но граф встретил меня более чем радостно. При моем появлении он тотчас встал и, взяв меня за руки, провел в библиотеку. Он пододвинул мне стул, сам тоже сел, поставив свой стул рядом с моим, после чего поинтересовался:
- Чему я обязан этому удовольствию?
- Я подумала, что пора прийти к взаимопониманию, - начала я, но, хотя за дверью я чувствовала себя смелой и решительной, сейчас мое самообладание быстро улетучивалось.
- Ничто другое я не встречу с такой радостью. Уверен, что такой проницательный человек, как вы, должен догадываться о моих чувствах к вам.
- До того, как вы продолжите, позвольте заявить вам, что я не могу принять от вас бальное платье.
- Почему?
- Потому что я не считаю это…
- Пристойным и приличным! - граф вскинул брови, и в его глазах я увидела блеснувшую издевку. - Вы должны мне все объяснить. В этих вопросах я совершенно несведущ. Скажите, что прилично принимать в дар, а что неприлично.
- Свое жалованье я принимаю потому, что зарабатываю его, будучи компаньонкой вашей дочери.
- О, но вы же стали кузиной… родственницей. А один член семьи может сделать подарок другому… и насколько приятнее дарить вещь нужную, а не бесполезную безделушку.
- Пожалуйста, когда мы наедине, отбросим этот фарс.
- Хорошо, отбросим. Правда заключается в том, что я вами увлечен. Вам это известно, так зачем же притворяться?
Я встала. Граф оказался рядом со мной и обвил меня руками.
- Пожалуйста, пустите меня, - твердо сказала я.
- Вначале скажите, что вы тоже сможете полюбить меня.
- Я не нахожу это смешным.
- А я, как ни странно, нахожу, хотя мои чувства затронуты очень глубоко. Вы веселите и чаруете меня. Думаю, именно поэтому меня так влечет к вам. Вы так отличаетесь от всех знакомых мне людей.
- Не соблаговолите ли выполнить одну вещь?
- С величайшей радостью выполню любую вашу просьбу.
- Тогда, пожалуйста, вернитесь на свое место и позвольте рассказать вам о моих чувствах.
- Естественно, ваше желание будет выполнено.
Граф сел, я сделала то же самое. Я чувствовала, что должна сделать это, так как у меня дрожали ноги, и я боялась, как бы граф не увидел мое волнение. Стиснув руки, я сказала:
- Я не принадлежу к вашему кругу, господин граф.
- Шарль, - поправил он.
- Но я просто не могу звать вас по имени. Вы для меня господин граф и всегда будете им. Я воспитана на других нравственных устоях, с иным кодексом поведения. Мой взгляд на жизнь совершенно отличен от вашего. Уверена, что вы найдете меня в высшей степени скучной.
- Какая радость, что мы не приходим к согласию ни по одному вопросу. Это лишь усиливает очарование.
- Вы предлагаете мне стать вашей любовницей. Знаю, что у вас их было множество, и для вас это естественная норма поведения. Сможете ли вы понять, что я никогда не соглашусь на подобное и именно поэтому приняла решение вернуться в Англию? Я думала, что подожду до тех пор, пока Марго не обустроится, но теперь вижу, что это невозможно. Это вытекает из вашего недвусмысленного намека. Я собираюсь незамедлительно начать приготовления к отъезду.
- Боюсь, я не могу согласиться с этим. Вы были наняты присматривать за моей дочерью, и я вправе ждать, что вы сдержите свое слово.
- Слово? Какое слово?
- Ну как это еще можно назвать? Джентльменское соглашение? Только договаривались особы противоположного пола. Вы не можете бросить Маргариту сейчас!
- Она поймет.
- Поймет ли? Вы видели, что с ней было в тот вечер. Но почему мы говорим о ней? Давайте поговорим о нас. Вы переборете свои предубеждения, я покажу вам как. Вы станете обеспеченной… получите все, что только пожелаете.
- Неужели вы полагаете, что сможете соблазнить меня этим?
- Возможно, чем-нибудь другим.
Я опустила глаза перед его пылким и страстным взглядом. Я боялась графа - хотя, возможно, правильнее было бы сказать, что я боялась себя.
- Скажите мне только одно, - медленно произнес граф. - Если бы я имел возможность предложить вам выйти за меня замуж и сделал бы это, вы согласились бы?
Я колебалась слишком долго. Наконец сказала:
- Мсье, я недостаточно хорошо знаю вас…
- А то, что вы слышали, смею предположить, частенько рисовало меня не с лучшей стороны.
- Не смею судить вас.
- А делаете именно это.
- Нет, я пытаюсь сказать, что мы слишком разные. Я должна вернуться.
- К чему?
- Имеет ли это значение?
- Для вас это будет значить очень многое. Скажите, что вы будете делать? Вернетесь в школу? Маловероятно, ведь в любую минуту может возвратиться домой господин Джоэл.
- У меня есть немного денег…
- Но недостаточно, моя бесстрашная прелесть. Вижу, я действовал слишком стремительно. Я заговорил слишком рано. Ваш приход застиг меня врасплох. Видит Бог, я слишком долго сдерживался. Как вы думаете, ледяная дева, из чего я сделан? Вы созданы для меня. Я понял это в то самое мгновение, когда вы вошли в мою спальню и я увидел, как краска залила ваше лицо. Мне нравится смущать вас, ибо в таких случаях я получаю преимущество. Мне нравится спорить с вами. Мне нравятся наши словесные поединки. Я частенько думаю об этом. С той поры, как я познакомился с вами, меня больше ни к кому не влечет.
- Надеюсь, это не причиняет неудобств вашим любовницам.
- Незначительные, как вы можете догадаться, - улыбнулся граф.
- В таком случае, мне самое время уехать, и равновесие восстановится.
Он расхохотался.
- Дорогая Минель, я часто думаю, каким дураком оказался молодой Джоэл. Он мог предложить вам выйти замуж. Видит Бог, если бы это мог сделать я! Если бы я мог прямо сейчас взять вашу руку и сказать: "Будь моей женой!" - я был бы счастливейшим человеком во Франции.
- А пока вы радуетесь невозможности этого и храните себя от столь безумного поступка.
- Вдвоем с вами… сколько радости мы бы пережили. Я знаю это. Я знаю женщин…
- Вам нет необходимости убеждать меня в этом.
- Я чувствую в вас скрытые глубины. О, Минель, любовь моя, у нас будут сыновья - твои и мои. Ты создана для того, чтобы рожать сыновей. Сойди со своего пьедестала и стань счастливой. Будем довольствоваться тем, чем можно.
- Я не могу больше слышать подобное. Я нахожу это оскорбительным. Под этой самой крышей находится ваша немощная жена.
- Как будто ей есть до этого дело! Ей хочется только валяться в постели и жаловаться на бесчисленные недуги преданной няньке, которая поддерживает это нытье.
- У вас очень сострадательное сердце!
- Минель…
Я подошла к двери, и граф не попытался остановить меня. Это отчасти обрадовало меня, отчасти опечалило. Я ужасалась мысли, что он стиснет меня в своих объятиях, так как, когда он сделал это, я не смогла не почувствовать его притягательность, и теперь в мгновение ока позабыла бы то, чему меня учили всю жизнь. Мне стало страшно. Вот в чем заключалась настоящая причина, по которой я должна была уехать домой.
Вернувшись бегом в свою комнату, я закрыла дверь и села перед зеркалом. Я с трудом узнала себя. Мои щеки ярко пылали, волосы были в беспорядке. Я словно увидела неодобрительный взгляд своей матери и услышала ее выговор: "На твоем месте я немедленно начала бы собирать вещи. Ты в опасности. Тебе нужно было уехать еще вчера".
Разумеется, она была бы права. По ее понятиям, я должна быть оскорблена. Граф Фонтэн-Делиб предложил мне стать его любовницей. Я ни за что бы не поверила, что подобное возможно. И уж тем более не поверила бы, что буду испытывать настолько сильное желание уступить. Я понимала, что должна немедленно уехать.
Я начала собирать вещи.
"Куда ты поедешь?" - спросила моя практичная половина.
"Не знаю. Поселюсь где-нибудь. Устроюсь на работу. У меня есть немного денег. Возможно, вернусь в Деррингем и попытаюсь открыть школу и начать все сначала. Теперь я лучше разбираюсь в жизни. Вероятно, на этот раз мне будет сопутствовать успех".
Я села на кровать и закрыла лицо руками. Отчаяние, казалось, навалилось на меня со всех сторон.
Послышался стук в дверь. Не успела я ответить, как в комнату с искаженным от ужаса лицом ворвалась Марго и бросилась ко мне.
- Минель, мы должны бежать. Я не останусь здесь. Я не могу. Я не сделаю этого.
- Что ты имеешь в виду? Что стряслось?
- Мой отец только что все рассказал мне.
Я с изумлением взглянула на Марго. Отец, должно быть, послал за ней сразу же после того, как я от него вышла.
- Виконт де Грассвиль просит моей руки. Его род по знатности равен нашему, и папа согласился отдать меня виконту. На предстоящем балу объявят о нашей помолвке, а свадьба через месяц. Я не допущу этого. Мне так плохо, Минель. Единственное утешение в том, что ты здесь.
- Я недолго буду здесь оставаться.
- Да. Ты поедешь со мной. Ты ведь поедешь, не так ли? Иначе и быть не может.
- Марго, я должна сказать тебе, что собираюсь уехать отсюда.
- Что, уехать? Почему?
- Потому что я чувствую, что должна вернуться домой.
- Ты хочешь сказать, что бросишь меня!
- Марго, мне лучше уехать.
- О! - Издав протяжный стон, она начала плакать. Рыдания сотрясали ее, но она не делала попыток сдержать их. - Я так несчастна, Минель. Пока ты рядом, я все вынесу. Мы сможем смеяться вдвоем. Ты не можешь уехать. Я тебя не пущу. - Она умоляюще посмотрела на меня. - Вдвоем мы отыщем Шарло. Мы придумаем план. Ты обещала… ты обещала. Не может же все пойти прахом. Если мне придется выйти за этого Грассвиля, ты будешь со мной.
Марго начала смеяться, а это всегда пугало меня, смесь смеха и слез была просто жуткой.
- Перестань, Марго! - воскликнула я. - Перестань!
- Я ничего не могу поделать. Мне так смешно… смешно…
Я встряхнула ее за плечи.
- Трагически смешно, - сказала Марго, понемногу успокаиваясь. Прижавшись ко мне, она продолжала: - Ты же не уедешь прямо сейчас, Минель. Обещай мне, о, обещай мне… только не сейчас.
Чтобы успокоить ее, я подтвердила: только не сейчас. Я вынуждена была согласиться остаться еще на некоторое время.
А еще я подумала, не сказал ли граф эту новость своей дочери именно сейчас потому, что предвидел, какова будет ее реакция. Я знала, что он дьявольски хитер и мастер устраивать все по-своему. Это пугало меня и в то же время - странно, ни я, ни моя мать не одобрили бы этого - наполняло радостным возбуждением.
Пришла портниха, но я отказалась принять голубую ткань, сказав, что не позволю шить из нее мне платье. Марго была вне себя.